Огненноликая (гет)

Айрин

Ночью я долго предавалась невеселым раздумьям. Моя дальнейшая жизнь казалась мне каким-то безумным, сюрреалистичным сном. Я должна была стать частью клана, который всеми фибрами души ненавидела за то, что он разрушил мою жизнь, отнял у меня любовь, хотел отнять у меня ребенка и готов был уничтожить меня, если бы не заступничество того, чьими руками ему и удалось так легко проделать все это со мной.

Мои мысли снова и снова возвращались к нему, к этому странному заступнику и по совместительству виновнику всех моих бед. Кем он точно не был, так это односложным, к кому бы я испытывала понятные и однозначные чувства. С самого начала он казался мне сложным и загадочным. Он был многогранным и, как оказалось, с неожиданно глубокой и израненной душой. Сегодня впервые он обнажил передо мной свою душу, вынесшую, по-видимому, много боли и страдания, но не сломившуюся и продолжающую глубоко внутри хранить любовь и верность этой любви. Он явно сочувствовал моим страданиям, но это не могло меня утешить в моем горе. Я была благодарна ему за то, что, проникнувшись ко мне сочувствием и некими родственными чувствами, он стремился оградить меня от худшей участи, спасти мне жизнь и не допустить потери ребенка и ради этого готов был даже связать себя узами брака. Но в то же время я проклинала тот день, когда он повстречался на моем пути. Если бы не он, ничего из всего того, что произошло, просто не случилось бы.

Словно чувствуя и разделяя обуревавшие меня эмоции, мой малыш всю ночь вел себя крайне беспокойно, постоянно пинался и брыкался, а под утро вдруг неожиданно замер на длительное время. Меня охватила легкая паника: так надолго он еще никогда не замирал. Какое-то время я напряженно выжидала, затем еще какое-то время металась по комнате, но затем мне пришла в голову мысль позвонить Салу, чтобы он пришел и проверил, все ли в порядке с ребенком. Но когда я уже набрала нужный номер и в трубке послышался голос дампира, меня вдруг согнула пополам резкая боль. Трубка выпала из моих рук. Вместе с сорвавшимся с губ пронзительным стоном весь воздух мгновенно покинул легкие, я почти задохнулась от этой острой пронизывающей боли внизу живота, нахлынувшей на меня мощной волной и грозившей опрокинуть навзничь. Мне едва удалось ухватиться за какой-то предмет мебели, чтобы не упасть.

Когда первая волна боли схлынула, я поняла, что это родовые схватки. Сидя на полу, непроизвольно поглаживая свой огромный живот и хватая ртом воздух, я немного со страхом ждала следующей схватки. Но теперь уже я была к ней готова. В этот момент в комнату вбежал Сал и, подхватив меня на руки, отнес на кровать.

Мне было больно и страшно, но мысль, что мой малыш скоро появится на свет, придавала мне сил. Мне отчаянно не хватало Эдварда, казалось, только он мог помочь мне успокоиться и побороть волнение. Я закрывала глаза и пыталась представить, что он рядом, что он смотрит на меня лучистым взглядом золотистых глаз, нежно прикасается ко мне... Словно почувствовав, что мне нужна поддержка, Сал присел на край кровати и сжал своей могучей рукой мою горячую влажную ладонь. От этого немного грубого пожатия мне стало чуть легче и спокойнее.

Несколько часов кряду Сал оставался со мной, не покидая меня ни на минуту, говорил со мной, подбадривал, держал за руку, помогал подниматься с кровати и ходить по комнате, придерживая меня за талию, терпеливо сносил мои колкости, когда я теряла терпение и злилась, вымещая свою злость на нем. Он позвонил кому-то из своих помощников, и те принесли все необходимое для принятия родов.

Я лежала на измятых от бесконечных метаний простынях, и волны болезненных спазмов накатывали одна за другой, а промежутки между ними постепенно сокращались.

— Не переживай, все идет по плану, — успокаивал меня Сал, участливо наблюдая за моими родовыми муками.

От резкой боли я сжимала кулаки и зубы, пытаясь не кричать. Боль все усиливалась, и через какое-то время я уже начала сжиматься всем телом, на лбу выступил холодный пот, а руки стали дрожать. В изнеможении я мяла в руках мокрую от пота простынь, жмурила глаза и пыталась правильно дышать. Время еще никогда не шло так медленно, мне казалось что прошла целая вечность, а сил у меня уже не осталось. Кроме боли и слабости я ничего не чувствовала. От невыносимой боли я постоянно спрашивала, сколько мне еще терпеть, но ответ Сала был один и тот же: «Скоро. Уже скоро». Этот ответ меня лишь раздражал. Почему он спокоен как удав, и откуда он знает, что все идет «по плану»? Мне вот так совсем не казалось.

В какой-то момент сдерживать крики больше не было сил, и я стала кричать… громко, протяжно. Мой собственный голос показался мне чужим и незнакомым. Боль поглотила все мои мысли, и мне было уже все равно, что сейчас я лежу полуобнаженная и полностью открытая перед дампиром и он делает самые интимные манипуляции с моим телом. Вот он, склонился надо мной и ввел пальцы мне внутрь, что-то проверяя, а затем правильно расставил мои ноги и руки и наконец приказал мне тужиться.

Однако правильно тужиться оказалось не так легко. Сал стал объяснять, как это делать, а затем четкими, короткими словами стал давать указания: «Тужься! Еще! Долго! Давай! Молодец! Еще! Хорошо! Продолжай!». Все мое внимание было сконцентрировано на нем, голова полностью освободилась от мыслей, только правильное дыхание и указания Сала. В тот же момент все происходящее вокруг стало таким странным. Я будто смотрела на себя со стороны — измученная, бледная, с широко открытыми глазами я внимательно смотрела на своего «доктора» и ждала указаний. Я верила ему. Вокруг стало так тихо, лишь голос Сала звучал в голове: «Давай! Тужься! Тужься! Тужься!» — и… я увидела в руках у дампира маленький комочек, весь в крови, свернувшийся калачиком. Раздался пронзительный крик, прорезавший тишину древнего дворца — первый крик моего сыночка.

На моих глазах выступили слезы, я встретила малыша вялой улыбкой. Сал подошел и положил мне его на грудь. Он был таким теплым, маленьким и казался таким беззащитным. Это был момент абсолютного счастья и гармонии. Я стала мамой.

Мой сынок, мой яркий лучик света на унылом небосклоне жизни. С первого мгновения он стал для меня неиссякаемым источником счастья, моим мирозданием, моим новым измерением. Он словно заслонил собой весь мир. Мое сердце теперь было переполнено огромным трепетным чувством безграничной, необъятной любви, зародившейся еще тогда, когда я носила этот маленький комочек под сердцем. Я смотрела на его крохотное личико и не могла наглядеться. Бронзовые волоски на его головке отливали золотом в пробивавшихся сквозь окно лучах утреннего солнца, маленькие ручонки тянулись ко мне, а большие зеленые отцовские глаза смотрели на меня осмысленно и заинтересованно. И радостное изумление, перемешанное с тихой грустью, охватило все мое существо.

— Здравствуй малыш, я твоя мама, — твердила я, поглаживая его мягкие пушистые волосики.

— Как ты его назовешь? — спросил Сал, подходя и забирая у меня малыша, чтобы обмыть и запеленать его. Все необходимые для этого принадлежности были куплены и подготовлены Салом заранее в предыдущие недели.

Я уже думала над тем, как назову малыша, но, не зная точно, кто у меня родится — мальчик или девочка, придумала сразу оба варианта: если девочка — то Оливия, как мою бабушку, а если мальчик…

— Орландо, — сказала я, сияя улыбкой от переполнявшего меня счастья.

— Ну что ж, приятно познакомиться, Орландо, — произнес Сал, обращаясь к внимательно изучавшему его младенчику. — Добро пожаловать в мир, малыш.

Я непроизвольно отметила, как бережно дампир держал моего малыша на руках и разговаривал с ним почти как с равным. Я залюбовалась тем, как умело и споро он действовал, словно всю жизнь принимал роды и заботился о новорожденных младенцах.

Когда Орландо был обмыт и одет в красивые распашонки, ползунки и чепчик с рюшками, а я немного пришла в себя и переоделась, настало время первого кормления. Что предпочтет Орландо, мы точно не знали и поэтому решили испробовать все по порядку: сначала дать ребенку грудь, а если он откажется ее брать, тогда предложить ему кровь. Сал подошел и передал мне гукающего малыша. Я с благодарностью приняла из его рук Орландо и улыбнулась им обоим счастливой улыбкой. Сал широко и искренне улыбнулся в ответ, а Орландо потянулся к груди, не дожидаясь, пока ему ее предложат, пытаясь высвободить ее из одежды своими маленькими ручонками. Немного смущаясь, я помогла ему, приспустив лиф блузы и достав грудь, он ловко схватил сосок своим маленьким ротиком и затих, старательно высасывая молоко. В этот момент меня посетило ощущение умиротворения и покоя, словно я причастилась какой-то неземной, нездешней благодати.

Сал тем временем отвернулся, видимо, чтобы вконец не смущать меня, отошел к столику и начал собирать медицинские инструменты в своей чемоданчик.

— Сал... — позвала я его через какое-то время.

Он обернулся, ожидая продолжения.

— Спасибо, — произнесла я, чувствуя по отношению к этому странному дампиру сейчас искреннюю и горячую благодарность.

В ответ он подарил нам с Орландо еще одну свою обаятельную и лучистую улыбку и, взяв чемоданчик, направился к двери.

— Отдыхайте, я зайду к вам позже, — шепотом проговорил он, чтобы не разбудить Орландо, который наевшись, теперь мирно спал у меня на груди.