Огненноликая (гет)

Сал

Мне так и не удалось добиться от Аро правды, но я еще больше уверился в том, что ему есть что скрывать от меня. Зато я смог достичь второй важной цели — спасти Айрин. Я не ожидал, что Аро так быстро сдастся. Но он сказал, что примет Айрин. А это значит, что нависшая над ней угроза теперь отведена. Я верил Аро. Он клятвенно обещал мне это еще тогда, когда я был готов навсегда покинуть клан.

Воспоминания о тех далеких временах снова нахлынули на меня. Я словно на какой-то миг перенесся в свое счастливое и одновременно несчастное прошлое. Когда-то, будучи еще совсем юнцом по вампирским меркам, я часто проводил время среди людей. Мне это было проще, чем вампирам, так как внешне я ничем от смертных не отличался и меня не мучила жажда человеческой крови. Мне нравились смертные. В отличие от бессмертных, они пили жизнь жадными глотками, торопясь вкусить все ее радости и горести, пока неумолимая и неизбежная смерть навсегда не отнимет у них эту возможность.

Я встретил среди них ее, мою Бьянку. Мы почти сразу почувствовали непреодолимую взаимную тягу, словно были предназначены друг другу свыше. Она была хрупким прекрасным цветком, выросшим на неприветливых, суровых камнях действительности. Жизнь ее совсем не баловала, с детских лет она познала лишения и горечь утраты близких, но стойко выносила все испытания, сохраняя в душе чистоту и детскую непосредственность. В ней я нашел все то, что искал: родственную душу, нежную любовь, трогательную привязанность, тепло и ласку, доверие и безусловную преданность.

На первых порах я скрывал от нее свою истинную сущность, но когда понял, что она моя судьба, то больше скрывать не мог. Помню, она совсем не удивилась тому, что узнала, сказала, что с самой первой встречи знала, что я особенный. Но для меня особенной была она: нежная и чистая, и в то же время страстно и всецело отдающаяся любви, хрупкая, но невероятно сильная духом, любящая и преданная, отдающая всю себя без остатка, решительная и смелая в своих поступках и твердая в своих решениях. Вот какой была моя Бьянка.

Мы решили навсегда связать наши судьбы. В клане, конечно, узнали о наших отношениях, и тогда в нашу жизнь вмешался закон Вольтури. Нас посетили и передали волю владык: Бьянка должна быть обращена, либо ее ждет смерть, третьего не дано. Была назначена и дата обращения.

Но Бьянка не захотела стать бессмертным монстром. Все, чего она хотела — это просто прожить со мной свою человеческую жизнь, любить и быть любимой, родить и растить наших детей. И я понимал и принимал ее желание.

Однако Вольтури были неумолимы. И тогда мы решили сбежать и исчезнуть. Я поклялся во что бы то ни стало защитить ее и нашу любовь. Но скрывались мы недолго. Непревзойденный ищейка Деметрий, уже однажды видевший Бьянку, нашел ее за считанные дни и явился к нам.

Он не смог бы причинить ей вреда, я просто не позволил бы ему этого. И хотя мои способности были еще не так отточены, как сейчас, но я смог стереть ему память о нашей встрече и о Бьянке, чтобы он больше никогда не смог ее найти. Когда он вернулся ни с чем, Аро понял, что это моих рук дело.

Но владыки так и не узнали самого главного: Деметрий сам предложил стереть ему память. Я даже не уверен, действительно ли мне удалось столь глубоко стереть его воспоминания, чтобы он никогда больше не смог нас отыскать. Возможно, на самом деле это было не так, но он заставил владык так думать.

Когда недавно я спас его любимую от неминуемой кары за ее опрометчивый поступок, я лишь отплатил ему за его великодушие, хотя он этого и не помнил. Он подарил нам с Бьянкой несколько лет счастливой жизни, за которые я был ему безмерно благодарен и которые я никогда бы не променял на вечность без любви. Но она все же меня настигла.

Благодаря великодушному поступку Деметрия, Вольтури нам больше не докучали. Мы жили тогда на Тенерифе — самом крупном из семи Канарских островов. К тому времени, а это был конец XVI века, весь архипелаг уже был завоеван испанцами.

Сегодня с высоты прожитых столетий я могу сказать, что вся моя жизнь — это те несколько безгранично счастливых лет на том райском острове, который райским для меня делала она, моя милая Бьянка, а после — столетия одиночества.

Мы жили душа в душу, наслаждаясь любовью и счастьем. Но судьба уготовила нам горькую долю, поскупилась, отмерив лишь глоток счастья. Когда Бьянка носила наше дитя, на острове разразилась чума, привезенная на кораблях из дальних стран. Она унесла почти половину его жителей, превратив процветающий Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна⁽¹⁾ в одно большое кладбище. Жадная, ненасытная смерть ходила по пятам и жала свою жатву.

Смерть вошла и в наш дом, забрав у меня и любимую, и наше нерождённое дитя. Уходя, Бьянка просила меня постараться не горевать долго и жить дальше. Но разве это было возможно. Мое горе было столь оглушительным, столь глубоким и бесконечным, что я тогда единственный раз за все свое существование захотел расстаться с жизнью. Я резал себе вены, пытался утопиться, кидался с обрыва. Но все было тщетно. Раны на мне быстро заживали, меня неизменно прибивало к берегу или же меня вылавливали рыбаки, и я к своему удивлению все еще оказывался жив.

Вначале боль просто не давала мне дышать, казалось, что невозможно выдержать эту муку, но я жил, корчился от боли и продолжал жить. Наконец, я все же попытался взять себя в руки и продолжить жить ради памяти любимой. Не рвать на себе волосы, не резать вены, не бросаться в пропасть, чтобы покончить со всем раз и навсегда, а жить в память о ней. Но часть моей души навсегда умерла на том острове, ставшем могилой моего счастья. На этом месте зияла теперь выжженная пустыня. Душа моя была словно высохший океан, скорбь и боль навсегда поселились в ней и живут поныне, став неразрывной частью меня самого.

Я покинул Тенерифе, я скитался по миру, искал утешения, искал покоя, ударился в религию, изучал теософию, пытаясь обрести новый смысл своего бессмысленного теперь существования. Я больше не прятался от Вольтури, мне теперь было все равно. И однажды Аро нашел меня. Он простил меня за ослушание его воли и просил вернуться в клан, но я не мог простить ему той охоты, которую Вольтури устроили на нас. И тогда Аро сказал мне те слова:

— Сынок, вернись в семью, я обещаю и клянусь, что если когда-нибудь ты захочешь связать свою жизнь с кем-то еще, я не стану этому препятствовать и приму ее, кем бы она ни была. Я сделаю для тебя это исключение. Даю слово. Только вернись.

И вот теперь Аро должен исполнить свое обещание, свою клятву. Пусть и таким образом, но я смогу защитить ту, что впервые с тех далеких пор одним своим существованием странным образом отогрела мое сердце. Я однолюб, никто и никогда не заменит мне Бьянку. Но Айрин, сама того не ведая, стала мне самым близким на свете существом, сестрой по крови и по духу, стала новым якорем в моей жизни. Теперь мне было ради кого жить.

Я шел к ней сказать, что выторговал для нее жизнь и что теперь ей не придется разлучаться со своим ребенком. Я защищу ее, стану ей и ее малышу семьей, но останусь лишь братом. Мог ли я когда-нибудь стать для нее и кем-то большим? Вряд ли. Если только смог бы отпустить прошлое и разрешить себе жить дальше и если бы она того пожелала, что вряд ли было возможно.

Как бы там ни было, но формальности следовало соблюсти. Аро предложил провести церемонию нашего бракосочетания и вступления Айрин в клан в ближайшее полнолуние после рождения ребенка.

Я был уверен, что ребенок родится уже скоро, об этом свидетельствовали и его размеры, и то, что у Айрин уже пару раз были ложные схватки. Ее самочувствие, как и состояние ребенка у меня не вызывало особого беспокойства, похоже, она прекрасно переносила беременность.

Я постучался.

— Войдите, — послышался тихий голос Айрин.

Я вошел в комнату и затворил за собой дверь. Айрин сидела в кресле и что-то рисовала в альбоме. Оторвавшись от своего занятия, она подняла голову и посмотрела на меня своими изумрудными глазами, при этом уголки ее губ изогнулись в мягкой улыбке.

— Привет, у меня хорошая новость, — начал я. — Аро согласился принять тебя в клан как мою супругу. Так что тебя не станут убивать и не отнимут у тебя ребенка.

— Что? — ее брови мгновенно взлетели вверх, как потревоженные выстрелом птицы, на лице застыло выражение крайнего удивления, карандаш выпал из рук.

— Аро обещал мне принять в клан ту, которую я выберу себе в жены. После рождения ребенка мы поженимся.

— Поженимся? Ты выбрал меня в жены? Я ничего не понимаю, — в ее голосе звучало полнейшее недоумение.

— Что тут непонятного? Я же сказал, поженимся.

— Это что шутка такая? О чем ты сейчас говоришь? — Айрин недоверчиво уставилась на меня, пребывая в легком шоке.

— Я обещал тебе сделать так, чтобы тебя не тронули и чтобы не отняли у тебя ребенка. Единственный выход — стать моей женой. Аро дал мне когда-то обещание, и сегодня я напомнил ему о нем.

— Так ты ради меня это сделал? — удивленно и немного растерянно проговорила она.

— Я ведь обещал тебе помочь, principessa.

В глазах Айрин заблестели слезы.

— Спасибо, — тихо промолвила она и опустила голову, — но я не смогу…

— Я не собираюсь насильно делать тебя своей женой. Мы будем как брат и сестра. Это только формальность, чтобы сделать твое положение устойчивым.

— Спасибо, — снова тихо выдохнула девушка, неосознанно положив руку на уже довольно внушительный живот.

Я лишь кивнул в ответ и принялся проводить ставший уже привычным осмотр.

— И еще, не пытайся больше связаться с Эдвардом. Это ни к чему хорошему не приведет. Сейчас он больше не помнит тебя. Если ты станешь напоминать ему о себе, владыки об этом узнают, и тогда я уже не смогу тебе помочь, понимаешь?

Пока я говорил, Айрин молча слушала. Ее взгляд был устремлен в одну точку, и, казалось, она мысленно ушла в себя. Я понимал, какие невеселые мысли одолевали ее сейчас. Брак со мной вряд ли был тем, о чем она мечтала, но по крайней мере она будет жить и не потеряет дитя.

Закончив с осмотром и посоветовав ей побольше бывать на воздухе, я уже намеревался уходить, как вдруг она вынырнула из состояния оцепенения и посмотрела на меня такими глазами, что мне стало не по себе.

— Сотри мне память.

Теперь пришел черед моему удивлению.

— Что ты сказала?

— Сотри мне память о нем, пожалуйста, я больше не могу так жить, — по ее лицу струились слезы.

Я опешил.

— Прости, но я не уверен, что смогу это сделать. С тобой это не так легко. Ты для меня закрыта.

— Я откроюсь тебе.

Я понимал, как больно ей сейчас, знать, что любимый рядом, но не иметь возможности быть с ним, знать, что он ее не помнит, словно ее для него и нет, и что ей нужно связать себя узами брака с другим. И все же сам бы я ни за что не согласился стереть память о своей любимой, как бы больно это меня ни ранило.

— Ты правда этого хочешь? Подумай, прежде чем идти на такой шаг.

— Я не знаю. Но мне очень плохо, — она казалась растерянной и подавленной.

— Это больно. Я знаю.

— Ты ничего не знаешь! — бросила она и, порывисто встав, подошла к окну.

— Поверь мне, знаю. Я знаю, как тебе больно. Но ты, по крайней мере будешь знать, что он жив и с ним все хорошо. Разве этого мало? Я бы отдал все ради того, чтобы только видеть ту, которую любил, знать, что она жива, что она дышит, живет в этом мире. Больше мне ничего и не нужно. Но увы, это невозможно, и боль от этой невозможности каждое мгновение разрывает мне душу. И тем не менее, память о ней — самое драгоценное, что есть у меня, я никогда бы не захотел потерять ее.

Айрин медленно повернулась и посмотрела на меня изумленным взглядом, словно впервые увидела.

— Прости, я не знала… думаю, ты прав, — сорвалось с ее губ тихим шелестом.

1) Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна — город, основанный в 1496 году испанцами на острове Тенерифе, ныне культурная столица Канарских островов.

Вернуться к тексту