Супружество и монстры: эсхатологический роман (джен)

— Когда я была младше, было намного лучше, — сказала Сесилия Вильтширскому псу. — Здесь я только уменьшаюсь, а мне нравилось, когда я могла и увеличиваться.

— Кто вообще сказал, что ты уменьшаешься? Я вот считаю, что все размеры хороши, — сказал Пёс, у которого, на взгляд Сесилии, с размерами всё было прекрасно. — Скорее, дело в самой комнате. А может, ты всегда оставалась одной величины, и это комната выросла?

Сесилия прошлась по комнате. Палаты в психбольнице были действительно маленькими, а она в последнее время редко выходила.

— Мне кажется, комнаты так не умеют, Пёс. Люди не могут просто взять и увеличить комнату, не шныряя туда-сюда и не переставляя мебель, но ведь они так давно меня не выпускали. Интересно, можно ли вообще узнать размер чего-то изнутри?

Пёс прошёл по стене и завис на потолке.

— Можно единственным верным способом: если ты Кант. Что познаваемо снаружи? Только не вещь сама по себе! Это лишь наблюдения, иллюзия целого! Но вот изнутри, ой-ёй, мы и есть вещь, и мы можем познать всё вдоль и поперёк! Так что, говоришь, мы всё время сжимались?

Сесилия покачала головой.

— Нет, и мне кажется, ты несёшь чепуху. Только вчера ты говорил, что даже Бог не может всего знать!

Пёс расплылся в улыбке и повернул голову вниз, однако с места Сесилии его поза на потолке по-прежнему казалась крайне неудобной.

— Насколько я помню, я говорил о Гёделе.⁽¹⁾ Обожествление может быть немного преждевременным.

Сесилия бросила в него туфлёй.

— Хватит твоей чепухи! Хочу наружу! Они говорят, мне нехорошо, и это опасно, но ещё они всё время твердят, что проблема у меня в голове, и если это так, то какая разница, где моя голова?

На этих словах голова Пса полностью отделилась от тела и начала летать по комнате, в то время как тело гонялось за хвостом по потолку.

— О, очень большая разница, или совсем никакой, зависит от того, для чего ты её используешь. В последнее время я вообще редко нахожу мою голову дважды в одном месте и потом использую её, чтобы извергать чепуху на маленьких девочек. А ты пыталась рассказать людям про Съедение и теперь сидишь в этой маленькой комнате.

Она скрестила руки на груди.

— Старалась для их же блага! Это как есть овощи, сначала невкусно, но если не есть, будет гораздо хуже. Как они могли закрыть меня за то, что я говорила правду? Однажды я закрыла Сьюзи Энн в шкафу за то, что она сказала, что у меня неряшливые волосы, но это ведь была правда, и позже я чувствовала себя ужасно. А этим докторам вообще не ужасно!

Пёс, от которого в воздухе теперь остались только два ряда зубов, казалось, улыбнулся.

— Но ты-то Съедена, значит, тебе не нужно Его бояться. Если они не слушают, это их проблемы. В конце концов они почувствуют себя ужасно, так или иначе.

Но Сесилия перестала слушать после упоминания Его. Внезапно ей сделалось очень холодно, и она решила, что под кроватью будет намного теплее.

Присев на корточки и изо всех сил игнорируя звуки надвигающейся бури, она попыталась протиснуться мимо Подпольной мыши.

— Ой-ёй! Уходи, растяпа! Ты заняла всё моё пространство!

Сесилия раздражённо вздохнула.

— О нет, только не снова. Я считаю, здесь хватит места для нас обоих, и даже ещё останется. Если ты согласна, что нас только двое, тогда всё так и есть! Поэтому будь так любезна и впусти меня, пока Он не пришёл.

Подпольная Мышь совершенно не чувствовала себя в настроении быть любезной.

— Не пущу! Кем ты себя возомнила, чтобы являться сюда и вот так грубо крутить эпистемологией! Это тонкая наука, а у тебя, насколько я знаю, нет подготовки. Пытаешься рассказать мне, что я могу думать, а что нет, как какой-нибудь солипсист! Я провозглашаю эмпиризм! — она оттолкнула Сесилию и задёрнула простыню как занавеску.

У Сесилии совершенно не было на это времени.

— Мне всё равно, какой ты там император, пожалуйста, ну впусти меня! Он идёт, и я не желаю, чтобы он меня видел. Пожалуйста! — в её голосе слышалось искреннее отчаяние. — Мне больше некуда идти!

Она уже была Съедена, чтобы стать меньше, и однажды это сработало, но что если больше не сработает! Возможно, почувствовав её поднимающуюся панику, Подпольная мышь засомневалась.

— Я бы впустила тебя, милая девочка, но мы с тобой не можем существовать в одном пространстве, о природе которого настолько не согласны! Есть лишь один способ выйти из подобного тупика.

Она сделала театральную паузу, словно ожидая чего-то. Сесилия была бы очень благодарна, если бы всё поскорее закончилось.

— Есть способ?

— О, да! Нужно провести конференцию!

* * *

Мэрилин Рэдклифф работала в больнице уже двадцать лет, но в психиатрическое отделение перевелась всего три года назад. Однако она достаточно хорошо помнила имена и лица людей на своём этаже и была уверена, что никому из них не полагается выходить из палаты после девяти вечера.

Поэтому она подпрыгнула, когда услышала, что в южном крыле хлопнула дверь. Кому-то пришла гениальная идея расположить пост медсестры в углу Г-образного больничного комплекса так, что целое крыло находилось вне зоны видимости. Камеры? Не тот бюджет.

— А теперь они ещё и не запирают палаты перед пересменкой, ну что ж такое... — пробормотала она себе под нос, заворачивая за угол.

По тёмному коридору психиатрической больницы ей навстречу маленькими прыжками приближался огромный белый кролик в жилетке. Он вроде как вошёл через... пожарный выход?

— Но там ведь односторонняя дверь... — сказала она, словно в самом факте существования этого пушистого джентльмена не было ничего удивительного.

— В таком случае хорошо, что я шёл только в одну сторону! — ответил кролик, снимая шляпу. — Простите, мисс, не подскажете, где комната Сесилии? Я ужасно опаздываю на конференцию.

Мэрилин медленно покачала головой, словно это был сон. Что-то не так, это не…

— Извините, но никаких посетителей после шести вечера. И уж точно никаких конференций.

Статная сова в кепке положила крыло кролику на плечо (она всё время была здесь?) и сказала:

— Но ведь мы дискутируем прямо сейчас! Как по мне, лицемерие! И вообще, едва ли нас можно назвать посетителями, мы были здесь задолго до вас, мисс!

Мэрилин пошатнулась, сделала шаг назад и неловко села на пол, в то время как мир вокруг словно закружился.

— Нет, что... Я... вас не может... что со мной...

Сквозь толстые звукоизолированные двери примерно половины палат начали доносится возня и грохот. Каким-то образом эти тревожные звуки вывели Мэрилин из замешательства, и она вскочила на ноги.

— Кто вы такие?! Что с моими пациентами?!

Галка крайне раздражённо ответила:

— Ну, по всей видимости, им досталась ужасная медсестра! Прошу, мисс, мы очень спешим, и я... О, похоже Сова хоть раз сделала что-то полезное. Пойдём, кролик, реальность сама себя не пронаблюдает! Если, конечно, всё не наоборот...

На этих словах они подхватили своего очаровательного британского франта и понеслись втроём по коридору. Мэрилин хотела последовать за ними, но остановилась как вкопанная, заглянув в окно ближайшей палаты. Внутри металось какое-то... насекомое, похожее на богомола, только размером с человека.

Она снова попятилась назад и закричала. Сошла с ума… Должно быть, у неё развилось какое-то психическое расстройство, но ведь она осознавала это. Если она действительно безумна, разве не должно казаться, что всё нормально? Мэрилин мысленно перебрала симптомы. Ярко выраженное замешательство и страх, который, однако, соответствовал ситуации, но ни злоупотребления наркотиками, ни долгосрочных диссоциативных эпизодов или перепадов настроения. Происходящее не ощущалось как психоз, но и не могло быть реальным.

Она повернулась, направляясь к своему посту, но снова застыла на месте. В этот раз она не слышала открывающихся дверей, однако в середине коридора виднелся силуэт. Полный бред. Он не должен... конечности не могут так двигаться... слишком много... Существо повернулось, и она увидела его лицо. После этого вопрос, была ли она сумасшедшей, стал чисто академическим.

* * *

— Итак! — сказала Подпольная мышь, повелительно стуча своим председательским молотком по линолеуму. — Объявляю встречу объективно призванной к порядку!

Крошечный звериный парламент вокруг Сесилии разразился протестами.

— Ты не можешь просто объявить объективную истину, тупица! — сказала галка. — Её нужно пронаблюдать! И как все видят, эта конференция очень далека от порядка. Скорее митинг, чем совет интеллектуалов.

Сесилия, которая грызла ногти, не отрывая глаз от двери, нервно хмыкнула:

— Давайте просто согласимся, что Подпольная мышь оговорилась, и всем действительно лучше соблюдать порядок? Мои дорогие, я правда люблю эти игры, но он идёт, и нам нужно решить вопрос, прежде чем он доберётся сюда!

От этих слов возня и негодование только усилились.

— Игры! Думаешь, это игры? — возмущённо закричала сова. — Мы здесь, чтобы обсудить саму природу реальности, глупая девчонка! Вопрос жизни и смерти меркнет по сравнению с этим! Как только мы выясним, показывают ли наблюдения, что мы соблюдаем порядок, или нас только пригласили соблюдать порядок, мы сможем...

— Но моя жизнь ощущается очень важной! — завопила Сесилия. — Все эти семантические споры очень хороши, пока мы коротаем часы, но здесь никто не был Съеден! Меня он, может, и проигнорирует, но нужно помочь остальным!

За стеной справа отчётливо слышался грохот, даже несмотря на звукоизоляцию. Сесилия никогда не слышала других пациентов на этаже, лишь однажды с миссис Хендерсон случился эпизод в ванной.

Парламент беспокойно замолчал.

— О боже, ты права! — сказал кролик. — Но ведь ты предлагала им Съедение, а они отказались! Что теперь поделаешь?

— Нужно заставить их! — выпалила Подпольная мышь, разглядев возможность вернуть инициативу. — Они должны быть Съедены для их же блага!

Снова поднялся гам. За спиной мыши образовалась толкучка. Одна половина участников конференции рьяно поддерживала концепцию принуждения, а вторая была категорически против.

— Свобода воли!

— Положение обязывает!

— Прав сильнейший!

— Кратократия!

Стоя в центре этого бедлама, Сесилия схватилась за голову. Снаружи послышался крик. Этот пронзительный звук остановил какофонию, все звери перестали дубасить друг друга тростями и шилейлами и замерли в глупых позах.

— Это ты кричала? — спросила Подпольная мышь, и Сесилия на секунду задумалась.

— Нет, — сказала она, — не я. Думаю, это была медсестра. Он здесь.

Как по волшебству, все звери забились по тёмным углам, словно их никогда и не было. Мыши, птицы и крошечные существа в нелепых шляпах разбежались, оставив после себя лишь несколько перьев и элементов одежды.

— Всё нормально, дверь закрыта, и они твердят, что всё это только в моей голове. Всё не по-настоящему, не по-настоящему, — повторяла Сесилия, забившись в дальний угол.

Но она не могла заставить себя поверить в это. Скрежет был реальным, до жути реальным, словно нечто слишком большое застряло в коридоре и пыталось выбраться наружу. Ша-а-а-арк, пауза, ша-а-а-арк, пауза, и тогда она поняла, что это он заглядывает в каждую комнату через окно, и уже не было времени закрывать своё. Раньше всё было совсем не так, что происходит? Ещё один ша-а-а-арк, и слабый свет из коридора закрыла тень. Сквозь стеклянную панель было видно лишь один глаз без века.

Ручка начала поворачиваться.

— Я искренне считаю, что прямо сейчас нам лучше уйти, — сказал Вильтширский пёс, стоя в двери за спиной Сесилии.

— Что... Но ведь... Ты не мог сделать эту дверь раньше? — негодующе спросила она, протискиваясь через низкое отверстие и забираясь ему на спину.

— Раньше я был не такой материальный, — сказал Пёс, спрыгивая с третьего этажа в ночной мрак. — Но, к нашему счастью, что-то изменилось. По крайней мере, пока он далеко.

— Да, — сказала Подпольная мышь, высовываясь из кармана ночной рубашки Сесилии, куда она успела спрятаться. — Думаю, теперь даже все эти странные охотничьи деликатесы не станут спорить.

Внизу пролетали улицы, и впервые за долгие годы Сесилия наслаждалась свободой.

— Все должны быть Съедены. Ради их же блага.

1) Здесь игра слов: God и Gödel

Вернуться к тексту