Огненноликая (гет)

Глава 28

Я в твоем поцелуе хочу утонуть,

Прикасаясь к губам, прикоснуться душой.

Сердце жаркий вулкан, разрывающий грудь,

В устремлении слиться до капли с тобой.

Я в объятьях твоих захлебнуться хочу,

От нахлынувшей нежности в пении ласк.

Расплавляешь меня, словно пламя свечу,

Ярким светом своих восхитительных глаз.

Я хочу раствориться в дыханьи твоем,

Так, как ветер теряется среди ветвей.

И когда в тишине, остаемся вдвоем,

Сердце ветром трепещет в ладони твоей.

Разделяю с тобой тот горящий вулкан,

Страсть и нежность, вином подменившие кровь,

И дыхание хрупкое словно тюльпан…

Всю до капли с тобой разделяю любовь!

Марина Авс

Айрин

После пробуждения мне пришлось пережить несколько очень неприятных минут, когда я понятия не имела, где нахожусь, что со мной случилось и кто я вообще. И липкий страх не вспомнить никогда волной накатил из ниоткуда. Затем первая волна схлынула, и я вспомнила чудесное ощущение полета: я летала в небе, а затем стала резко падать, и чьи-то сильные руки меня подхватили, прервав это жуткое падение. За этим воспоминанием последовала еще одна волна леденящего душу страха.

Снизу доносился разговор. Я прислушалась. Голоса были взволнованные, они казались мне знакомыми, особенно один из них, в нем было что-то согревающее и родное. Затем голос воскресил в памяти такой же до боли знакомый образ. Прислушиваясь к разговору, я разобрала слово «Вольтури», и в сознании тут же возник величавый и немного жуткий образ королей вампиров.

Постепенно в памяти начали всплывать и другие обрывки воспоминаний, они мучительно медленно выстраивались в пеструю картину, словно частички сложного пазла. Я будто разматывала запутанный клубок, дергала за ниточку последних воспоминаний, чтобы добраться до предыдущих. Ниточка тянулась медленно, но верно: одно воспоминание сменяло другое, страшные и счастливые картинки чередовались одна за другой. Но страх, овладевший душой, все не хотел покидать ее.

Затем голоса стихли, а через мгновение я увидела на пороге такое родное и любимое лицо, взволнованные чудесные глаза, смотревшие на меня с такой любовью и лаской. Мой Эдвард! И все кусочки пазла встали на свои места. Я все вспомнила. Но я была растеряна и испугана произошедшим. И меня не покидало чувство дежа вю.

Внутренне сжавшись от все еще владевшего мной страха, я спросила его, была ли я опять без сознания, но он не сразу ответил, продолжая с нежностью смотреть на меня, казалось, до него не полностью дошел смысл моего вопроса, и лишь спустя мгновение он ответил, что я крепко спала, а потом поинтересовался, как я себя чувствую. Я ответила, что со мной все хорошо, но, зная, что это, мягко говоря, не совсем так, осеклась и замолчала. Он сел рядом со мной на кровать и хотел меня обнять, но я непроизвольно отстранилась, все еще находясь во власти смутного страха. С тревогой в глазах он поинтересовался, все ли в порядке, я объяснила, что у меня дежа вю. Потом я спросила, сколько на этот раз длился мой сон, при этом в душе очень боясь услышать, что проспала много дней. Но он ответил, что я спала чуть больше суток. Я подумала, что это, неверное, не так страшно, а скорее даже естественно, если учесть, что до этого я не спала около трех суток, насыщенных столькими событиями.

Наконец, страх почти отпустил меня, и я ощутила облегчение. Я потянулась к Эдварду, и он обнял меня. Оказавшись в его объятиях, я почувствовала себя в безопасности, словно вернулась домой. Я рассказала ему о страхе, который испытала, и он стал успокаивать меня, а затем поцеловал. И я утонула в этом поцелуе.

Неожиданно в комнату заглянули Элис с Джаспером. Было так приятно видеть их снова и чувствовать их заботу и участие.

Потом я вспомнила об их разговоре внизу о Вольтури, кажется, Эдвард тогда сказал, что нам с ним нужно уехать. И я спросила его, действительно ли нам нужно уезжать. Он ответил, что положение очень серьезное и он считает это необходимым, так как не хочет, чтобы Вольтури узнали обо мне. Я возразила, что они все равно рано или поздно обо мне узнают. Мы решили, что окончательное решение примем после разговора с остальными членами семьи, которые в тот момент были на охоте.

Потом Эдвард с Джаспером пошли вниз, а Элис вызвалась помочь мне привести себя в порядок. Она выпроводила меня в душ, а сама открыла шкаф и с деловым видом стала подбирать мне одежду. Когда я вышла из ванной, на кровати меня уже поджидал как всегда с большим вкусом подобранный ансамбль: утонченное нижнее белье, эффектные юбка и блузка и красивые туфли-лодочки. В своем стремлении всех красиво одеть Элис была неподражаема, этим она старалась расцветить жизнь тех, кого любила, и дарила частичку своей души. Я быстро оделась, мы при этом мило болтали о пустяках. Затем Элис указала мне на пуф у зеркала и принялась за мои волосы. Она подсушила их и чуть завила пряди.

Когда мы спустились вниз, Элис присоединилась к Джасперу, который сидел в гостиной и смотрел телевизор, а я уловила чудесные запахи, доносившиеся из кухни. Эдвард вновь решил меня накормить, это было так мило с его стороны и чертовски приятно. Только теперь я поняла, как же голодна. Я остановилась на пороге и втянула в себя потрясающий запах жареного мяса. Мой любимый стоял у плиты, в тот момент он с видом заправского шеф-повара переворачивал стейк на сковороде, затем обернулся и посмотрел на меня. Я улыбнулась, подошла к нему и обвила его талию руками, прижавшись к его спине. Боже, какое сладкое чувство пронизывало меня в тот момент.

— Ты в конец меня разбалуешь, — шутливо проговорила я.

— Надеюсь, — в том же духе ответил он и, обернувшись, чмокнул меня в губы.

После того как я поела, мы перешли в гостиную, где уже никого не было, и Эдвард принес из своей комнаты мои вещи, собранные нами в тот день в моей квартире. Было так здорово, что они сохранились. Ведь это было все, что осталось у меня от моей прошлой жизни: воспоминания о родителях, о моем детстве, о близких мне людях.

Мы рассматривали фотографии. Эдвард нашел то фото, где я совсем еще крохой была запечатлена с родителями на пляже. Мы отдыхали тогда в Бретани. Горько-сладкие, щемящие воспоминания.

Потом Эдвард откопал фотографию моего прапрадеда, и к нашему общему изумлению выяснилось, что мы с Эдвардом действительно родственники, потому что мой прапрадед оказался его дедом. Это было и странно, и забавно одновременно, ведь получалось, что Эдвард мне приходится троюродным дедушкой. В ответ на мою дурацкую шутку он стал серьезно что-то говорить о браке, чем немного смутил меня, ведь я так далеко не заглядывала. Я рассказала ему грустную историю моей прапрабабки, которая, как оказалось, любила его будущего деда, но была выдана замуж за другого и родила от любимого дочь, о которой он так и не узнал, уехав в Америку.

Чуть позже Эдвард сел за рояль и стал играть. Я присела рядом и с наслаждением впитывала в себя такую несказанно прекрасную и невыразимо грустную мелодию, лившуюся из-под его изящных пальцев. Когда прозвучал и стих последний аккорд, Эдвард посмотрел на меня и сказал:

— Эта музыка звучала у меня в голове все время, пока ты спала, и сейчас я впервые ее исполнил.

— Я не слышала ничего прекраснее, — промолвила в ответ я, и это было истинной правдой. На глаза навернулись слезы, а к горлу подступил ком.

Он смахнул пальцем слезинку, катившуюся у меня по щеке, затем наклонился и нежно, но в то же время страстно поцеловал меня в губы, послав будоражащие электрические разряды по всему моему телу. Напряжение между нами мгновенно стало почти осязаемым, казалось, одна искра, и мы оба вспыхнем ярким всепожирающим пламенем. В ответном порыве я обвила руками его шею и еще сильнее впилась в его губы, желая продлить этот поцелуй как можно дольше, зарылась пальцами в его густые волосы, ощущая исходящий от него волшебный аромат, теряя голову и растворяясь в нем окончательно. И на этот раз он не сделал шаг назад. Вместо этого, легко подхватив меня на руки, он отнес меня наверх в спальню, уложил на кровать и лег рядом, не прекращая целовать. Его поцелуи становились все настойчивее и жарче. Он целовал мою шею, спускаясь все ниже и ниже. Затем возвращался к губам, и тогда наши языки переплетались в страстном танце.

«Я люблю тебя, Айрин», — не прерывая поцелуя, прошептал Эдвард.

Его мысленный голос ласкал и обжигал, окатывая меня такой волной нежности и страсти, что я почти задохнулась и затрепетала в его объятиях.

«Я люблю тебя, Эдвард», — кричало ему в ответ все мое естество.

«Ты хочешь этого, любимая?» — спросил он.

В ответ я сильнее прижалась к нему всем телом, крепче обвила руки вокруг его шеи, словно изо всех сил пытаясь соединить наши сердца.

Продолжая целовать, он аккуратно и неторопливо освободил меня от одежды, затем так же медленно разделся сам. Его прекрасное, мерцавшее в лунном свете тело соприкасалось с моим, его прохладные ладони скользили по моему обнаженному телу, которое восторженно встречало эти несмотря ни на что горячие прикосновения. Нежность и страсть перемешались в движениях его губ и рук. Наше дыхание слилось воедино. Его пальцы нежно касались моей груди, потом он стал покрывать ее поцелуями. Я задыхалась от этой ласки, выгибаясь и прижимая к себе его голову. Руки любимого скользили все ниже и ниже, доводя меня до исступленного желания, наслаждение от его ласк становилось все острее и нестерпимее. Когда он, наконец, плавно и медленно погрузился в меня, меня накрыла новая, ранее неизведанная волна экстаза. С каждым его движением мое тело таяло и плавилось в нескончаемом блаженстве и, наконец, взорвалось бешеным всплеском острейшего наслаждения. Мой крик прорезал тишину ночи, а спустя мгновение из горла Эдварда вырвалось сдавленное рычание, и по его сильному телу прокатилась дрожь. Затем, все еще лежа на мне, он потянулся и приник губами к моим губам.

— Айрин, любовь моя, — его голос был немного хриплым, а взгляд ласкающим. — Теперь мы навеки принадлежим друг другу. Мы — одно целое.

И не было ничего правильнее и естественнее этого.

Мы еще долго не размыкали объятий, не желая нарушить этого всепоглощающего чувства полного слияния наших тел и душ.

Мы не заметили, как за окнами стал заниматься рассвет, едва появившееся на горизонте солнце постепенно окрашивало серое небо нежным румянцем.

Оживленные голоса у входа в дом почти застали нас врасплох.