Профессионал (джен)

Девчонка хмурит брови, чихает, шмыгает и, усевшись на корточки, скребёт ногтем вдоль надписи «Макаронные изделия лимитед, Норвич», а потом — по приклеенной раскисшей бумажке «Отдам в добрые руки»; впрочем, обе надписи ни о чём не говорят — девчонка не умеет читать. Глупо воображать, что через несколько дней чужие буквы станут понятными, если даже продавец требухи покрутил пальцем у виска и заржал, — а ведь продавцы с рынка разговорят хоть кошку, хоть беса. Глупо, но так хочется.

Небо киснет и протекает пресными слезами.

— Дождь, — констатирует девчонка, залезает в ящик и, обняв коленки, заводит песню — протяжно, заунывно, даже не вслушиваясь: уж ей-то известно, что от музыки жрать хочется поменьше. И горожане тоже это знают, а иначе откуда на улицах, где никто не понимает её языка — даже краснолицый старик в полицейской форме, который храпел в участке, пока девчонка протискивалась через ограждение, — столько музыкантов?

Неподалёку кто-то, сплюнув с отхарком, хлопает крышкой мусорного бака; девчонка вздрагивает, замолкает, навостряет уши — и через несколько секунд скисшее небо загораживает лохматая голова.

Может, дать дёру?

— Ну, у меня-то руки не добрые, — хрипло говорит мужчина и морщит сломанный вкривь нос, выдохнув сладковатый травяной дым; глаза у него разные — один совсем чёрный, а другой почти такой же, с окоёмом мутно-красной радужки.

Девчонке нравится запах, и она тут же придумывает мужчине со сломанным носом имя — Курильщик.

— Есть пожрать-то? А?

Курильщик бесцеремонно запускает руку в ящик и шурует обёрткой хрустящей подстилки.

Девчонка искренне возмущается, визжит и с боем отбирает пакет обратно, даже успевает куснуть за запястье; язык Курильщика звучит ничуть не понятнее чужой болтовни, но и младенцу ясно — он тоже не станет её кормить.

— Блять, чё кусаешься-то?!

Пакет лопается с краю, и девчонка с удивлением обнаруживает, что хрустящее пахнет луком и сыром.

— Так это не подушка!

— Чё, лапша, тоже жрать охота? — хмыкает Курильщик, затянувшись ещё раз и дыхнув ей прямо в лицо, и запускает грязные пальцы в разорванный пакет.

— Эй!

— Жалко закусью поделиться, косорылая?

Девчонка тут же отталкивает руку и, забившись подальше в угол, торопливо пихает в рот сухую хрустящую картошку, грозно зыркая на каждое шевеление. Впрочем, Курильщик не делает ничего плохого: сидит на кортах, грызёт ворованное из горсти, смолит самокруткой, ёжится на мелкую октябрьскую морось, — хотя и уходить не собирается.

Сухая картошка оказывается вполне вкусной.

— Вылазь, лапша. Это Энфилд, а не чёртов Вестминстерский дворец. — Выдохнув в серое небо, Курильщик тушит окурок и мнёт его каблуком нечищенного сапога. — Ящик от лондонского дождя не спасёт.

Девчонка запоминает звонкое «лапша»: видимо, это что-то хорошее, раз Курильщик называет её так уже дважды.

— Идём, не ссы, — пальцы, пару раз щёлкнув, показывают зовущий жест, — я тебе не священник.

Вывалившись из ящика, девчонка торопливо шарит за мусорным баком, на что Курильщик цокает языком, — но тут же с жадным уважением рассматривает гитару в драном чехле.

— Э, да ты играть умеешь?

— А? — Девчонка взваливает гитару на спину, цепко хватается за его запястье и таращится снизу вверх.

— Музыку делать, — Курильщик, свистнув по-птичьи мелодично, показывает на свободной руке щипок за струны, — сечёшь?

Девчонка кивает, не отводя взгляда: нет, конечно же, в этом чужом городе мало хорошего — что может быть хорошего в том, кто отобрал всю твою гордость, жизнь, даже имя? — но девчонка почему-то знает, что некрасивый чернявый Курильщик не причинит ей никакого вреда. Вот бы выучить здешний язык, хоть немножко, — и она тут же попросит его натянуть лопнувшую струну на гитаре.

— Шевели-ка задницей!

Девчонка дышит в кулак, еле поспевает следом, спотыкаясь в ботинках на размер больше, и немножко грустит об оставленном ящике из-под макарон, но всё-таки не удерживается — и вертит головой, осматривается, удивляется: оказывается, город не такой уж и мрачный — вон та женщина одета в апельсиново-полосатую кофту, светофор моргает, барахля на красном, а вывеска с непонятными словами брызжет дробью огней.

На Курильщике — чёрный свитер, чёрная куртка и крестик на тонком шнурке.

Интересно, а какое у него имя по-настоящему?

— Мёрдок, — без обиняков сообщает Курильщик, бухнувшись на корточки у крыльца кофейни, и тычет в крестик. — Слышь, лапша? Я — Мёрдок.

— Мёр-док, — старательно повторяет девчонка.

— А тебя-то как звать?

Девчонка смотрит на Курильщика, грызя ноготь и мысленно — понравившееся звонкое слово, и трёт щиколотку носком промокшего ботинка.

— Нуддл.