Изгои (джен)

Утром в воскресенье Ойген проснулся рано. Было часов девять, и за окном даже почти светило солнце — или, по крайней мере, пыталось это делать. Ойген сперва поднял с пола опять сброшенную им туда подушку и зарылся в неё лицом. Полежал немного, сладко потянулся, перевернулся на бок и, устроившись уютно, полежал ещё. Потом потянулся снова, улыбнулся, потёр глаза — и, наконец, сел. Спустил ноги с кровати, сунул их в тапки, в стотысячный раз подумал, что надо будет всё-таки завести халат, а пока натянул свитер и так пошёл умываться.

Рабастан сидел на спинке дивана, обхватив рукою подбородок, и выражение его бледного лица заставило Ойгена похолодеть.

— Асти, что… ты как? — он подошёл к нему.

— Так себе, — ответил тот слегка отрывисто. — У меня дико болит зуб. Такое ощущение, что мне периодически втыкают в мозг иголку.

— Зуб? — с облегчением переспросил Ойген — и тут же устыдился своей реакции. Но он так испугался тому, что Рабастан…

— Угу, — Рабастан попытался усмехнуться, но лишь болезненно поморщился. — Он давно ныл, но не так сильно. То ныл, то проходил… Ойген, у меня никогда раньше так не болели зубы. И... мне даже как-то вырастили один — дел-то на пять минут. Разве так должно быть?

— Так, — Ойген рефлекторно огляделся по сторонам. — Тебе надо к врачу. У магглов есть эти... стоматологи — мы видели с тобой.

— Воскресенье, — Рабастан опять поморщился. — На бесплатный приём сейчас не попасть. Да и сам знаешь, записываться надо за месяц. Я выпил парацетамол, но, по-моему, он не подействовал.

Ойген знал. Они уже проходили это, когда Рабастан заболел, и толку от бесплатной государственной медицины было немного.

— Значит, нам нужно к частному, — твёрдо принёс он, мучительно соображая, где взять деньги. Срочно. До зарплаты оставалось всего ничего, но они нужны были сейчас.

— На что? — в глазах Рабастана мелькнула насмешка, смешанная с болью. — Но я до вторника не выдержу.

— Да ну какой вторник, — Ойген пошёл в спальню за своим сотовым. Ему было неловко звонить Уолшу — но кому ещё? Не у Энн же занимать, и не у Джозефа. Из всех его знакомых он не сомневался в финансовой состоятельности разве что Питера — но они были знакомы не настолько близко.

Оставался Уолш.

Начал Ойген с извинений за такой ранний звонок, а затем спросил, не знает ли Уолш какого-нибудь стоматолога, который мог бы срочно принять. Вот прямо сейчас. Потому что Рабастан точно не доживёт до завтра.

— Понимаю, — кажется, сочувствие в голосе Уолша было вполне искренним. — Тут есть несколько стоматологий, но я бы порекомендовал…

Ойген записал и телефон, и адрес — а потом, прикрыв глаза, сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более смущённым и расстроенным:

— Простите, мистер Уолш. Я знаю, что перехожу, наверное, границы допустимого, и даже разумного — но мне больше некого попросить. Вы мне не одолжите денег на стоматолога? До зарплаты? У нас нет совсем, и…

Уолш вдруг рассмеялся:

— Куда можно потратить двести фунтов за три дня?

— На планшет, — если бы Ойген не знал Уолша, он бы мог, наверно, возмутиться такой бесцеремонностью — но он знал, и понимал, что она происходит из симпатии, а не из нахального желания вмешаться в их жизнь. — Мы купили графический планшет. Это…

— Я знаю, — Уолш почему-то вздохнул. — Эх, художники…

— Пожалуйста, — тихо попросил Ойген. — Мне больше некого просить. Я никого не знаю, кто мог бы безболезненно для своего бюджета взять и выложить… не знаю. Сотню.

— Ты оптимист, — Уолш снова засмеялся. — Заходи — вам по дороге.

— Спасибо, — Ойген выдохнул это настолько искренне, что Уолш довольно фыркнул в трубку:

— Вот вроде взрослые же люди. Как так можно?

— Ну да, — уныло согласился Ойген и повторил: — Спасибо вам. Мы скоро будем.

— Запишитесь, — сказал Уолш. — Напиши смс, во сколько будете проходить мимо.

— Спасибо, — повторил Ойген — и, отключившись, набрал номер стоматологии, молясь, чтобы их сегодня приняли. И, видимо, его услышали, потому медсестра… или кто там был, на том конце, услышав описание проблемы, попросила подождать, а потом сказала, что доктор Рабастана примет. И сумму назвала — и Ойген даже переспросил, решив, что, видимо, ослышался. До сего момента он полагал дорогими услуги доктора Купера — но теперь…

Впрочем, выбирать не приходилось.

К бесплатному — почти — врачу записываться следовало за месяц, а то и за три.

— Собирайся! — крикнул Ойген, едва отключившись. — Мы идём к врачу, — он бросил телефон на кровать и начал одеваться.

— У меня есть тридцать шесть фунтов, — сказал Рабастан, входя. — Думаешь, нам хватит? Я видел совсем другие цены.

— Не хватит, — согласился Ойген. — Я одолжил у Уолша. Он сказал зайти — нам по дороге. Ты дойдёшь? — спросил он встревоженно, и Рабастан хмыкнул:

— Как раз при движении легче. Но вообще я уже думаю, что круциатус — это не так страшно.

— Ох, — Ойген побледнел, и Рабастан махнул рукой:

— Я потерплю. Хотя меня пугает мысль о враче. Как вообще можно лечить зуб?

— Ну, это ты сейчас узнаешь, — немного нервно засмеялся Ойген, а затем, прикинув время пути, отправил сообщение Уолшу.

Он не знал, смеяться или плакать: они, конечно, идиоты, думал он, спешно одеваясь. Но ведь кто мог знать! Дурацкая история какая… почему это должно было произойти именно сейчас, ну почему? Почему хотя бы не во вторник? Ну или не завтра — можно было бы тогда у Уолша просто попросить выдать зарплату на день раньше, раз во вторник, пятого, у Ойгена выходной. Ну почему сейчас?!

Уолш жил в симпатичном двухэтажном доме из красного кирпича с белой отделкой с крыльцом, на которое выходила солидная дверь тёмного дерева. Открыл Уолш сразу и сразу, даже не впустив их в дом, протянул Ойгену конверт:

— Твоя зарплата. Не благодари, — он поглядел на Рабастана и сочувственно поцокал языком: — Зайти не приглашаю — вижу, что торопитесь.

— Спасибо, — Ойген пожал руку Уолша. — Извините и хорошего вам воскресенья.

— Вы записались? — спросил тот, и Ойген кивнул:

— Да. Нам повезло.

Они попрощались, и Ойген с Рабастаном двинулись вниз по улице. Затем свернули один раз, другой, и подошли к аккуратному трёхэтажному дому, стоящему в ряду других таких же, на двери которого висела солидная вывеска с именами партнёров и был нарисован довольный жизнью и радостный зуб, улыбающийся посетителям.

Они с Рабастаном переглянулись, пожали плечами и вошли в дверь.

Внутри было чисто и почти уютно — и пахло… странно. Запах был резким и напоминал помесь зубной пасты и ещё чего-то, что Ойген точно нюхал в лаборатории у Северуса, но не помнил, что это такое.

— Ты пойдёшь со мной? — тихо попросил его Рабастан. Он был так бледен, словно собирался упасть в обморок, и Ойген видел, что он по-настоящему боится.

— Конечно, — он стиснул его руку.

Их попросили подождать, и они сели на обитый искусственной синей кожей диванчик возле кабинета с номером четыре. Напротив них на точно таком диване сидела молодая женщина и девочка лет семи, которая тут же с любопытством уставилась на них. На другом диване сидели пожилая дама и лысый господин лет сорока, и ещё один молодой мужчина нервно ходил по коридору.

Рабастан тихо и нервно проговорил:

— В Китае четвёрка — число смерти. Там даже этажей четвёртых не бывает.

— Думаешь, тебя там жестоко убьют? — с сомнением спросил Ойген.

— Скорее, я сам умру, — Рабастан стиснул его руку. — Я не представляю, что они там будут делать. Они же не умеют просто взять и вырас…

— Сверлить! — авторитетно сказала девочка.

— Что? — переспросил Ойген.

Мама девочки смущённо им улыбнулась, а та, как ни в чём не бывало, продолжила:

— Сверлить! Мне вот сверлили. Ни капельки и не больно! Сначала уколят — вот это больно, — она задумалась, — а потом всё замёрзнет, и уже нет. Да, мам? — спросила она, обернувшись к маме.

— Да, милая, — та обняла дочь за плечи.

— Сверлить? — очень тихо переспросил Рабастан, и Ойген почувствовал, как его рука похолодела.

— Ага, — очень довольно кивнула девочка и напомнила: — Сначала уколят. В рот. И он сперва замёрзнет, и потом зубик уже будут сверлить. Я вот совсем не боялась! — она гордо вскинула голову.

— Ты храбрая, — мама погладила её по голове — и Ойген был с ней согласен. Очень храбрая! Его вот это «уколят в рот, а потом будут сверлить» пугало. Почему-то он вспомнил суровых монтажников, которые тянули им интернет.

Кажется, Рабастан, судя по тому, насколько он был перепуган, тоже вспоминал их — и то, как перфоратор вгрызался в стену,

Дверь с номером четыре распахнулась, и выглянувшая оттуда молодая женщина в аккуратном медицинском халате сказала:

— Мистер Лестер?

— Да, мы тут, — Ойген встал и потянул с собою Рабастана.

— Это я, — сказал тот очень тихо.

— Прошу вас, — она улыбнулась и сочувственно спросила: — Очень больно? Давно болит?

— С утра, — Рабастан бросил отчаянный взгляд на Ойгена.

— Пойдёмте, — медсестра снова улыбнулась и сказала Ойгену: — А вы подождите здесь.

— А можно… — начал было тот, но она как-то очень ловко пропустила Рабастана в кабинет и закрыла дверь буквально перед носом Ойгена.

— Не волнуйтесь, — сказала мама бесстрашной девочки. — Доктор Грейнджер — прекрасный специалист. Она всё отлично сделает.

Ойген вздрогнул и неверяще на неё уставился

— Кто? — севшим голосом переспросил Ойген.

— Доктор Грейнджер — это её кабинет, — женщина приятно улыбнулась.

Может, совпадение, подумал он с надеждой.

— Надеюсь, — Ойген стиснул руки и снова опустился на диван.

И время поползло сонной мухой: со своего места Ойген видел большой циферблат часов, висящих в холле, и смотрел, как стрелка неохотно и лениво переползала с одного деления на другое. Спустя пятнадцать минут Рабастана куда-то увела медсестра, и он вернулся с испуганным и потрясённым видом. Потом какое-то время стояла зловещая тишина, а затем началась настоящая пытка. Ойген вздрагивал от доносящихся из кабинета звуков: там что-то то визгливо жужжало, то негромко лязгало, и от этих у звуков у него тоже разнылись зубы. Пару раз Рабастан, кажется, даже вскрикнул или застонал… или Ойгену так показалось. Мама с девочкой вскоре вошли в соседнюю дверь, а на их место села другая мама, с мальчиком примерно тех же лет — и Ойген запоздало возмутился тому, что их-то впустили вместе. Раз так можно, почему он здесь сидит? Он же обещал, что пойдёт с Рабастаном…

Дверь снова открылась часа через полтора и оттуда вышел не человек, а скорее призрак. Увидев белое, мокрое от слёз лицо Рабастана, Ойген вскочил ему навстречу и едва не сбил с ног медсестру, что вышла следом за ним, поддерживая пациента под руку.

— Ну это же совсем не страшно, видишь, дядя совсем не испугался, — попыталась мальчика подбодрить мама.

— Мама, — громким шёпотом произнёс потрясённый мальчик, во все глаза глядя на Рабастана. — Мне кажется, дядя умер.

— Что ты такое говоришь! — шикнула она на него. — Дядя просто немного бледный!

На лице мальчика отразилось серьёзное сомнение, и Рабастан, поглядев на него, попытался ему улыбнуться — но улыбка вышла односторонней, кривой и пугающей.

— Всё в порядке, — сказала успокаивающе медсестра. — Пульпит — это, конечно же, неприятно, но теперь, надеюсь, всё будет в порядке. Вы запомнили, что вам сказал доктор?

— Вы не могли бы повторить и мне? — попросил Ойген, глядя на прислонившегося к стенке Рабастана и думая, что нужно будет сейчас вызвать такси.

— Доктор удалил нервы и всё вычистил, — сказала медсестра, — но зуб может слегка поболеть, когда отойдёт заморозка. Тогда мистеру Лестеру следует принять обезболивающее — что-то из нестероидных противовоспалительных средств. Вот рецепт. Если боль будет сильной: звоните и приходите, у мистера Лестера есть визитка доктора Грейнджер. Пломба стоит временная — если всё будет хорошо, то через неделю можно будет ставить уже постоянную. Зубы в хорошем состоянии, но за ними всё равно нужно следить. Хорошо бы показываться для профилактики раз в полгода, — улыбнулась она уже побледневшему Ойгену и добавила: — Пойдёмте, я провожу, счёт уже должен быть у администратора.

…Расплатившись, они вышли на улицу. Солнце уже ушло, накрапывал мелкий дождь, и Рабастан не слишком внятно и измученно произнёс:

— Не думал, что когда-нибудь скажу такое — но лучше б сегодня это было Круцио в исполнении Лорда. Это хотя бы понятно… и быстро.

Он говорил с трудом, и видно было что нижняя правая часть его лица совсем не двигалась.

— Поедем на такси, а? — предложил Ойген.

— С такими ценами? — скептически покачал головой Рабастан.

— А ты дойдёшь? — Ойген недоверчиво нахмурился.

— Мне же не ногу заморозили, — Рабастан на мгновенье прикрыл глаза, и Ойген выдохнул: по крайней мере, тот шутил. Наверное. — Пойдём, но не быстро. И доедем на автобусе.

Они молчали всю дорогу, и Ойген всё поглядывал на Рабастана, пытаясь хотя бы угадать, уж если не ощутить, насколько плохо тот себя чувствует. Рабастан был бледен, но, в целом, выглядел вполне обычно — и на подходе к дому Ойген успокоился настолько, что, когда они вошли, спросил нетерпеливо:

— Что там было?

— Сейчас, — речь Рабастана звучала всё ещё невнятно.

Разувшись и повесив куртку в шкаф, Рабастан первым делом прошёл в ванну, и Ойген услышал, как зашумела там вода. Наконец, тот вышел и уже более отчётливо произнёс:

— Та девочка всё описала отлично. Сперва укол… и это действительно больно. В десну. А потом… много чего… да я и сейчас пол-лица не чувствую. Так странно. Но боль прошла.

— А что было потом? После укола? — настойчиво спросил Ойген.

— Я не уверен, — Рабастан задумался и пошёл в комнату. — На зуб надели что-то железное… Немного неудобно, но не больно. Потом натянули кусок латекса…

— Какого латекса? — Ойген даже головой потряс. — Куда? Зачем?

— Зелёного, — Рабастан чуть улыбнулся — Знаешь, я даже вспомнил, как читал о носовом платке, которым душили младенцев. Но нет, никто меня не душил, хотя выглядело жутковато. Я так понял, это приспособление закрывало всё, кроме зуба. Чтобы в него не попала слюна, и чтобы осколки и крошки зуба не оказались во рту и в горле.

— Осколки зуба? — Ойгена передёрнуло.

— Да, — Рабастан поглядел на него почти что весело. — Затем этот латексный носовой платок натянули на металлическую рамку… а потом начали ковырять и сверлить.

— Чем? — вопрос, конечно, был ужасно глупым, но Ойген попросту не удержался.

— Ковыряли металлической ковырялкой, — хмыкнул Рабастан. — А сверлили сверлом. Маленьким. И вот тогда вновь стало больно. И даже не представляешь, как. И снова пришлось колоть… кажется, уже куда-то в сустав. И я перестал ощущать уже всё. А потом были иглы… И что-то скребло, кажется, в самой глубине челюсти — я не знаю, сколько со мной возились и что там именно делали. Сказали — «нужно удалить нерв». Ты знаешь, на что похожи нервы?

— Нет, — Ойгену вдруг стало жутко.

— Ну да — ты же анатомию не изучал, — кивнул Рабастан. — Конкретно этот был похож на небольшого кремового червяка. Довольно тонкого.

— Бастет, — пробормотал Ойген. — Это… жутко.

— Вовсе нет, — Рабастан посмотрел на него удивлённо. — В анатомии нет ничего жуткого.

— То, что они… магглы могут взять — и вынуть нерв. Даже мы… волшебники так не умеют! — Ойген поёжился.

— Во-первых, — усмехнулся Рабастан, — умеют. Есть такие заклинания. А во-вторых, они же не владеют магией. Им надо как-то до больного места добираться. Впрочем… жутковато, да, — вдруг согласился он. — Спасибо, что пошёл со мной. И… я не представлял, что это так дорого.

— На самом деле, есть страховка, — Ойген с удовольствием переключился на другую тему. — Просто мы не занимались ей… а надо, видимо.

— Да, кажется, пора, — согласился Рабастан. — Давай хотя бы выясним, как это работает и сколько стоит.

И выходя на кухню, он вдруг обернулся:

— Но знаешь, что было страшнее всего?

— Что? — Ойген поднялся с дивана.

— Видеть её лицо. Этой женщины-доктора. Мне было больно и страшно, Ойген, а она успокаивала меня, как ребёнка. Улыбалась. За маской не видно губ, но я видел эту улыбку в её глазах. Внимательных и немного строгих. Она просила ещё потерпеть. Что-то рассказывала, чтобы немного меня отвлечь, пока замерзала челюсть... Ты знаешь, я всё ещё помню те розыскные листовки. Я смотрел на доктора Грейнджер, так близко, все полтора часа. И думал о том, как они похожи, и что я едва не убил её дочь, а жена моего брата её пытала. Какое странное чувство юмора у судьбы.