Сьюзен Певенси ведьма. Часть 2 (джен)

Днём устроили привал. Минерва наколдовала подушки. Сьюзен собрала хворост Манящими чарами и разожгла костёр заклинанием Инсендио. Все обрадовались, когда вспыхнул костёр и появились сырые и грязные свёртки с медвежьим мясом, показавшиеся бы отвратительными любому, кто провёл день в четырёх стенах. Гном придумал великолепное кушанье. Каждое яблоко (их осталось несколько штук) обернули полоской мяса — как яблоки, запечённые в тесте, только вместо теста было мясо (хотя Сьюзен превратила немного мяса в тесто) — насадили на острую палочку и поджарили. Сок пропитал мясо и напоминал яблочный соус, который подают к жареной свинине. Медведи, питающиеся другими зверями, не слишком вкусны, в отличие от тех, кто ест мёд и фрукты. Яблоки придали мясу такой вкус, что получилась роскошная еда. И не надо было мыть посуду — можно было сразу лечь на спину и наблюдать за дымком из трубки Трампика, вытянуть усталые ноги и поболтать.

Они уже снова надеялись, что завтра найдут короля Каспиана, а через несколько дней разобьют Мираза. Гриффиндорки были уверены, что Люси ведёт их правильно. Положение их не изменилось, но все повеселели и один за другим быстро провалились в сон.

Люси очнулась от самого глубочайшего сна, который только можно себе вообразить, с чувством, что голос, который она любила больше всего на свете, позвал её. Сначала она подумала, что это ее отец, потом — что Питер. Ей не хотелось вставать. Не потому, что она чувствовала себя слишком усталой — напротив, она чудесно отдохнула, и тело больше не болело — просто она была счастлива, и ей было очень уютно. Наступила ночь. Она смотрела на нарнийскую луну (которая больше нашей), на звёздное небо; там, где они разбили лагерь, деревьев было немного.

— Люси, — снова позвал голос (не отца и не Питера). Она села, трепеща от волнения, но без страха. Луна светила так ярко, что лес был виден как днём, но выглядел более диким. Позади был ельник, направо — зубчатые вершины скал на дальней стороне оврага, прямо впереди — полянка, за ней на расстоянии полета стрелы росли деревья. Люси пристально посмотрела на них.

— Мне кажется, что они движутся, — сказала она себе, — и о чём-то разговаривают.

Сердце её забилось, она встала и пошла к ним. На поляне отчетливо слышался шум, какой деревья издают при сильном ветре, но ветра не было. Все же это был не обычный шум листвы. Люси чувствовала в нём какую-то мелодию, но не могла ухватить мотив, как не могла уловить слов, которые говорили деревья прошлой ночью. Это была ритмичная весёлая мелодия, и, подойдя ближе, она почувствовала, что ноги её уже танцуют. Теперь не было сомнения в том, что деревья двигались — туда и обратно, одно к другому, как в сложном деревенском танце. («Я уверена, — подумала Люси, — что танец деревьев действительно должен быть очень деревенским танцем».) Тут она оказалась среди них.

Она увидела дерево, показавшееся ей сначала не деревом, а высоким человеком с косматой бородой и зарослями волос. Люси не испугалась: такое она видела и раньше. Но когда она опять взглянула на него, он уже снова казался деревом, хотя и двигался. Вы не смогли бы, конечно, разобрать ноги у него, или корни, потому что, когда деревья движутся, они перемещаются не по поверхности земли, они пробираются в земле, как мы по воде, когда идём вброд. С каждым деревом, на которое она бросала взгляд, случалось то же самое. Сперва они выглядели как дружелюбные, славные великаны и великанши — таким лесной народ становится, когда добрая магия призывает его к полной жизни — потом снова становились деревьями. Когда они казались деревьями — это были странно очеловеченные деревья, а когда выглядели людьми — это были ветвистые, покрытые листвой люди. И всё время продолжался странный, ритмичный, шелестящий, прохладный, веселый шум.

— Они без сомнения почти проснулись, — сказала Люси. Она-то совсем проснулась, даже больше, чем проснулась. Как будто в ней самой пробудилось что-то новое.

Люси бесстрашно шла между ними, танцевала, прыгала, перебегала от одного гигантского партнера к другому. Но танец не захватил её полностью. Она стремилась к чему-то другому, к тому голосу, что звал её.

Скоро она оставила деревья позади (так и не поняв до конца, ветвей или рук касалась она в хороводе огромных танцоров, склонявшихся к ней), вышла из переплетения света и тени и увидела гладкую, как бы подстриженную поляну — вокруг неё-то и танцевали деревья. А там — о радость! Перед ней был огромный Лев, сверкающий в лунном свете, с громадной чёрной тенью позади.

Он мог бы показаться каменным, если бы не движения его хвоста, но Люси это не пришло в голову. Она бросилась к нему, даже не задумавшись о том, был ли он настроен дружелюбно. Она чувствовала, что сердце её разорвётся, если она потеряет хотя бы мгновение. И вот Люси уже целовала его, обвив руками шею и зарывшись лицом в чудную, густую, шелковистую гриву.

— Аслан, Аслан, дорогой Аслан, — рыдала она. — Наконец-то.

Огромный зверь перекатился на бок так, чтобы Люси поместилась полусидя-полулежа между его передними лапами. Он нагнулся и языком коснулся её носа. Теплое дыхание обволокло её. Она вглядывалась в его огромное мудрое лицо.

— Добро пожаловать, дитя. — произнёс он.

— Аслан, — сказала Люси, — ты стал больше.

— Это потому, что ты стала старше, малышка, — ответил он.

— А не ты?

— Я — нет. Вырастая, ты будешь замечать, что и я становлюсь больше.

Она была так счастлива, что ей не хотелось даже разговаривать. Но Аслан заговорил.

— Люси, — сказал он, — мы не должны долго лежать здесь. У тебя есть дело, и уже потеряно много времени.

— Пожалуйста, Аслан. — сказала Люси. — Разве я должна была знать?

— Знать, что должно случиться, дитя? — сказал Аслан. — Нет. Этого никто никогда не говорил. Это могу знать только я.

Люси кивнула.

— Каждый может узнать, что случится. — продолжал он. — Если ты сейчас пойдёшь назад к остальным и разбудишь их, и скажешь, что видела меня снова и все они должны встать и следовать за мной — что случится? И это единственная возможность узнать.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала? — вздохнула Люси.

— Да, малышка.

— А другие тоже увидят тебя? — спросила Люси.

— Не сразу, конечно, может быть, позднее.

— Они не поверят мне! — воскликнула Люси. — Кроме Минервы, она тебя тоже видела.

— Это не имеет значения.

— Аслан, я так благодарна, что нашла тебя снова. Я думала, ты позволишь мне остаться. Я думала, ты зарычишь и прогонишь всех врагов — как в прошлый раз. А теперь всё так ужасно.

— Тебе это трудно, малышка, но ничто не повторяется дважды. Нам и раньше бывало трудно в Нарнии.

Люси зарылась лицом в гриву Аслана, чтобы скрыться от его взгляда. Должно быть, в его гриве тоже была магия — не та магия, которую учат в Хогвартсе. Она почувствовала в себе львиную силу. Внезапно она села.

— Прости, Аслан, — произнесла она, — я готова.

— Теперь ты львица. — сказал Аслан. — И теперь возродится вся Нарния. Иди. Нельзя терять время.

Он поднялся и пошёл величественно и бесшумно к танцующим деревьям, сквозь которые она прошла; и Люси пошла с ним, положив дрожащую руку на его гриву. Деревья пропустили их и на секунду полностью приняли человеческий вид. Перед Люси промелькнули прекрасные боги и богини, склоняющиеся перед Львом; через мгновение они снова стали деревьями, ещё склоняясь, и так грациозно изгибая ветви и ствол, что их поклоны снова походили на танец.

— Теперь, дитя, — обратился к ней Аслан, когда они оставили деревья позади, — я буду ждать здесь. Пойди и разбуди остальных и скажи им, чтобы они следовали за тобой. Если они не пойдут, ты должна следовать за мной одна.

Но никого будить не пришлось, потому что они не пошли вниз, а устроили привал раньше. Все уже проснулись.

— Аслан! — воскликнула Сьюзен. — Но почему я его не вижу? Тебе это приснилось, Лу.

Не приснилось. — сказала Люси. — Аслан призывает идти за ним.

— Что, — спросил Эдмунд сердито, — о чём ты говоришь? Она повторила всё снова. Это было очень трудно, потому что с каждым разом слова звучали всё менее убедительно.

— Аслан! — подпрыгнул Эдмунд, — Ура! Где?

Люси повернулась туда, где видела ждущего льва, чьи терпеливые глаза пристально глядели на нее. «Здесь», — показала она.

— Где? — снова повторил Эдмунд.

— Вот. Вот. Разве ты не видишь? Прямо перед деревьями. Эдмунд некоторое время упорно смотрел, а потом сказал:

«Там ничего нет. Тебя ослепил и спутал лунный свет. Знаешь, так бывает. И мне показалось на минуту, что я что-то вижу. Это оптический, ну как это называется?..»

— Я вижу его всё время. — сказала Минерва. — Он сердито смотрит на нас.

— Тогда почему я не могу его увидеть? — спросил Эдмунд.

— Он сказал, что, может быть, вы не сможете. — ответила Люси.

— Почему?

— Не знаю. Он так сказал.

— Ну что это такое, — вздохнул Эдмунд, — мне бы хотелось, чтобы всё это перестало тебе казаться. Но я уверен, что надо идти.