Солнечная (гет)

На следующий день Лили была полна решимости. Поэтому, наверное, с помощью своих знакомых в бюро приезжих она вычислила местонахождение Годрика и уверенно заявилась к нему в гостиничный номер, яростно сверкая глазами, горделиво вскинув голову.

— Лили? — немного удивленно проговорил Годрик, едва выглядывая из-за двери, и, не дожидаясь, она стремительно зашла внутрь, вынуждая его открыть ей проход.

В комнате на секунду стало слишком тихо, и Лили, даже не оборачиваясь, внимательно посмотрела в окно, сжав руку в кулак. В ней было так много ненависти, что она боялась все испортить — право, казалось, впервые за многие годы Поттер вновь пускалась в интриги и хитросплетения, и сейчас упивалась каждым мгновеньем.

— Брат твоей невестушки — Фобос Берк, — спокойно проговорила она, невольно проведя рукой по столу, по-прежнему внимательно поглядывая в окно. Природа оделась в привычное весенние одеяние, и Лили иронично фыркнула, вспоминая весну шестого курса — да, тогда ей казалось, что она непобедима. А сейчас она удивлена, что все еще жива. — У него паршивые отношения с отцом, как следствие, и с сестрой, более того, он не считает их за родственников. Семейные тайны, — мрачно усмехнулась Лили, резко повернувшись и внимательно взглянув на Годрика. — Твоя сестра счастлива, что ты женишься, да? Но, Годрик, а счастлив ли ты? Как можно предположить, нет.

И она замолчала, цепким взглядом окинув его, чувствуя, как ее сердце билось быстро, словно угорелое.

— Что? — неуверенно протянул Томас, нахмурившись, опять вскинув руку, чтобы пригладить свои черные волосы. Прошло три года, и вместо его привычного безразличия к этому миру, Лили видела подавленность и надломленность. И это было так… забавно, что она бы засмеялась, если бы не чувствовала себя такой же. — К чему ты это вообще? И зачем ты пришла?

— Дорогой Годрик, — холодно начала Лили, ослепительно ухмыльнувшись. Она не отрывала своего пытливого взгляда от его возмужавшего лица и думала, что он был абсолютно глуп и не понимал ни того, чего хотят люди, ни того, как им угодить. Поэтому, тихо хмыкнув, она приблизилась к нему и аккуратно провела рукой по черной рубашке, словно смахивая невидимые пылинки.

— Все эти годы я жила одной мыслью — что настанет день, и я заставлю пожалеть всех тех, кто перешел мне дорогу. — Ее рука замерла, и Лили, резко вскинув глаза, слегка сощурилась, даже не стараясь скрыть той горечи, которая переполняла ее. — Я хочу уничтожить Ребекку Берк. Втоптать ее миленькое личико прямо в грязь, а потом с легкой улыбкой наблюдать за тем, как она захлебывается в своих страданиях.

Резко сжав ткань рубашки, Лили слегка приблизила его лицо к себе, сверкнув яростно глазами, подметив, что Годрик слегка вздрогнул, словно под гипнозом наблюдая за ней.

— Затем, когда Берк будет растоптана, я приду за Мэри Томас. — Лили сжала сильнее ткань рубашки, слегка склонив голову, приблизившись к его уху, она тихо прошептала: — Ее будет ждать страшная участь. Помяни мое слово: я приду за ними и не оставлю от них живого места. И ты поможешь мне, Годрик, поможешь.

Лили опять улыбнулась, резко отстранившись, оценивающе посмотрев на Годрика, который, слегка покраснел, нервно поправил отворот рубашки и едва заметно повел головой. Он хмурился, и его широкие черные брови то и дело мелко дергались. Годы прошли, думалось Лили, но ее власть над некоторыми людьми, казалось, была вечна. И одна только эта мысль заставила ее сжать пальцы рук в кулак. Она и забыла об этом опьяняющем чувстве — чувстве полного превосходства над другими.

— Я не хочу быть участником вашей затянувшейся игры, Лили, — уверенно начал он, но резко осекся, поймав ее насмешливый взгляд. — Я серьезно. Моя сестра…

— Чертова стерва, которая пытается построить твою судьбу, — холодно бросила Лили, скрестив руки на груди. — Она вертит тобой, как приложением к собственной карьерной лестнице. Думаешь, ей есть дело до тебя? Или, быть может, она и Бекки — закадычные подруги? Чушь. Все, что ей нужно, — связи и власть. Лучше ли я? Нет. Но я готова помочь тебе избавиться от Бекки Берк, потому что это выгодно мне. И я приложу к этому максимум своих усилий.

Не дав ему и минуты на возражения, Лили резко покинула гостиничный номер, а потом, уже вечером, потягивая мартини в пабе, она краем уха слушала рассказы Фобоса, даже не стараясь сконцентрироваться на них. Она думала. О том, что именно мистеру Берку могло понадобиться от Фобоса и как именно это можно было переиграть для себя. Она хотела грандиозного зрелища, а потому, наверное, так щепетильно относилась к любой полученной информации. Все люди вокруг нее были лишь нужными ниточками на пути к ее мести, к ее триумфу, ведь Лили казалось, что именно тогда эта убийственная пустота внутри нее исчезнет. Будет погребено под обломками картонного счастья.

Все, что было у нее против Бекки, — лишь информация о происхождении ее матери. Но и она не играла больше значимой роли — в эпоху раболепства перед магглами и магглорожденными своим происхождением она лишь могла заработать симпатию у той же Гермионы. Нет. Ребекку нужно было брать другой стороной ее семьи, маргинальной и опущенной.

Резко посмотрев на Фобоса, который расслабленно покачивал ногой и меланхолично наблюдал за соседней игрой, Лили нахмурилась. С того самого дня, о котором Лили не хотела думать ни секунды, прошло слишком мало, чтобы они оба полноценно уничтожили ту мерзкую неловкость, что возникала в паузах между их разговорами, и Лили, все еще помня жар его рук, прикрывала глаза, с какой-то яростью думая о своем будущем.

Да. Когда она уничтожит Мэри Томас, она придет за ним. И ее месть Скорпиусу Малфою будет настолько красивой, что, мечтая ночью о том, как она поставит его на колени перед собой, Лили лишь тяжело дышала, чувствуя, как мелко и нервно бьется ее сердце. Малфой будет окончательным ответом ее миру; она уничтожит его так, как никого, найдет все его слабые места и заставит захлебнуться в собственном яде. Малфой — змей, изворотливый и хитрый, но она такая же. Только, к тому же, полностью ослепленная собственной ненавистью.

— Фобос, — тихо протянула Лили, внимательно поглядев на него, и он повернулся нехотя, лениво посмотрев в ответ. В его глазах Лили по-прежнему видела странный отголосок эмоций, понять который ей было трудно — она вообще редко когда понимала чувства окружающих людей. — Помнишь в мой день рождения, — именно в этот момент голос подвел Лили, и ее интонация слетела, вызывая у Берка легкую усмешку. Он расслабленно повел плечом, словно ему стало неприятно, а потом непринужденно облокотился щекой о свою руку. На его четвертом пальце был красивый перстень с черным-черным камнем, и Лили, завороженная его блеском, спокойно проговорила: — Ко мне подошел мужчина. Представляешь, это твой будущий свояк.

Фобос дернулся, и его глаза яростно сверкнули. Он никогда не любил говорить о своей семье, казалось, что он точно так же, как и она, сбежал в Германию из-за самых близких людей, и теперь, думая, что окончательно открестился от них, он вел праздную жизнь. Но на самом деле, он наверняка мечтал о внимании отца, который бросил его ради интрижки с магглой.

«Как печально», — холодно подумала Лили, но вслух произнесла следующее:

— Он искал тебя, представляешь? Мистер Берк передал ему поручение для своего сына.

И она улыбнулась, наблюдая, как волна ярости поднялась в фиолетовых глазах, а потом также скоро улеглась. Ведь Фобос Берк всегда держал все свои эмоции под контролем.

— Что за игру ты затеяла, Лили? — насмешливо спросил Фобос, слегка сжав стакан в руках.

— Все очень просто. Я хочу вернуться в Англию.

Стакан резко треснул, и Лили нервно смотрела на то, как виски растекался по столу, каплями падая на пол, а потом заметила, что взгляды всех игравших резко устремились к Фобосу. Но уже через минуту все стало, как прежде, они отвернулись, видимо, заметив, с какой злобой Бекр зыркнул на них, а потом резко встал со своему места, прорычав:

— Зачем?

— Поедем со мной! — также стремительно встала Лили, схватив его за руку. Ее глаза горели решительным пламенем, но Фобосу было плевать. Он резко отдернул свою руку и быстрым шагом устремился к выходу, куда за ним и последовала Лили, топчась позади, внимательно наблюдая за тем, как его слегка сгорбленная фигура скрывалась в темных переулках.

За три года, проведенные с Фобосом, Лили привыкла к нему. Привыкла к его легкой, ироничной улыбке, к его развязности и манерности. Он не осуждал и не оценивал никого, не подпускал к себе людей и всегда лишь скалился, покуривая дорогие папиросы. Фобосу было всего двадцать четыре, но, казалось, что он был намного взрослее, потому что взгляд его фиолетовых глаз, несмотря на всю напускную веселость, всегда был стеклянным. Каким-то даже не живым.

— Я хочу отомстить, — тихо прошептала Лили, когда они прошли уже третий по счету квартал, и она заметила, как расслабились его плечи. Берк, как и всегда, не мог долго злиться на нее. — Моя цель — Ребекка Берк.

Фобос остановился, резко посмотрев на Лили, слегка сощурив глаза, и она развязно бросила:

— Тебе же не будет жаль ее, да?

Вместо ответа Фобос хмыкнул, спрятав руки в карманы, выдохнув клубок пара, а потом слегка повел плечом. Несмотря на апрель, было холодно, и она помнила, что также холодно было и тогда, три года назад.

— Мне плевать на нее, — спокойно протянул Фобос. — Это даже забавно. Впрочем, я догадывался, что рано или поздно это произойдет…

— О чем ты? — приподняв бровь, резко спросила Лили, не забыв сверкнуть глазами. Но на него это не произвело никакого эффекта. Или?

— Я знаю, что тебя выгнали из Хогвартса. И я знаю, что не без помощи моей сестры, — он усмехнулся, подойдя чуть ближе, но по-прежнему держа спасительную дистанцию, видимо, все еще помня тот день. — Раз в год я прихожу к моему отцу по поводу нашего семейного бизнеса… лавка Берков частично принадлежит отцу, но есть некоторая доля и деда. Однако, так как тот уже давно болен, то я приходил к отцу вместо него. И я слышал, как эта идиотка хвасталась перед своей нянькой, что это благодаря ей «стерва Лили Поттер получила заслуженную кару».

Лили нервно дернула головой, поджав губы. Мелкий снег плавно кружил в воздухе, и ей казалось, что холоднее, чем у нее внутри, не было нигде, но одна лишь мысль, что тупица Бекки могла хвастаться ее унижением, причиняла Лили такую боль, от которой лишь сильнее хотелось действовать.

— Ты ведь поэтому и пришла в нашу лавку? — Лили дернулась, резко вскинув голову, испытывая смятение, но не показывая его. — Ты хотела приблизиться к нам, чтобы отомстить Ребекке.

Если бы Лили была идиоткой, она бы непременно сказала ему правду, тем самым, опровергнув его слова. Поэтому Лили лишь молчаливо склонила голову набок, пытаясь понять, что же будет дальше. Все это было комичным до безобразия и абсолютно глупым, но Поттер, тем не менее, чего-то ждала. И терпела. Потому что знала — месть требует выдержки и силы воли, иначе…

— Я могу помочь уничтожить тебе ее, — холодно протянул Фобос, резко приблизившись к ней, сверкая глазами. — Я могу уничтожить всю свою семью, понимаешь?

— Как? — осипшим голосом прошептала Лили, схватив его за отвороты пальто, вызвав у него тем самым холодную улыбку.

Но он промолчал, внимательно посмотрев в глаза Лили, и что-то едва уловимое то и дело искрилось в этой фиолетовой бездне. Молчание затягивалось, и она, отчего-то нервничавшая, прикусила нижнюю губу, упрямо посмотрев в его лицо, словно стараясь передать ему: Лили Поттер настроена решительно. И она готова на все.

— Но я никогда не сделаю этого, — тихо проговорил Фобос, а потом привычное равнодушие, смешанное с насмешкой, вернулось к нему. — Если упадет мой отец, следующим буду я. Мы навсегда связаны фамилией.

— Какая глупость, — сузив глаза, прошептала Лили, схватив его за рукав пальто, когда Берк уже собирался развернуться. — Разве тебе не хочется отомстить ему за свою мать и за свое поруганное детство? Неужели ты…

— Мы не Поттеры, — резко перебил он ее, сбросив руку, и в глазах его сверкнула сталь. — Мы не можем ссориться просто потому, что нам хочется, и мы не можем привлекать к себе много внимания. Я потомок Пожирателей и носитель Темной магии, у меня ничего нет, кроме семейного бизнеса, который живет лишь из-за того, что мой отец находится под покровительством власти. Не меряй других людей своей судьбой, Лили Поттер. Потому что что бы ты ни делала, как далеко бы ни заходила, ты Поттер. Вы всегда на особом месте.

Когда он развернулся и спокойно побрел прочь, Лили долго и упрямо смотрела ему вслед, слегка поджав губы. Она думала. И мысли в ее голове были лишь обо одном — теперь даже они направились по разным дорогам, теперь Лили не могла просто так использовать Фобоса. Когда произошел надлом в их отношениях? Неужели тогда, в день ее рождения? Качнув головой, Лили вскинула брови, надменно поведя плечом. Что-то не давало ей покоя, зачем, в конце концов, мистер Берк искал встречи с Фобосом и почему ради этого он решил использовать Годрика? И знал ли сам Томас что-либо об этом или просто подвернулся под руку?

Мысли не покидали ее и на следующей день. Она по-прежнему не виделась с Годриком, решив на время оставить его в покое, ведь знала, что уезжает он лишь послезавтра, а вместо этого, дождавшись начала занятий в Академии и проследив за тем, чтобы Фобос покинул свой дом, она решительно приблизилась к входной двери. Воспоминания больно кольнули ее в сердце, но, не мешкая, она решительно взломала чары, кончено же, помня, как именно проникнуть в обитель Берка и, не теряя ни минуты, проследовала в комнату Фобоса.

Она не знала, что искала. Но внутреннее чутье говорило Лили о том, что было нечто такое, что заставляло Фобоса мириться со своим отцом, хоть он и ненавидел его настолько сильно, что начинал злиться всякий раз, когда только заходила о нем речь.

Лили аккуратно провела рукой по письменному столу, а затем, наложив особые чары, не позволявшие потом отследить ее присутствие в этом доме, одним взмахом палочки вытащила выдвижные ящики и стала внимательно рассматривать содержимое. Впрочем, тщетно, потому что ничего, кроме каких-то бухгалтерских вычетов и маггловских документов, Лили не видела. Это было странно. Фобос говорил, что может уничтожить свою семью, но каким именно образом? Что могло быть такого страшного сокрыто между ними и не потому ли его отец так отчаянно старался найти его расположение… использовав будущего зятя, человека, которым наглядно можно было показать, что у мистера Берка есть власть и влияние.

Не потому ли он и использовал Годрика Томаса для этого? Взмахнув волосами, она стремительно вернула все выдвижные полки на место, и, аккуратно прикрыв входную дверь, поспешила домой, кутаясь в пальто. Был смысл приехать в Англию и навестить Астората. Дряхлый старик, пораженный проклятием… из него легко можно было бы вытащить информацию, главное правильно надавить, и, думая об этом больше, Лили, не сдержавшись, улыбнулась. Злой, полной предвкушения улыбкой, которая не сулила ничего хорошего тем, против кого Лили и решила замыслить свою игру.

Она шла неспешно, наступая иногда в лужи, наполненные черным снегом, и внимательно оглядывалась вокруг, в эти ветхие дома и эти черные, старые окна. Теперь Лили знала точно — она уедет. Если не сегодня, то завтра, и какое-то странное предвкушение переполняло каждую клеточку ее тела. А потом, бросив последний взгляд, она уверенно трансгрессировала прямиком к гостинице, где остановился Годрик, и, не церемонясь, быстрым шагом направилась на второй этаж. Когда дверь скрипнула, и на пороге показалось слегка смурное лицо Томаса, который, нахмурившись, тревожно посмотрел на Лили, она улыбнулась ему своей ослепительной улыбкой и внимательно поглядела в его глаза.

— Ну что? Ты согласен?

Он вздохнул, а потом приоткрыв пошире дверь, взял ее за кисть руки и завел внутрь. В его комнате было темно, единственная лампа, которая горела в соседней комнате, едва проникала в помещение, и Лили, очарованная моментом, внимательно посмотрела в его лицо, словно пытаясь подметить мельчайшие изменения с тех семнадцати лет. Напрасно. Она не видела в Годрике никого, кроме как объекта своей выгоды.

— Каков твой план?

Лили улыбнулась шире, слегка поведя головой, словно стараясь привнести элемент таинственности, а потом быстро спросила, едва переведя дыхание:

— Ты знаешь, зачем мистер Берк искал Фобоса?

— Нет. Он лишь просил передать ему письмо, которое я уже успел ему отдать… мы виделись вчера…

— И что? — азартно спросила Лили, слегка подавшись к нему своим телом. — Что было в письме?

— Я не читал, — с нотками возмущения протянул Томас, сдвинув брови к переносице, и, не будь он так нужен ей, Лили бы непременно поджала губы, тем самым выразив все презрение, что испытывала к нему. «Какой же он недалекий», — невольно подумалось ей, когда ее лицо, по-прежнему искаженное ослепительной улыбкой, не выражало ни единой мысли или эмоции.

«Настоящий гриффиндорец… благородный и жалкий», — поддакнуло сознание, и Лили, отстранившись, завела руки за спину, переметнувшись глазами к тени, которую отбрасывала горящая лампа. Тень, искажаясь, принимала забавные очертания, и Лили, завороженная, спокойно и ровно произнесла, чеканя по слогам:

— Я сорву твою помолвку. Понимаешь ли, Берки определенно что-то скрывают, но Фобос не поможет мне, — она невольно улыбнулась, слегка скривившись, а потом вскинула голову, чувствуя, как переполняет ее азарт. — Но я еще могу кое-что узнать, однако даже так мы не можем надеяться лишь на волю случая, нам нужна уверенность, Годрик.

Резко отвернувшись от него, Лили медленным шагом подошла к окну, наблюдая, как серое предзакатное небо заволакивалось розово-бледной дымкой и как черный снег на асфальте играл синеватым блеском. Апрель был скучен на краски, не поэтому Лили так любила наблюдать за его медленным тлением? Не потому ли она с таким остервенением всматривалась в этот жалкий, грязный снег?

— Я подделаю одно темное заклинания. Заклинание привязанности. Оно не позволяет волшебнику связать себя узами с другим человеком, кроме того, с кем он связан заклятием. Никто не может разорвать такую магию.

— Что? Ты подделаешь такое заклинание? А где же гарантия, что ты…

— Не придумывай лишнего, Томас, — холодно бросила Лили, повернувшись к нему. — В моих интересах не стоит свадьба с тобой. Мне нужно лишь добраться до Бекки Берк и уничтожить ее. Впрочем, если ты не готов пойти на такие малые жертвы, как принятие поддельного заклинания, то… на что ты вообще претендуешь в своей жизни?

И, не сдержавшись, она опять улыбнулась. Холодной, но между тем ослепительной улыбкой, наполненной такой яростью к миру, что Годрик замер, она видела это по удивленному взгляду и слегка взлетевшим верх бровям.

Да. Ничто не изменилось с ее семнадцати, кроме одного — она по-прежнему умела производить впечатление на людей. Было что-то в ней такое, что невольно притягивало взор… может, все дело было в ее ненависти, а может, в черной магии и роке, который висел над ней — Лили было плевать. В погоне за собственной местью она была готова погибнуть, но лишь бы только на миг увидеть Скорпиуса Малфоя, павшего на самое дно, без единственного шанса на возвращение.

* * *

Поезд со свистом приблизился к платформе, и Лили, приподняв козырек шляпы, мрачно посмотрела в окно, замечая до боли знакомую станцию. Поезд еще дрожал, и Лили, неспешно покачивая головой, меланхолично подперла рукой подбородок, игнорируя окружающий шум — люди вокруг нее радовались и о чем-то весело переговаривались, а всем, о чем думала Лили, было Гриммо 12, в который ей до отчаянья не хотелось идти.

Она вернулась в Англию спустя неделю после Годрика. Собрала вещи, отправила отцу сову с краткой пометкой о своем прибытии и забрала документы из вуза. Что ж, Лили опять не доучилась, бросив все почти на последнем курсе, и как бы ни уговаривали ее профессора, как бы ни дребезжал ее куратор — ей было плевать. Потому что Поттер не нужно было ни образование, ни корка диплома — Лили была талантлива в том, что умела, и ей не нужно было ничье подтверждение этого.

— Не спейтесь здесь без меня, — бросила она на прощание Чарли, который, проводив ее на перрон, насмешливо вскинул брови, с интересом оглядываясь по сторонам. Со дня смерти миссис Харпер прошло слишком мало, чтобы следы какой-то тоски и грусти сошли с его лица, к тому же, последние вечера он проводил не дома, а, возвращаясь домой лишь под утро, Чарли всегда просил у нее зелья для снятия охмеления.

— Меня здесь больше не будет, — спокойно ответил он, внимательно посмотрев на Лили. — Что мне делать в Германии? Даже племянница, и то покидает меня, — Чарли улыбнулся, и его голубые глаза озарились легкими искорками. — Поеду в Египет к драконам. Давно меня там не было. А тебе удачи, Лили. Мне хотелось бы верить, что ты возвращаешься с легким сердцем, но, видя, как яростно сверкают твои глаза, кажется мне, что ты еще во что-нибудь вляпаешься…

— О чем это вы? — возмущенно тянула Лили, невольно приподняв брови, чувствуя маленький укол раздражения. Потому что дядя, казалось, видел ее насквозь.

— В этом вы все трое очень похожи на отца. Не сидится вам на месте. Что ж, надеюсь, судьба будет благосклоннее к тебе, Лили Поттер.

Лили моргнула, прогоняя дурман воспоминаний, а потом, резко встав на ноги, уверенно вышла из поезда, медленным шагом направившись сквозь толпу людей. На ней была длинная черная мантия и черная шляпа, напоминавшая вуаль, что скрывала ее лицо от посторонних глаз. Лили не хотелось светиться. Она лишь шла мимо людей и знакомых домов, отправив свои чемоданы с помощью службы доставки домой, чтобы выкроить время для небольшой прогулки.

Рядом с ней больше не было Фобоса. Он был зол на нее и даже не пришел попрощаться, но какое-то внутреннее чувство твердило Лили, что Берк еще вернется к ней, потому что она знала — если отец уже ищет сына, значит, должно было быть нечто такое, что навсегда приковывало его к нелюбимой семье и не менее нелюбимой Англии.

Втянув воздух, Лили усмехнулась тихо, свернув на Косую-аллею, а потом невольно замерла, облокотившись о стенку дома, едва выглядывая из переулка на оживленную улицу. Ей было немного тоскливо, когда она оглядывала знакомые дома и ступенчатые своды банка Гринготтс, но больше всего ее раздражали эти радостные лица и яркие краски в витринах магазинов. В Германии было совсем иначе. Грубая, вытесанная из камня и черной магии, она была наполнена суровыми людьми с неулыбчивыми лицами и мрачными вывесками темномагических магазинов. Какой же это был контраст. И как же тошнило Лили от антуража новой Англии — здесь все выглядело до того фальшиво и убого, что она, сжав руку в кулак, резко развернулась и стремительно пошла по знакомой одинокой тропинке в Лютый переулок, даже боясь представить, что будет вместо него.

Она почувствовала неладное, когда, завернув, не увидела ни единой вывески. Длинная улица, наполненная полуразваленными домами с выбитыми стеклами, тянулась, казалось, бесконечно, и в радиусе километра не было видно ни единой живой души. Дотронувшись рукой, чтобы попытаться встать на дорогу и пойти прямо, к лавке Берка, она вдруг почувствовала упругий невидимый барьер, который отпихнул ее руку.

Переулок был просто запечатан магией, и ее чары были сильны. Слегка потерев между собой указательный и большой палец, Лили задумчиво прикусила губу, размышляя, что же делать ей дальше, ведь главная цель ее визита сюда — это увидеть Астората Берка и попытаться поговорить с ним. И теперь на ее пути вставал магический барьер, который невозможно было прорвать ничем.

— Лютого больше нет, — услышала она грубый голос за спиной и резко развернулась, наткнувшись взглядом на немытое лицо мага, стоявшего в потертой мантии. Он был мрачен и озлоблен, казалось, волшебник был готов напасть на нее, и Лили предосудительно сжала палочку в руках. — Ничего теперь больше нет. Закрыли.

И он сплюнул прямо на асфальт, со злобой растерев плевок, а потом развернулся, и Лили, резко дернувшись, нагнала его, внимательно вглядываясь в это лицо.

— Скажите… где бы я могла найти мистер Берка?

— Это который лавкой владел? — злобно хмыкнул волшебник, не сбавляя шага, заворачивая в темные переулки между домами, и Лили, почувствовав волнение, сильнее сжала палочку в руках.

Ей нужен был Асторат, и тот факт, что он мог умереть или сесть за решетку немного нервировал Лили, ведь, право, что же тогда? Кто мог быть еще ближе к Бекки и так ненавидеть? Она перевела дыхание, внимательно наблюдая за своим спутником, который, резко свернув в городские трущобы, остановился и мрачно посмотрел на нее.

— В поместье, где ж еще? И вообще, дамочка, не к лицу вам шататься по таким улицам. Чего бы не случилось.

И он злобно оскалился, развернувшись, тем самым заставляя Лили отмереть и оглядеться. Она не совсем понимала, где находится. Район был захудалым и грязным, казалось, словно здесь проходила невидимая магическая черта, потому что она вдруг почувствовала, будто опять упирается в барьер. Человек, что сопровождал ее, смог пройти дальше, но она, протянув руку, резко отшатнулась, потому что вдоль нее загорелась будто из ниоткуда стена.

Лили вздрогнула. А потом, оглядевшись, заметила, что за стеной есть люди. Это были дети, на вид не больше семи лет, они игрались и громко смеялись, взмахивая самодельными палочками, и вид у них был до того грязным и потрепанным, что Лили, сощурившись, еще раз внимательно окинула взглядом здания. Когда-то эти дома принадлежали Лютому переулку, Лили поняла это по сводам зданий, выполненных в той же композиции, что и немногочисленные лавки в районе, где она когда-то работала. Так неужели весь квартал огородили? И неужели в него не может никто попасть, кроме людей, проживавших там? А могут ли эти люди покидать свое убежище?

С этими мыслями Лили вынырнула из трущоб и вновь оказалась на Косой аллее, с некоторым презрением взглянув на шмыгавших туда-сюда волшебников. Они были счастливы, да. Но у многих в глазах читалась немая опаска, напоминавшая страх, словно они не доверяли тем, кого видели.

Лили двинулась дальше, видя в витринах расклеенные плакаты. «Нет Темной Магии в Магической Британии», — ярко-красными буквами было написано на длинном-длинном полотне, раскаленном над кафе Фортескью, и Лили, сощурившись, остановилась, нервно сглотнув. Да. В Англии все изменилось, и что бы с ней сделали сейчас, когда бы поймали над изучением Темной магии? Чтобы теперь было бы с ней? Смог бы ее отстранить от всего отец?

И тогда Лили Поттер, одаренная волшебница, чей талант в зельях признавали ведущие зельевары Европы, почувствовала страх. Едва осязаемый, тонкий страх, который пролазил под кожу и заставил ее нервно оглядываться по сторонам и сильнее натягивать козырек шляпы на лоб.

Она подделала темномагический обряд с Годриком еще в Германии, и теперь все, чего Лили ждала, это дня помолвки, чтобы ворваться внутрь роскошного особняка Томасов и заявить о своих правах на Годрика. Но не подвергала ли она себя сейчас опасности, опять напоминая всем, что она долбаная чернокнижница? Элемент, который явно выпадает из святого будущего Англии?

«Тебе терять нечего, — тихо прошептала Лили, а потом, резко трансгрессировав, решила направиться прямиком к дому Фобоса, где, как думалось ей, и жил теперь его дед. — Ведь у тебя ничего нет, Лили Поттер, кроме всепоглощающей ненависти к этому миру».

Она знала этот дом по немногим визитам, когда Асторат посылал ее с поручениями к внуку, и теперь, смотря на маленький домик на отшибе Англии, который ограждал узорчатый забор, Лили меланхолично отворила дверь, удивившись, что она даже не была заперта. Возможно, дом все еще помнил ее дух, поэтому так беспечно отнесся к ее визиту, и Лили теперь шла по обледеневшей тропинке, прогибая каблуком сапог промерзшую, желтую траву, а потом заметила, что входная дверь была открыта и на пороге стоял, слегка сгорбившись, Асторат, еще более постаревший, но не утративший озабоченного блеска в глазах. Асторат постарел, но его фиолетовые, яркие глаза были полны интереса к жизни.

— Лили Поттер! — протянул он, слегка откашлявшись, а потом, облокотившись об ручку двери, внимательно поглядел на нее. — Ты же от Фобоса? Вот паршивец, сколько я его звал в Англию по поводу… — вздрогнув, он резко замолчал, а потом, насупив брови, сведя их к переносице, мрачно посмотрел на Лили. — Хотя, о чем это я, он не мог бы этого сделать… рассказать… тебе… н-да…

Он начал что-то бессмысленно бормотать, и Лили, навострив уши, как бы ни пыталась понять, что он говорит, не могла уловить ни единой мысли. Поэтому, улыбнувшись, она проговорила с самой дружелюбной интонацией на свете:

— Как же я рада вас видеть! — Ее улыбка стала еще шире, когда в голове была лишь одна мысль — нужно было окружить его своим вниманием и войти к нему в доверие. А тогда уже можно было получить то, что так сильно нужно было Лили, — информацию.

Асторат хмыкнул, навалившись сильнее на дверь и пристально поглядел на нее, как бы мечтая что-то то ли понять, то ли прикинуть. Она видела, что он хочет что-то сказать, но все не решался, и Лили, чуть склонив голову набок, молчаливо ожидала, когда Берк соизволит, наконец, обратиться к ней. И вот спустя пять минут гробового молчания, он проговорил едва слышно, словно и вовсе забыл, что с кем-то говорит:

— Да, до чего мы дошли? Запрещать Темную магию… а ведь многие люди не могут выжить без нее… — и он многозначительно кивнул головой, словно пытаясь донести какую-то мысль, и на мгновение Лили осенило.

— О, вам не стало лучше? Как ваше проклятие?

— Если бы я не знал тебя, подумал бы, что ты издеваешься, — прохладно заметил Берк, нахмурившись. — Паршиво, черт побери, паршиво! Как еще можно так жить? Думал, если внук будет изучать науку, то точно сможет что-нибудь найти, но этот негодник только по бабам и хож, — и Асторат ухмыльнулся вполне довольно, слегка погладив гладко выбритый подбородок, мечтательно прикрыв глаза. Но недолго, ведь уже через секунду он вновь вскинул свои фиолетовые глаза и торопливо поинтересовался: — А ты, Лили… ты же зельевар?.. знаешь же чего наверняка?

Асторат пытливо уставился на Лили, и она, улыбнувшись, протянула лениво, словно раздумывая:

— Возможно.

«Что, если найти ему лекарство в обмен на что-то, что могло бы мне помочь с Ребеккой?», — подумалось ей, и Лили, улыбнувшись шире, задумчиво посмотрела на немощного стрика, коим и был Асторат Берк, который, казалось, превращался в пыль на глазах.

Все это становилось до смешного забавным. Когда-то этот человек помог ей выйти из того отчаянья, в которое она была загнана отчислением из Хогвартса, а теперь он сам напоминал сгусток горечи и какой-то надежды на лучшее. И чего ради ему так хотелось жить? Что он находил в жизни такого, что так цеплялся за нее?

— Ну и мерзкая погодка, — обыденно подметил Асторат, немного поникнув. Он печально посмотрел на голые деревья и потухшее серое небо, тихонько вздохнув. Ему было тяжело стоять, Лили видела, как дорожали его ноги и как рука его постоянно нащупывала ручку двери, однако он не предлагал ей зайти, и Лили подумалось, что, возможно, он хотел поскорее от нее избавиться. — Ну лучше так… чем летом…

— Что? — резко спросила Лили, слегка нахмурившись, и в этот момент он пристально посмотрел ей в глаза, и в фиолетовой бездне не было ничего, кроме какого-то немого ужаса.

— Лучше умереть сейчас, чем летом. Нет ничего хуже покинуть этот чертов мир летом, вот, о чем я всегда думаю.

Сглотнув, Лили неопределенно приподняла уголки губ, слегка нахмурившись, а потом, поняв, что он явно не выдержит дальнейшего ее присутствия здесь, отступила на шаг назад.

Она кивнула головой на прощание, а потом, развернувшись медленно побрела в простилавшийся подле дома лес, держа путь домой, думая отчаянно о своем будущем. Она вернет Фобоса в Англию, заманив его Асторатом, а потом, найдя зелье против его недуга, заставит их помочь ей. В конец концов это было в их интересах, а если и нет… Лили плевать. Она нуждалась лишь в силе, которая сломит ее врагов, первым в списке которых была Бекки Берк.

Лили настигнет их, ее месть, вдумчивая и поэтапная, будет столь красива и столь сильна, что никто не сможет устоять. Сначала она обломает этой идиотке выгодный брак, а потом заставит пасть ниц и всю ее семейку, они все получат свое. Улыбка, злая, полная отчаянной ненависти, вновь озарила ее лицо, и Лили, идя вдоль маггловских домов, мечтательно оглядывалась по сторонам, стараясь не пропустить Гриммо 12. И вот, когда перед глазами замаячила знакомая дубовая дверь, она, замерла, пристально вглядываясь в мрачный дом.

Ждал ли ее хоть кто-нибудь в этом доме? Лили думалось, что нет, и те многочисленные письма, отправленные отцом и оставленные без ответа, не могли изменить ее мнения — она знала, что здесь никому не нужна. Но тем не менее Лили вернулась. И в этом слове было столько смысла, что Поттер вздрогнула, тихо повторив про себя, что это не навсегда. Даже если сейчас она будет вынуждена остаться у отца, то рано или поздно она уйдет… или?

Тряхнув головой, Лили уверенно прошлась по ступенькам, отстукивая каблучком по каменной плитке, а потом, также уверенно распахнув дверь, зашла внутрь, слыша звонкую тишину в ушах.

В конце концов, если бы кому-нибудь из них и хотелось увидеть Лили, они бы могли навестить ее в Германии. Но ни отец, ни братья не приехали к ней ни разу за все три года, и Лили, пытавшаяся спрятать обиду где-то между ребер, на самом деле была огорчена. Не поэтому ли в итоге она перестала отвечать отцу даже односложными фразами?

Лили усмехнулась своим мыслям, пройдя в гостиную, и замерла, потому что заметила вдруг силуэт отца.

Какой-то липкий страх схватил ее в своими лапами, и Лили, не двигаясь, молчаливо наблюдала за отцом, который восседал на диване спиной к ней и что-то читал, едва покачивая головой. У него всегда была привычка нервно дергать конечностями: то руками, то ногами, то головой, — когда-то ей казалось это забавным, пока однажды Лили не поняла, что этот тремор — следствие постоянных стрессов.

— Это ты, Лили? — спокойно спросил он, и, слегка повернувшись, посмотрел на нее сквозь стекла очков.

Лили молчала, смотря в его лицо, замечая, что оно почти не изменилось: зеленые глаза были безмятежны и также ярки, шрам молнией вырисовывался на лбу, а непослушные черные волосы были заколоты в небольшой пучок. Лишь в некоторых прядях поблескивала седина, как и в бороде, аккуратно подстриженной на подбородке.

Усмехнувшись, она аккуратно обошла диван и развязно плюхнулась в кресло напротив него, подперев голову рукой. Ей было смешно. Честное слово, просто до уморительного весело, когда она смотрела в эти глаза, и знакомая лихая ярость поднималась волной где-то в груди. Ничего не изменилось, право, и, смотря в его глаза пристальнее, Лили думала, что… как только она закончит свою месть, бросит их всех. Навсегда вычеркнет свою семью из жизни.

— Удивительно, — спокойно протянул Гарри, спокойно взирая на свою дочь, словно ни ее не было три года. — Я послал тебе в этом году больше двадцати писем, однако не получил ни на одно ответ. И лишь сегодня ко мне пришла записка, что ты возвращаешься. Это довольно забавно, если забыть о том факте, что сейчас начало семестра…

— Я бросила, — безразлично проговорила Лили, опять усмехнувшись, пустым взглядом взирая на отца.

— Вот как, — прохладно протянул он, и некоторое раздражение сверкнуло в его глазах. — Это теперь твое кредо — бросать учебные заведения?

Улыбка слетела с ее лица, когда как рука непроизвольно сжала ручку дивана, но, опомнившись, она резко отцепила ее, горделиво вскинув голову, яростно сверкнув глазами, сетуя на то, что отец опять вывел ее из себя.

— Мне не нужно образование…

— Интересно, а что же тебе нужно, Лили? — спокойствие в его голосе улетучилось, и она, сжавшись непроизвольно, почувствовала страх. Ведь отец редко когда выходил из себя, и сейчас Лили не совсем понимала причин его такой злости. — Я больше не глава авроров. Более того, я теперь почти персона нон-грата, которой запрещено покидать страну вот уже как года два. Кто сможет спасти тебя сейчас, когда ты опять что-нибудь выкинешь? Кто спасет тебя, если вскроется, что в Германии ты по-прежнему изучала Темную магию? Что ты будешь делать, когда английская общественность припомнит тебе твои грешки? Альбус теперь из-за своего бурного прошлого каждые выходные ездит в Министерство для разговоров с контролером, который проверяет его палочку на применение заклинаний, чтобы найти единственную лазейку, дабы заключить его в стеклянный купол или лишить права использовать магию…

— Что? — удивленно спросила Лили, вскинув брови, и от возмущения даже слегка придвинулась к отцу ближе.

— Ты не знала? — тон его в момент стал ледяным, и он, сверкнув глазами в точности, как и она сама, проговорил: — Если ты используешь магию неправильно, то тебя ее лишат. Лютый опечатан, темные книги изымаются из домов бывших аристократов, а запретная секция в Хогвартсе уничтожена. Политика Содружества, Лили. Почти третий год они продвигают борьбу с Черной магией, как думаешь, если они возьмутся за тебя, что с тобой будет? Не найдут ли они у тебя склянки и книги?

Она молчала, пораженно глядя прямо в лицо отца, судорожно соображая, как и почему так произошло. Это было настолько удивительно, что не верилось — неужели они пошли даже на то, чтобы лишать мага его силы?

— Это редкие случаи, — словно прочтя ее мысли, проговорил отец, и Лили, вскинув голову, в упор посмотрела на него. — Они не осмеливаются заходить настолько далеко… пока что. Лишь в особых ситуациях и с определенными людьми.

Мысли вереницей кружились в голове, и Лили, приложив ладонь к виску, нервно сглотнула, лихорадочно соображая, что ей стоит сделать со своими многочисленными томами и склянками. Их нужно было замаскировать или спрятать, что угодно, иначе вся ее месть сорвется из-за идиотской политики ничтожной партии, которая возомнила себя карателем и строителем нового мира.

— Лучше бы ты оставалась в Германии, — как-то безжизненно произнес Гарри, и Лили, вскинув голову, с яростью поглядела на него, сведя брови к переносице. В этом знакомом лице была одна тоска и горечь, и она опять почувствовала рок, который словно висел над ее головой.

Она вернулась. И в этом слове было много чего: отчаяние, ненависть, боль, желание отомстить… и тоска по семье, которую она презирала и любила неистово и в которую ей все еще хотелось верить.

Лили молчаливо встала с кресла и стремительно пошла к себе, зашла в знакомую комнату и увидела такое родное фортепиано. В комнате было чисто, словно ее убирали как минимум раз в неделю: окна сверкали, и сквозь стекло она видела внутренний дворик — печальный и тоскливый, с детскими качелями, которые когда-то давно смастерил для нее отец.

Это был апрель, и он близился к концу, но до чего же он был похож на тот, что был три года назад.

Аккуратно подойдя к фортепиано, Лили провела рукой по глянцевой поверхности и закусила до боли губу. В комнате было так тихо, словно в гробу, и она думала, что если заплачет сейчас, отец точно услышит. А потому, стиснув руку, почувствовав во рту металлический привкус, Лили с яростью посмотрела себе под ноги.

Даже если в своей мести она погибнет — плевать. Возможно, именно тогда она, наконец, станет живой, без этой убогой пустоты внутри, там, где должно быть сердце.