Гермиона Грейнджер и таинственное дитя (гет)

Гермиона одновременно хотела провалиться сквозь землю (хоть в Тайную комнату к василиску, хоть в канализацию — плевать) и расплакаться, как распоследняя идиотка. По сути, она только что призналась Драко Малфою в чувствах, словно она не Гермиона Грейнджер, а тупая девица, утонувшая в розовых соплях. И она еще позволяла себе поглядывать на Джинни с жалостью и презрением! Так вот что такое карма... Теперь ей суждено погибнуть под градом насмешек, а на могиле можно будет смело написать: «Растеряла весь свой хваленый разум из-за слизеринского хорька».

Малфой почему-то не спешил топить жертву в едком сарказме, он смотрел в упор ошалелыми глазами и вообще не моргал, что делало его похожим на рептилию. Почему на его лице шок? Не этого ли он добивался? Может, он флиртовал развлечения ради и не рассчитывал на успех, а теперь не знает, что делать с очередной влюбившейся в него курицей?

Рука Драко судорожно вцепилась в рукав ее блузки, Гермиона слышала, как от натяжения рвутся нитки. Шок в серых глазах сменился бурным мыслительным процессом. Осознал и просчитывает варианты?

Паника отступила, Гермиона сникла, смирившись с последствиями своих необдуманных слов.

Малфой отпустил рукав и обхватил ее руку чуть выше локтя.

— Эй, Грейнджер, — он попытался поймать ее взгляд, но она упорно смотрела в пол. — Черт, как же с тобой сложно!

Гермиона пожала плечами. Малфой сделал шаг назад и утянул ее за собой на диван. Не удержавшись на ногах, она повалилась чуть ли не к нему на колени. Обе его руки плотно сомкнулись на ее локтях, мешая сопротивляться, а ведь нужно было… Нужно было пустить в ход ноги или зубы, но засранцу очень повезло, что она все еще пребывала в шоке.

— Тихо! Успокойся и послушай же ты меня! — Гермиона позволила себе короткий взгляд на лицо Малфоя. Неужели он действительно так испуган? — Слушай, — либо правда, либо замышляет очередную подлость. Как узнать, что творится в чужой голове, если ты почти ноль в легилименции?

— Ежели у кого-то из нас и есть основания подозревать другого в использовании Амортенции, то это у меня, — к концу фразы голос Малфоя обрел твердость, и продолжил Драко уже в своей любимой манере: — Сама суди. Кто из нас имеет доступ к любым ингредиентам? Кто постоянно баловал меня магловскими сладостями? Кто близкий друг близнецов… близнеца Уизли, разработавшего целую линию любовных зелий? Да и палочка у тебя всегда под рукой, если мы рассматриваем вариант наложения чар. И книги ты мне приносишь магловские, а заколдовать книгу на приворот — плевое дело для такой ведьмы, как ты.

По мере того как Малфой говорил, рот Гермионы непроизвольно открывался, губы начали дрожать от обиды. Да как он мог про нее так подумать?! Она никогда бы…

— Тебе, гаду, хватает совести обвинять меня в таком?! — прошипела она прямо в его самодовольную физиономию.

— Разве я обвиняю?

Гермиона второй раз за последние полчаса почувствовала, что готова взорваться как атомный реактор.

— У меня слуховые галлюцинации? Не ты ли только что сказал...

— Ты прослушала, что именно я сказал, — перебил Малфой. Размазать бы эту снисходительную улыбку по его смазливой роже! — Я сказал, что имею основания подозревать тебя, но ничего не говорил про обвинения.

Он замолчал, выжидающе глядя.

Гермиона ощутила, как увязает в липкой сладкой субстанции, которой ее обволакивает этот невозможный тип. За что ей такое наказание? Пусть уже катится ко всем чертям, она сама закончит и с зельем, и с расследованием, только бы он прекратил плести вокруг нее паутину — и так уже спеленута по горло.

— Малфой!

— Ну же, Грейнджер, черт тебя дери! — вспылил Драко, Гермионе показалось, что сейчас он станет ее трясти как грушу. — Ты же умеешь анализировать информацию, вычленять главное из сказанного, улавливать суть! Почему ты такая умная и одновременно такая дура?!

Ну вот, вернулись к оскорблениям. Гермиона никак не могла взять в толк, чего же он от нее хочет. Она с битвы за Хогвартс не чувствовала себя настолько разбитой и слабой, а может, и того раньше — с пытки Беллатрикс… Нет, правильно было бы и дальше избегать общества Малфоя…

— Знаешь, почему не обвиняю? — снова заговорил он, словно через силу. Стоп! Что? Что-то важное ускользнуло от ее внимания… — Потому что, наверное, со мной это уже давно, и когда это началось, самая умная ведьма еще не способна была сварить что-то вроде Амортенции.

Да как он смеет?! Она Оборотное сварила в тринадцать лет! Злость на преуменьшающего ее таланты бывшего однокурсника на секунду вытеснила все остальное, а потом… щелкнул какой-то невидимый тумблер, и Гермиона сообразила, на что все это время намекал Малфой. Но… это было невозможно.

— Ты имеешь в виду… — ей нужны доказательства. — Как я могу тебе верить?

— Никак, — не по-малфоевски серьезно ответил Драко. — Я не заставляю тебя верить. Хотя… — он невесело хмыкнул, — могу поклясться своей магией.

— Что? Ты совсем тронулся, что ли? А если… — «если» было столько, что упоминание клятвы магией даже в шутку звучало несмешно.

Гермионе срочно нужна была перезагрузка. Слишком много эмоций. Она не умела справляться с таким количеством эмоций, она не хотела иметь с ними дело. Ее привычный к структурированию мозг отказывался работать с этим материалом.

Почему-то из глаз полились слезы, и Грейнджер почувствовала себя совсем беспомощной. Малфой отпустил ее затекшие руки, несмело завел ладони ей за спину и притянул к себе. Одной части Гермионы очень хотелось вырваться и бежать куда глаза глядят, но другая, издерганная за последние пять дней и дико уставшая от этого разговора, желала остаться в неожиданно уютных руках Драко.

Отрешиться бы от всего, переключиться на что-то, но не получалось. Сейчас даже терзающий ее около трех недель вопрос, кто отец ребенка Джинни, перестал беспокоить. В голове крутились слова Драко. Получается… она ему небезразлична. Малфой же это подразумевал под цветастым оборотом про Амортенцию и магию приворота?

Если предположить, что он действительно подразумевал именно это, что должно измениться между ними? Ведь не рассчитывает же Драко, что она сей момент бросится в его объятия? «Ты уже в них», — сообщили рецепторы.

Она отстранилась, стараясь не делать резких движений и не смотреть на Малфоя. Нужно дать понять ему, что их... интерес друг к другу ничего не значит. Гермиона уже когда-то говорила, что не готова к отношениям, ничего не изменилось. Тем более что червячок сомнения продолжал прогрызать себе путь в мыслях: может, Малфой просто пытается сделать ситуацию с ее признанием не такой неудобной, может, преследует корыстные цели (ведь понимает же, что она не позволит поклясться магией), но была часть ее, которая хотела верить во взаимную… приязнь, — маленькая, робкая, опасающаяся подвоха часть.

Теперь Гермиона понимала, что объясниться с Роном и Гарри получилось достаточно просто. Почему сейчас она не находит нужных слов?

— Я должна идти, — тихо и почти вопросительно сообщила она.

С идеей заглянуть вечером к Уизли можно смело прощаться — не в том она сейчас состоянии. Джинни и так смотрит с подозрением. Заходить в аврорат надобности не было. Сразу в «Дырявый котел»? Она там изъест себя сильнее, чем здесь, хотя у самоедства в гостиничном номере несомненно имелся один плюс: отсутствие пристального взгляда Драко.

— Совсем с ума сошла?! Тебе сейчас только аппарировать!

Забота по-малфоевски… приправленная оскорблением, но все же забота. Рациональная Гермиона снова начала строить теорию о том, что Драко бережет то, что в заданных обстоятельствах представляет для него ценность.

Нужно было возмущенно ответить, что ей много раз доводилось благополучно аппарировать в критических ситуациях, но почему-то она продолжала молчать.

Давящую тишину взорвал хлопок. Винки, стараясь не коситься в сторону замерших на диване молодых людей, стала накрывать к ужину.

— Будь добра, принеси прибор для мисс, — распорядился Малфой вежливо. Эльф молча растворился в воздухе, и Гермиона не успела отменить приказ.