Мозаика (гет)

Редакция гудела, как рассерженный улей. Все знали, что на начало мая был назначен выпуск первого тиража по-новому зачарованных выпусков, но никто не знал точной даты. И вот, наконец, кто-то с первого этажа принес только что купленный выпуск, который, по всем признакам, умел подстраиваться под предпочтения. Сейчас по всем этажам носились слухи самого разного содержания, обрастая все новыми подробностями.

Бетти из второго отдела утверждала, что видела, как Блейз Забини рано утром ворвался в редакцию и понесся в кабинет А. После этого неугомонного итальянца никто не видел, что породило целый ряд соображений о том, какая именно участь могла постичь Забини.

Лизетт Райс из отдела маркетинга важно поправляла свою шляпку с перьями, выкрашенными во все оттенки фиолетового, и громко говорила, что Блейз даже не зашел к ней поздороваться, как обычно. По ее мнению, это было самым достоверным доказательством того, что с ним случилось что-то страшное. После громкого театрального вздоха она аккуратно проводила пальцем по лиловому длинному перу и рассказывала всем желающим об их с Блейзом нежной и крепкой дружбе, которая непременно должна была завершиться пышной свадьбой. Когда Лизетт повторяла свою историю в тридцать седьмой раз для спортивного отдела, коридор вдруг озарила яркая вспышка, за углом мелькнули рыжие волосы, и после этого мисс Райс исчезла так же бесследно, как и ее горячо любимый друг.

Сочувствующих и любопытствующих было много, но до кабинета А не добрался ни один.

* * *

Начало продажи зачарованных выпусков действительно имело эффект взорвавшейся бомбы. Причем не какой-нибудь, а самой большой бомбы из магазина Фреда и Джорджа, потому что об этом событии уже написали почти все газеты. Драко только довольно ухмылялся — он на такое и рассчитывал. Молчал только «Пророк», но это было вполне ожидаемо — кто захочет хвалить конкурентов?

Зато катастрофически не молчал Блейз, который за счет эффекта неожиданности смог утром проникнуть в кабинет А. Сначала Драко даже не возражал, все-таки Блейз был его лучшим другом, но…

— Это просто невероятно! — Забини в который раз восторженно посмотрел на стену, на которой отражались приблизительные данные о покупателях.

— Тринадцать, — лениво посчитал Драко.

— Что? — Забини на мгновение отвлекся от своей обожаемой стены, но полностью ему это сделать не удалось — глаза отчаянно возвращались к графикам и таблицам.

— Ты сказал это уже в тринадцатый раз, Блейз, закачивай уже восторгаться, — Драко усмехнулся.

— Послушай, Дрейк, из тебя получился довольно хороший человек для разгребания отчетов и некоторых полевых миссий, но я как бухгалтер и маркетолог могу тебе сказать, что это невероятно!

— Нет, пожалуйста, хватит, давай остановимся на четырнадцати, — простонал Малфой.

— Послушай! Эти данные чудовищно важны — мы сможем понимать, что больше нравится нашим читателям не с помощью опрашивания части, а с помощью этакого встроенного анкетирования. Я абсолютно уверен, что это поможет нам поднять продажи как минимум на несколько процентов, а для нашего рынка это…

— Блейз…

— Что? Разве я не прав? — Забини взволнованно начал прохаживаться вдоль своей возлюбленной стены. Драко даже показалось, что он успел пару раз незаметно ее погладить.

— Блейз, я вроде как придумывал это заклинание вместе с Гермионой, так что я знаю, что оно делает.

— Нет, ты не знаешь! Оно способно преподнести нам весь рынок на блюдечке с золотой каемочкой! — с жаром возразил Блейз. — И реклама, мы сможем продавать рекламу! Ты хоть понимаешь, какая это прибыль?

Драко мученически закатил глаза. Когда Забини так распалялся, остановить его было просто невозможно. Вот почему Малфой благоразумно замолчал, чтобы не спровоцировать новую волну восхищений.

— Кстати, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Драко внезапно понял, как одним ударом убить двух уток.

— Что ваше с Гермионой изобретение просто невер…

— Нет! — быстро прервал его Малфой. — Что-то о чем-то рыжем и противном.

— Я не видел Рона Уизли уже… больше полумесяца.

— Я не о Роне Уизли, балда.

— О кабачковой икре?

— Что?

— Что?

Драко раздраженно стиснул переносицу двумя пальцами.

— Ты безнадежен, ты знаешь это?

— Нет, но спасибо, что просветил, — беззаботно ответил Блейз, разваливаясь в кресле для посетителей, не спуская взгляда со своей стены. Драко со страхом подумал, что Забини вполне может здесь поселиться, чтобы иметь доступ к дурацкой стене и выводить его из себя.

— Я имел в виду кое-что о твоей личной жизни, — Драко театрально понизил голос до взволнованного шепота.

Блейз еле заметно вздрогнул и встал со своего кресла.

— О, да, моя личная жизнь просто невероят…

— Забини, — в голосе Драко даже угрожающих ноток не было, он просто произнес фамилию друга как заклинание — четко и безэмоционально. По какой-то неведомой причине это сработало, и Блейз сумел остановиться, не договорив запрещённое слово на букву «н».

— Слушаю.

— Нет, это я тебя слушаю. Что у тебя с Уизли?

— Ну, я сводил ее к Дубу, и мы поговорили. Так что теперь мы встречаемся. Не злись, ладно? — Блейз обречённо посмотрел на Малфоя.

Тот сидел в своем Кресле Большого Начальника и не реагировал. Блейз забеспокоился и начал отходить к двери. Кому, как не ему, было знать, что вот такое отсутствие реакции свидетельствовало о крайней степени раздражения, а ещё о том, что в белобрысый голове прямо сейчас формировался план мести.

Потому Блейз глубоко вздохнул и рискнул сказать как можно более добрым тоном:

— Знаешь, Драко, я, наверное, попозже ещё зайду к твоей стене.

— Стоять, — страшным шепотом проговорил Малфой. Блейз прошел ещё немного по направлению к выходу, стараясь не делать резких движений.

— Я хотел тебе сказать, правда. Просто все произошло так быстро… К тому же, ощущение тайны такое прекрасное, — Блейз мечтательно улыбнулся, но тут же понял, что это было ошибкой — Драко цапнул со стола палочку и теперь уверенно держал его на прицеле.

Блейз пискнул от ужаса и нырнул под стол, хватая Драко за ноги. Тот принялся методично тыкать Забини палочкой, приговаривая:

— Имей совесть, скотина. Как я тебе нужен — ты сразу мне все рассказываешь, буквально не затыкаясь часами. А как рассказать о последних событиях — так у тебя прекрасное ощущение тайны! И в итоге я выгляжу как полный идиот, который не интересуется жизнью лучшего друга, — Драко яростно прошипел последнюю фразу. — А я, заметь, интересуюсь!

Драко особенно сильно ткнул Забини палочкой в бок.

Тут Блейз изловчился и выдернул тыкательное приспособление у Драко из пальцев и с победным воплем кинулся к двери. К сожалению, он забыл, что все ещё сидит под столом, поэтому крепко впечатался макушкой в столешницу. Жалобно взвыв, Блейз на четвереньках выполз-таки из-под стола, ругаясь на чем счёт стоит. Драко злорадно захохотал и попытался вернуть свою палочку, но потерпел неудачу, потому что Блейз стукнул его по лбу подвернувшейся папкой. Малфой ойкнул, и теперь уже Забини сложился пополам от хохота.

— Ну, знаешь, так возмущённо пищат «ой» только кисейные барышни, — выдавил Блейз между приступами хохота.

Драко зловеще прищурился и нашарил на столе стакан с водой. Резкое движение — и Блейз, мокрый и злой, рассерженно возопил:

— За что?! Мы же были квиты!

— Ты не сказал мне про Уизли, — возмущённо напомнил Драко, с удовольствием глядя на мокрого друга.

— Но я же объяснил!

— И я объяснил!

Блейз почувствовал себя обиженной стороной, поэтому с полным, по его мнению, правом, вылил на Драко оставшийся на столе кувшин все с той же ледяной водой.

Мгновение в голове у Малфоя вертелась мысль, что надо было привыкать к теплой воде ещё в детстве, а не делать все родителям наперекор; а потом это мимолётное сожаление о прошлом бесследно испарилась, и на его место пришла какая-то безбашенная спортивная злость. И Драко, не секунды не сомневаясь, одним мощным рывком дотянулся до своей палочки, без промедления вскинул ее и…

— О, да ты серьезно?! Кабачковая икра?! Это была новая мантия! — завопил Блейз, рассматривая ярко-оранжевую субстанцию, залепившую его одежду. Он ленивым движением взмахнул собственной палочкой, и теперь весь кабинет, включая Драко, утопал во все той же дурацкой кабачковой икре.

Внезапно дверь отворилась, и на пороге появилась Джинни, довольная, как кошка, только что проглотившая канарейку. Впрочем, канарейка вполне могла быть причиной ее веселья, потому что в волосах Джинни запуталось длинное фиолетовое перо. За ее плечом маячила Гермиона с широкой улыбкой на лице

— …И я отправила ее на Ямайку. Как же удобно работать в отделе с доступом к служебным порт-ключам!

Тут Джинни оглядела кабинет и на мгновение замолчала. Лицо Гермионы исказилось от ужаса, а потом приняло крайне раздраженное выражение. Она уже открыла рот, чтобы прочитать длинную и несомненно поучительную нотацию о неправомерном использовании кабачковой икры, но не успела. Джинни взорвалась за секунду до нее:

— Мерлиновы кальсоны! Вы что здесь устроили?! — взвизгнула она, тоже меняясь в лице, зажимая нос и осматривая руины, оставшиеся от кабинета А. — А ну живо убрались здесь! Иначе испытаете на себе силу моего гнева!

И она резко развернулась и с гордо поднятой головой уехала на конвейере. Гермиона решила, что добавить ей нечего, поэтому лишь осуждающе покачала головой, а потом тоже уехала — впрочем, Драко знал, что в глазах у нее совершенно точно плясали смешинки, поэтому вины не почувствовал. На секунду повисла пауза, в которую Драко и Блейз ошеломленно переваривали услышанное, а потом они переглянулись и начали хохотать как ненормальные. Через полчаса совместных титанических усилий кабинет был приведен в первозданное состояние. Драко и Блейз, в простых рубашках и без верхних мантий, лежали в креслах и пытались перевести дух.

— Ты должен был сказать, — упрямо повторил Драко.

— Должен был. А ты должен был отреагировать адекватнее.

— Должен. В следующий раз…

— Скажу-скажу. И ты скажи про вас с Грейнджер, когда придет время.

— Что?

— Что?

* * *

Май был замечательным месяцем. Повсюду цвели деревья, пели птички, в общем, происходило то, о чем обычно говорилось в стихотворениях о весне. Панси всегда ненавидела эти дурацкие приторные стишки о золотом солнышке и голубом небе, но делала одно-единственное исключение — для всего, что было связано с маем.

Майская Панси становилась легкой и беззаботной, как воздух. Она часто улыбалась, подолгу бродила по самым красивым паркам Лондона и весело напевала себе под нос. Можно было с уверенностью сказать, что майская Панси — и не Панси вовсе, она почти совсем не язвила, была даже слишком доброжелательна и не возмущалась из-за неправильно подобранных цветов в одежде.

Только Драко и Блейз знали, что Панси в мае, скорее всего, и есть настоящая Панси Паркинсон. По крайней мере, сочинив эту версию курсе на четвертом, они горячо в нее уверовали и с тех пор каждый год в мае называли ее Принцессой. Остальные одиннадцать месяцев подразумевалось, что она Ведьма, предположительно, злая, но никто никогда не заострял на этом внимания.

В общем, не было ничего удивительного в том, что Панси находилась в восхитительном расположении духа.

Она гуляла по магической части Лондона и с удовольствием вдыхала благоухающий воздух. Небо было устлано тяжелыми темными облаками, но одновременно с этим светило солнце. Панси знала, что собирается гроза, но никуда не торопилась — в конце концов, вокруг было огромное количество магазинов, куда она при случае могла забежать. Поэтому она весело шла по улице, наслаждаясь теплым ветерком, и думала над новыми веяниями моды.

Вдруг на противоположной стороне мелькнула знакомая растрепанная черноволосая макушка, и Панси остановилась как вкопанная. И что прикажете ей делать? Подойти будет навязыванием своего общества. Не подойти — идиотизмом и потерей возможностей. Панси уже почти решила, что продолжит спокойно гулять, когда Гарри — а это был именно он — зашел в какой-то магазин. И все бы ничего, если бы магазин этот не оказался ювелирным.

Панси сквозь зубы прокляла всех и вся вокруг, потому что теперь она, конечно, не могла просто так взять и уйти. Не прекращая яростно ругаться про себя, она перешла на другую сторону улицы и как бы между прочим прошла мимо стеклянной витрины. Гарри стоял к ней боком у кассы и осматривал какое-то… ожерелье? Надо сказать, оно было поистине великолепным — крупные искрящиеся изумруды были вставлены в изящную золотую оправу. Панси бы сама не отказалась такое носить, даже учитывая, что украшение было не чисто слизеринских цветов. Да за такие изумруды кто угодно бы продал душу.

Интересно, кому он его покупает? Грейнджер? Вряд ли, да и день рождения у нее когда-то осенью. Может, Джинни? Нет, они давно расстались, к тому же, ее праздник в августе, Панси специально узнавала. Тут ее сердце пронзила догадка. А что, если это колье предназначено ей? Ведь это у нее день рождения в конце мая. Возможно, Гарри спросил у Драко или Блейза, и…

Уголки ее губ поползли вверх, а настроение, и до этого радужное, стало еще лучше. Панси даже решила, что уйдет, так и не поздоровавшись с ним. Зачем зря его смущать? Она развернулась и собиралась уже уйти, как вдруг в голове всплыла яркая картинка, а улыбка как будто примерзла к губам.

* * *

Они с Трейси сидят ночью на ее кровати и внимательно смотрят на часы. Трейси уже почти спит, ее серые глаза полузакрыты, но Панси упорно трясет подругу за плечо, не давая провалиться в сон.

— Проснись! Трейси, ты не можешь это пропустить!

— Это же мой день рождения, так что могу, — сладко зевая, шепотом говорит Трейси. Дафна недовольно ворочается на своей кровати и сквозь сон раздраженно бормочет:

— А вы не могли бы заткнуться, подруженьки?

Панси едва сдерживает смешок и подмигивает Трейси. Та прикрывает рот ладошкой, пряча улыбку.

В спальне устанавливается тишина, и Панси осторожно выскальзывает из-под одеяла, вытягивая за собой слабо упирающуюся Трейси.

— Пойдем! Это же твое пятнадцатилетие, мы просто обязаны хорошенько это отметить.

— Не давая мне спать и заставляя нарушать правила? — бурчит Дэвис, но быстро сдается и идет за подругой.

Девочки осторожно крадутся по спящему замку и быстро оказываются у входа на Астрономическую башню.

— Может, не надо? — с надеждой спрашивает Трейси. Панси хмурится.

— И что же, ты не примешь мой подарок?

Трейси вздыхает, а потом улыбается и берет Паркинсон за руку. Панси хихикает и первой поднимается по лестнице. Через пару минут они, уставшие, но согревшиеся от долгого подъема, добираются до вершины.

Перед ними раскидывается небо, чистое-чистое, как голубовато-оранжевое стекло. Они восхищенно выдыхают, всматриваясь в горизонт. Прижавшись друг к другу, две девочки ждут восхода солнца.

Проходит немного времени, но они обе молчат, не желая разрушать волшебный момент. Магия и предвкушение витают в воздухе. Глаза уже немного болят от того, насколько напряженно Панси вглядывается в горизонт, но она продолжает смотреть, чтобы не пропустить момент.

И вот наконец первые лучи солнца падают на землю. Они искрами вспыхивают вдалеке, а потом понемногу обнимают горизонт. Девочки затаивают дыхание и видят, как огромный огненный диск поднимается все выше, окрашивая небо в самые удивительные оттенки оранжевого и малинового. В таком невероятном свете весь мир кажется невероятно прекрасным, даже скучная и приевшаяся дорога в Хогсмид сейчас кажется тропой фей.

— Ничего красивее в жизни не видела! — восторженно говорит Трейси полушепотом. Панси кивает головой и довольно улыбается. Она незаметно достает из кармана пижамы простой стеклянный кулон и вытягивает волшебную палочку. Потом она поднимает украшение над головой так, чтобы сквозь него было видно волшебное небо, раскинувшееся над ними, и тихо говорит:

— Меморис.

С палочки срывается яркий белый огонек, а потом как будто впитывается в поверхность кулона. Панси взволнованно опускает его вниз, чтобы посмотреть на результат, а затем протягивает его Трейси. Теперь внутри тонкого стекла будто спрятался кусочек рассвета.

— Нет ничего лучше майского неба, — улыбаясь говорит Панси. — С днем рождения, Трейси!

* * *

Другое украшение, совсем другие обстоятельства, но ведь Трейси тоже родилась в мае. Что, если это подарок ей? Панси поморщилась. Как же она устала от своей глупой ревности, действительно устала. Но сделать с этим она ничего так и не смогла. Да, она могла видеть факты и понимала, что Гарри может общаться с огромным количеством людей, включая Трейси. Но вместе с этим, глядя на Дэвис, она также понимала, что Трейси гораздо лучше нее. Она спокойная, добрая, понимающая, умная, настоящая подруга. И она бы точно никогда не стала причинять боль Панси.

А вот сама Панси другая — вспыльчивая, язвительная, эгоистичная, временами совершенно невыносимая и неженственная. Любой на месте Гарри бежал бы от нее подальше безо всяких сомнений. И то, что она это понимала, причиняло Панси Паркинсон невыносимую боль. Она хотела бы быть лучше, она даже прикладывала для этого кое-какие усилия, но даже сейчас она все же не смогла пройти мимо.

«Следить за кем-то недостойно рода Паркинсон, — услышала Панси в голове голос матери. — Твоя покойная бабушка ни за что не простила бы тебя. Если бы ты вышла за Драко Малфоя…»

«Хватит!» — Панси сжала виски руками. Прекрасно. Мало того, что ее хорошее настроение улетучилось, а в груди змеилось подозрение и страх из-за Трейси, так ее собственное воображение заставляло ее слушать несуществующие нотации. Вот до чего самобичевание доводит!

Она должна поступить, как взрослый человек, она должна уйти от этого проклятого магазина и дождаться конца мая. Тогда или она увидит ожерелье у Трейси и постарается отойти в сторону — Трейси совсем не заслуживала плохого отношения; к тому же, Трейси Дэвис была девочкой, которой она подарила майский рассвет, а это чего-то да стоило. Или же ожерелье вообще окажется для кого-то чужого. Думать о том, что это подарок для нее, расхотелось. Панси больше всего на свете не любила тешить себя ложными надеждами.

— Панси? — раздался за спиной знакомый голос.

Панси мысленно чертыхнулась. Пока она пыталась разобраться в себе и предавалась воспоминаниям, Гарри уже успел оплатить покупку и вышел из магазина, естественно, наткнувшись на нее.

Медленно повернувшись, она не без труда приветливо улыбнулась.

— Гарри? Я так рада тебя видеть.

«Дура», — тут же обругала она себя.

— И я рад тебя здесь встретить. Ты гуляешь или пришла по какому-то делу?

— Гуляю, — Панси постаралась звучать уверенно. — Я просто обожаю погоду в мае.

— Да? Это здорово, — Гарри немного замялся. — Ты не против, если я немного пройду с тобой?

— Да, то есть, нет. То есть я не против, — выпалила Панси.

Гарри широко улыбнулся, и они медленно двинулись по улице.

— А тебя сюда как занесло? — Панси тут же пожалела о выборе слов, но ничего исправить уже не могла.

— О, я выбирался по одному важному делу, — громким шепотом сообщил Гарри, — совершенно секретному.

Панси хотела пошутить или спросить что-нибудь еще, но тут тучи все-таки скрыли солнце, и раздались первые раскаты грома. Гарри остановился и задрал голову вверх, глядя на небо.

— Сейчас ливанет, — осторожно сказал он, как будто боялся, что его слова спровоцируют дождь. Так и произошло — через секунду после того, как он закончил предложение, на их лица упало несколько тяжелых капель.

Панси и Гарри переглянулись и со всех ног побежали вперед, надеясь найти какое-нибудь укрытие. Как назло, они уже ушли от оживленной торговой улицы, поэтому прятаться было негде.

И вот тогда дождь, словно насмехаясь над ними, полил в полную силу. Упругие струи в считанные секунды намочили их мантии, волосы, ботинки — да вообще все. Бежать уже смысла не было, но они все равно бежали, пытаясь успеть спасти хоть что-нибудь.

— Сюда, — заорал Гарри, сворачивая куда-то в сторону. Панси послушно последовала за ним.

Они оказались в просторной каменной арке между домами. Панси и Гарри были не единственными пленниками дождевой ловушки — кроме них, под аркой расхаживало около дюжины кошек. Панси посмотрела на абсолютно мокрого и абсолютно несчастного взъерошенного Гарри, на таких же несчастных и растрепанных кошек и расхохоталась. Через мгновение Гарри, видимо, тоже оценил ситуацию и их внешний вид и с удовольствием присоединился к ней.

Слушая, как их смех отражается от каменных сводов, Панси думала, что май все-таки самый лучший месяц в году.