Волей небес (гет)

— Вот так. — Маринетт поправила его воротник, аккуратно подёрнув. — Гораздо лучше.

Он стоял перед ней, закрыв глаза и опустив руки, одетый в наряд, который она создала с помощью магии. Она перебрала целое множество идей, но в итоге остановилась на камзоле небесно-голубого цвета со вставками из ткани, отливающей жемчугом. Изящная серебристая тесьма оттеняла, но не отвлекала внимание, отлично сочетаясь с рядом серебряных пуговиц, спускающихся сверху вниз. Камзол был слегка затянут кожаным ремнём на талии. Рыжевато-коричневые брюки были заправлены в чёрные сапоги.

— Можно мне уже открыть глаза? — спросил он.

— Нет, подожди.

Тихий смешок.

— Чего ты смеёшься? — бросила на него взгляд она, расшивая жемчужные вставки ниткой на тон темнее, изображая четырёхлистники с похожим на клевер крестом посередине.

— Потому что ты чересчур серьёзно к этому относишься. Это же просто одежда.

— Это не просто одежда. — Она принялась выводить извивающиеся лозы на голубой ткани. — К тому же ты сам мне разрешил, так что теперь будь добр, не жалуйся.

— Я и не жалуюсь. Просто никак не возьму в толк, почему тебе хочется так напрягаться.

— Я не напрягаюсь. — Повозившись с верхней пуговицей, она провела руками по плечам, разглаживая ткань. — Некоторым, знаешь ли, нравится шить одежду.

Он слегка наклонил голову, так и не открыв глаз.

— Так тебе это нравится?

— Да. И всегда нравилось. — Её голос смягчился, попадая во власть воспоминаний. — Когда я была маленькой, я всем говорила, что стану швеёй, когда вырасту.

— И что случилось?

— Мои наставники быстро дали мне понять, что принцессы не бывают швеями.

— Почему?

Уголки её губ вздёрнулись. В каких-то аспектах он был столь же наивен касательно того, как устроен человеческий мир, как и она в то время.

— Мы должны носить красивые платья, а не учиться их шить.

Он задумчиво нахмурился.

— Но всё равно, — продолжила она, обходя его со всех сторон и проверяя, органично ли всё смотрится и не пропустила ли она чего. — Даже если бы я не была принцессой, мне бы крупно повезло, если бы мне доверили больше, чем слегка расшить жилет, реши я последовать за своей мечтой. Как оказалось, практически невозможно стать портным, если ты женщина.

— Звучит не очень-то справедливо.

Она хмыкнула в знак согласия.

— Так что теперь тебе должно быть понятно, почему это для меня не просто одежда. Мода всегда была моей страстью. Мне крайне повезло, что родители не имели ничего против того, что мне нравилось шить наряды, покуда это не мешало моей учёбе. Жаль только, что раньше я не могла пользоваться магией. Мои исколотые пальцы сказали бы мне спасибо.

— Тебе не следует злоупотреблять магией.

— Я в порядке. — Она остановилась перед ним с улыбкой. — И, кажется, теперь всё готово. Можешь открыть глаза.

Летняя зелень в обрамлении длинных ресниц встретила её взгляд. Он улыбнулся ей в ответ.

О.

Странно, что она не осознавала этого в полной мере до сего момента, когда он предстал перед ней без своего чёрного наряда, глядя ей в глаза и тепло улыбаясь, выглядя при этом как никогда обычным человеком. Образ не могли разрушить ни заострённые уши, ни выглядывающий сзади хвост. Он казался прибывшим ко двору аристократом. И не простым, а очень привлекательным.

Она была права. Синий ему действительно шёл.

Вспыхнув, она поспешила развернуть его за руки к себе спиной.

— Погоди минутку, — сказала она. — Ещё кое-что.

— Чт…

— Нельзя просто оставить волосы распущенными. Это портит всё впечатление.

— Я что, теперь твоя кукла? — вздохнул он, впрочем, скорее, находя эту ситуацию забавной.

— Ну-ка цыц и сядь-ка вот сюда. — Она подвела его к одному из кресел. — Ты слишком высокий, мне не дотянуться.

— Ещё пожелания будут?

Он её определённо подкалывал, но её щёки горели, и она могла думать лишь о том, как бы помешать ему увидеть расползающиеся по её лицу пятна ярко-томатного оттенка. Ей было бы слишком стыдно. Это говорило слишком о многом. Она ни за что не признается, сколь привлекательным он кажется ей в этом наряде. (Потому что это ничего не значит. Кто угодно может хорошо выглядеть в приличной одежде. Даже этот болван лорд Ким выглядел отлично на последнем балу, на котором ей довелось присутствовать, так что она и глазам-то своим не сразу поверила, хоть он и говорил лишь о турнирах и спортивных состязаниях).

Сглотнув, Маринетт уставилась Коту в затылок. Точно. Ей нужно что-то сделать с его волосами.

С колотящимся сердцем она подошла ближе и запустила пальцы в золотистые локоны, аккуратно избегая ушей. Она не осмеливалась касаться шелковистого меха без разрешения. Не то чтобы это ей сильно помогло. Ей никак не удавалось расслабиться. Каждый вдох казался ей громким до невозможности, но ещё острее она ощущала его: то, как шуршала ткань, когда он ёрзал на сиденье; то, как приподнимались и опускались его плечи.

— Эм, так и как тебе наряд? — спросила она.

— Непривычно, но, кажется, здорово.

— Кажется?

— Прости, я не очень-то разбираюсь в вашей моде, — ответил он, откинув голову, чтобы посмотреть на неё, — но я впечатлён, насколько детально ты всё продумала. Очевидно, что ты вложила в этот наряд много сил и труда. Не сомневаюсь, что ты бы стала замечательной швеёй.

Её щёки залила новая волна румянца.

— Спасибо, — прошептала она застенчивее, чем планировала.

Повисла тишина. Молчание, ровно как и ритмичное движение пальцев, перебирающих его волосы, помогли Маринетт успокоиться и согнать краску с пылающего лица. Что бы ни послужило причиной её нервной чувственной перегрузки, оно отступило, как песок уходит в море. Её плечи расслабились, а дыхание выровнялось.

— Эм, Маринетт?

Точно. Причёска.

Она заплела его волосы в свободную косу, завязав её синей лентой.

— Ну вот, — произнесла она. — Всё готово.

* * *

На следующий день ему пришлось уйти. Не желая сидеть в четырёх стенах, Маринетт решила побродить по открытым дворикам и садам. Однако смотреть там, по правде говоря, было не на что. Помимо низкой живой изгороди, обрамляющей участки земли в форме геометрических фигур, это было всё равно что гулять по розарию вечной зимой. Ничего не цвело, не оттеняло камень и неувядающую зелень. Даже сорняки там не росли.

— А что если… — пробормотала она.

Магия замка рождалась из мыслей. Маринетт была свидетельницей тому, как с её помощью из ничего получалась ткань, предметы и чернила. Магия, казалось, не имела границ, стоило ей только вообразить то, что она желала, достаточно отчётливо.

Она опустилась на колени около изгороди, проводя пальцами по жёсткой земле. Решимость отразилась на её лице. В руках у неё появился совок, и она принялась копать, вскрывая твёрдую почву, чтобы заделать углубление. Она испачкала щёку и колени, но, несмотря на это, на её губах играла улыбка, пока она рыхлила землю.

— Видишь, Милен, — произнесла она, вспоминая давний разговор, — я не забыла.

Маринетт всегда завораживало созидание: одежды, безделушек — чего угодно, что можно было сделать или взрастить своими руками. Она обожала королевские сады и частенько болтала с садовниками, помогая им, когда бы ей ни выпала свободная минутка. Милен нравилась ей больше других. Она была всего на пару лет старше и всегда улыбалась. Они о многом говорили, пока пчёлы собирали пыльцу с синеватых цветов неподалёку, а ноздри щекотал запах розмарина и шалфея.

— Для чего нужно рыхлить? — однажды спросила у неё Маринетт. — Разве нельзя просто посадить растение в ямку?

— Так оно будет лучше расти. Корням тоже нужно дышать, понимаешь?

Маринетт улыбнулась ещё шире, оценив результат своих кропотливых трудов. Теперь корни точно смогут дышать. Подготовленная ей почва стала на ощупь мягкой, как мох, — податливая, готовая к посадке.

Она уселась поудобнее.

— Хорошо. Давайте посмотрим, получится ли у меня это представить.

Вообразить сам цветок было просто: шелковистые лепестки, волнами находящие друг на друга, исходящий от них тонкий аромат. Но вот представить куст со всеми его запачканными корешками было куда сложнее. Никто никогда обычно не задумывался о прагматической стороне вещей: швах, что скрепляли куски ткани, превращая их в платье, корнях, спрятанных глубоко под землёй, которые давали тополям возможность тянуться к солнцу. Однако сейчас ей нужно было нарисовать в своём воображении именно это.

— Давай же, — пробормотала она, закрывая глаза. — Сосредоточься.

Всё зависело от одной-единственной мысли. От возможности заглянуть за красивый фасад и увидеть суть вещей, основу, дарующую им жизнь, подобно рисованным углём наброскам, которые она вычерчивала пальцами в детстве, представляя крой ещё не созданных нарядов.

Магия завибрировала и задрожала, и то была песня в её жилах и в самом воздухе. Она распахнула глаза. Из ямки возник куст, разрыхлённая почва засыпала корни, дабы укрепить и защитить их. Раскинулись испещрённые шипами ветки. Гордо зеленея, распустились листья. Когда возникли почки, она уже дрожала от измождения, а на лбу выступили капельки пота.

Ещё немного. Ещё немного магии.

В глазах потемнело. В ушах пронзительно зазвенело, а голову будто погрузили под воду. Или это была не вода, а шерсть? Всё казалось таким странным и тяжёлым.

— Маринетт!

Покачнувшись, она разорвала связь с той силой, что волнами проходила по её телу. Слишком спешно, слишком много. Её подхватили чьи-то руки, и вот она уже полулежала на коленях у Кота, который смотрел на неё широкими глазами, в которых явно отражалась тревога.

— Маринетт, как ты? Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Она моргнула, пытаясь отогнать мерцающие перед глазами вспышки и пятна. Тело казалось ей тряпкой, которую отжали досуха, выкачав из неё всю энергию до последней капли. Она была не в состоянии произнести ни слова. Её мысли разлетались, как семена одуванчика на ветру, толком не успевая собраться. Но позади него виднелся созданный ей куст роз, всё ещё стоящий и поражающий яркостью листьев. Все почки, кроме одной, были закрыты, однако один бутон, нежный и розовый, всё-таки выглянул наружу, словно смущающаяся барышня, спрятавшая лицо за веером.

Улыбка заиграла на её губах. У неё получилось.