Сумерки богов (джен)

— Почему она не звонит? Креветка, ты ничего не напутал?

— Не напутал.

— Тогда какого…?

— Откуда я знаю? Сознание потеряла.

— Координаты есть?

— Есть. А толку? Без кода периметр не откроется.

— А взломать? Ты же типа гений. Давай, шевели мозгами.

— Там искин седьмого уровня. И чертов кибер. Думаешь, я не пробовал? Код периметра меняется каждые сутки. После того покушения она стала осторожней. Если мы туда сунемся без опознавательных знаков, нас дрон собьет.

— А если она… ну в общем, уже того? Это п@@%ец, если того. Потому что нас тогда тоже… того.

— Заткнись, Хряк. Запроси МЧС.

— Может, по другой линии?

— Черт! У нее комм!

* * *

Первым движением, маневром, броском — схватить видеофон и позвонить в службу спасения. Трезвый, оправданный логикой и рассудком, единственно верный шаг. Она потерпела крушение, совершила вынужденную посадку в заснеженной, утыканной мерзлыми деревьями пустыне. Что может чувствовать при подобных обстоятельствах одинокая, слабая женщина, запертая в скорлупе остывающего флайера? Ужас. Свою ничтожность и уязвимость. Она сейчас в этом лесу как сорвавшийся с обшивки корабля космолетчик, забывший закрепить страховку и уносимый безжалостным инерционным ускорением в космос. Тут работают только инстинкты, первобытные, примитивные импульсы — спасаться, бежать. Или вопить.

Только на морозе крик получится жалким. Мелькнет облачком пара и выпадет росой в ожидающую его белую глазурь, куда и сам человек, наоравшись, скоро провалится под равнодушное шуршание морозных песчинок, чтобы еще некоторое время пожить, скорчившись и выдыхая, а затем безмятежно уснуть, постепенно синея и кристаллизуясь.

Корделия несколько минут прислушивалась к обрушившейся тишине. Эта тишина падала такими же огромными мягкими комьями, какими с потревоженных деревьев сыпался снег. Приборная панель погасла. Едва слышно поскрипывая и постанывая, все еще укладывался и размещался в снежной купели продолговатый корпус флайера. До черноты не стемнело. Снег исходил отраженным звездным светом, заливая кабину далеким солнечным присутствием.

Корделия еще какое-то время не шевелилась. Мысленно провела ревизию тела, его целостность и дееспособность, обвела контуром внимания. Боли она не чувствовала. Ничего не сломано, не ушиблено. Легкий дискомфорт в левом подреберье, но это от впившегося в тело ремня безопасности. Флайер сполз на левый бок и она зависла в схожем положении. Сейчас она отстегнет ремень и станет легче. Дотянется до «бардачка», извлечет видеофон и наберет номер службы спасения.

Ремень отстегнулся легко. Его не заклинило и не перекосило. Правда, теперь она свалилась на дверцу. И до «бардачка» не так просто дотянуться, но если она постарается и для начала распутает собственные руки и ноги…

На запястье завибрировал комм. Замигал тревожно и призывно. Корделия уставилась на него в некотором недоумении. Как же она могла забыть? Прибор скорее напоминал массивное украшение, чем средство связи. Корделия им не пользовалась. У нее под рукой всегда был видеофон. А комм ей, по большому счету, не нужен. Мартин убегать не планировал, с «поводка» она его отпустила, хотя он и не настаивал, а при необходимости, если бегемотик отправлялся на поиски приключений, на «поводке» его держала «Жанет», чьи полномочия теперь распространялись до самых границ владений Трастамара. Девайс, оживший на руке, Корделию заставил надеть Мартин, аргументировав свою настойчивость тем, что «Жанет» связывается с хозяйкой через приемное устройство флайера, а прямого канала у нее нет.

— Но есть же видеофон! — возразила Корделия. — Он работает через спутник. Я могу позвонить откуда угодно, даже с Северного полюса.

— Он может сломаться, — ответил неумолимый киборг.

Корделии комм не нравился — не только потому, что был громоздким и напоминал безвкусное купеческое украшение, но еще и потому, что приходился братом-близнецом тому комму, что некогда содержал в себе «капсулу с ядом». Тот, первый, раздавленный, покореженный, Мартин похоронил где-то в лесу. А этот, второй, так и остался в своем упаковочном гнездышке с опознавательным логотипом федеральной СБ. Еще одно печальное напоминание. Эти два комма были подарены ей погибшим Ордынцевым.

О комме, оказывается, все это время помнил Мартин — о возможностях "браслета", о его локационной независимости. Он принес прибор после четвертого отрицательного ответа. И Корделия смирилась. Не стала делать его еще более несчастным.

И вот комм ожил, замигал, завибрировал. Странно, что этого не произошло сразу после вынужденной посадки. Она уже с четверть часа находится в этой снежной купели. Вероятно, комм не сразу настроился. Теперь далекий сигнал, пройдя по невидимым волновым сетям, нашел висящий на геостационарной орбите ретранслятор, тот отбил сигнал, как теннисный мяч, и направил к далекой пульсирующей точке на лидаре искина. Корделия коснулась сенсора приема.

— Повреждения? — услышала она ровный, слегка жестковатый голос Мартина.

Как заговорил бегемотик! Совсем взрослым стал.

— Тебе как? В процентах? Или в десятичных дробях?

— Не шути, — снова одернул ее Мартин.

— Приказ принят к исполнению. Да нет повреждений. Возможно, пара синяков. «Кошка» сработала безупречно. Если бы не деревья, посадила бы флайер точно на брюхо. Но из-за деревьев он завалился на бок. Так что мне слегка неудобно. Ноги выше головы.

— Я приеду.

— Зачем? Я позвоню в службу спасения. Дам им свои координаты, и они привезут меня на своем флайере. Зачем-то я же плачу налоги.

— Не звони в службу.

— Почему? — Она удивилась такой категоричности. — Ты сомневаешься в их квалификации? Напрасно. Служба спасения так же под надзором губернатора и действует весьма эффективно. Им даже не придется меня искать. Они меня запеленгуют и…

— Нет! — отрезал Мартин. — Я не сомневаюсь в их квалификации. Я сомневаюсь в твоем видеофоне.

— А с ним то что не так?

— Я не совсем уверен… Мне показалось, но когда ты последний раз мне с него звонила… когда прибыла в Перигор, что сигнал не совсем чистый, он как будто раздваивался, как будто отклонялся на дополнительный приемник.

— Постой, постой, ты что же… хочешь сказать, что меня… прослушивают? Здесь, на Геральдике? Кому это может понадобиться? Я же не веду по нему никаких деловых переговоров. Эта игрушка чисто для болтовни.

— Болтовня тоже кому-то может быть интересна.

Корделия помолчала.

— Мартин, а ты не заигрался?

— Твой флайер самым необъяснимым образом вышел из строя, — напомнил киборг. — Сейчас ты позвонишь в службу спасения, дашь свои координаты и деактивируешь периметр, чтобы флайер спасателей мог беспрепятственно пересечь границу. Ты абсолютно уверена, что эти координаты услышит только оператор службы и только их флайер ими воспользуется?

Корделия задумалась. Как и все резиденты Геральдики, она слишком полагалась на обособленность планеты, на дотошную процедуру допуска и многочисленные верификации прибывающих. Чужие на планету не допускались. А после бесчинств, учиненных ловцами «DEX-company» в поместье Монмутов, губернатор Гонди вообще отказывал в гостевом разрешении, а всем подающим заявки приглашающим рекомендовал встречаться с друзьями и любовниками на нейтральных планетах. Да и для прибывающих пассажирских лайнеров правила ужесточили. В космопорте Лютеции транзитных пассажиров не выпускали из здания. Да, та история наделала много шума.

Правда, Генри Монмут о затеянном скандале быстро пожалел, так как в его адрес полетело больше ругательств, чем сочувственных вздохов. Но факт остается фактом — доступ на Геральдику теперь строго ограничен.

Однако если принять это за аксиому, то вывод напрашивается неутешительный — ее видеофон прослушивает кто-то из резидентов, из тех, кому приглашений, разрешений и согласований не требуется. Но кто это может быть? Кто-то из Совета пэров? Из благородного собрания? Из администрации регента? Почему сейчас? Почему не пять лет назад? Или Мартин увлекся конспирологией?

Она все еще колебалась. Звонок в службу спасения избавлял ее от заточения в остывающем флайере. Но Мартин прав — ей придется деактивировать периметр. И здесь в лесу она совершенно беспомощна. Корделия повертела видеофон в руках. Он тоже работал через орбитальный ретранслятор, и на смену локации ослаблением сигнала не реагировал. Позвонить она в любом случае успеет. В запасе у нее не менее восьми часов — флайер хорошо теплоизолирован, замерзнуть насмерть ей не грозит, даже несмотря на то, что двигатели не включаются. Что же с ними такое?

— Хорошо, — приняла решение Корделия, — я не буду звонить. Тогда как ты собираешься меня отсюда вытаскивать? Второго флайера у нас нет. Одолжишь у Монмутов?

— Я приеду на грависанях.

— Мартин, это двести километров. Ночью. В мороз. И двести обратно.

— Я привезу тебе комбинезон с термозащитой. И у грависаней есть силовое поле. Оно защищает от ветра. И потом… я все-таки киборг.

— Вот это меня больше всего и пугает.

— Я выезжаю. Держись.

— Да что мне сделается? Я еще нескоро замерзну.

Через полчаса она пожалела о своем согласии. Ей предстояло провести в остывающей аэромашине не менее трех часов или даже четырех. Грависани развивают скорость до ста километров в час. Но Мартину предстоит ехать не по укатанной зимней дороге, а по снежной целине, петлять среди деревьев, пересекать овраги и замерзшие ручьи. Грависани, конечно, чутко реагируют на кривизну и непостоянство поверхности, сглаживая выступы и провалы за счет мощной гравиподушки, но это не избавляет от опасных неожиданностей. К тому же Мартин еще не ездил так далеко один. Он не раз предпринимал свои вылазки, но не удалялся от дома более, чем на десять километров.

Одно утешает — Мартин не может заблудиться. Система в любой точке планеты определит его локацию и проложит маршрут до заданного места назначения. А в данном случае он и вовсе идет по пеленгу, время от времени посылая запрос на ее собственный комм. К тому же пусть бегемотик почувствует себя… главным. Ему так хочется что-то совершить, принять судьбоносное решение, взять на себя ответственность. Он так долго был чьей-то игрушкой.

Корделия попыталась устроиться поудобней. Выпавшее ей время вполне возможно провести с пользой, если не заострять внимание на пугающих обстоятельствах. В подобной ситуации очень легко запаниковать. Она совершенно одна, в упавшем флайере, ночью, в мороз. Если достаточно глубоко проникнуться этой мыслью, дать ей разрастись, задействовать воображение, подпитать его всеми известными историями, заглянуть в ближайшее будущее (Мартин не приехал, флайер остыл), то вполне ожидаем истерический срыв. Ей тогда предписано беззвучно рыдать, биться в сверхпрочные стекла, заламывать руки, а потом впасть в спасительную прострацию.

Но с ней ничего подобного не происходило. Она почти неправдоподобно спокойна. Ей даже нравится эта внезапная уединенность, изолированность. Осознание того, что вокруг на многие километры нет ни одной живой души, человеческой души, настраивало на какой-то торжественный, философский лад. Она будто даосский монах в снежной гималайской пещере, погруженный в медитацию.

Привыкнув к тишине, Корделия обнаружила, что первое впечатление было обманчивым. Нет никакой тишины. Ночной зимний лес полон таинственных, завораживающих звуков, совершенно неуловимых для уха, отравленного городским шумом. Корделия услышала, как треснула ветка, как где-то осыпался снег, как хищная лесная птица захлопала крыльями, и как ее крошечная неосторожная добыча жалобно пискнула.

Упавший на лобовое стекло снег слегка подтаял и сполз, позволяя видеть мутные, скользящие тени. Щетинистые волки, как и медведи, впали в зимнюю спячку, но в лесу были и другие не менее опасные хищники, аналоги земных лис, соболей и куниц. Все они были крупнее, агрессивней, прожорливей своих собратьев по эволюции. Их длинные, гибкие тела двигались с невероятной грацией, и так же невероятно они были красивы. Мех этих хищников стоил очень дорого и вывозился с планеты, как и древесина, по строго оговоренным квотам. На самой Корделии была длинная шуба из меха серебристого соболя. На Геральдике такая вещь была не роскошью, а жизненной необходимостью. Сейчас эта шуба пришлась очень кстати. Корделия в нее закуталась и погрузилась в невеселые мысли.

Ей все больше казалось, что Мартин в своей параноидальной настойчивости не так уж и неправ. Верхом легкомыслия было бы уверовать в окончательную победу после консервации «DEX-company». Приобретение контрольного пакета и проведение через Парламент закона о разумных киборгах, установление их статуса, определение их гражданских прав, выплата компенсации вовсе не победоносное окончание войны, а скорее переход этой войны в новую фазу — партизанскую и юридическую. Враги открыто уже не действуют. Они рассыпались по лесам, роют блиндажи и ставят растяжки. Вынашивают планы мести и плетут интриги. И успокоятся они не скоро, если вообще успокоятся. Месть, как известно, это блюдо, которое подают холодным. Жаждущие реванша могут ждать своего часа годами.

Она слишком многим перешла дорогу. А тут еще Мартин. С тех пор, как в одном из популярных таблоидов ее, владелицу холдинга и скандальной киберкорпорации, назвали хозяйкой уникального разумного киборга, цена Мартина утроилась. Он стал вожделенным призом для космических джентльменов удачи, антидексистов, декс-хантеров, террористов и повстанцев всех мастей, усмотревших в похищении возможность заработать на революцию.

Казалось бы, что может быть проще? Похитить киборга и запросить с сумасшедшей богатой дамочки выкуп. Если она ради своего киберналожника (а кем он еще может быть?) целую корпорацию разворотила, то ради его драгоценной шкуры и прочих мест, не раздумывая, поделится капиталами. А то и другой покупатель найдется. Киборг-то единственный в своем роде. Полноценный симбиоз мозга и процессора. Воплощенная мечта многих поколений биоинженеров и кибернетиков. Можно сказать, сверхчеловек.

Все прочие разумные киборги обрели свою личность в результате ошибки, брака, сбоя, случайности, а Мартин был создан целенаправленно. Ему не нужны никакие дополнительные настройки, переустановки и процедуры. Он полноценная личность да еще с кибернетическими наворотами. Немало нашлось бы таких, кто пожелал бы приобрести те же навороты, те же быстроту, ловкость, силу, выносливость, живучесть.

Станислав Федотович как-то упоминал об «улучшениях» Джонсона. Будто тому имплантировали детектор и систему самоуничтожения. Джонсон умер как киборг, по приказу босса. Следовательно, в отделе разработок «DEX-company» уже начались опыты на людях. Ох, какой же это опасный джинн! Немало найдется желающих вот таким вот образом "улучшиться". Корделии докладывали, что на эту тему нашлись кое-какие записи, дневники, отчеты, но все, что касалось уже проведенных экспериментов, было уничтожено прежде, чем до информации добрались сотрудники ОЗК.

А если охотятся не на нее? Ей каким-то образом испортили флайер, испортили осторожно, так, чтобы она не погибла, а совершила вынужденную посадку. Она падает посреди леса, в дикой местности, и что она делает в первую очередь? Разумеется, звонит в службу спасения. Чтобы транспорт спасателей прибыл на место, ей придется отключить периметр, снять запрет на пересечение границы ее владений любыми транспортными средствами. Перенастраивать искин на катер службы она, паникуя, вряд ли додумается. Она, конечно, будет орать в трубку: «Спасите!» Этот ее разговор со службой кто-то перехватывает и, пользуясь тем, что периметр деактивирован, летит на всех парах к ее дому, где остался Мартин. Мартин, конечно, не простой человек, которому достаточно набросить мешок на голову. Он — киборг модели DEX-6, а теперь еще и с боевой программой. Но если у этих людей хватило изобретательности разыграть такую сложную комбинацию с флайером и периметром, то ее хватит и на его киберспособности. У них наверняка есть блокатор. Спасенную из лесного, снежного плена Корделию будет ждать пустой, вымороженный дом. Посреди импровизированной гостиной — аккуратно сложенная футболка, планшет с набором любимых головоломок и записка с требованием выкупа.

А потом они пришлют видеозапись…

Перед самым отлетом на Геральдику они с Мартином провели несколько дней на Новой Москве. Сказалось ее бегство из больницы. Пришлось даже побывать в местном госпитале. Затем Ренди посадил ее под домашний арест, взяв с Мартина слово, что он не выпустит свою хозяйку из дома, пока от врачей не придет официальное разрешение.

Через три дня позвонила Кира из своего офиса на Земле и каким-то тусклым, виноватым голосом сообщила, что во время работы в архивах «DEX-company» они кое-что нашли. Кое-что, касающееся Мартина, и что ей наверное лучше на это взглянуть, чтобы решить, как поступить с обнаруженным материалом. Из штаб-квартиры холдинга за ней прислали флайер с охранником и пилотом. Мартин, после долгих уговоров и объяснений, ее отпустил.

Обнаруженные видеозаписи были обрывочны, бессистемны. Видимо, остатки того, что не успели уничтожить. Кира была непривычно молчалива и даже растеряна. Веки у нее покраснели и припухли. Когда Корделия спросила, не больна ли она, та смущенно отвела глаза и Корделия догадалась, что Кира плакала. На обнаруженных видеозаписях был ее отец, Александр Гибульский, и те эксперименты, в которых он принимал участие. В отделе секретных разработок велась запись того, что делали с изловленными сорванными «шестерками». К счастью, это были жалкие обрезки. Потому что просмотреть такой ролик в полном объеме у человека, даже такого подготовленного, как Кира, да и Корделия не из башни слоновой кости спустилась, выдержки вряд ли бы хватило. В одном таком видеофайле обнаружился Мартин.

В том же архиве хранились все записи, присылаемые из научного центра у 16 Лебедя. И все они были также поспешно уничтожены. Но Корделии хватило трех сохранившихся минут.

Эти три минуты оказались сравнимы с вечностью. Корделия, оглушенная, потом еще долго сидела перед свернутым вирт-окном. Сначала она хотела стереть файл безвозвратно. Потому передумала. Нет, она его заархивирует, запаролит и будет хранить как напоминание. Если вдруг, через какое-то время, ее одолеют сомнения, если она вдруг начнет сожалеть о содеянном, ей достаточно будет пересмотреть этот ролик. Всего лишь три минуты из четырех долгих лет.

Она попросила пилота припарковаться у кофейни Тиффани, самой дорогой и престижной кондитерской в административном центре Новой Москвы. Выставленные в витрине высокохудожественные изделия из сахарной глазури, воздушного крема, орехов, коржей, кокосовой стружки, миндальной пудры, шоколадной крошки, фигурок из марципана и сахарной мастики у любого другого посетителя вызвали бы восторг, но не у Корделии, которой внезапно стало стыдно. Вот этим куском бисквита в сахарных кружевах она намеревается искупить переведенное в пиксели страдание.

Торт она все-таки купила, самый дорогой, огромный, и привезла домой. По дороге судорожно изобретала причину своей внезапной углеводной щедрости и душевной нестабильности. Потому что сказать правду было немыслимо.

Причину изобрести не удалось. Корделия с минуту стояла перед дверью, уже ничего не пытаясь придумать, а лишь подгоняя свое лицо под объяснимые эмоции. Усталость, раздражение, головная боль.

Мартин сам открыл дверь, взял из рук торт и унес на кухню. Потом вернулся. Она так и стояла в обширной прихожей своей новомосковской квартиры. Мартин, встревоженный, приблизился, заглянул ей в лицо. Все-таки он обещал Ренди Кларку, что присмотрит за ней, не позволит в очередной раз нарушить все врачебные предписания. Корделия ответила ему робким, виноватым взглядом. Она боялась, что он каким-то образом сможет прочитать ее мысли. Что-то он все-таки понимал, что-то слышал. Ее вину… Шагнув навстречу, они обнялись, как тогда, на Короне, и долго молчали, сберегая хрупкое присутствие друг друга. Сколько прошло времени, она не знала. Может быть минута, а может быть, час.

Потом Мартин сказал:

— Пойдем пить чай.

— Пойдем, — ответила она.

За чаем они болтали о чем-то незначительном и веселом.

Нет, она скорее умрет, чем позволит превратить его в заложника.

Возможно, в тишине и неподвижности Корделия, невзирая на обстоятельства, все-таки задремала и не заметила, как время свернулось в испещренную минутами ленту, потому что когда она в очередной раз посмотрела в темные промоины стекол, вдали, между деревьями, мелькнули фары грависаней.