«Отдел Тайн... И этим все сказано» (джен)

Покинув Министерство, Кори Фелоуз быстро перекусила в каком-то шумном кафе, попутно набрасывая план встреч на день. От поездки в Корнуолл в любом случае было не отвертеться, а значит — следовало как можно быстрее подобрать все "хвосты" здесь. Неотложных дел оставалось вроде бы и немного, но… Одни информаторы как раз отсутствовали в городе, другие были на месте, но не могли в этот момент экстренно выйти на связь, рутинный в общем-то процесс передачи инструкций усложнялся и затягивался, так что, когда Фелоуз мысленно отметила как законченный последний пункт из списка, на улице уже сгущались зябкие осенние сумерки. Обхватив себя руками, чтобы было теплее, она побрела к ближайшей станции метро, намереваясь вернуться домой и хоть немного поспать. Конечно, можно было и трансгрессировать, но именно во время вот таких неспешных поздних прогулок ей обычно и приходили в голову самые лучшие догадки. К тому же торопиться было, в сущности, некуда, ведь... Фелоуз вдруг остановилась, как вкопанная. Шедшая позади полная женщина не успела повторить маневр и буквально впечаталась в нее, больно ударив под колени тяжелой сумкой. Но агент едва заметила это. Она вдруг осознала то, на что, не будь так плотно занята, обратила бы внимание гораздо раньше: директор Роборг так и не ответил на ее утреннее письмо.

Сбивчиво извинившись перед явно настроившейся на продолжительный скандал маглой, Фелоуз нырнула в ближайшую подворотню и остановилась в задумчивости. Конечно, самым очевидным шагом было отправиться непосредственно в банк — в конце концов, дело не терпело значительных отлагательств. Но не факт, что Роборг будет так уж рад ее несогласованному визиту. В последний раз они расстались не слишком удачно, фактически ей порекомендовали не лезть больше в убийство Холдбрука. Не говоря уже о том, что у гринготтских гоблинов в свете всего происходящего наверняка полно и других проблем, к которым ее не подпустят и на пушечный выстрел… Будь у Фелоуз уверенность, что она пробудет в Лондоне еще хотя бы пару дней, она не стала бы спешить: уж слишком велик был риск погубить то хрупкое доверие, которое вроде бы начало образовываться между ней и новым главой клана. Но время, похоже, подходило к концу. Решившись, наконец, Фелоуз поплотнее запахнулась в плащ и трансгрессировала к “Дырявому котлу”.

В паб Кори Фелоуз вошла под той из своих постоянных личин, которую обычно использовала для посещения Косой Аллеи, Хогсмида и других добропорядочных волшебных анклавов. Это улыбчивую ведьму-провинциалку с буйными рыжеватыми кудрями и слегка косящим левым глазом в “Котле” отлично знали.

— Глэ-э-эдис! — всплеснула руками суетившаяся за стойкой Айда Брэнхорст, дочь владельца заведения. — Сколько лет, сколько зим! Что-то вы поздновато в этот раз, магазины уже закрываются!.. Народ, смотрите, кто приехал!

— Ох, знала бы ты, что сейчас творится у нас в Шеффилде! Еле вырвалась, честное слово! — в тон ей отозвалась мнимая Глэдис. — Ох, привет, Колин, привет, Уна!.. Райан, дорогой, как ты вырос! Расскажу тетушке, она просто не поверит!.. Надеюсь, для меня найдется комната?

— Даже не спрашивай! — решительно заявила Айда. — Конечно, перед самым праздником у нас тесновато, но как-нибудь управимся.

— Перед праздником?

— Э-э-э… ну да. Вижу, вы совсем замотались. Райан, пожалуйста, отнеси чемодан мисс Глэдис в комнату номер четыре. И разведи огонь, там с утра не топлено… Да не суетитесь вы, отдайте ему чемодан! Присядьте пока вот тут, я сделаю горячего грога. Вот только закончу вешать гирлянду...

Почти насильно усадив посетительницу на один из барных стульев, Айда взмахнула палочкой, и длинный конец черно-оранжевой праздничной гирлянды взлетел вверх и обвился вокруг лестничных перил.

— Ты точно не хочешь добавить парочку тыкв? — критически разглядывая результат, спросил Колин Глоу. — Дух Хэллоуина и все такое…

— По мне, так это просто перевод хороших продуктов, — проворчала Айда, ставя на стойку перед Глэдис бокал с имбирным грогом и возвращаясь к своим декораторским трудам. — Лучше уж наколдую побольше светящейся паутины, как в прошлом году.

Только теперь рассеянная Глэдис (а вместе с ней и рассеянности вовсе чуждая, но перегруженная делами Кори Фелоуз) обратила внимание на не слишком характерную для паба идеальную чистоту. Столешницы были выскоблены, медные детали стойки натерты до блеска. Над камином плясала стайка иллюзорных летучих мышей. Мысленно Фелоуз прикинула даты. Двадцать второго было общее собрание Отдела, это она помнила точно. Но после — события понеслись так быстро, что… впрочем, вчера точно была среда, двадцать девятое октября, если верить газетам. То есть, уже завтра действительно Хэллоуин.... Дойдя до этой мысли, она торопливо допила грог и поднялась на ноги.

— Все-таки сбегаю в Аллею прямо сегодня, — пояснила она в ответ на удивленный взгляд Айды. — Боюсь, завтра в банке будет совсем не протолкнуться. А по магазинам можно и с утра.

* * *

Что Кори Фелоуз действительно ненавидела, так это действовать безо всякого плана. Импровизировать она тоже любила и умела, но полагала, что спонтанные действия хороши как дополнение к продуманной тактике, а не ее замена. Меж тем, именно сейчас у нее не было ни единой идеи насчет того, как незаметно попасть в кабинет директора Роборга. Трансгрессировать, как при их первой встрече, она не могла: в банке достаточно серьезно относились к безопасности, чтобы не позволять неизвестно кому появляться и исчезать без специального приглашения. Ожидать же, что ее просто схватят, оглушат и доставят по адресу, как во второй раз, вряд ли приходилось. Нужен был какой-то третий путь, вот только бы понять еще, какой именно... Личина Глэдис позволит ей, не привлекая ничьего внимания, попасть в зал для посетителей. Но вот что делать дальше? Особенно с учетом того, что среди персонала могут быть кроты, и снимать маску перед кем-либо, кроме самого директора, категорически нельзя.

Так ничего и не решив, она взбежала по мраморным ступенькам. Поторопилась Кори Феллоуз явно не зря: несмотря на относительно поздний час, банк был буквально набит волшебниками. К каждой из конторок тянулась очередь, гомонящая толпа медленно колыхалась, точно зелье в котле. Страшно подумать, что здесь будет завтра. Несколько секунд поразмыслив, агент выбрала самого молодого и, судя по внешнему виду, усталого из работавших в этой части зала гоблинов и, пользуясь выгодами своего рабочего образа, одновременно рассеянного и дружелюбного, пристроилась сразу же за пожилой ведьмой, которую тот как раз обслуживал. Кто-то из очереди начал было возмущаться, но Глэдис взглянула на него с таким искренним детским недоумением, что скандалист тут же с извинениями сдал назад.

— Добрый вечер, мисс, — скороговоркой пробормотал гоблин, возобновляя полог тишины: в “Гринготтсе” считалось недопустимым, чтобы клиенты слышали деловые разговоры друг друга. — Чем могу помочь?

— Я бы хотела открыть счет, — Глэдис приветливо улыбнулась.

— Если вы желаете взять что-то из своего хранилища, то придется немного… — начал было клерк, но тут сказанное ею, вероятно, дошло до его измученного наплывом посетителей сознания, и он осекся посреди фразы. — Открыть… э-э-э... счет? В нашем банке? Перед Хэллоуином?

— М-м-м, я, кажется, так и сказала?

— Да-да, конечно, мадам! — гоблин показал зубы, точно хотел улыбнуться, но давно забыл, как это делается. — Мы оформим все буквально в один момент! Мне нужно ваше имя… и ваша палочка, конечно.

— Глэдис Леа Джонс, — медленно, по буквам, выговорив свой полный псевдоним, Кори Фелоуз потянулась за палочкой, и вдруг поняла, что совершила вторую за сегодняшний день серьезную ошибку. Решение перевоплотиться она приняла спонтанно, времени заскочить домой не было, а потому при ней была не палочка Глэдис, некогда специально приобретенная у мастера-валлийца специально под эту роль, а ее, Фелоуз, собственная, вишневого дерева с сердцевиной из волоса единорога.

Но отступать было поздно, и Кори Фелоуз нехотя протянула палочку. В конце концов — мысленно успокоила она себя — опознать ее не смогут. Как агент и говорила на днях директору Роборгу, счетов в “Гринготтсе” у нее никогда не было, а значит, и описание палочки никогда не попадало в банковскую базу. Неприятно, но не смертельно.

Однако, миг спустя девушка уже не была так в этом уверена: стоило молодому клерку взять в руки ее палочку, как на его умном подвижном лице проступила вначале смутная тревога, а потом — узнавание пополам с изумлением.

Фелоуз поняла, что попалась. Оно не понимала, откуда у этого гоблина, которого она и выбрала-то лишь потому, что сочла самым слабым и безопасным, такие сведения, но факт был налицо. Ее застали за попыткой незаконного проникновения в учреждение, где на недобросовестных посетителей смотрели косо не в смысле “а сдадим-ка их мракоборцам”, а в смысле “а скормим-ка их драконам”. И даже палочка, с помощью которой можно было бы попытаться уйти, была в чужих руках. Конечно, если ей удастся уговорить клерка отвести ее к директору, все еще можно прояснить и уладить... но что, если нет? Представив, какой силы дипломатический скандал может разразиться, девушка содрогнулась. Нервы ее были напряжены до предела, и, может быть, именно поэтому она не пропустила того мига, когда зрачки гоблина вдруг сузились, а по скулам разлилась мраморная бледность.

Самой ментальной атаки Кори Фелоуз не почувствовала, но даже не усомнилась, что это была именно она. Это действительно было не похоже на хорошо известную ей легилименцию… вообще ни на что не похоже. Девушка знала, что ее снова пытаются взломать или считать, но при этом совершенно ничего не ощущала! И ничего не могла надвигающейся смертельной опасности противопоставить. От мощного прилива адреналина у нее встали дыбом волоски на руках, время вдруг потекло так медленно, словно кто-то превратил его в густой зимний мед. Смутно вспомнилось, что Эшби вроде бы призывал к дисциплине эмоций, но… Фелоуз вдруг поняла, что не только испугана, но и страшно разгневана. Из-за этого поганца она не просто чуть не умерла сутки назад и рискует умереть теперь. Его прошлая атака что-то сбила в тонких настройках ее личности, иначе не объяснить того, что она, всегда такая предусмотрительная и осторожная, так гордившаяся своим профессионализмом, сегодня совершает одну ошибку за другой, действует необдуманно и спонтанно! У Фелоуз горели щеки, уши, ей казалось, что она вот-вот вспыхнет и осыплется пеплом, точно феникс, вот только возрождаться будет некому и незачем. А потом гнев вдруг визуализировался в ее голове в виде сплошной стены яростного пламени. И она инстинктивно толкнула эту стену вперед, не столько защищаясь, сколько нападая. Гоблин вскрикнул, затряс левой рукой, точно и в самом деле сильно обжегся. Он выглядел испуганным.

Стоявшие в очереди посетители, конечно, не слышали их диалога, но странные движения клерка не прошли мимо их внимания: кое-кто уже начинал недоуменно перешептываться.

— Отведите меня к директору, — сквозь зубы выдавила Фелоуз, перед мысленным взором которой все еще стояла стена пламени. — Немедленно.

Клерк нервно кивнул, поставил на конторке табличку “Перерыв” и знаком велел девушке идти впереди себя. В тот же момент спал магический полог, и по ушам ударил громкий шум. Фелоуз болезненно поморщилась.

— Дунарт, что тут такое происходит? — сквозь толпу к ним уже протискивался гоблин постарше. — Какой еще перерыв при такой-то очереди?

— Леди срочно нужно увидеть директора, — обморочным голосом отозвался клерк. Травмированную руку он так и держал на весу, словно она сильно болела. — Технические проблемы с открытием счета, нужна его виза.

Старший явно не выглядел убежденным, но после короткого обмена фразами на гобледуке нехотя покорился и сам занял опустевшее место за конторкой.

* * *

— Это было очень опрометчиво с вашей стороны, — директор Роборг выглядел одновременно сердитым и встревоженным. — Даже если дело не терпело отлагательств, неужели было так трудно сначала послать сову?

— Вообще-то, я посылала ее еще утром, — Фелоуз молниеносным жестом выхватила свою палочку у растерянно топтавшегося в дверях клерка и решительно проследовала к креслу для посетителей. Гнев ее угас, и теперь девушка чувствовала себя вымотанной до предела. Но демонстрировать слабость при гоблинах, естественно, не собиралась.

При ее упоминании об отправленном утром письме директор едва заметно покраснел и бросил виноватый взгляд куда-то вбок.

— Ничего не успеваю, — вздохнул он наконец. — Почту отца сортировали три секретаря, но подпускать к ней посторонних при сложившихся обстоятельствах… Ладно, рассказывайте, что у вас за срочность такая… Дунарт, выйди, пожалуйста. И покарауль, будь любезен, за дверью, пока мы не закончим. Если кто-то явится, объясни, что я...

— Да нет уж, пусть останется. Его это касается непосредственно, — мрачно сказала Кори Фелоуз. — Если, конечно, у вас нет и других телепатов.

Оба гоблина вздрогнули, Дунарт съежился, точно от удара, Роборг издал что-то вроде тихого шипения.

— Откуда вы вообще знаете о… — начал было он, но тут же замолчал и, жестом велев остальным хранить тишину, уставился перед собой в пространство невидящим расфокусированным взглядом. Длинные пальцы его при этом двигались, плели сложный узор — он явно использовал свою магию, и Фелоуз без колебаний поставила бы на то, что сейчас вокруг кабинета, где они находились, вырастают один из другим непроницаемые щиты.

Наконец, директор закончил и устремил на посетительницу разъяренный взгляд. Фелоуз ответила ему точно таким же.

— Откуда? — только и спросил он.

— Оттуда, что ваш умелец попытался вломиться ко мне в голову вчера ночью, — огрызнулась агент. — Либо когда я была без сознания, либо позднее, прямо здесь, в вашем кабинете. Оттуда, что его попытка выкачать из меня информацию сконфликтовала с моей… с лежащими на мне особыми чарами, и я едва не погибла!

— Неправда! — воскликнул Дунарт, его голос от волнения дал петуха. — Ничего я не выкачивал! И не конфликтовал ни с кем! Мне просто… просто стало любопытно! — он обернулся к Роборгу. — Честное слово, Роб! Ты послал нас за этой… человечицей, на нее охотились те, другие, и я решил заглянуть буквально на минутку, просто чтобы понять, что в ней такого важного! Ты слишком легко доверяешь людям, а они…

Роборг вдруг разразился длинной гневной фразой на гобледуке. Судя по тому, как бледнел и краснел младший сотрудник, то была брань, причем вряд ли цензурная. Когда директор наконец закончил, Дунарт выглядел совсем стушевавшимся, словно мечтал сквозь землю провалиться. Неловко поклонившись Фелоуз, он вышел и плотно закрыл за собой дверь.

С минуту гоблин и девушка молчали.

— Не могли бы вы снять… это? — вдруг спросил Роборг. — Никак не могу отделаться от мысли, что разговариваю с совершенно незнакомым человеком.

Фелоуз, которой казалось, что он просто тянет время, раздраженно хмыкнула, но личину Глэдис Джонс все-таки развеяла.

— Полагаю, я должен извиниться за своего кузена, — не глядя ей в глаза, сказал директор. — И отчасти за себя. Даже представить себе не могу, как и что именно вы узнали о нашей ментальной магии, но, заверяю, кандидатов на обучение ей отбирают очень тщательно. Мой отец сомневался, что Дун подходит: он всегда был неумеренно любопытен, с самого детства. Я же настоял, чтобы ему дали шанс. Все-таки из всей нашей семьи он был единственным, кто в этом смысле подавал надежды, и его таланты могли бы укрепить наше положение... Но, как теперь выяснилось, отец был прав, а я ошибался. И я не знаю, как искупить перед вами вину. Могу только пообещать, что наставник Дунарта сегодня же узнает о его проступке, и кузен понесет самое серьезное наказание.

— Не в наказании дело, — поморщилась Фелоуз. — Ну, то есть, встреть я вашего кузена утром, я бы лично с удовольствием открутила бы ему голову. Но сейчас выбор меры дисциплинарного воздействия — не самая серьезная из наших задач. Куда важнее узнать, как широко уже распространилась информация, и будет ли она распространяться дальше. Взломать невыразимцев не так просто, и я точно знаю, что ничего особо секретного ваш Дунарт не узнал. Но ему известно мое имя, характеристики моей палочки. Он точно знает, где я работаю и, возможно — над каким именно делом. А раз знает, то может и рассказать. Насколько вы ему доверяете?

— Как ни странно — полностью, — без колебаний ответил Роборг. — Не могу сказать, что мы очень дружны: до недавнего времени я учился за границей, и у нас не было возможности часто видеться. Но Дунарту нет ни малейших резонов предавать меня. Он неглуп и не может не понимать, в каком тяжелом положении сейчас находится клан. Вклады продолжают утекать, экономику волшебного мира лихорадит, враги обложили нас со всех сторон. Если я погибну — лондонское отделение “Гринготтса” перестанет существовать в считанные недели. Дунарта никогда не готовили для поста директора, у него просто не хватит знаний, связей и влияния, чтобы удержать ситуацию под контролем. Все приберут к рукам миланцы или ваше Министерство — тут уж кто успеет первым. Конечно, при других обстоятельствах он мог бы сделать ставку на то, что наши итальянские родичи дадут ему больше, чем могу обеспечить я, и сыграть в их пользу. Возможно, их даже устроила бы такая марионетка на директорском посту: больше респектабельности, меньше вопросов. Но он… вы теперь знаете, кто он. И живым его не оставят совершенно точно. Элементарные соображения безопасности: сейчас он только учится, но пройдет еще несколько лет, и им нечем будет его держать. Своих ментмагов у них нет.

— Допустим, — медленно кивнула Фелоуз, — что шпионом враждебных вам гоблинов он быть и правда не может. Но как насчет работы на волшебников?

— Э-э-эм… на кого? — переспросил Роборг с видом столь недоуменным, будто она спросила, не суха ли вода или не светла ли тьма.

— На волшебников.

— Даже не знаю, что вам сказать, — директор развел руками. — Вы, невыразимцы, знаете о нас поразительно много. Как теперь выясняется, знаете даже о таких вещах, которые мы считали своей свято хранимой тайной. Так скажите мне сами: слыхали ли вы хоть об одном гоблине, который предал своих в пользу людей?

Фелоуз ненадолго задумалась.

— По правде говоря, нет.

— О чем и речь. Сама мысль об этом… — его плечи дрогнули, словно от озноба или отвращения. — Но если вам так будет спокойнее, я попрошу Дунарта не рассказывать о вас ни одной живой душе, а потом велю его наставнику наложить на него специальное ограничение, которое не позволит нарушить клятву даже случайно. Все это — помимо наказания. И, разумеется, компенсации за понесенный ущерб, которую я предложу вам чуть позже...

— Если уж речь зашла о компенсации, — перебила его Кори Фелоуз, — то меня устроил бы в качестве таковой честный ответ на два вопроса.

Роборг помрачнел.

— Вы прекрасно знаете мои обстоятельства… — начал он. — Возможно, мы сойдемся вместо этого на некоторой сумме в золоте?

— Возможно, — мягко сказала Кори. — Но по существу золото мне без надобности, а для банка сейчас, насколько я понимаю, важна каждая лишняя монета. Так что, быть может, вы для начала хотя бы выслушаете мои вопросы? Принудить вас отвечать на них я все равно не смогу.

— И что же именно вы хотели бы знать?

— Во-первых — был ли в истории хоть один случай, когда вашим ментальным техникам обучали человека?

— Это совершенно исключено! — Роборг от волнения даже приподнялся со своего места. — Немыслимо!

— Вы сейчас просто эмоционально реагируете на мое предположение, или можете как-то проверить эту информацию? — невозмутимо уточнила Фелоуз.

— Разумеется, могу! Обучить кого бы то ни было этому редкому искусству — очень непростое и небыстрое дело. Учителю приходится жить бок о бок с воспитанником годами. Подобное практически невозможно скрыть, тем более, что все ментмаги известны наперечет. Сейчас, например, в Британии всего трое мастеров и два ученика. Так что даже если бы кому-то пришла в голову дикая идея обучать человека, и если бы человек оказался способным воспринять эту технику, в чем лично я очень сильно сомневаюсь, каждый гоблин уже давно знал бы об этом! Не говоря уж о том, что есть специальные талисманы, реагирующие на близость ментмагов, то есть даже выращенный в полной тайне некто, начни он практиковать, недолго сможет скрывать свои таланты.

Фелоуз рассеянно кивнула. В отличие от собеседника, в принципиальной необучаемости людей она не была так уж уверена: не далее как полчаса назад ей самой как-то удалось противостоять ментальной атаке, и это свидетельствовало о многом. Но остальные факты вполне убеждали. И успокаивали: мысль о том, что министерский крот может оказаться ментмагом, за последние часы буквально измучила ее.

— А ваш второй вопрос?

— Сейчас будет. Только сначала мне надо развеять кое-какие ваши заблуждения.

* * *

Убедить Роборга в том, что история с магловской шахтой если и сыграла какую-то роль в убийстве его отца, то разве что косвенную, оказалось непросто. Прежде всего потому, что он был по-настоящему испуган осведомленностью Фелоуз в этой теме и решительно настроен прегрешений покойного ни в коем случае не обсуждать. Но девушке было не впервой работать со сложными свидетелями, и в конце концов она заставила гоблина себя выслушать.

— Не понимаю, почему вы все это мне рассказываете, — устало сказал он, когда Фелоуз, наконец, закончила излагать все свои теории. — Если вы знаете, как обстоят дела… вернее, думаете, что знаете, ведь я ни в коем случае ничего не подтверждаю!.. то почему мракоборцы или ваши коллеги, невыразимцы, еще не роются в наших бумагах и не допрашивают сотрудников? Да и вы сама… Разве вам безразличны судьбы погибших?

— Честно говоря… — девушка на мгновение задумалась. — Честно говоря — да.

Роборг посмотрел на нее с такой болью и недоумением, что Фелоуз стало неуютно и она поспешила объясниться:

— Возможно, если бы я не видела, что вам самому не все равно, я бы тревожилась на тему, не повторится ли подобная трагедия в будущем. Но, мне кажется, в этом отношении я вполне могу на вас рассчитывать. Что же касается судьбы тех, кто погиб… Они умерли, директор. И никакое мое сочувствие не может этого изменить. Поэтому я приберегаю его для для тех, кого еще можно спасти. Миру совершенно не нужна война между людьми и гоблинами. А она еще вполне может разразиться, если мы не установим точно, кто и с какой конкретно целью шантажировал этой гнусной историей вашего отца.

— И вы подозреваете Тех-Самых?

— Доказательств у меня нет, — признала девушка, — но уж слишком хорошо все сходится. У них точно была возможность наложить руку на информацию о том деле. Был мотив использовать ее именно таким образом. Были маги, достаточно сильные, чтобы справиться с вашим отцом. И, как верно заметил в разговоре с моим информатором Катберт Мокридж… вы ведь знакомы с мистером Мокриджем?… попутно подставлять под подозрение Министерство — это практически их конек.

— Таким образом, ваш второй вопрос состоит в том, не получал ли я от Пожирателей Смерти посланий, аналогичных тем, что, как вы думаете, были посланы моему отцу? — Роборг криво улыбнулся.

Фелоуз серьезно посмотрела ему в глаза.

— Собственно, я и так знаю, что вы пока их не получали, — сказала она. — Иначе мне не пришлось бы битых два часа убеждать вас в том, что это не месть маглов. Но я абсолютно уверена в том, что рано или поздно вы их получите. Причем скорее рано, чем поздно: то, что этого до сих пор не произошло — поистине удивительно. И я хочу знать, поделитесь ли вы со мной той информацией, которая к вам поступит от них, начиная с этого момента?

Гоблин задумчиво постучал когтями по столу.

— Возможно, — наконец проговорил он. — Все будет зависеть от того, что конкретно это будет за информация.

— То есть, вы в принципе допускаете вероятность переговоров с ними? — ахнула Кори Фелоуз.

— То есть, я решу, когда хоть что-нибудь буду знать точно.

— Черт, Роборг, я была уверена, что вы слишком умны для этих игр! — На лице девушки проступила печаль пополам с разочарованием. — А ведь я могла бы надавить на вас. К примеру, напомнить о том, что едва не умерла от действий вашего кузена, в то время как убийство ментальной магией по вашим собственным законам карается мучительной смертью...

— Вы мне угрожаете, мисс Фелоуз? — ощерился Роборг, на что Кори лишь покачала головой.

— Да нет же! Вам угрожаю не я, вам угрожает Риддл, — сказала она, поднимаясь на ноги. — Возможно, попутно и сулит что-нибудь… нет, нет, не отрицайте, вы тоже об этом подумали, иначе к чему эти увертки? Но вы будете дураком, если вступите с ним в переговоры, если начнете сейчас прятаться от меня и раздумывать над его посланиями. Потому что это — первый шаг к капитуляции. Он сожрет вас и не подавится, как уже сожрал многих волшебников: умных, талантливых, самолюбивых. Они думали, что смогут использовать его, а на деле это он использует их. Так будет и с вами. Возможно, вам будет казаться, что он даст вашему народу большую власть или большую свободу, чем Министерство. Но попомните мои слова: такие, как он, не делятся. Покончив с Министерством, он примется за вас. И вы пожалеете о том, что отвергли мою помощь. Мерлином клянусь — пожалеете.

Не дожидаясь ответа, она накинула на низко опущенную голову капюшон плаща и трансгрессировала прочь из банка. Сердце ее сжималось от горя и недобрых предчувствий.

* * *

После ухода Фелоуз Роборг несколько минут продолжал сидеть за своим столом. Ее последние слова уязвили его тем сильнее, что он понимал: она абсолютно права. Права во всем. И в том, что этот человеческий выскочка помимо угроз (которых отец вряд ли испугался бы) наверняка использовал какие-то обещания. И в том, что верить этим обещаниям ни в коем случае нельзя. В сущности, если бы Кори случайно не напомнила ему о Катберте Мокридже, Роборг сразу пошел бы на сотрудничество. Но это напоминание привело ему на ум утреннюю встречу с чиновником и странную реплику из последней беседы Мокриджа с отцом. Как бы отреагировали волшебники, якобы спросил тот, если бы гоблины смогли… Если это не случайное совпадение, и Волдеморт и в самом деле сулил всем гоблинам — или хотя бы только лондонскому клану — право пользоваться волшебными палочками, говорить об этом кому бы то ни было из министерских было нельзя. Даже невыразимцам. Нет, не так — особенно невыразимцам! Никто и никогда не поверит, что гоблины могут отказаться от величайшей мечты своего племени. Стоит упомянуть об этом предложении хоть полусловом, и их сразу же сочтут готовыми пособниками Пожирателей.

Дойдя до этой мысли, Роборг поднялся на ноги. Хотя дурные предчувствия и осадок от ссоры с Фелоуз продолжали терзать его, с этой мучительной неопределенностью нужно было кончать.

Через пару часов огромная гора нераспечатанной корреспонденции, которая копилась со дня смерти отца, уменьшилась вдвое, зато весь ковер теперь занимали аккуратные стопки распечатанных писем, сгруппированных по темам и адресатам. Довольно быстро Роборг раскопал утреннюю записку Фелоуз, чуть позже в почтовых завалах обнаружился конверт с печатью Управления по делам гоблинов — должно быть, одно из тех не дошедших официальных посланий, о которых упоминал Мокридж. Читать их Роборг не стал. Потом довольно долго попадалась одна ерунда, и, торопливо проглядывая все эти бесконечные приглашения и предложения, он едва не пропустил то, что искал. Это была неразборчиво подписанная отстраненно-вежливая записка, содержавшая, если слить всю воду, вопрос о том, будет ли ответ на предыдущее письмо отправителя. Единственным, что отличало ее от других посланий этого типа, был предваряющий текст едва заметный значок, похожий на волнистую линию, замкнутую в кольцо. Непосвященный, скорее всего, счел бы ее декоративным элементом, но Роборг, хорошо знавший не только современную письменность гоблинов, но и ее архаичный полуиероглифический вариант, сразу понял намек. То был змей. Точнее даже — Великий змей, воплощенный образ смерти из старых сказок.

Теперь в его руках было два письма, которые можно было бы соотнести с Пожирателями. Самое первое, которое он успел прочесть еще до того, как начала накапливаться не просмотренная почта. И это, свеженайденное. Оба казались безобидными и в сущности бессодержательными. Но где-то здесь, в неразобранных пока кипах бумаг, должно было быть что-то еще. Обязано было быть!

За окнами уже светало, когда он, наконец, закончил свою работу. Нужных писем оказалось три. Два были датированы первыми днями после смерти отца (записка-вопрос пришла позже и, вероятно, отсылала к одному из них или к обоим разом). Третье же и последнее было доставлено буквально накануне. Не помедлив и мига, чтобы не дать себе возможности заколебаться или передумать, Роборг подрагивающими от волнения руками распечатал их одно за другим. И прочел все.

Финальный абзац третьего письма, угрожающего и гневного, он пробежал глазами дважды, хотя от одного взгляда на витиеватые буквы его начинало мутить. Если бы в этот момент кто-то увидел Роборга, то, вероятно, испугался бы: лицо гоблина являло собой застывшую маску горя и ярости. Письмо было последним во всех отношениях. Так и не дождавшись ответа на свои тщательно завуалированные предложения (значительной части которых директор до совместного с Фелоуз расследования, вероятно, даже не понял бы), отправители уведомляли, что принимают его молчание за отказ. И, раз уж он не хочет жить как человек, пользуясь всеми правами волшебников, он волен сдохнуть как крыса.

Сдохнуть. Как. Крыса.

Из груди Роборга вырвался не то стон, не то сдавленное рыдание.