Семь шаров для безумной рулетки (джен)

У всякого безумия есть своя логика.

Уильям Шекспир

«Вставай! Пора утку кормить!»

— Ну, ма-а-м, ну какая утка? Можно я ещё посплю?

Стоп! Он же не дома. И что только не привидится.

В больнице началось утреннее оживление. В коридоре раздались мягкие старческие шаги и в палату впорхнула Пелагея Петровна.

— Проснулся, касатик? Сейчас снова уточку напоим, а через часик и завтрак подоспеет. Правильный утренний завтрак он силу даёт.

«Я же тебе говорил — вставай!»

Ага… Не хватало ещё, чтобы глюки по утрам будили.

«Сам ты глюк!»

Проигнорировав нарастающую панику, Илья терпеливо прошёл через очередную процедуру «поения уточки». Пелагея Петровна ушла и снова стало скучно.

Хоть бы телефон оставили.

Грохот тележки возвестил возвращение забавной старушки. Однако вместо Пелагеи Петровны на него хмуро смотрела тётка с большим носом, облачённая в больничный халат. Где-то он её уже видел, вспомнить бы ещё где.

— Ну? Утку ставить будем? — произнесла она грубым гортанным голосом, в котором можно было без труда различить определённый акцент.

— Так это… уже. — ответил Илья.

— Да? Странно.

Тётка развернулась и погрохотала со своей тележкой куда-то дальше.

«Это больница или утиная ферма? Видать уток много, пациентов на всех не хватает.»

Илья демонстративно закрыл глаза, сделав вид, что спит. Неизвестный комментатор хмыкнул, но промолчал.

Вскоре подоспел и завтрак. С тем же куриным супчиком. Если так будут кормить и дальше, то долго не продержаться. Завтрак почему-то привезла та же самая тётка, что предлагала утку повторно. Она молча повязала ему слюнявчик, приготовила миску супа и поставила на столик-поднос. Глядя на хмурое носатое лицо и неласковые чёрные глаза, мальчик и не заикнулся спросить, куда делась Пелагея Петровна. Просто принял полусидячее положение, взял ложку и начал самостоятельно есть.

Что-то непонятное творилось в этой больнице с персоналом. Одна буквально с ложечки кормила под всякие шуточки-прибауточки. А другая просто поставила тарелку перед тобой и даже не заикнулась о помощи. Одно из двух: либо вчера он стал жертвой излишнего бабкиного сервиса, либо сегодня стал жертвой отсутствия оного у тётки. Скандал устроить, что ли? Да ну нафиг!

Что он, маленький?! Сам поест.

Тётка дождалась окончания завтрака, все так же молча собрала посуду и укатила прочь.

Илья грустно взирал на потолок, когда появился доктор. Но не тот, вчерашний, а новый. И в чем-то он выглядел прямой противоположностью Ивану Васильевичу: чёрные волосы, хмурый взгляд и каменное лицо, без всякого проявления эмоций. В руках он держал планшет с зажимом, куда он то и дело заносил пометки. Сами руки отчего-то были в резиновых перчатках. Только маска не закрывала рот, как положено, а грустно висела под подбородком.

— Стариков? — первым делом спросил доктор

— Да. А где Иван Васильевич?

— Выходной сегодня. Дежурю я, — кратко ответил доктор. И предупреждая возможный вопрос. — Константин Константинович. Будешь звать так.

— Понятно, — буркнул Илья. Новый доктор ему не понравился. Строгий такой.

— Судя по карте: падение, ушиб, сотрясение. Самочувствие? Что болит? Где?

— Уже лучше. Ничего не болит.

Доктор отметил что-то в бумагах.

— Попробуй сесть. Хорошо. Голова? Болит? Кружится? Тошнота?

Мальчик присел на кровати. Вроде все в порядке.

— Нет, ничего такого.

— После обеда рентген. Потом снимут бинты. Садиться можешь, но вставать и ходить нельзя!

«У-у, бука!»

Доктор обошёл кровать и осмотрел включенный прибор. Удовлетворенно хмыкнув, он нажал кнопку выключения и сделал очередную отметку в бумагах.

— Отцепляй мишуру, она больше не нужна, — рука в перчатке ткнула в присоски на теле. — Да аккуратнее, аккуратнее!

Мог бы и сам отцеплять, если такой умный. А вдруг что сломается, а Илье отвечать потом? И вообще, почему он без помощников?

— А почему вы один? Где Мария Степановна?

— Выходная. Не отвлекайся, тут со всем управлюсь сам.

«Ну ты глянь прям какой Бука универсал, обалдеть можно! В одиночку работает, без ассистентов. Явную нехватку кадров чувствую я!»

Пока мальчик отцеплял от тела все лишнее, доктор опять принялся что-то писать в бумагах, снова обходя кровать. Положив бумаги на тумбочку, он направился чтобы взять стул. Тот коварно выскользнул из его рук, громко упав на пол.

— А, что б тебя!

Наконец стул был водружён рядом с кроватью пациента и доктор сел.

— Поверни голову вправо!

Твёрдые, словно камень, руки обследовали бинты, которыми был обмотан затылок.

— Ай! — среагировал Илья на неожиданную боль, инстинктивно взмахнув рукой, задев халат доктора. Послышался неприятный то ли «чпок», то «хрямс».

— Терпи!

Раздался издевательский смешок гнусного невидимки. Илья уже готов был вспыхнуть и наплевать на своё решение не реагировать на опасный глюк, да ещё в присутствии доктора. Но остановил его возглас самого Константина Константиновича, заставивший изменить планы:

— Что это за гадость?

Вокруг левого кармана халата доктора расплывалось неприятное склизкое пятно. Тот сунул руку в перчатке в карман и на минуту непроницаемая маска на лице дала трещину. Целую гамму чувств можно было разглядеть на этом лице: удивление, раздражение, досада, злость, непонимание. И что-то ещё, чего Илья с ходу не определил. Когда доктор достал руку из кармана пальцы перчатки оказались испачканы остатками тягучей массы с обломками яичной скорлупы.

— Когда я найду, чьи это дурацкие шутки, он об этом пожалеет!

— Это не я, клянусь!

— Конечно, не ты. Яйцо подложили заранее. Ай, пакость…, — доктор попытался отряхнуть испачканные перчатки. — Мерзавцы!

Затем он встал и попытался вытереть перчатку о карман, но это оказалось бессмысленным. Только жидкое пятно ещё больше растёр.

— Ложись. После обеда за тобой придут.

«Санитары с пистолетом и глушителем. От камаза.»

Константин Константинович вышел, едва не ударив кулаком по дверному косяку.

«Видал как расстроился. Разочаровался прям. Небось думал, что в кармане бриллианты лежат. Явно шуток не понимает.»

Илья расстроенный положил голову на подушку. Мнение комментатора он не разделял. Да и вообще, это не шутка, а издевательство какое-то.

«Согласен, погорячился.»

А вот мнение глюков никому не интересно!

Лежать было скучно. Вставать нельзя. Читать нечего. Телефона нет. Остаётся смотреть в потолок да слушать мышиный концерт. Хотя похоже и тот отменили. В роли первой скрипки остался только какой-то заблудший сверчок.

Ну не с глюками же отношения выяснять?!

«Я, собственно и не против. Возражаю только против определения меня в глюки.»

Так и в самом деле до психушки недолго.

В коридоре раздались чьи-то шаги. Похоже посетитель направлялся к его палате.

На входе показалась мама Ильи. Мама Софа, как он её называл в детстве. В руке она держала большую дорожную сумку.

«Мамка пришла. Ремень принесла!» — радостно прокомментировал невидимый голос.

— Здравствуй, мой непутёвый сын! — обняла она присевшего на кровати Илью. Её огненные кудри коснулись щеки мальчика. Пахнуло уличной свежестью.

— Привет, моя строгая мама, — отшутился он в ответ.

— Будешь тут строгой, когда кто-то совсем отбился от рук. Вот, я принесла тебе кое-какую одежду, телефон и средства гигиены.

«...а так же средства для профилактики правонарушений. Розги, ремни, ивовые прутья... Веники из крапивы тоже хорошо помогают.»

Мама присела на кровать и прошептала на ухо:

— А ещё я контрабандой пронесла пирожки в палату. Поешь потом, пока никто не видит.

Она подвинула сумку поближе, пытаясь запихать её под кровать.

— Как ты себя чувствуешь? Доктор уже разрешил вставать?

— Нет ещё. Только садиться. Сказал, что после обследования решит.

— Голова не болит?

— Не-а. Затылок немного с непривычки ломит.

— Тогда ложись.

— Не, я посижу немного тут, с тобой.

— Ну почему ты постоянно со мной споришь? Понять не могу в кого ты такой!

— В тебя, наверное.

— Ах ты подлиза! — мать шуточно схватила Илью за нос. — А если я тебя прямо тут поколочу за издевательство над чувствами матери? Мне вообще сегодня по гороскопу выпало участвовать в процессе наказания одного вредного мальчишки.

— А что по гороскопу выпало тому бедному мальчику?

— Ему повезло. Гороскоп обещал удачный день и отложенную до выздоровления порку.

— Ну ма-а-ам!

— Не мамкай. Звёзды говорят будет порка — значит будет порка.

— А звёзды не удовлетворятся более простым наказанием? Постановкой в угол, например?

— Фу, как плохо ты о них думаешь. Звезды неумолимы!

— Ну ма-а-ам!

— Что мама, мама? Это вообще дело житейское!

— Ну, может не будешь наказывать?

— Бить или не бить? Вот в чем вопрос! — изобразила мама сцену из Гамлета. — Решим на месте, когда выпишут.

— Ну ма-а-ам!

— Ты другие слова знаешь? Тринадцать лет прошло, а он только «мама, мама!». Всё воспитание коту под хвост!

— Я больше не буду.

— Зареклась лиса в курятник не лазить…

— Ну честно.

— Я подумаю.

— Ты у меня самая лучшая мама на свете.

— Подлиза. Небось у папы научился?

— Не, сам, — Илья неожиданно покраснел. — Но разве это не правда?

Мама Софа потрепала его по волосам, а затем поднялась.

— Пора мне. А то ещё доктор нагрянет.

«Контрабанду отнимет, больным продаст.»

— Ага, придёт и все твои пирожки слопает.

— Тем более. Так что ешь быстрее. Я в тумбочку их положу, чтобы достать проще было.

Мама Софа вытащила запрятанную сумку из под кровати и достала тщательно завёрнутый пакет, бутылку с водой и пачку салфеток. От дразнящего аромата пирожков рот сразу наполнился слюной, да так, что Илья сглотнул.

Пакет был аккуратно упрятан на верхнюю полку тумбочки. Затем подумала, достала ещё и телефон с зарядкой.

— Звони мне, если что-то нужно. Папа все время на работе, ты сам знаешь. Какой-то у них там важный проект намечается, нельзя отвлекать.

— Ага, спасибо, мама.

— Принести тебе какую-нибудь книжку?

— Зачем? Телефон же есть.

— Ах да… Я все время забываю, что телефон нынче лучший друг молодёжи. В моё время…

— Ма-а-ам!

— Ну всё, всё. Побежала я. Пока!

— Пока!

Мама обняла Илью на прощанье и вскоре исчезла из палаты. Вновь навалилась серая больничная скукота.

Впрочем, какая скукота, если есть телефон?

И пирожки!

«Пирожки с телефоном плохо совместимы.»

Не слушать! Есть пирожки, залипать в телефон и делать вид, что ничего не происходит.

«А может всё-таки поговорим?»

Нет, ну до чего же глюк настырный попался. Так и навязывается в собеседники.

Илья жевал пирожок и просматривал свои социальные сети в поисках чего-то новенького. Естественно, экран вскоре покрылся неприятной жирной плёнкой.

«А я предупреждал! Жир с телефоном плохие друзья.»

Илья достал салфетку и попытался протереть грязную поверхность. Помогло, но слабо.

«Не надо слюнявить!»

Ага, сейчас! Будут ещё ему глюки советы давать. Поплевав на салфетку, мальчик снова попытался протереть экран. Стало ещё хуже.

«Ты чего такой тупой? Ясно же что после пирожков во рту нарушается кислотно-щелочной… Тьфу ты, хотел сказать: во рту грязь всякая.»

— Отстань, а! — возмутился Илья вслух.

«Ты не говори ничего. Просто думай — я услышу! А то и в самом деле в психушку загребут.»

До чего же отвратительный и мерзкий голос. И главное — знакомый такой.

Лучше просто не реагировать. Все это плохой сон, бред. Игра больного мозга.

Однако глюк пугающий психушкой. Что бы на это сказал доктор?

«Определённо сдвиг по фазе, вот что скажет. И тогда уже точно для тебя распахнёт свои радостные объятья персонал местной психиатрической клиники.»

Лучше игнорировать. Он ведь не сошёл с ума в самом деле? Не мог сойти. Кто угодно, но только не он!

«Почему бы и нет? Психи тоже люди.»

С ним этого не может произойти! Он нормально себя чувствует.

Постепенно нарастающая паника требовала сказать что-то обидное в ответ. Взяв себя в руки, Илья сдержался и ничего не ответил.

«Мне действительно нужно сказать кое-что. Важное!»

Смотреть в грязный телефон и прислушиваться к в советам обладателя противного голоса отчего-то расхотелось. Положив аппарат на тумбочку, мальчик устало положил голову на подушку. Ему было о чём подумать. Тем более, что стало страшно.

«Экран лучше не слюной, а спиртом смачивать. Спирт тебе все равно никто не даст, так что лучше платок водой смочи.»

— Отвали от меня! — не сдержался Илья. — И не говори со мной больше!

На шум заглянул проходивший мимо доктор. Тот самый, утренний.

— Ты что шумишь? Что-то беспокоит?

— Нет, нет, Константин Константинович. Все в порядке. Это я по телефону, — поспешил его выпроводить Илья. Тут с ума сходишь, всякие голоса слышишь. Не хватало ещё, чтобы другие вмешивались… в процесс.

«Ходят тут всякие, с ума сходить мешают!»

— А, ну-ну… — доктор посмотрел на грязный телефон, лежащий на тумбочке и вышел.

«Гляди в оба! Смотри — доиграешься!»

Пусть он отстанет. Пусть он отстанет…

Кажется это называется автотренировкой. Ну или как-то похоже. Где-то он слышал о таком методе. Главное убедить себя, что все это происходит не с ним. Он здоров и никаких голосов слышать не может.

«А если не отстану? Что делать будешь?»

Тишина, тишина. Мышь скребётся у окна.

«Да нету мыши. Съели давно. Один сверчок остался и тот скоро с голоду сдохнет.»

Тишина, тишина. Не сошёл Илья с ума. Тихо дремлет на кроватке. Скоро просто ляжет спатки.

«Ого! Уже стихами заговорил. А раньше такого за тобой не наблюдалось.»

Может песнями перебить?

Черный воо-о-орон… что ты вьёшься. Откуда это вылезло? И не вспомнить сейчас.

«Над моею головой.»

Уйди глюк! Тебя нет!

«Ты добычи не добьёшься! Черный воо-о-орон…»

Я не твой!

«Вот видишь. Мы и петь вместе… могём! Не дрейфь. Прорвёмся. Никакой ты не сумасшедший.»

А кто? Только ненормальные слышат посторонние голоса! А он нормальный! Нормальный!

«Угу. Нормальный такой псих!»

— Сам псих! Отстань от меня, — крикнул Илья вслух.

Всё-таки зря он шумит. Тут противный доставучий собеседник был прав.

На пороге снова возник Константин Константинович.

— Опять телефон? — хмуро спросил он. — Вообще-то тебе ещё не положено.

— Нет, телефон тут не при чем. Это я так. Простите.

— Плохой сон?

— Да... сон, — устало произнёс мальчик. — Константин Константинович, а люди сходят с ума после такой травмы?

— Сумасшедших мы не станем держать. Не бери всякие глупости в голову.

«Просто головка бо-бо.»

— Но будешь буянить, придётся принимать меры, — продолжил доктор. — Позвать санитарку?

— Нет, нет, спасибо. Я попробую ещё поспать.

— Как знаешь.

Доктор ушёл, оставив его наедине с обладателем противного голоса. Тот не замедлил высказаться:

«Ну что? Добился своего? Ты учти. Если вслух начнёшь гадости кричать, то реально за психа примут.»

Ему-то какая разница. Илью ведь лечить будут, не его!

«Дурак. Выслушал бы меня так понял, что обоим крышка придёт. Лучше веди себя как обычно.»

Ага. Как обычно. Разговаривая с неизвестными голосами.

«Может просто договоримся, что мы не мешаем друг другу? Ты сам по себе, я сам по себе.»

«Не выйдет так просто, Илья.»

Почему нет? Наверное много психов, сошедших с ума внутри себя, как и он. Но которые просто не обращают на это внимания и ведут себя как обычные люди.

«Ты головой-то думай! Как можно сойти с ума вне себя?»

Дожились. Глюк будет ещё в ненормальности обвинять. За что все это ему?

«Не за что, а почему. Вопросы надо задавать правильно.»

«Уйди!»

«Куда? Сам из родного дома вытащил, а теперь гонишь?»

«Сам ты гонишь. Помолчи, дай подумать.»

«Ну думай, думай. Много надумаешь. Доктор, между прочим, уже заинтересовался твоим странным поведением.»

Господи, пусть это все окажется дурным сном. Лучше пусть окажется, что он просто заснул на уроке Бегемотихи.

Внезапная усталость навалилась словно снежная лавина и утащила в дремотное состояние.

Лучше уж так, чем общаться не пойми с кем.

Долго дремать, к сожалению, не получилось. Разбудил его шум скандала в коридоре. Женский голос бросался обвинениями в какой-то глупой шутке, а кто-то слёзно просил прощения. Прислушиваться Илья не стал. Не хватало ещё в чужие ссоры встревать. И так на душе тошно, аж выть хочется. Неужели они впрямь сошёл с ума? Это было бы весьма ... неприятно.

Шум вскоре стих, сменившись обычными больничными звуками.

«Айли-ля-ли-ля-ли-ля. Илья сошёл с ум-м-а. Какая досада!»

Опять он! Да сколько можно-то?!

«Бесконечно опять и опять… Буду снова тебя донимать.» — продекламировал надоедливый голос строку из какой-то песни. Судя по всему — ужасно древней. Илья такую и не слышал.

«Так мы будем струмкать? Или придётся отправить тебя в сипулькарий, на сипуление?»

Всё. Кажется пора надевать ролики и ехать сдаваться в психушку. Такая чушь слышится — уши в трубочку заворачиваются.

«Летят утки-и-и. Летят утки-и-и.» — завёл голос очередную песню.

Издевается, гад!

В палату вошла Пелагея Петровна, неся гору больничных уток, на вершине которой расположилось несколько клизм странной формы, с длинными горлышками. При этом она продолжала напевать:

— … и два гуся-я-я… Соскучился, сокол ясный? Сейчас погоди, добро спрячу.

Илья грустно проводил глазами бодрую старушку, которая скрылась за ширмой. Шевелиться и реагировать на что либо не хотелось совсем. Да и какой смысл, если вскоре обнаружат что он ненормальный и слышит всякие голоса?

Раздался тихий жалобный скрежет раскрываемого медицинского шкафа и звон раскладываемой посуды.

«Не про нас эти утки златопёрые, парень. Не про нас.»

Сдались ему эти утки. Уткоман какой-то.

«Эх, больше никакого vip-обслуживания. Все сам, да сам...»

Пелагея Петровна вскоре вернулась обратно. Остановившись у кровати Ильи, она грустно погладила его по голове.

— Тяжкое тебе сокол ясный, понимаю. День два и все образуется. Ты главное, не раскисай раньше времени. Скоморохи они дурные, но полезные. Себя в обиду не давай, но и спуску этому оглоеду тоже. Лучше пользу друг другу найдите — тогда и сказка сама скажется.

Затем она наклонилась к самому уху мальчика:

— Тут такие дела, касатик. Слушай и на ус наматывай! Как поднимется шум да гам, вспомни слова заветные: яйцо в утке, утка в зайце! Царевичу о том допреж Коша узнать надобно! Иначе быть беде!»

Произнеся это, она просто вышла из комнаты, не сказав больше ни слова.

Похоже, что ошарашен таким поведением оказался не только Илья: его неведомый собеседник только удивлённо хмыкнул.

Но на этот раз промолчал.