Китнисс будет преемницей Сноу? (гет)

POV Цезаря Фликермана

Это что ещё такое? С этими сумасшедшими из дальних дистриктов всегда надо держать ухо востро, но Мелларк?! Совсем не смешно. Зачем Цинна надел на него костюм, которым парень не умеет управлять? До чего же сейчас у него лицо недоброе! Он очень разозлился, наш разоблачитель, вот-вот начнет метать молнии. Кто-то из зрителей может пострадать. Да что зрители, я могу получить электрический удар! Я — лучший ведущий лучшего в истории Шоу, могу пострадать! Надо что-то сказать, а то и до беды недалеко:

— Пит, я должен тебе кое-что разъяснить. Боюсь, ты не в курсе… Так думает не только Олимпия, весь Капитолий верит в честность ставок на Играх. Тебе придётся принять этот факт, пусть даже это очень непросто, Пит, — в эту фразу я вкладываю всю свою убедительность и весь свой жизненный опыт. Но, о ужас! Мелларк недобро на меня смотрит, и начинаются электрические разряды. Воздух трещит вокруг него. Такое ощущение, что он сгущается, становится тяжелым и вязким… Мама моя! мне страшно, как никогда! Именно в этот момент и появляется он — виновник всего этого электрического безумия. Цинна возникает сбоку и, попав в луч прожектора, уверенно идёт к сцене, в его руках небольшой прибор, он нажимает какие-то кнопки, и «голубой огонь Мелларка» начинает гаснуть, уменьшается, всё уже не так страшно. Цинна может его регулировать! Вот подлец, я рукой делаю отчаянные знаки стилисту, а затем уверенным голосом произношу вслух:

— Цинна, давай, иди сюда, поднимайся на сцену!

Одетый во всё черное, несравненный модельер и кутюрье номер один Блистательного Города Тысячи огней, Капитолия, Цинна Джонстон, поднимается на сцену. К этому времени Питу удаётся совладать с своими эмоциями, но почему-то он становится очень бледен, тянется во внутренний карман и извлекает оттуда немаленький блокнот. И все видят, что блокнот Мелларка сделан из ярко-красной кожи, цвета свежей крови. Пока стилист говорит, Мелларк быстро перелистывает страницы — что-то ищет в своём блокноте.

— Дамы и господа, не пугайтесь. Поводов к беспокойству нет. Костюм, который сейчас на Пите, не способен причинить никому никакого вреда. Он совершенно безопасен, хотя и издает сильные электрические разряды. Но, вспомним одну важную деталь, дамы и господа, Пит Мелларк был приглашён в эту студию, чтобы рассказать о крайне важных и крайне неприятных вещах. Более того, рассказать всем об очень опасных материях. Поэтому мы с Порцией задумали следующее: от внимательных зрителей не укрылся тот факт, что Пит — очень скрытен и великолепно управляет своими эмоциями. Однако, дамы и господа, все мы ожидаем сегодня от Пита услышать самый подробный и самый правдивый рассказ об его расследовании. Именно поэтому мы с Порцией постарались сделать так, чтобы всё, что чувствует и переживает Пит, не укрылось от вас, уважаемые жители Панема. Вынужден констатировать, что Мелларк сейчас на взводе, эмоции его просто переполняют, это сильнейший стресс! И причиной тому — расследование, которое он проводит по заданию президента Сноу.

И эта самая девушка, одетая в самые настоящие обноски, выходит из некоего транса, в который её вверг не электрический кошмар, а мысль, что Питу стали известны неопровержимые доказательства о нечестности и несправедливости на 74-х Голодных играх. По крайней мере, таковы мои предположения.

— Пит, ты узнал что-то крайне важное про Голодные Игры? Ты просто обязан рассказать об этом Капитолию. Это жизненно необходимо!

Нет, ну зачем эта дурочка открыла рот?! Мы только что миновали сверхопасный момент. Ни за что не поверю этому мерзавцу Цинне, что костюм безопасен. Вот же лукавый лжец! Я почувствовал сам, что разряды тока никакие не слабые. Этот костюм — самое опасное, что только можно представить. Не считая того, что Мелларк представляет угрозу для Капитолия сам по себе! Простодушный сын пекаря, которому президент дал в руки огромнейшую власть. Как же я не понял этого раньше? Пит Мелларк — новое оружие небывалой мощности в руках Сноу! И куда направляется стилист? За кулисы! Он, что, уходит?! Вот же сказочный мерзавец этот Цинна, оставил меня одного наедине с этим «электрическим маньяком»!

Караул, Цезарь в беде!

POV Пита

Собрав всю волю в кулак, беру себя в руки. Я обязан помнить, что моя задача — шокировать их своими признаниями, своим рассказом, а не «замечательно-жутким и прекрасным костюмом», который создали Порция с Цинной. Я заставляю себя дышать ровно и делаю вид, что спокоен и беспристрастен. Ничего не выходит! Куда там — костюм не даёт соврать. Цинна прав: треск и разряды тока над моей головой сильно уменьшились, но не прекратились вовсе, а я сам по-прежнему пребываю в голубом мерцающем свете, который издаёт костюм. Я зол, и это не удастся скрыть. И понимаю — сегодня мне придётся быть предельно откровенным со зрителями, даже если от шока они начнут массово лишаться чувств и падать со своих кресел. Не я это придумал, не мне смягчать этот потрясающий эффект. Мое предназначение — поведать Капитолию правду о Голодных играх. Постепенно!

А рассказать есть что. Мы с Плутархом за трое суток «разложили по полочкам» 65% экранных записей 74-х Игр, практически все 100% с участием Китнисс. Некоторые моменты, такие, как «Огненная купель для Огненной девушки» (и какая сво… придумала такое мерзкое название, найду — придушу своими руками, честное слово!), «сидение на дереве» и те несколько суток, проведенные мною в пещере, на руках Китнисс — мы разобрали каждую секунду, каждое мгновение, и у меня появилась масса вопросов. Я осознал совершенно потрясающую вещь, от которой теперь не могу спокойно спать по ночам — и ранение Китнисс, и моё собственное ранение, из-за которого я остался одноногим калекой в шестнадцать лет, и ВСЁ (ну или почти ВСЁ), по моим громаднейшим подозрениям, было ПОДСТРОЕНО. Кто-то активно пытался убить на 74-х Голодных играх нас с Китнисс! Если узнаешь то, что за три дня узнал я, поневоле станешь параноиком…

И, чего там кривить душой, зная и имея доказательства, что некто пытался влиять на происходящее на Арене и предпринял несколько попыток убить КИТНИСС ЭВЕРДИН, я намереваюсь найти его и УБИТЬ! Милосердным и добрым Мелларком быть я не собираюсь. Только месть!

Плутарх позавчера сделал мне очень дорогой подарок. Мы зашли в самый дорогой и модный магазин мужских аксессуаров, и он подарил мне «персональный Notebook» (автор играет словами: «записная книжка Пита» стоит значительно дороже, чем Blackberry).  — мини-книгу в переплёте из кроваво-красной кожи. Хэвенсби заплатил за неё девять тысяч капитолийских долларов наличными. Но стоимость сведений, уже записанных там, исчисляется миллионами и десятками миллионов долларов. А ведь я исписал всего восемнадцать страниц из четырехсот двадцати восьми!

Я достаю из нагрудного кармана своей Redbook и открываю первую страницу. Что же, начнём, Дамы и Господа. Ночь обещает быть жаркой.

— Итак, весь Капитолий верит, что на Арене всегда остаётся в живых самый достойный трибут, — я намеренно не говорю «побеждает». Им всем предстоит понять, что осознал я, Победитель, — умереть на арене это ещё не самый худший исход. — Но наша уважаемая Супрефектура… — все в зале моментально умолкают, как только я произношу это слово, и наступает гробовая тишина. Что, господа, вам страшно? А ведь я только начал!» Не выдерживаю паузу, не нужно. — Сообщила мне имена гнусных преступников, вот, послушайте.

Я наношу удар не по мошенникам-подчиненным покойного Сенеки Крейна. Они торговали эксклюзивными сведениями с тренировок и, главное, с индивидуальных аттестаций! Последнее, по Уголовному кодексу Панема — тяжкое уголовное преступление, наказуемое десятью годами каторжных работ. Светоний Харп, Домициан Холден, Пелазг О' Майли, Афраний Эдвардс, Сульпиций Рённер, Гонорий Кароне, Сатурнин Лоуренсон, Помпеян Харди, Далматик Критцингер… Как много имён я называю! Но целюсь совсем не в них, тем более, что кто-то из них сейчас уже в бегах, а некоторые, такие как Пульхр Пинки, уже мертвы, мне хочется «зацепить» тех, кто платил и подкупал их! А среди них куча спонсоров Второго дистрикта и лично Катона. Вы попались, господа! Вы играли нечестно. Капитолий будет к Вам очень суров, но Вы это заслужили. Изумление, и я бы даже сказал, обалдевание, я замечаю даже на лицах Олимпии и Цезаря!

— Цезарь, мне понадобится твоя помощь. И помощь мисс Олимпии, — оба кивают в знак согласия: Фликерман настороженно, а девушка с большой радостью. — Я торопился и не знаю точно, какие моменты подготовки трибутов показывают по ТВ. Я просто не в курсе, какие сильные места трибутов предаются всеобщей огласке. Поможете мне? — да, наживку они заглотили. Вперёд, Мелларк! — Возьмём для начала меня самого, какие факты известны зрителям, а, следовательно, легче понять, какие сильные стороны я имею?

— Пит, все довольно просто. Зрители имеют возможность увидеть небольшие отрывки, сценки, как тренируются трибуты. То, что ты крепкий и физически сильный парень, ни для кого секретом не было, — говорит, широко улыбаясь, Цезарь.

В общем-то, так я и предполагал.

— Но тот факт, что я на чемпионате по борьбе Первой школы дистрикта Двенадцать занял второе место, победил семерых и уступил только моему старшему брату Раю, а он на четыре года меня старше, об этом кому-нибудь из присутствующих известно? — задаю лукавый вопрос, ответ мне известен, это подсечка, подстава, мелларковская уловка.

Все застыли с удивленными физиономиями. Этот факт просто никому не продали. Распорядитель Афраний Эдвардс не сумел найти на него покупателя, запросил слишком много, сто пятьдесят тысяч. Боялся продешевить, а в итоге — сам остался с носом. Жулик!

— А за что я получил восемь баллов, кто-нибудь знает? — вторая часть уловки Мелларка. Нет, никто не должен этого знать, Домициан Холден не предпринимал ни единой попытки продать эту информацию. Просто моё признание в любви в прямом эфире сделало её ценовую привлекательность равной нулю. Зато он «загнал» за двести восемьдесят тысяч «индивидуалку» Цепа и за семьдесят пять тысяч — «индивидуалку» Кэнзи, хромого мальчика из Десятого, который набрал шесть баллов. Домициан сбежал четыре дня назад, и Супрефектуре никак не удаётся взять след — умеет прятаться господин распорядитель!

— Нет, Пит, — как-то нерешительно говорит мне Олимпия. Никто этого не знал и не знает, только распорядители… Неужели она почувствовала подвох? Не может такого быть! Как?!

— Выходит, мои сильные стороны так и остались неизвестными, — с нарочито наивной маской на лице заявляю во всеуслышание. И напрасно, потому что мгновенно получаю «щелбан по носу» от Фликермана и Олимпии!

— Пит, умоляю тебя, только без этой твоей ложной скромности. Твои замечательные бойцовские качества — это вообще не главное, — ведущий отмахивается рукой. — Дамы и господа! Мистер Мелларк — великий и лукавый хитрец, но кого он пытается обмануть? Весь Панем слышал как он, вот на этом самом месте, полгода назад вселил в наши сердца любовь к Огненной девушке, Китнисс Эвердин, мы полюбили её всем сердцем, а почему? Потому что ты, Пит, так захотел, умение убедить кого угодно в чем угодно — вот главное оружие мистера Пита Мелларка, правильно?

Зал одобрительно гудит, а мой костюм, волшебный электрический костюм Порции и Цинны, окрашивается в салатный свет, а всяческий треск и электрические помехи полностью прекращаются.

— Пит, за эту самую способность моя мама первой и увидела в тебя Победителя. Сильного и несгибаемого, способного на подвиг! Достойнейшего! И я поставила все наши деньги! — воодушевленно произносит Олимпия, в её голубых глазах читается искреннее негодование.

И мне очень стыдно: «Ты заигрался, Мелларк. Достаточно, — говорит мне внутренний голос. — Исправляйся. Немедленно!» Но то, что девушка старательно избегает называть сумму ставки на Пита Мелларка, я, конечно, замечаю!

— За эту способность — убеждать и видеть ситуацию шире, чем другие люди, именно за это президент и поручил именно тебе ответственное дело расследования чудовищных злоупотреблений распорядителей Игр, — нравоучительным тоном произносит Цезарь. И зал начинает любить меня — горячо, самоотверженно. Кажется, скоро они потребуют от меня взаимности.

«Хорошо, достаточно, приступим к аперитиву, господа. Приятного отравления секретами Голодных Игр, Капитолий!» — ехидно думается мне.

— Распорядитель Помпеян Харди продал все сведения с индивидуальной аттестации Катона Уилльямса посреднику, известному мне как «Волк». И получил за эту преступную сделку триста восемьдесят восемь тысяч. Светоний Харп продал полную запись индивидуальной аттестации Мирты Джонс из Второго за двести девяноста тысяч некоему «господину Грину». Харп же продал полное досье на Диадему Ленгтон за двести семнадцать тысяч и в результате ставки на нее значительно уменьшились. Полная запись индивидуальной аттестации Марвела Гекльберри была продана заблаговременно, это известно из записи разговора Пелазга О' Майли с мистером Гиероном Сарториусом, — я впервые открыто называю имя спонсора и ступаю на очень зыбкую почву, но меня захватывает азарт, кураж. Вот что значит три недели провести на Арене Голодных Игр — научишься рисковать, как никто другой. Я чувствую чуткий прилив адреналина в крови.

— Мистер Сарториус — известный и уважаемый человек в Капитолии, постоянный спонсор на Голодных Играх. Именно Первого дистрикта. Приобретение сведений с «индивидуальных аттестаций» — это уголовное преступление, дамы и господа, но мотив очевиден — помочь «своему дистрикту», — сглаживает острый угол Цезарь.

Но, похоже, только Цезарю это «очевидно» — зал недовольно гудит, начинаются гневные выкрики с мест: «Позор!», «Мерзавцы», «Оторвать им ноги и руки!». Но больше всего мне «приглянулся» выкрик одного молодого человека с синими бровями: «Пусть Вергилий сам отправляется на Арену вместе со всеми Волками и Гринами!»

Капитолий недоволен. Игра начинается

Зал разогревается, градус напряжения растёт. Именно это мне и нужно. Я добавляю из моей «красной записной книжки» факты: что Супрефектура «поймала» некоего маклера Овидия Шиддлтона на махинации — он перекупал ставки на трибутов во время Игр (это строжайше запрещено), его сообщники из числа операторов Базы данных ставок меняли имена трибутов и суммы ставок, за одно изменения получая «твёрдую ставку» — 100 тысяч долларов. Как бы случайно я обмолвился, что заказчик Шиддлтона желал поменять ставку с Катона на Китнисс. После чего зал распаляется ещё пуще, но полный кавардак и беспорядки мне не сейчас ни к чему (то-то Фликерман побледнел, и в его глазах застыл ужас, того гляди — грохнется в обморок). И я, следуя моему коварному плану, говорю:

— Дамы и господа! А кто-нибудь из присутствующих в зале знает, за что получила Одиннадцать баллов Китнисс Эвердин, Огненная девушка? — нет, господа, бунта сегодня не будет, он ещё не созрел. Недостаточно высушены дрова и подготовлена почва, но я над этим работаю! Зал моментально меняет свое настроение — гнев и суматоха моментально превращается в дичайшую заинтересованность. Все хотят знать, но (в этом я уверен на все 100) правильный ответ никому не известен. Потому, что его цена — 15 миллионов долларов, если верить записям в личном деле Китнисс Эвердин! Его я извлёк из служебного сейфа Сенеки Крейна, который фиксировал абсолютно все «шалости» своих подчиненных. Этот факт меня очень смутил: откуда он всё узнавал и зачем ему всё это было нужно?! Все бумаги были в кабинете, ныне принадлежащему Плутарху, который после небольших колебаний разрешил обнародовать историю, но сначала от страха словно сел в чашу с пуншем. Ему очень не хотелось соглашаться, но я нашёл нужные аргументы, чтобы использовать «индивидуалку» Китнисс в борьбе против президента Кориолана Сноу. Ненависть пересилила в душе Хевенсби опасность, что на пару дней он превратится в клоуна. Ведь всё скоро забудется.

А вот разрешение самой Китнисс на обнародование я не получил. Невозможно. Придется рискнуть. Не в первый раз!

Зрители никак не желают успокаиваться, агрессии стало меньше, но они желают поделиться всеми слухами, которыми полнился Капитолий во время 74-х Игр: «За что Огненная девушка получила одиннадцать баллов?» И от этих слухов у меня начинают вянуть уши: «Она соорудила из мечей, копей и топоров смертельную ловушку» (на кого, любопытно, на профи-Великана, ростом два метра?), «Огненная девушка метала на аттестации молнии из глаз» (оригинально), «Она метала кинжалы с завязанными глазами»(вернусь домой — расскажу Китнисс, посмеёмся вместе), «Стреляла из лука в яблоко»…

ЧТО?!

Я реагирую слишком бурно: резко наклоняюсь вперёд, глаза ищут человека, выкрикнувшего слова, которые никто не должен был сказать. Никто! И конечно, мой костюм мгновенно начинает окрашиваться в розовый цвет, опять появляется электрический треск. Весьма сильный. Но мне совершенно не до того: я нахожу глазами говорившего, он во втором ряду.

А! Этого молодого человека лет двадцати пяти я вижу не впервые. Третий раз, если точнее: сначала на Параде Трибутов, он так громко кричал и бурно жестикулировал во время нашего с Китнисс проезда на колеснице, с таким пылом, что я его запомнил. А во второй раз он появился на коронации, также на зрительских трибунах. Кричал громче всех, кажется:

— Китнисс! Китнисс! Китнисс!

Яснее ясного, этот парень — самый преданный из преданнейших фанатов Огненной девушки. Он и сейчас крайне возбуждён, моментально попадает в центр внимания, огни прожекторов сфокусируется на его фигуре, он стоит, гордо подняв голову, и я слышу голос Фликермана:

— Микрофон, дайте микрофон господину во втором ряду! — дождавшись, чтобы он мог ответить, Цезарь задаёт ему вопрос в лоб. — Назовите ваше имя.

— Ульпиан Ларго к твоим услугам, Цезарь! — а он тот ещё нахал! Моё настроение поднимается, а электрический треск стихает.

Ульпиан одет как истинный капитолиец, он и щеголь, но признаю: его иссиня-чёрная жилетка, синяя рубашка, воротник, украшенный языками пламени (ясно, что в честь его кумира — Огненной девушки), аккуратно подстриженные чёрные усики и бакенбарды — свидетельства утонченного и тщательно выработанного стиля. К тому же, лицо у него отнюдь неглупое, а мимика — живая.

Олимпия смотрит на Ларго с удивлением, и я бы сказал, с осуждением. Ясно — этот тип мужчин не в её вкусе. В её, совсем даже не пустой, голове есть твёрдое, как камень из Второго дистрикта, мнение о главных и основных качествах, которыми должен обладать мужчина — такт и безупречное воспитание, и, конечно, как недостижимый идеал — скромность! В Капитолии?! Ларго всего этого лишён, он вступает в диалог с Цезарем (я, пораженный, пока помалкиваю), он активно жестикулирует, рассказывает Всему Панему, что существует «Клуб самых верных поклонников Огненной Девушки» (кто бы сомневался), что они каждый день делятся новостями посредством личного коммуникатора. Что дней семь-восемь назад некий поклонник ОД по кличке «Сын Грома» сообщил всем-всем-всем, что ему удалось («каким-то чудом») узнать пикантную деталь с «индивидуалки» (их показывают по ТВ лишь спустя пару лет) ОД — (дословно):

— Конечно, она стреляла из лука, но не по мишеням, это слишком просто для неё. Она надела на пику яблоко и попала в него со ста шагов! А потом повторила этот выстрел с еще большего расстояния, с двухсот шагов. Распорядители были просто шокирована её меткостью (последняя фраза единственная, которая является не выдумкой, а истинной правдой).

И тогда я понимаю простую вещь: это мой шанс, сейчас я это сделаю, я нанесу Капитолию удар чудовищной силы и мощи — я поражу его сердце. Я, конечно, не Китнисс Эвердин, но… с кем поведёшься, от того и наберешься! Ваш выход, господин разоблачитель!

— Дамы и господа! Приготовьтесь к маленькому чуду, — я в силах не только разрушать, но и творить чудеса, если мне разрешает президент Сноу. — Цезарь, я пришёл в студию, захватив запись индивидуальной аттестации Китнисс Эвердин!

Зал охает. Застывает, как статуя, и Ульпиан Ларго. Застывает с открытым ртом и широко распахнутыми глазами.

— Пит, подожди! Это же не разрешено правилами. Не слишком ли рано для демонстрации? — пытается остановить (или предупредить) меня Фликерман, но я приготовился и к отражению этого аргумента:

— Цезарь, причин для беспокойства нет. Президент Сноу разрешил мне это сделать, — заявляю я на весь Панем.

Конечно, это правда, я бы никогда не осмелился на это без его разрешения: у меня есть голова на плечах, и она мне ещё пригодится! Сноу приказал лишь не акцентировать излишнее внимание на дерзости Огненной девушки, лица насмерть перепуганных распорядителей президент рекомендовал не показывать крупным планом, отметив, что большая часть из них — жулики и преступники, находящиеся сейчас в бегах. Но все равно, нельзя показывать систему власти в уничтожающем основы ключе. Распорядители — часть государственной машины. «Будьте осторожнее, мистер Мелларк, я на вас рассчитываю. Вы мне нравитесь, берегите себя!» — сказал мне Сноу. И зловеще улыбнулся. Ненавижу, когда Сноу улыбается, у меня каждый раз начинает дико болеть затылок. Жуткая боль!

За нашими спинами возникает телепроэкция. Представление начинается…