Стены Винтерфелла (гет)

Крики, доносившиеся из королевских покоев, продолжались уже несколько часов.

Джон с силой стиснул голову руками, сдавил так, что казалось — еще чуть-чуть, и затрещат кости черепа. Он крепко зажмурился, несколько раз глубоко вдохнул, подолгу задерживая дыхание, и открыл глаза лишь тогда, когда почувствовал, как его руки что-то едва уловимо коснулось.

Арья. Коротко подстриженная, облаченная в легкий шерстяной камзол из крашеной серо-зеленой шерсти, она смотрела на него спокойно и с пониманием, всем своим видом говоря: «Все будет в порядке». Он бы очень хотел ей верить, но…

— Что-то не так, — резко выдохнул Джон и, сорвавшись с места, принялся мерить коридор нервными, торопливыми шагами. — Это длится уже слишком долго.

— Не в первый же раз, Джон… — Арья продолжала невозмутимо подпирать стену. — Когда я рожала, весь Штормовой Предел слышал мою грязную ругань, а мейстер потом сказал, что благодаря мне его словарный запас сильно обогатился.

Несмотря на то, что нервы его были на пределе, Джон не удержался от улыбки, посмотрев на сестру. Арья по-прежнему была невысокой, худощавой и жилистой, двигалась резко, а смотрела цепко и проницательно — разве что лицо стало более серьезным и взрослым, потеряв юношескую круглость щек. И все равно трудно было поверить, что ей уже тридцать семь…

Из-за двери, которой оканчивался широкий каменный коридор, донесся долгий, мучительный крик.

— Ну все, я иду туда, — объявил Джон, решительно направившись к покоям, выделенным для королевской четы на время пребывания в Винтерфелле.

— Постой, — Арья догнала его, ухватила за руку, заставив в раздражении обернуться. — Да стой же! Ты там ничем не поможешь.

— Все равно, — Джон нетерпеливо попытался высвободить запястье, но сделать это оказалось не так-то просто — хватка у сестры была крепкая. — Я должен быть рядом с ней!

— Ты был там пару часов назад, с тех пор вряд ли что-то существенно изменилось. К тому же, Миссандея тебя выставила — явно не просто так.

Джон вздохнул, признавая ее правоту. Находясь в покоях подле Дейенерис, он не помогал своим присутствием, а только мешал, то присаживаясь у ее ложа и с силой сжимая бледную руку в своих ладонях, то вдруг вскакивая и начиная расхаживать по помещению, чем раздражал мейстера и смущал служанок, которые то и дело на него натыкались, — и в итоге советница королевы не выдержала.

Новый крик, громче и пронзительней предыдущего, прорезал тишину коридора.

Джон вновь схватился за голову, вцепился пальцами в волосы, думая, что седых прядей сегодня прибавится — в последние годы у него и так появилось несколько, они посеребрили темные кудри и высветлили макушку, и Дейенерис любила шутить, что с каждым седым волосом он все больше становился похож на Таргариена.

Джону этот процесс не очень-то нравился, но теперь он готов был поседеть весь целиком, включая ресницы и брови, лишь бы с Дени было все хорошо и у нее вновь появился настрой шутить.

В покоях за тяжелой дубовой дверью повисла внезапная тишина, и даже в этом Джон видел что-то пугающее, недоброе — только что она так кричала, а теперь вдруг стало полностью тихо, и хотя на протяжении нескольких часов это происходило регулярно, всякий раз его охватывал страх, что случилось худшее — до дрожи в руках, до полной нехватки воздуха, будто из легких его кто-то выкачивал…

— Я пойду на улицу, — бросил Джон, понимая, что больше не может здесь находиться.

Арья только кивнула и на мгновение сжала его ладонь.

* * *

Джон не помнил, как взобрался на стены — ощущая дурноту, он с трудом разбирал, куда шел; перед глазами мелькали многочисленные коридоры, закрытые двери покоев и слуги, которые были ему незнакомы, а потом Джон внезапно оказался на улице и только чудом не налетел на принца Эйемона Таргариена, который прогуливался по открытой галерее в компании старшей дочери Сансы.

— Как она, отец? — тут же подался к нему Эйемон, с надеждой заглядывая в лицо.

— Какие новости? — выпалила Кейтилин одновременно с принцем.

— Пока еще никаких, — ровным голосом произнес Джон, стараясь не выдавать своего волнения. — Я скажу вам, как только что-то станет известно.

— Но… почему так долго? — Эйемон посмотрел на него с тревогой.

Глаза его были фиалковые, как у матери, а волосы, собранные в длинный хвост, серебрились на северном солнце, — высокий и стройный, принц давно уже перерос отца на целую голову, и рыжеволосая Кейтилин была ему под стать; Джон казался себе карликам рядом с этими двумя, но в данный момент это было последним, что могло бы его беспокоить.

— Это нормально, так иногда бывает, — он кашлянул и попытался придать своему голосу как можно больше уверенности. — Когда я заходил к Дени, все было в порядке. А вы, ребята, пойдите и проследите, чтобы Лианна, Вилла и Робб не карабкались по крыше: я их вчера там ловил.

— В самом деле, — согласилась Кейтилин. — Что-то давно их не видно…

Они удалились, а Джон быстрым шагом пересек небольшой дворик, дошел до подъема на стены и взобрался по высоким ступеням.

Долгое лето было в самом разгаре, мягкий ветер освежал, но не холодил, и солнце не било в глаза — только грело едва уловимо, но в легком кожаном дублете все равно было жарковато. Джон сделал глубокий вдох, прислонился лбом к холодному камню зубца и стошнил себе под ноги, но облегчения это не принесло.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, он некоторое время медленно брел по стене, поглядывая во внутренний двор, по которому под присмотром нескольких слуг носились многочисленные дети. Как видно, он напрасно отправил Эйемона и Кейтилин искать Лианну, Виллу и Робба — они были здесь, с остальными, торчали на тренировочной площадке и учились стрелять из лука. Джон не без гордости отметил, что его дочь неплохо стреляла — совсем как Арья в свои юные годы, и даже внешне Лианна напоминала Арью: такая же маленькая, худенькая и быстрая, а уж сколько раз Джону и Дени приходилось отчитывать ее за непослушный, упрямый нрав…

«Волчья кровь», — сказал бы в этом случае лорд Эддард Старк, покачивая головой и сдержанно улыбаясь.

Джон нервно закусил губу, размышляя, правильно ли они поступили, что отправились в Винтерфелл, когда королева была на последних сроках беременности. Но разве имели они иную возможность, если договорились об этом заблаговременно и, к тому же, Эйемону предстояло вот-вот жениться на Кейтилин?..

Санса заявила, что ее дочь должна выйти замуж на Севере, пред ликом Старых богов — это была ее принципиальная позиция, которую разделяла и Кэт, однако ж дело было не только в этом: слишком долго все они друг друга не видели, слишком скучал Джон по своим сестрам и Винтерфеллу, и, хотя он регулярно обменивался с ними письмами, а пару раз Санса и Арья сами приезжали в столицу, ничто не могло сравниться с визитом в то место, где он когда-то вырос, и Дейенерис настояла, что они непременно должны поехать — она знала, что Джон не отправится без нее, и не хотела лишать его удовольствия, к тому же, это были далеко не первые ее роды, и иногда казалось, что Дени они пугали гораздо меньше, чем ее мужа.

Десять лет прошло с тех пор, как королевская чета посещала Винтерфелл в прошлый раз — это было накануне зимы, продлившейся около пяти лет, и весь путь от Королевской Гавани до Севера устилали золотисто-оранжевые листья, а ветры дули гораздо злее, чем теперь, в разгар мягкого лета, и именно тогда Джон и Санса договорились о помолвке своих наследников.

— Кейтилин — умная, хозяйственная девочка, из нее получится отличная королева, — говорила сестра, когда они прогуливались по занесенному листьями внутреннему двору.

— Думаю, было бы славно, если б наши дома снова объединились, — отвечал ей Джон, задумчиво провожая взглядом первые снежинки, плавно опускавшиеся на землю и тут же таявшие. — Однако ж мне нужно еще посоветоваться с Дени.

— Полагаю, у нее не найдется поводов для возражения, — пожала плечами Санса — и оказалась права.

Дейенерис, по всей видимости, девчонка понравилась, хоть и не сразу она нашла общий язык с ее матерью, но в конечном итоге королева Вестероса и хранительница Севера, узнав друг друга лучше, пришли ко взаимному согласию — как оказалось, их взгляды на жизнь и правление были во многом схожими.

С годами Санса все больше стала походить на леди Кейтилин Старк, а Кэт-младшая, в свою очередь, была точной копией матери, хоть и нрав ее был не столь холодным и сдержанным — во многом потому, что ей постоянно приходилось гонять непослушных младших сестер, которые не боялись ни гнева матери, ни сурового неодобрения отца.

Десять лет назад Санса была беременна своей третьей дочерью; Арья, прибывшая в Винтерфелл вместе с Джендри, держала на руках второго по счету сына, который родился всего несколько лун назад, а Джон и Дени узнали о грядущем пополнении вскоре после отъезда в Королевскую Гавань, но если Арья и Санса на этом остановились, то король с королевой — отнюдь.

Медленно прохаживаясь по стенам и тщетно силясь унять нервную дрожь в конечностях, Джон старался отвлечься воспоминаниями, закрывая глаза и представляя, как стоял здесь двадцать лет назад вместе с Дени, с замиранием сердца ожидая ее ответа, а после, услышав ее согласие, чувствовал себя счастливым, как никогда прежде — и последующие несколько недель, когда объединенные войска Севера и королевы готовились к наступлению на столицу, пролетели перед глазами, точно бабочка-однодневка.

Джон и Дени поженились в богороще Винтерфелла, прямо под сердце-деревом, окруженные суровыми северными лордами, высокими сугробами и огромными хлопьями снега, бесконечно летавшими в воздухе, и впоследствии не разлучались даже на пару часов; наслаждались друг другом, отгоняя отчаянный страх, что война разлучит их, оборвет столь хрупкое, недолговечное счастье, и не знали еще, что судьба уже преподнесла им сюрприз.

Из-за проклятья ведьмы Дейенерис была убеждена, что матерью ей никогда не стать, да и Джон совсем не был уверен, что может иметь детей — Берик Дондаррион однажды сказал ему, что тот, кто побывал за чертой смерти, не сумеет дать жизнь, и уже в Винтерфелле они подумывали об иных способах появления наследников; в конце концов, в разоренном постоянными войнами Вестеросе было огромное количество сирот, и всегда можно было кого-то усыновить, чтобы воспитать как наследника королевской династии — или же назначить таковым кого-то из детей ближайших родственников…

Даже когда Дени стошнило прямо на голову Тириону Ланнистеру, они ничего не заподозрили: пища в Винтерфелле и впрямь иногда бывала не лучшего качества, а уж после того, как в замке остались работать повара Болтонов, в этом тем более не было ничего удивительного.

Подозрений не появилось и в тот период, когда по пути в Королевскую Гавань Дейенерис время от времени слезала с лошади и бежала к ближайшим кустам: в дороге они ели такое, что все в той или иной мере страдали желудком — Серый Червь отравился какими-то сушеными ягодами; Тириона, набившего живот тухлой дичью, вырывало два дня подряд; Сандор Клиган и Давос Сиворт были застигнуты таким поносом, что Джон начал опасаться, не разыгралась ли среди войск эпидемия «бледной кобылицы», а Арью, храбро отведавшую бормотухи из бурдюка Пса и заявившую, что ничего страшного с ней не случится, с невероятной силой стало выворачивать наизнанку, после чего она еще долго не притрагивалась к вину. На этом фоне проблемы Дейенерис казались вполне обыденными.

Взять Королевскую Гавань оказалось непросто: Серсея основательно подготовилась. Имевшая коварный план на каждую жизненную ситуацию, она приказала расставить противодраконовые баллисты по стенам, окружавшим столицу, и по крышам высоких строений, а под городом велела подготовить несколько складов с диким огнем, оставшимся еще после Безумного короля Эйериса, и при худшем раскладе весь этот огонь люди королевы должны были привести в действие, чтобы от столицы осталось одно только пепелище, и ни враги, ни союзники не вышли бы оттуда живыми.

К счастью, ничего подобного не случилось. Забравшись на Рейегаля и Дрогона, Джон и Дени первым делом сожгли ворота, чтобы дать свободный проход своим армиям, а после попеременно уничтожили все баллисты и направились к Красному замку.

Тирион Ланнистер, продолжавший хранить верность своей королеве, но, тем не менее, беспокоившийся и за Джейме, который действительно сбежал из Винтерфелла и в скором времени оказался в столице, и за Серсею, попросил пощадить брата с сестрой, если они добровольно сдадутся, и Дени согласилась дать это обещание… однако Серсея Ланнистер никогда не сдавалась.

Глядя, как рушился Красный замок, погребая под собой королеву-львицу и ее строптивого брата, Джон помогал Дейенерис поливать руины огнем и думал, что это к лучшему — даже лорд Эддард Старк, будучи человеком чести, всегда говорил, что мертвый враг гораздо лучше, чем недобитый, потому что, по крайней мере, он не создаст проблем в будущем, а в том, что от живой Серсеи Ланнистер проблем была бы целая уйма, сомневаться не приходилось.

Тириону, при всей его скорби, пришлось признать, что это было необходимо — и некоторым утешением послужило то обстоятельство, что большого количества жертв удалось избежать.

Позже Красный замок пришлось, конечно, отстраивать, и первое время Джон и Дени жили в его предместьях, восстанавливая город и мир в Вестеросе от последствий многочисленных войн, терзавших его последние несколько лет. Именно тогда стало известно, что королева беременна: если рвоту можно было списать на некачественную пищу, а повышенный аппетит — на постоянную перемену климата, то округлившийся живот, на котором перестали вдруг сходиться старые платья, свидетельствовал об очевидном, и Дени, разглядывавшая себя в зеркале, не могла поверить своим глазам, а после еще долгое время, вспоминая проклятье ведьмы, боялась, что не выносит это дитя — до тех пор, пока у них не родился совершенно здоровый мальчик, которого нарекли Эйемоном.

— Эйемон Таргариен был мейстером на Стене в то время, когда я служил в Дозоре, — говорил Джон, разглядывая крошечное личико новорожденного и его серебристые волосы, прилипшие к голове.

— Ты знал его? — искренне поразилась Дейенерис, приподнявшись на своих мягких подушках. — Визерис мне о нем ничего не рассказывал.

— Да, я знал. И редко встречал таких достойных людей, как он, — Джону вдруг стало очень жаль, что старый мейстер не дожил до их дней и не увидел наследника Таргариенов, названного в его честь.

— Что ж, тогда решено… Добро пожаловать в этот мир, Эйемон Таргариен, принц Семи Королевств, — счастливо улыбнулась Дени, осторожно поцеловав пухлую щеку спящего малыша.

И в тот момент, глядя на свою сияющую королеву и наследника у нее на руках, Джон впервые остро ощутил глубокую принадлежность к древнему валирийскому роду, в полной мере осознавая себя потомком великих драконьих всадников и королей, правивших страной триста лет — и был этому рад.

Дейенерис объявила его Таргариеном вскоре после взятия Королевской Гавани, когда они более-менее навели в столице порядок и обрели уверенность в будущем — Джон и Дени пришли к решению, что раскрывать эти сведения раньше было опасно и, к тому же, до победы над Серсеей не было в том нужды.

«Ты Грейджой — и ты Старк», — сказал однажды Джон заплутавшему в жизненных ориентирах Теону, а теперь и сам думал, что может быть и Старком, и Таргариеном одновременно, и при этом не разрываться между принадлежностью к двум домам. Это оказалось куда проще, чем можно было предположить.

Правда, взять себе имя «Эйегон» Джон наотрез отказался и предпочел оставить прежнее, данное ему лордом Эддардом Старком. Отцом, добавлял он мысленно, в глубине души продолжая считать его таковым. Несмотря ни на что, Джон никак не мог свыкнуться с мыслью, что Рейегар Таргариен и Лианна Старк, которых он никогда не знал и не видел, были его родителями.

— Я полюбила тебя Джоном Сноу — и буду любить всегда, какое бы имя ты ни носил, — со всей серьезностью произнесла Дейенерис, когда он поделился с ней своими размышлениями.

Поэтому второго сына, который родился через два года после появления на свет Эйемона и унаследовал северную наружность отца, она сама предложила назвать Эддардом, решив, что Джона бы это порадовало — и он действительно принял идею очень тепло.

Рейегаром назвали третьего сына, и он, по примеру своего деда, очень рано научился читать и проявлял интерес к игре на арфе, зато совсем не любил проводить время на тренировочной площадке, в отличие от старших братьев, которые учились драться на мечах с удовольствием.

— Надеюсь, он не станет похищать дочку Сансы, когда подрастет, — пошутил тогда Джон, и Дени согласилась, что это было бы чрезвычайно неловко.

Вскоре после рождения Рейегара они посетили развалины Летнего замка, старинной резиденции дома Таргариенов, и отыскали среди руин три окаменевших драконьих яйца, которые, судя по всему, в свое время пытался пробудить Эйегон Невероятный, но не сумел этого сделать и погиб при пожаре.

— Трое сыновей. Три головы дракона, — прошептала Дени, задумчиво оглаживая твердые каменные чешуйки на яйцах.

Но она ошибалась, потому что вскоре после визита в Винтерфелл, который они посетили накануне прихода зимы и договорились там о помолвке Эйемона и Кейтилин, стало известно о новой беременности королевы, и в положенный срок Дейенерис произвела на свет двух девочек, которых они с Джоном решили назвать Лианной и Рейлой. На этом, как подумали король с королевой, можно было остановиться, однако три года спустя боги послали им новое испытание, и вскоре у них появились Алисса и Алисанна: среброволосые девочки-близнецы с одинаково пурпурными глазами — в отличие от старших сестер, разных, точно луна и солнце, младшие были похожи друг на друга как две капли воды.

Когда девочки немного подросли и начали с хохотом носиться по замку, пытаясь ухватить за хвосты трех маленьких проклюнувшихся дракончиков, Джон и Дени были уже не молоды, и новая беременность королевы стала полной неожиданностью, — всякий раз, когда она производила на свет дитя и по коридорам Красного замка начинали разноситься страшные крики, у Джона немели руки, его сковывало отчаяние, а теперь, когда Дейенерис рожала вдали от дома, страх только усилился. И, в конце концов, ей было уже сорок два…

В некотором удалении от Винтерфелла, за лесом, который в это время года обзавелся пышными зелеными кронами, взметнулись две огромные крылатые тени, а рядом с ними Джон разглядел три тени поменьше — Дрогон и Рейегаль учили молодняк охотиться.

Он на мгновение прикрыл глаза, попытавшись успокоиться. Санса и Арья, убеждал себя Джон, тоже не единожды рожали детей — и с ними ничего не случилось…

Нельзя сказать, чтобы Санса сильно стремилась замуж, однако долг и приличия требовали, чтобы хранительница Севера позаботилась о появлении наследников, и ей пришлось уступить требованиям северян, взяв в мужья Вилларда Мандерли, одного из сыновей лорда Вимана. Муж Сансы оказался человеком угрюмым и немногословным, однако, судя по всему, весьма неконфликтным, и поладить между собой они сумели довольно легко.

Три года минуло после битвы за Винтерфелл и победы над королевой Серсеей, когда на свет появилась Кейтилин Старк, а некоторое время спустя за ней последовали Лиарра и Вилла — сыновей у Сансы и Вилларда не случилось, но это, по всей видимости, никого не смущало, и после того, как Кэт обещали в жены принцу Эйемону Таргариену, наследницей Севера объявили Лиарру.

Сыновья были у Арьи. Планировавшая связать себя узами брака еще меньше сестры — а точнее, не планировавшая этого вовсе — она собиралась покинуть Вестерос вскоре после битвы за Королевскую Гавань, чтобы отправиться бороздить моря и исследовать новые, неизведанные уголки, однако Джендри в той битве получил ранения столь тяжелые, что долго еще находился на грани жизни и смерти, и Арья не смогла оставить его в таком состоянии — а после, когда он поправился, уже и не захотела.

Когда эти двое объявили королю с королевой свою новость, Дейенерис нарекла Джендри Баратеоном и добавила, что Штормовой Предел теперь в его полном распоряжении, а Джон с радостью благословил их брак, и Арье, никогда не нуждавшейся в чьем-либо благословении, тем не менее, было приятно его услышать. Старшего сына она назвала Эддардом, а младший мальчик, унаследовавший волосы Талли цвета осеннего золота, не мог быть никем иным, кроме как Роббом. Арья сама учила их сражаться на мечах и стрелять из лука, а Джендри учил обращаться с молотом; Лианна и Вилла, глядя на свою тетку, тоже мечтали стать воительницами и уже заявили, что возьмут в руки мечи, когда станут старше.

Поглядев на носившихся по двору детей, Джон усмехнулся.

Он вдруг вспомнил о Бране, которого не видел с тех пор, как покинул Винтерфелл в первый раз: будучи Трехглазым Вороном, брат отправился жить за Стену, чтобы отыскать выживших Детей Леса и слиться с одним из чардрев, выполняя свой долг, — а после, когда придет время, передать знания тому, кого к этому приведет судьба. Иногда в голову приходила мысль навестить его, но беда была в том, что Джон совершенно не представлял, где Брана теперь искать… и жив ли он до сих пор?

За спиной послышались чьи-то шаги — тяжелые и шаркающие, а также легкие, с едва уловимым поскрипыванием кожаных сапог, и Джон обернулся на звук. Когда он увидел Арью и винтерфелльского мейстера, сердце его торопливо спустилось в пятки.

— У вас сын, ваша милость, — объявил старик, прежде чем Джон успел открыть рот.

— А… — он переводил взгляд с него на Арью, выглядевшую, как всегда, беспристрастной, и изо всех сил пытался привести в порядок спутанные мысли, чтобы задать свой главный вопрос. — Королева… как она?

Мейстер на мгновение задумался:

— Выглядит довольно уставшей.

— Что? — Джон не сразу понял смысл сказанных слов. — Мейстер Колдфорт, я вас спросил, жива ли она!

— Жива, ваша милость, мертвые ведь не знают усталости, — отозвался тот с некоторым удивлением.

И только тогда Джон в полной мере осознал, в каком сильном напряжении пребывал все это время — с души будто свалился не просто камень, а целый воз, набитый булыжниками.

— Так идемте же к ней, скорее, — выпалил он в нетерпении, уже направляясь к спуску со стен.

Арья легко нагнала его, а пожилой мейстер поспевал следом, шаркая ногами и отдуваясь, и Джон услышал, как Эйемон и Кейтилин во дворе собирают ораву детей, чтобы сообщить им радостную новость.

— Поздравляю, Джон, — шепнула Арья, старательно пряча улыбку.

— Спасибо, — ответил Джон столь же тихо. На нижней ступеньке он споткнулся и чуть было не упал, но даже не обратил на это внимания, продолжая целеустремленно двигаться в сторону замка.

В королевских покоях было жарко, даже душно; пахло кровью и целебными травами, а Дейенерис лежала на кровати, прижимая к себе маленький, закутанный в разноцветные одеяла сверток, и вид у нее был действительно изможденный, совсем как двадцать лет назад, когда в этих же покоях королева приходила в себя после ранения, а Джон неотлучно сидел у ее постели и сам был похож на труп не меньше, чем те, с кем им тогда довелось сражаться.

Но теперь Дени улыбалась — искренне и открыто; глаза ее светились от счастья, и Джон устремился к ней, подался всем телом, и, осторожно опустившись на край кровати, мягко сжал ее руку в своих ладонях — и рука была теплой, и тонкие пальцы незамедлительно обвились вокруг его запястья, словно Дени, чувствуя состояние Джона, старалась его успокоить — хотя сейчас совсем наоборот должно было быть, но кому есть до этого дело?..

— Он красивый, правда? — тихо произнесла она и слегка подвинула к нему сверток, чтобы король сумел лучше разглядеть своего наследника.

Голова младенца была покрыта редкими темными волосами, крошечное личико продолжало хранить красноту и казалось сморщенным, некрасивым, но Джон знал, что так будет не всегда — со временем этот мальчик станет прекрасным и сильным, как его братья, научится держать меч и парить в небесах, точно птица, а может, будет петь и играть на арфе, или захочет стать мейстером, и Джон уже любил это дитя, вне зависимости от того, кем он вырастет. По щеке вдруг скатилось что-то горячее, мокрое, тут же затерявшееся в бороде. Дени подняла руку, медленно проследила дорожку пальцем, а ребенок вдруг широко распахнул глаза, с интересом разглядывая отца и мать.

— У него твои глаза, — сказала Дейенерис, внимательно всматриваясь в маленькое лицо сына.

— Да… — Джон перехватил ее руку, чтобы прижаться губами к тонкому запястью, мягко поцеловать ладонь и на мгновение уткнуться в нее, перестав замечать все, что происходило вокруг.

А в покоях начал набиваться народ: все спешили поздравить королевскую чету с появлением восьмого ребенка — Арья успела сходить за Джендри, Сансой и ее мужем Виллардом; Эйемон и Кейтилин привели двух Недов, Рейегара и Робба, Лиарру и Виллу, Лианну и Рейлу, маленьких Алиссу и Алисанну, которые тут же вскарабкались к матери на постель, чтобы познакомиться с новорожденным братиком, а Миссандея вернулась в компании Тириона Ланнистера.

С тех пор, как Серый Червь погиб в битве за Королевскую Гавань, Миссандея с Наата долго не находила ни в чем утешения, и Тирион не мог не поддаться печали после того, как обнаружил под завалами трупы сестры и брата — совсем рядом с телами братьев Клиганов, убивших друг друга в поединке незадолго до того, как на них обрушился замок. Джон упустил момент, когда эти двое сблизились и решили разделить свое горе, и Дейенерис очень удивилась, когда ее советница и лорд-десница объявили о том, что сочетались браком — однако ж никто не возражал против такого союза, тем более что Тирион стал предаваться алкогольным возлияниям гораздо реже, чем в прежние годы… или, по крайней мере, умело это скрывал.

— Как вы его назовете? — поинтересовалась Санса, подойдя поближе, чтобы лучше рассмотреть малыша.

— Бенджен, — уверенно ответила Дени — у них с Джоном было несколько вариантов имен для мальчиков, а увидев, что северная кровь в этом ребенке явно преобладала, она сразу поняла, какое из них подходящее.

— Бенджен? Почему Бенджен? По-моему, очень странное имя, — пробормотала Рейла, удивленно поглядев на родителей.

— А мне нравится, — заявила Лианна, усевшаяся в ногах у матери и с важным видом взиравшая на остальных детей, которые остались стоять на полу.

— Мне тоже, — Джон осторожно взял мальчика из рук Дени и прижал к себе, почти не потревожив его — опыт обращения с детьми у короля был богатый. — Так звали моего дядю, который служил в Дозоре. Он многое сделал для победы над Королем Ночи и его армией — и пожертвовал собой, чтобы мы смогли его одолеть.

— Жаль, что я не имела удовольствия знать Бенджена Старка лично, но наш сын, уверена, будет носить его имя с гордостью, — Дейенерис повернулась к супругу, осторожно заправила черную с проседью прядь ему за ухо.

И Джон не мог представить себя более счастливым, чем в этот момент. Он глядел в лицо своей королевы, думая, что оно не менее прекрасно, чем в тот день, когда они впервые встретились на Драконьем Камне, несмотря на то, что годы и пройденные испытания наложили свой отпечаток — да и что говорить, они оба давно уже не были молодыми. Но Джон любил Дени еще сильнее, чем прежде — и ни время, ни обстоятельства не могли этого изменить.