Узы крови (джен)

Ramin Djawadi — The Rains of Castamere

David Bowie — Starman

Массивная дубовая дверь с грохотом захлопнулась за принцем, прерывая его связь с внешним миром. Взволнованные лица матери и брата, сверкающие на солнце лезвия алебард, разномастный мрамор — все это исчезло за непроницаемой древесиной, умышленно перекрашенной в красный цвет — цвет дома Ланнистеров. Единственным источником света в столь причудливой комнате овальной формы служили два огромных окна в форме солнца и полумесяца. Это маленькое помещение с широким столом в центре предназначалось для личных встреч с королем, настолько приватных, что разговаривать о них в Тронном зале было равносильно измене короне.

Тяжелые стулья с длинными спинками стояли по обе стороны от заложенного картами стола. Клаус упорно игнорировал человека, который восседал на одном из них, умышленно подолгу задерживая взгляд на разнообразных предметах, разбросанных по всей комнате. Редкие картины предков, дорогое оружие, многочисленные доспехи, начищенные до блеска или покрывшиеся слоем пыли. Все это когда-то принадлежало храбрым воинам и могущественным домам, которые решили одарить нового короля Беленора знаками внимания.

Размышления о происхождении серебряного шлема с причудливым клейнодом прервал настойчивый стук пальца по деревянной поверхности. Прищуренные глаза стального оттенка не переставали настойчиво требовать к себе внимания. Казалось, они прожигали каждую клеточку тела, пробираясь внутрь и выворачивая органы наизнанку. Резкий холодок прошел по коже, когда Майкл протянул руку, указывая ей в сторону свободного стула напротив.

Лев не сразу принял предложение, однако иного выбора не было. Двадцать лет превратили молодого мальчишку, лидера восстания и самой масштабной войны Беленора, в настоящего короля. Темно-золотистые волосы давно утратили прежний блеск, перестали виться и были коротко острижены, чтобы скрыть беспощадную седину. Овальное лицо было испещрено многочисленными морщинами и складками, которые не скрывала даже легкая щетина на подбородке, скулах и вокруг губ.

В молодости он редко одаривал окружающих улыбкой, а теперь это явление и вовсе было равносильно снегу в июле. Борьба за корону отобрала у него все: годы юности, любимую сестру, братьев, многочисленных друзей и собственный дом. Медный графин с вином стоял нетронутым около бронзового бокала — свидетельство ужасного настроения.

Клаус более не собирался играть по отцовским правилам. Годы детства давно прошли, что придавало странной уверенности. Кронпринц со спокойным лицом, тронутым слабой иронической усмешкой, удобно разместился на стуле, при этом склонив голову набок в ожидании предстоящей тирады. Лорд Утеса долго наблюдал за действиями сына, но по-прежнему не сказал ни слова.

Молчание угнетало, подавляло и уничтожало весь боевой дух.

— Глупо было убивать его, — наконец произнес Майкл, выдержав долгую паузу в несколько минут. Клаус не сводил глаз с желваков на его щеках. — Ланнистеры не ведут себя как идиоты.

Он покрутил в руках до краев наполненный бокал, приблизил его к лицу и принюхался к содержимому, после чего выплеснул жидкость на пол. Кронпринц тяжело вздохнул, стараясь не показывать того, что отец ошибочно может принять за страх. В какой-то момент ему даже захотелось что-то сказать, отпарировать, но проницательные глаза старшего Ланнистера скользнули по приподнявшейся для жестикуляции руки.

— Хочешь сказать что-то умное? Ну, давай, говори что-то умное, — Никлаус стиснул зубы, одаривая собеседника презрительным взглядом. — Странно, обычно твой рот не закрывается. Может, Мартелл сделал мне одолжение и вырезал тебе язык? В истории Беленора еще не было безмолвных королей, — очередное молчание, в ходе которого Майкл усиленно растирал виски двумя пальцами правой руки. — Говорят, сумасшедшая компания под предводительством наследника престола напала на беззащитного человека, остановившегося переночевать на постоялом дворе, и убила его. Во время столь ожесточенной борьбы один из вас был сильно ранен, что заставило трех других убить принца и лорда Дорна, одного из самых могущественных людей Беленора.

— Ты слишком сильно доверяешь бордельным сплетням. Не в моих правилах нападать на человека втроем или вчетвером. Это было бы бесчестно.

— Честь? — выплюнул Майкл, сверкнув глазами. Он давно поднялся со своего трона и теперь расхаживал по комнате, заложив руки за спину. — Тебя слишком волнует то, что о тебе думают другие люди, — Клаус приподнял одну бровь, что не ускользнуло от внимания короля. — Что? Нет? Я не прав? То есть, тебя не волнует, что за твоей спиной люди рассказывают подобные небылицы? Что они допускают саму мысль о твоей так называемой жестокости?

— Конечно, меня это волнует! — практически выкрикнул кронпринц, понимая, что сорвался. Он по-прежнему продолжает играть по его правилам, несмотря на то, что все силы были использованы, лишь бы избежать подобного. Лорд Львиного Утеса победно усмехнулся, а затем вновь подошел к своему стулу.

— Льву наплевать на то, что думает о нем овца, — Майкл тяжело вздохнул, раздумывая над тем, следует ли вновь наполнять бокал, который он все равно не будет использовать по назначению. — Остается радоваться, что твое тщеславие и безрассудство превзошли чувство милосердия. У тебя хватило ума добить его, а не оставлять в живых на потеху публики. В таком случае наше имя отныне вызывало бы еще меньше уважения.

— Значит, льва все-таки заботит мнение ове… — Клаус вздрогнул, когда кулак отца опустился на стол в нескольких сантиметрах от него самого.

— Это не мнение, это факт! — прокричал Майкл, нависая над сыном и заставляя того немного отодвинуться. Казалось, он не моргал вовсе; небольшая морщина залегла между бровями, а дыхание участилось. — Если какой-то дом может напасть и безнаказанно убивать кого-то из нас, это значит, что нашего дома можно не бояться! Твоя тетя мертва, скоро умру и я, и ты, твои братья, твоя сестра, и все их дети тоже будут мертвы — все будем гнить под землей. Будет лишь имя семьи — это все, что останется! Одна только слава и честь семьи! Ты понимаешь? — Никлаус старался смотреть в сторону, однако правитель Беленора стиснул пальцами его побледневший подбородок и слегка приподнял кверху, заставляя сына взглянуть себе в глаза. — Ты обладаешь очень редкими дарами. Тебе повезло родиться в самой могущественной семье в королевстве. И ты все еще молод. Как ты использовал эти дары? — наследник престола резко мотнул головой, сбрасывая с себя таким образом настойчивые прикосновения, из-за которых капли холодного пота начали выступать на лбу. — Я делал все для этой семьи. В мои планы входило установить династию, которая будет править тысячи лет! Но ты упрямо хочешь, чтобы мы обратились в ничто, как Таргариены.

— Мне надо, чтобы ты стал тем, кем всегда должен был быть. Не в следующем году, не завтра, а сейчас! — продолжал старший Лев, на сей раз принявший окончательное решение относительно бокала. Он был наполнен до краев, жидкость расплескалась по столу и залила карту. Ощутив во рту горьковатый привкус, Майкл немного успокоился и вновь перевел уже более благосклонный взгляд на окаменевшее лицо старшего сына. Безучастные зеленые глаза, доставшиеся от матери, блуждали по старинным вещам. — Знаешь, иной раз я жалею, что Элайджа не может занять престол. Он бы подумал трижды, прежде чем ввязываться в драку с лордом Южного региона.

Последнее предложение резануло по сердцу. Он всегда так говорит, при любой возможности, но почему-то именно сейчас, в данный момент, эти слова были равносильны электрическому разряду, пропущенному через все тело. Кронпринц плотнее сжал челюсти, слыша неприятное скрежетание внутри. Он пытался успокоиться, выровнять дыхание и продемонстрировать холодность, безэмоциональность. Но все это рухнуло в один момент. Отец умел причинять боль. В свое время она была телесной, но с возрастом изменились не только правила игры. Лев так и не смог ответить на вопрос: что же из этого хуже?

— Знаешь, это забавно, — проговорил Николаус, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться и не натворить глупостей. Нельзя демонстрировать слабость, — когда ты подчеркиваешь все свои усилия, приложенные к созданию нашего имени, — он не сводил помутневших глаз со спины Майкла, отметив про себя, что тот немного повернул голову, прислушиваясь. — Тем не менее, ты забываешь, что я делал абсолютно все, чтобы угодить вам. Я убил впервые ради семьи, но тебе этого было мало. Действительно, ведь с тобой мне не сравниться. Для этого нужно размозжить черепа нескольким невинным младенцам и завернуть их в плащи Ланнистеров.

Бокал зазвенел по каменному полу, выплескивая свое содержимое. Казалось, этот звук эхом разнесся по всей комнате. Майкл до боли сжал кулаки, ощущая, как ногти вонзаются в кожу и оставляют глубокий след. Клаус мог считать себя победителем в этой битве, однако времени торжествовать не было, поскольку отец резко развернулся, и вид его расширенных зрачков и стиснутых зубов не предвещал ничего хорошего. Медленным шагом он направился в сторону сидящего; левая щека слегка подрагивала, а глаза словно налились кровью. Кронпринц понимал, что зашел слишком далеко, коснулся запретной темы, поэтому сразу же вскочил с места, предусмотрительно отодвигая стул к центру зала, чтобы выиграть время для отступления.

Еще немного, и правитель Беленора оказался в нескольких сантиметрах от сына, чьи опрометчивые слова могли стоить жизни одного Льва. Они еще долго гипнотизировали друг друга взглядами — ожидали каких-то действий. Майкл пытался измерить расстояние между двумя негласными оппонентами, дабы отплатить мальчишке по заслугам. Неизвестно, насколько далеко бы зашли мстительные планы старшего Ланнистера, если бы их не прервала резко распахнувшееся дверь. Мозер с нескрываемым негодованием оттолкнул одного из стражников, который посмел преградить ему путь огромной алебардой, после чего спокойно вошел внутрь, не позволяя при этом типичной усмешке покинуть собственное лицо.

— Тирелл? — гнев сменился удивлением при виде старого друга, не появлявшегося в столице много лет. Лев не знал истинных причин столь странного поведения одного из самых близких и надежных товарищей, но оправдание в виде недавно умершего брата было вполне приемлемым.

— Единственный и неповторимый, — Мозер подмигнул, а затем сделал несколько вальяжных шагов по мраморным ступеням. Насмешливые голубые глаза без какой-либо видимой заинтересованности скользили по лицам присутствующих, лишь изредка задерживаясь на определенных чертах. Медленно отрастающие темные волосы его были растрепаны от бешеного конского галопа. — Полагаю, я не вовремя?

Он изобразил самую искреннюю обеспокоенность относительно своей невоспитанности и нетерпеливости. Если не брать во внимание тот факт, что несколько минут назад Эстер слезно умоляла его вмешаться в приватный разговор отца с сыном и предотвратить возможные последствия, то эмоции действительно были неподдельными. Разве он, влюбленный идиот, мог отказать королеве? Король улыбнулся уголками губ, постепенно осознавая, что гнев проходит. Никлаус, все еще шокированный неожиданным появлением просторца, стоял немного поодаль, ближе к двери. Заметив на столе медный графин с небезызвестным содержимым, Рыцарь Цветов любезно осведомился о том, может ли он надеяться на угощение. В тот момент, когда Майкл наклонился над другим бокалом, Тирелл незаметно положил кронпринцу руку на плечо и шепотом произнес:

— Убирайся отсюда, немедленно! — строгое выражение лица моментально сменилось на ироническое, стоило старшему Ланнистеру развернуться вместе с до краев наполненным бокалом. В этот момент Никлаус, перепрыгнув разом несколько ступенек, стремглав вылетел из комнаты.

Голос отца перестал звенеть в ушах лишь тогда, когда он отошел на безопасное расстояние и услышал, как с грохотом захлопнулась дубовая дверь. Взгляд судорожно метался по хорошо освещенному коридору, ища выход, который, казалось, отдалялся с каждым мгновением. Он не обратил внимания на протянутую руку Элайджи, взволнованно-вопросительный взгляд матери и незнакомца, стоявшего рядом с ней — все они находились за невидимой чертой, своеобразной гранью. Оттолкнув по дороге оторопевшего младшего брата, Никлаус практически выбежал из угнетающего помещения. Резкий солнечный свет снова ослепил, но ненадолго — легкие порывы свежего, утреннего ветра благоприятно подействовали на внутреннее состояние.

Пальцы до побелевших костяшек сжимали металлические перила огромной террасы, откуда открывался вид на весь город. Дорога из красного кирпича тянулась до холма, на котором возвышалась многоярусная церковь с четырьмя башнями вокруг синеватого купола. Обычно колокола начинали звонить ближе к полудню, призывая народ вовнутрь. Отвратительные запахи гнили, пота и гари, типичные для столицы, немного отрезвили блуждающий разум, возвращая кронпринца к реальности. Постепенно дыхание выровнялось, сердце перестало бешено колотиться. Лев полулежал на решетчатых перилах, наблюдая за жизнью города.

— Так-так-так, значит, ты убил Рубена Мартелла? — Клаус усмехнулся, осознавая, что за человек в данный момент находится у него за спиной. Ловко спрыгнув c крыши, обладатель таких же зеленых глаз, как и вся младшая ветвь дома Ланнистеров, склонил голову набок, не переставая ухмыляться. — Без меня?

— Ты снова это делаешь, Кол, — скрестив руки на груди, кронпринц метнул шутливо-грозный взгляд в сторону самой невинной улыбки, которая когда-либо могла проявиться на лице четвертого по счету сына Майкла. Светло-каштановые волосы придавали правильным чертам лица, еще не тронутым признаками взросления, некую притягательность. Его гладко выбритый подбородок чуть выдавался вперед, а белоснежные зубы, которые он всегда оголял, смеясь над чем-то или кем-то, на сей раз были спрятаны за тонкой линией губ. В слегка прищуренных глазах до сих пор плясали дьявольские искорки. — Ты снова лазаешь по крышам.

— Да брось, Ник, — Кол облизнул пересохшие губы и прикусил язык зубами, в результате чего он оказался высунутым почти наполовину. Вызывающая поза вкупе с маленьким ростом придавали Льву некий комизм, несмотря на наигранную серьезность на лице. — Когда мы жили на Утесе, ты нырял с него, с высоты в сорок метров, и никогда не боялся.

— Бояться было нечего, пока Финн не нажаловался отцу. Помнишь, что он тогда сказал?

— Конечно, помню — "Мы — Ланнистеры, а Ланнистеры не ведут себя как идиоты".

Никлаус вздрогнул от услышанного. Он снова погрузился в глубокие размышления относительно того, что произошло несколько минут назад. Впрочем, из задумчивости его вывело легкое касание к плечу.

— Признаться, я рад, что ты вернулся. По замку ходило много сплетен о твоей смерти. Меня это порадовало с самого начала, поскольку тогда я бы на шаг приблизился к трону.

— Кол сядет на Железный Трон? Извини, маленький братец, но я плохо представляю себе этот ночной кошмар, — мелодичный голос привлек внимание двух собеседников, заставляя их повернуть голову в сторону говорившей. Она больше не произнесла ни слова, лишь обворожительно улыбнулась, после чего прижалась к Клаусу, утыкаясь лбом ему в грудь. Такая идиллия продолжалась несколько минут, по прошествии которых девушка подняла на брата изумрудно-зеленые глаза. Белокурые волосы были собраны на затылке в причудливую прическу, и лишь несколько прядей обрамляли свежее лицо. Она была единственной дочерью Майкла и Эстер, что позволило ей унаследовать их лучшие черты.

— Я был бы хорошим королем, Ребекка, — обиженно пробурчал Кол, демонстративно вздергивая подбородок. Этот жест не мог не заставить улыбнуться, что кронпринц и его сестра тотчас сделали. — Сама подумай: Элайджа слишком правильный. В его правление жизнь будет скучной и мирной. Финн — страшный зануда. Его убьют в собственной постели даже не из-за власти, а потому что он достанет всех в первый же день. Остается самая выигрышная кандидатура в виде меня.

— Пойди и расскажи все это отцу. Я более чем уверена, что он оценит, — лучезарная улыбка вновь появилась на ее лице, когда она обратила внимание вздрогнувшего всем телом младшего братом, чье лицо исказила гримаса отвращения. Ребекка не стала зацикливаться на нем и сразу же обернулась к кронпринцу, глядя тому прямо в глаза. — Ты все-таки вернулся.

— Я же не мог пропустить твои именины, — Никлаус подмигнул, при этом позволяя сестре взять себя под руку. Другую свободную руку она продела под мышку Колу, все еще обдумывающему очередной коварный, по его мнению, план. От удивления братья не сразу поняли, куда их ведут, пока не вышли в прямоугольный двор, засыпанный песком.

Оглушительный собачий лай приветствовал непрошеных гостей. Охотничьи собаки с остервенением вгрызались в металлические прутья загонов, пытаясь выбраться на волю. Незнакомый запах возбуждал в них древний инстинкт преследования добычи. Впрочем, Ребекка не позволяла своим братьям останавливаться между однообразными клетками, ведя их под руки к центральному загону, откуда слышался отчетливый щенячий визг. Клаус не сразу понял, что происходит, пока не заметил копошащихся в стоге сена разномастных щенков. Пятеро маленьких комочков с тряпичными ушами перекатывались на подстилках, играя друг с другом. Один из них без остановки трепал неокрепшими клыками старую тряпку, превращая ее в набор ниток. Недавно открывшиеся глаза голубоватого оттенка с нескрываемым любопытством следили за новоприбывшими. Крохотные лапы путались в разорванных нитях от полотенца. Пушистые мордочки с высунутыми языками уткнулись в хрупкую ладонь Ребекки.

— Этот принадлежит мне, — не без гордости произнес Кол, беря в руки мальчишку коричневого окраса, в зубах которого до сих пор остался кусок тряпки. Помотав вытянутой мордой, щенок со всей силы вцепился младшему Ланнистеру в ладонь, при этом издавая глухое рычание, больше напоминающее визг. — Его зовут Даллас.

— Он очень похож на тебя, — насмешливо произнесла девушка, после чего перевела взгляд на кронпринца. — По одному щенку на каждого из детей Майкла, — произнося эти слова, он взяла на руки рыжеватую девочку, чьи заплывшие глаза свидетельствовали о недавнем сне. — Ее зовут Лидия. Единственная самка из всего выводка.

— Ирония, не правда ли? — парировал младший братец, все еще пытаясь оторвать намертво вцепившегося в руку пса.

Никлаус внимательно следил за каждым шумливым комочком, однако в вольере оказалось лишь пятеро щенков, в то время, как детей у Майкла было шестеро. Двое находились в заботливых руках близких, остальные трое жались к металлическим прутьям, ожидая свою порцию ласк. Тщательно осматривая небольшой вольер, Лев обнаружил небольшую бочку в углу, ссохшуюся от сырости. По ней, преисполненный решимости и упорства, карабкался черный мальчишка.

Неровная поверхность каждый раз отбрасывала его назад, однако когтистые лапы вновь и вновь продолжали добиваться поставленной цели. Он был гораздо крупнее своих братьев и сестры, даже в глубоко посаженных глазах мелькало нечто такое, чего не было у остальных. Едва заметное пятнышко на брюхе сразу же примелькалось кронпринцу — лишь ради этого он перегнулся через высокую деревянную ограду, подхватил зарычавшего пса на руки и потянул ближе к себе.

— Первенец, — улыбнувшись, подсказала Ребекка, запуская тонкие пальцы в желтоватую шерсть своего питомца. — Мы решили, что он должен принадлежать тебе, несмотря на то, что Финн отчаянно его жаждал. Имени у него еще нет, но, думаю, это ненадолго?

Клаус понял намек. Без лишних церемоний он внимательно осмотрел доставшегося ему друга, чьи проницательные маленькие глаза практически не отрывались от лица нового хозяина. Крепкие лапы со всей силы уперлись Ланнистеру в грудь, когда он немного приблизил его к себе. Щенок действительно чем-то напоминал самого принца: не только излишней упорностью, но и желанием возвыситься над остальными, желанием доказать свое право на существование. Пес во всю ширину открыл рот и протяжно зевнул, показав небольшие клыки. Его утомил тщательный осмотр, однако он не сопротивлялся, словно знал, что так и должно быть.

— Его будут звать Хоген, — наконец проговорил наследник престола, опуская собаку около своих ног. Щенок, весело виляя хвостом, опустил две лапы на кожаные туфли для верховой езды, соглашаясь таким образом со столь славным именем, принадлежавшим ранее великому полководцу, представителю дома Ланнистеров.