Изгои (джен)

— Ну? — спросил после долгой паузы Рабастан. — Ойген, ну что ты молчишь? Скажи мне уже что-нибудь.

Он сплёл пальцы и крепко их сжал, и Ойген с некоторым усилием заставил себя встряхнуться — ему не хотелось выныривать из созданного историей настроения.

— Какой чудесный мультфильм, — сказал Ойген, сгибом указательного пальца стирая оставшуюся ещё на глазах влагу. — Так вот ты чем занимался всё это время, — усмехнулся он добродушно, и Рабастан кивнул:

— Идея была твоя. Когда ты предложил изобразить на нашей занавеске шмелей, у меня перед глазами буквально встала эта история.

— О, обращайся, — засмеялся Ойген. — Клянусь мерлиновой бородой, я всегда придумаю, что ещё ты мог бы разрисовать, даже если и нельзя. Вот бы где-нибудь его показать… но где?

— Не знаю, — Рабастан счастливо пожал плечами.

— Одно только хочу заметить, — лукаво заулыбался вдруг Ойген, — глядя на эту девочку, я не мог не задаться вопросом… Только не говори, что спустя всего лишь неделю осады ты вдруг решил выбросить белый флаг и ответить взаимностью? — он выразительно кивнул на плотно занавешенное тюлем окно.

— Ойген, брат мой, прикуси-ка язык, — резкость этих слов смягчила ироничная интонация, с которой они были сказаны.

— Но я точно видел, там была девочка! — Ойген обвиняюще указал на экран, стараясь не засмеяться.

— Она рыжая! — возразил Рабастан. — И не вздумай сказать, что в отсутствии цвета было не видно!

— Видно, видно, — не стал спорить Ойген, всё-таки рассмеявшись. — Сложно не заметить такие солнечные веснушки… А ещё там было окно, и нет, я не намекаю на подсознание… — Рабастан закатил глаза, и Ойген хохотал уже откровенно: — Но там было окно! И в нём — девочка, и в руках этой девочки кисть, я даже не хочу говорить, что она означает!

— Что ты мордредов извращенец, — рассмеялся, наконец, уже Рабастан. — Даже не хочу знать, что твоё извращённое подсознание подскажет тебе ещё. Просто найди себе уже кого-нибудь.

— Я нашёл! — весело запротестовал Ойген. — Эту очаровательную даму зовут Работа, и у нас с ней полная гармония и взаимность. Правда, она стала излишне ревнива — зато за её счёт даже не стыдно жить!

— Тогда заведи любовницу, — пожал плечами Рабастан. — С твоим темпераментом одной дамы тебе явно мало.

— Любовницу? — улыбнулся Ойген — На что ты меня толкаешь! — и поймал себя на… неожиданном удивлении. В самом деле, почему он вдруг как будто бы махнул на себя рукой? Сколько уже прошло времени, сколько он жил в таком странном ритме, забыв о себе? Нищета больше не висела над ними, словно дамоклов меч, и можно было перестать загонять себя, пытаясь хоть как-то выжить, и начать просто жить. Он был свободен, он волен было делать всё, что захочет, а не то, что должен кому-то и кто-то от него ждёт. У него уже был опыт отношений, в которые он сам безнадёжно загнал себя, почти что принудил — но теперь?

Он посмотрел на Рабастана почти с тем же выражением, с каким когда-то глядел на родителей, после того инцидента с яйцами и метлой матушкиной кузины, он помнил то чувство, когда его наказание было окончено, и ему вновь позволено было есть сладкое и летать. Он свободен! Бастет, ему можно всё, и нет никого, кто мог бы его отругать, или поджать губы от ревности — он волен съесть засахаренный миндаль или шоколадных лягушек. Любой шоколад! Молочный, или горький, если бы захотел, и он мог бы попробовать дольку, или съесть хоть всю плитку целиком. И даже если ему после станет от этого плохо — это будет лишь его выбором и ответственностью перед самим собой. Некому больше ворчать или читать нотации.

Ойген не собирался, конечно же, уходить в загул, но… он был свободен. В самом деле свободен. Как был свободен, оказавшись посреди полного магглов Лондона, вот только вместо чувства потери и потрясения он испытал предвкушение и надежду.

— Ойген, тебе кто-нибудь говорил, что в такие моменты ты похож на кота? — Рабастан поднялся, и, отойдя на пару шагов, принялся его с интересом рассматривать, и это развеселило Ойгена ещё больше. — Большого чёрного кота, устроившегося на стуле. Ну положим, март ты уже пропустил, да и апрель, в целом, тоже, но до Вальпургиевой ночи ещё почти неделя, — проговорил Рабастан с несколько назидательной интонацией. — И я бы на твоём месте уже занялся поисками коленей, на которых ты хотел бы её провести, — пошутил он было. — Ну знаешь, какая-нибудь симпатичная ведь… — начало он обрисовывать воздухе силуэт и осёкся.

Ойген тоже отвёл глаза. Они оба знали, с кем должны и привыкли проводить эту ночь. Но ни один из них не сможет теперь это сделать: быть с ведьмой, жениться на ведьме, зачать с ней детей… да будь она хоть четырежды магглорожденной — для них это путь в Азкабан. Короткий и безусловный.

— Снова мне придётся искать приключения в одиночестве? — шутливо проворчал Ойген, стараясь сгладить впечатление от неудачной шутки, за которую Рабастану, кажется, было стыдно. — Ты-то сам что?

— Наверное, я мог пасть в самые бездны порока, но не хочу чернить свой прекрасный и благородный облик в глазах трепетной Розамунды, — как-то чересчур старательно отшутился Рабастан. — Мне дорог мой возвышенный образ скорбного мученика и покой юной девы — и я попробую их сберечь. По крайней мере, пока за то, что я несколько скорбен умом, мне платят пособие.

— Пособие — это святое, — Ойген был бы последним человеком на земле, кто стал бы продолжать подтрунивать сейчас на эту тему.

Но как же теперь соблазнительно выглядели его собственные перспективы! Нет, отношений — настоящих и серьёзных — Ойген категорически не хотел, но, можно же и иначе? Лёгкий необременительный роман? В конце концов, должны же быть в Лондоне женщины, которым хочется просто развлечься и приятно провести время в хорошей компании! И он, кажется, знал, где можно их поискать.

— Сегодня же ведь четверг? — уточнил Ойген. — А завтра, получается, пятница?

— Обычно бывает так, — кивнул Рабастан.

— Значит, завтра самое время сходить туда, куда я давно уже собираюсь. Асти, завтра в полдень я планирую танцевать, пока моя спина не запросит пощады.

— Танцевать? Ты собрался на танцы? — переспросил Рабастан.

— А где ещё прикажешь мне с кем-то знакомиться? На улице? — с шутливо-воинствующим видом спросил Ойген.

— Можно, например, в парке, — предложил Рабастан. — Или же в магазине. Или вот прачечная — прекрасное место для знакомства.

— Ну уж нет, — смеясь, отмахнулся Ойген. — Я хочу немного флирта — кто вообще флиртует в прачечной? Нет уж, я пойду на танцы — если найду, в чём, конечно, — добавил скептически он.

Впрочем, даже если и не найдёт, решил Ойген тут же, он всё равно пойдёт. Потому что Рабастан прав сто тысяч раз, и он сам в последнее время всё чаще думал о том, чтобы… Наверное, на него тоже действовала весна, и то, как Энн свободно и страстно целовалась с этим своим зеленоглазым Филом. Нет, пора, пора уже прекращать это странное полумонашеское существование — а то они с Асти и вправду живут как пожилые супруги. Даже спят в одной кровати! Разве что норвичского терьера не завели, а так — ну образцовая чета старых ге… заканчивать мысль он не стал.

— Да, я тоже как раз хотел с тобой об этом поговорить, — Рабастан прошёлся по комнате. — Весна. Тепло уже… я понимаю, мы в прошлом году покупали кроссовки, но…

— …но ты гуляешь каждый день часа по… я даже боюсь считать, сколько, — кивнул Ойген. — По четыре?

— Примерно так, — кивнул Рабастан. — Если не считать походов в магазин и прачечную. Деньги… не то чтобы у нас их было много — но они всё же есть.

— Сколько?

Хотя их бюджет, вроде бы, и был общим, на деле они скидывались лишь на обязательные расходы: аренда, коммунальные платежи, интернет, какие-то траты по дому от газонной травы до спасительных от чужого внимания занавесок. И ещё — совершенно неожиданно для Ойгена — на аренду офиса, в которой Рабастан решительно захотел участвовать. И хотя сама сумма была небольшой, Ойген не стал возражать: ему казалось, что для Рабастана вопрос этот был, скорее, не финансовым.

Остальным они распоряжались сами, покупая продукты более или менее по очереди, ну и Ойген как-то раз попытался отдать добровольно взявшему на себя общение с прачечными Рабастану мелочь — и был награждён таким воистину лестрейнджевским взглядом, что тему эту больше ни разу не поднимал.

Впрочем, ещё одной общей статьёй расходов оказался больной Рабастанов зуб, который тот закончил лечить аккурат в тот же день, когда Ойген открыл для себя, что «экологически безопасный» и «идеологически верный» в плане мыла и стирального порошка могут оказаться синонимами. Пока он разбирался в этих тонкостях со своей общительной новой клиенткой, Рабастан искупал кармические долги. Нет, доктор Грейнджер не запытала его своим порождённым кошмарами агрегатом — она безжалостно нанесла удар прямо в их кошелёк. Чтобы набрать нужную сумму они, конечно же, скинулись, но теперь Ойген старался чистить зубы как можно тщательней, даже тщательнее, чем делал это в далёком детстве под присмотром домовика. Потому что второй зуб они могли себе позволить никак не раньше какой-нибудь середины лета. А лучше и осени… и совсем замечательно было бы вовсе обойтись без подобных мучений и трат.

— Пара сотен у нас точно есть, — довольно отозвался Рабастан. — Если хочешь, можем сейчас пойти и что-нибудь купить тебе на завтра. Я знаю магазин с вполне приличной обувью.

— А джинсы посмотрим в чарити, — оживлённо подхватил Ойген. — Потому что те, в которых мы с тобой ходим, честно говоря, выглядят уже не слишком прилично. И, честно сказать, я бы не отказался от новых носков. Наверное, это даже важней, чем джинсы.

— Идём, поищем что-нибудь, — позвал Рабастан. — Если тебя не пугают странные цвета, то там можно отыскать приличные кроссовки всего за тридцатку.

— За тридцатку я надену даже… хотя нет. На такое я идти не готов, — решительно возразил сам себе Ойген.

— Даже что? — спросил с любопытством Рабастан, выключая компьютер.

— Я хотел сказать, что надену даже кроссовки с британским флагом — но, пожалуй, уже передумал, — засмеялся Ойген.

Рабастан лишь негромко фыркнул, и на все встревоженные уточнения лишь ухмылялся. Впрочем, реальность оказалась вовсе не такой пугающей, и они нашли две пары вполне приличных кроссовок: Рабастан выбрал себе серые, Ойген же остановился на шоколадно-коричневых — не то чтобы он любил этот цвет, но они отлично сели, и на первый взгляд обещали не разваливаться при встрече с дождём. По крайней мере, сразу.

Джинсы обошлись им немного дешевле — в двадцать четыре девяносто девять, и нашлись в одном из небольших чарити-магазинчиков, торговавших разными остатками и контрафактом. Так, по крайней мере, заявлялось, а уж что там было на деле — поди знай. Джинсы выглядели вполне новыми, на них даже были бирки, в том числе бумажные, и сидели они хорошо — что ещё надо? Постирать вот разве что — но это Рабастан пообещал взять на себя.

И, поскольку деньги у них ещё оставались, Ойген с Рабастаном негромко дискутируя о достоинствах разных моделей, потратились ещё и на носки и трусы — потому что одним из досадных свойств дешёвого белья была его недолговечность. А носить дырявое и растянутое они оба не готовы были, да к тому же дырка на самом неподходящем месте могла поставить на ближайших планах Ойгена жирный крест, и покрыть его несмываемым позором.

Вернувшись домой, Ойген сел за компьютер проверить почту, и обнаружил в ящике письмо от Росса. Тот ответил даже оперативной, чем Ойген надеялся, и прислал несколько страниц корректировок и замечаний. Обычное рабочее письмо — но слишком уж длинное, чтобы Ойген его с первого раза осилил, и явно требующее внимания, прежде всего, Рабастана. Он уже хотел было просто ему переслать — и вдруг понял, что пересылать-то и некуда.

За всё это время своего ящика у Рабастана так и не появилось.

— Асти! — Ойген окликнул его. — У тебя почты нет! Электронной.

— Нет, — покладисто откликнулся Рабастан, собиравший в их спальне вещи в стирку.

— Иди сюда — будем её заводить, — позвал его Ойген, изумляясь тому, что это происходит только сейчас. — Давай с имени начнём, — предложил он, и Рабастан не стал сопротивляться… и даже подходить, по-прежнему крикнув из спальни:

— Сделай, как считаешь нужным.

— Ну нет! — возмутился Ойген. — Это же твоя почта! Иди сюда!

Рабастан, опять же, спорить не стал — пришёл и мирно уселся рядом, и они принялись доступные перебирать адреса. Первый и самый очевидный вариант — lester@hotmail.com — конечно же, оказался занят, так же, как и варианты с инициалами. А вот третья попытка оказалась удачной: адрес asti.lester@hotmail.com был свободен, и Ойген уже почти перешёл было к паролю, когда…

— А почему бы, собственно, и нет, — пробормотал он — и, с нарастающим внутри трепетом поднёс руки к клавиатуре и… задумался — а потом достал телефон и набрал номер Джозефа. Когда тот ответил слегка сонным голосом, Ойген признался, что они сейчас регистрируют с Рабастаном почту для него, а сам Ойген никогда не заводил почту в домене прежде. А ведь это было бы так здорово…

— Да это просто, — Джозеф отозвался бодрей. — Заходишь в настройки хостинговой панели, находишь настройки, там же, где прописываешь МХ-записи...

— Что? — беспомощно перебил его Ойген, тяжело вздыхая при воспоминании о том, каким был его собственный «первый раз». Регистрировался-то он самостоятельно, но вот почтовый клиент ему настраивал уже Джозеф. И отнюдь не за пять минут. Что-то пошло не так, письма почему-то никак не желали отправиться… Ещё тогда ему это всё чем-то напоминало тёмную магию: пока Джозеф пытался объяснять ему про порты и методы шифрования, Ойген чувствовал себя так, словно бы вот-вот начнёт корчиться, словно под Круциатусом. — Ты не мог бы… медленнее и по частям? — попросил он жалобно. — Представь, что объясняешь это всё пожилой черепахе. Итак, куда я должен зайти? И как?

— Так, — Джозеф тяжело вздохнул в трубку и, кажется, почесал голову. — Дай мне немного времени — я сам всё заведу. Ах, да, и пришли смской адрес.

— Спасибо, — горячо и искренне поблагодарил его Ойген — и они с Рабастаном отправились перестилать постель, раз уж всё равно тот собирался в прачечную.

Джозеф перезвонил минут через сорок, и обрадовал Ойгена известием, что тому осталось лишь настроить почтовый клиент — и они с ним это сделают сейчас по телефону. Слабую попытку возразить Джозеф категорически пресёк, и ещё полчаса объяснял, как этот самый клиент настроить, и Ойген послушно вбивал какие-то цифры и ставил в указанные места галочки, порою застревая в их безуспешных поисках, и находил их среди кучи других полей лишь с помощью Рабастана. И всё это время он вспоминал посмотренный ими фильм, где похожим образом пришлось сажать самолёт, и начинал понимать, как чувствовала себя та несчастная стюардесса.

Что ж, самолёт всё-таки сумел выпустить шасси и успешно сел на взлётно-посадочную полосу, почтовый клиент пиликнул, и в папке «Входяшие» на новеньким ящик asti@limbus.co.uk появилось письмо от Джозефа с сакраментальным «Привет». Отправив ему в ответ «Salve», Ойгену взглянул на часы и понял, что ему уже пора было почти бежать на работу. Всё, что он успел — переправить-таки Рабастану письмо с правками по макету и захватить с собой с кухни сэндвичи.

Не с рыбой, слава Бастет, а мягким сыром и огурцом. Огурцов в Азкабане не водилось, наверное, даже тогда, когда он ещё не был тюрьмой.