Изгои (джен)

Ойген очень устал, ужасно хотел спать, и был уверен, что просто выключится, едва доберётся, наконец, до подушки, но реальность оказалась иной. Во-первых, даже попить воды на кухне ему не удалось в одиночестве, а когда, собираясь быстро принять на ночь душ, он закрыл дверь в ванную комнату, то Бенсон в неё заскрёбся. Ойген приоткрыл дверь — и не успел даже выглянуть, как в щель всунулась любопытная и выглядящая вполне дружелюбно рыжая мохната морда с мокрым чёрным носом. Вслед за ней в ванную комнату втиснулся и весь Бенсон, уже радостно и дружелюбно вилявший хвостом и глядящий на Ойгена с непонятным тому радостным восхищением… ну, или Ойгену так казалось.

— Ты хочешь пить? — спросил он несколько озадаченно, пытаясь понять, что от него может быть нужно псу. Бенсон ещё активнее замахал… завилял… нет, Ойген не знал, как верно назвать это движение, потому что казалось, что у Бенсона движется вся задняя половина тела. — Асти! — крикнул он, наконец. — Ему надо воды налить?

— Бенсон, место! — почти сурово крикнул в ответ Рабастан. Пёс замер и мгновенно принял невероятно несчастный вид — настолько, что Ойген тут же сочувственно погладил его и попросил:

— Ну, иди, пожалуйста. Мне нужно помыться.

Бенсон поглядел на него вопросительно и вильнул хвостом. Ойген вновь погладил его по жёсткой шерсти на морде, и Бенсон радостно его лизнул.

— Место, Бенсон! — непреклонно повторил Рабастан, и тот снова поник и печально вздохнул — и сердце Ойгена дрогнуло.

— Да пусть сидит — он мне не мешает! — громко сказал он в ответ. — Ты же не будешь мешать? — спросил он, и Бенсон тут же радостно вилял задней половиной себя.

Дверь распахнулась, и за ней возник неожиданно суровый Рабастан.

— Бенсон. Место, — строго сказал он в третий раз, и пёс, поникнув и тяжело-тяжело вздохнув, буквально поплёлся прочь. — Ойген, — Рабастан вошёл и, закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной. — Нам нужно договориться. Нельзя, чтобы один отменял команды другого. Это не принесёт ничего хорошего никому, начиная с самого Бенсона. Правила должны быть одни.

— Да он правда же не мешает, — попытался заступиться за их нового постояльца Ойген.

— Это не важно, — терпеливо возразил Рабастан. — Мы можем после с тобой обсудить это, но, если команда отдана, её нельзя отменять. Это раз. Два — ты правда хочешь мыться с ним вместе?

— Ну, он же не полезет со мною в душ, — улыбнулся Ойген. — Пусть сидит.

— Ты уверен? — Рабастан приподнял брови, и на его лице появилось крайне скептическое выражение. — Бенсон очень любит купаться.

— Убедил, — засмеялся Ойген. — Но он, уходя, выглядел таким несчастным…

— Конечно, выглядел. — усмехнулся Рабастан. — Бенсон не знает тебя, и он станет тебя проверять. Меня тоже, кстати — но мы, всё же, уже хорошо знакомы. А тебя можно попробовать продавить — это он уже понял. Одно очко ты ему проиграл. Теперь будет сложнее, — он опять усмехнулся и добавил чуть мягче: — Он скучает, конечно же, по хозяину. Поверь, ему будет намного легче адаптироваться, если он поймёт, что здесь есть чёткие и привычные правила.

— Я верю, — кивнул Ойген. — Просто он… ну… такой, — он сам рассмеялся.

— Дрессировщика из тебя не выйдет, — констатировал Рабастан, выходя из ванной — и Ойген услышал за закрытой дверью опять, но уже спокойней и мягче:

— Место, Бенсон. Иди на место. Ложись. Молодец.

Место Бенсону, как обнаружил Ойген, выйдя из душа, было определенно в прихожей, и представляло собой большую и мягкую лежанку, обтянутую плотной тканью с рисунком в виде маленьких косточек, на которой лежала большая тряпичная и уже довольно потрёпанная утка. И Бенсон и вправду на этой лежанке лежал — ну, или, вернее, нельзя было сказать, чтобы он на ней не лежал: его вытянутые задние лапы как раз приходились на её край. Весь остальной Бенсон вытянулся на полу, полностью перекрыв собою проход. Он радостно потянулся в сторону вышедшего из ванной в одном полотенце Ойгена и перевернулся с бока на бок, вопросительно и приглашающе на него глядя. Однако, едва Ойген наклонился, чтобы его погладить, тот радостно вскочил и, поставив лапы ему на плечи, облизал лицо.

— Спокойной ночи, — Ойген погладил его и осторожно снял лапы со своих плеч. — Место, Бенсон, — сказал он требовательно — но тот почему-то не обратил на его слова ни малейшего внимания, продолжая радостно крутиться рядом.

— Место, Бенсон! — раздался из спальни строгий голос Рабастана.

— Место! — повторил за ним Ойген — и отвернулся, не в силах видеть обиженный взгляд Бенсона, печально усевшегося на свою лежанку. — Слушай, — сказал Ойген, входя в спальню, — может быть, ему постелить тут? На полу. Ему там, наверное, одиноко и грустно…

— …и он лежит и плачет, — продолжил Рабастан. — Следующим твоим шагом будет пригласить его спать в кровать. Потому что ему же там на полу одиноко. Я против.

— Ну нет, — засмеялся Ойген. — Конечно, нет. Просто он…

— Всё с ним нормально, — вздохнул Рабастан. — Дома он спит так. И с его хозяином мы об этом договорились. Не надо его слишком жалеть — ты его так только запутаешь.

— Ладно, — послушно согласился Ойген — и лёг, наконец, спать.

Но заснуть не смог. Он лежал почти на грани бодрствования и сна, то проваливаясь в него, то вновь просыпаясь, и слушал сквозь закрытую дверь, как возится, вздыхает и даже скулит в коридоре Бенсон. И не понимал, как Рабастан может вот так просто спать — а тот спал, Ойген понимал это и по ритму его дыхания, и… просто понимал. Что-что, а состояние Рабастана он когда-то научился чувствовать почти как своё.

Наконец, совершенно измученный всем этим, Ойген тихо встал — но едва он опустил ноги на пол, как услышал:

— Даже не думай.

— Ты спал! — возмутился Ойген.

— И ты меня разбудил. Ляг немедленно.

— Он скулит! — трагично проговорил Ойген. — Там ему одиноко, наверное, и темно.

— Можешь включить ему свет, — Рабастан вздохнул. — Ойген, ему нужно просто привыкнуть. Он давит на жалость — и вполне успешно, насколько я вижу. Всё с ним хорошо.

— Ну давай пустим его хотя бы в гостиную! — взмолился Ойген. — Ну что он там на коврике ютится у двери?

— И предложим ему диван. Мерлин, — пробормотал Рабастан, садясь на кровати. — Ты же вообще не любишь собак!

— Я не то чтобы не люблю, — возразил Ойген. — Я не имел с ними прежде особенно дел, и не знаю, как к нему относиться.

— Заметно, — фыркнул Рабастан. — Ойген, ты понимаешь, что если его сейчас сюда пустить, то он тут и останется?

— Ну и что? Пусть спит тут! — радостно согласился Ойген.

— Это не наш пёс, — вздохнув, словно ребёнку, начал объяснять ему Рабастан. — И не мы с тобой устанавливаем для него правила. Мистер Стоун уехал всего на двенадцать дней — и он точно не обрадуется, если я верну ему собаку, совершенно забывшую о правилах поведения. Давай не будем портить жизнь ни человеку, ни псу. Просто ложись — и спи.

— Но он там один, — решительно возразил Ойген. — И ему некуда деться.

— Если он захочет, сможет прогуляться на кухню. Он так привык — и я приоткрыл окно, чтобы ему не было жарко, и налил полую миску свежей воды, — Рабастан снова вдохнул и улёгся обратно. — Спи.

Уснуть толком у Ойгена этой ночью так и не вышло — он заснул только утром, когда Рабастан встал и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.

Несмотря на усталость, проспал он недолго, и проснулся около десяти. И даже не сразу понял, в чём дело — он ведь явно не выспался… но, хотя за закрытой в спальню дверью было тихо, Ойген сперва просто почувствовал там, за ней, чьё-то чужое присутствие, и лишь потом вспомнил про Бенсона. Впрочем, нет… нет — тихо там не было. Прислушавшись, Ойген услышал негромкий голос Рабастана — и это было донельзя ново. Остальные звуки, впрочем, были ему привычны: сверху раздавалось негромкое заунывное «Кось-кось-кось», потом по улице проехала машина…

Валяться дальше смысла Ойген не видел и, лениво поднявшись, натянул шорты и вышел из комнаты… и почувствовал, как ему в голень ткнулось что-то холодное.

— Привет! — Ойген расплылся в улыбке и, наклонившись, потрепал Бенсона по голове.

— Ты рано, — заметил Рабастан.

— Вы тут так соблазнительно о чём-то беседовали, что я просто не мог больше спать, — отозвался Ойген и поплёлся в ванную — и чуть было не схватил, выбираясь из душа, висящее на полотенцесушителе явно собачье цветастое полотенце. И даже завис немного, осознавая, что у Бенсона тоже есть своё полотенце, и даже шампунь, стоящий у раковины.

Бенсон дожидался снаружи с зелёным мячиком, зажатым в зубах, который он тут же ткнул Ойгену прямо в руку и выжидающе на него поглядел. Ойген посмотрел на него в ответ немного сонно — и засунул мячик в карман шортов, после чего направился на кухню — просыпаться и есть.

Конечно же, вместе с Бенсоном.

— Не вздумай его кормить! — крикнул Рабастан. — Он уже завтракал!

Ойген и не собирался — но реальность внесла свои коррективы в его благое намерение. Едва войдя на кухню, он чуть не споткнулся о миски, которых прежде не было на полу, а потом увидел стоящий в углу мешок с кормом — куда, конечно, немедленно и залез, причём вместе с Бенсоном, сунувшим туда свой мокрый и любопытный нос, и сделав вид, что всего лишь понюхал, отбежал, тихо похрустывая.

— И ты это ешь? — с сомнением спросил Ойген, впрочем, воочию наблюдая этот процесс.

— Ойген! — услышал он строгий окрик, и вздрогнул синхронно с Бенсоном.

— Что? — Ойген обернулся и, увидев возмущённого Рабастана, засмеялся. — Да я… мы посмотрели просто — интересно же! Я в жизни такого не видел!

— Бенсон, это кто из мешка ворует? — строго посмотрел на того Рабастан. — Я сказал его не кормить, — добавил он с упрёком, подходя к Ойгену и тщательно закрывая мешок.

— Я не кормил! — возразил Ойген. — Я просто посмотрел — он сам!

— Ойген, — Рабастан даже руками всплеснул. — Он пёс! Он не может «сам». Не корми его больше, пожалуйста — ему вредно переедать, а в жару особенно.

— Я не буду, — клятвенно заверил его Ойген — а когда Рабастан ушёл, присел на корточки перед Бенсоном и долго чесал его по носу, морде и за ушами.

— Какой у тебя но-о-ос... Какая у тебя модная борода! — говорил он, улыбаясь странным, но откровенно довольным звукам, что издавал Бенсон. — У меня тоже была такая…

Конечно, не поделиться уже своим завтраком с печально глядящем на него Ойген Бенсоном просто не смог.

— Только не рассказывай Асти, — едва слышно прошептал он, скармливая ему кусок тоста с яичницей и кусок колбаски.

— Ойген! — услышал он вновь — и засмеялся:

— Я только кусочек! Ты за нами следишь?

— Я пришёл пить чай, — сказал Рабастан со вздохом. — Ему вредно есть еду со стола.

— Это просто кусочек хлеба, — примирительно сказал Ойген. — Асти, он же голодный! Смотри, как он смотрит!

— Поверь, он не голоден, — Рабастан потрепал Бенсона по спине. — А просить он будет всегда. Смотри — это корм, — он указал на стоящий в углу пакет. — В холодильнике — ты, наверное, уже обратил внимание — кое-что из собачьей аптечки. На всякий случай.

— У него есть своя аптечка? — удивился Ойген.

— Есть, конечно, — Рабастан кивнул. — И ещё я докупил бумажных полотенец — и, пожалуйста, вытирай слюни сразу, пока они не засохли. Потом их очень неприятно оттирать.

— А что ещё у него есть? — весело спросил Ойген. — Кроме аптечки и всего этого? И утки?

— Там в гостиной стоит чемодан — можешь открыть и посмотреть, — предложил Рабастан.

— Чемодан? — недоверчиво переспросил Ойген.

— На колёсиках, — кивнул Рабастан. — Очень удобно.

— Да у нас с тобой не наберётся чемодана вещей!

— У нас вообще нет чемодана, — разумно возразил Рабастан, отодвигая Бенсона от стола.

Работать за ноутбуком Ойген сегодня сел не в саду, а на кухне — ему не хотелось, чтобы Бенсон грустил в одиночестве, тем более что днём тому предстояло остаться без Рабастана. Ойген чувствовал, что Бенсон действительно тосковал — тот отошёл от него, когда они остались вдвоём, всего раз, попить воды, а затем вернулся и грустно положил морду ему на колени… Слюнявую морду с мокрой от холодный воды бородой, и шорты Ойгена тут же промокли.

Уходить на работу Ойгену было непросто — зато возвращался он с таким нетерпением! Его ждали, он точно знал, что его ждут — и не важно, что это была собака, и Ойгену хотелось бежать. Вот теперь это был действительно дом, поймал он себя на мысли — и, хотя и попытался от неё отмахнуться, она, кажется, засела где-то не слишком-то глубоко.

— Привет! — сказал он с порога, опускаясь на колени и обнимаясь с поставившим ему лапы на плечи Бенсоном, принявшимся облизывать ему лицо. — Ты соскучился?

— Очень, — Ойген с некоторым удивлением поглядел на вышедшего к ним Рабастана. — Всё равно же разбудите, — пояснил тот. И добавил: — Там в холодильнике мандарины. Холодные. А его можешь угостить огурцом… но обязательно за команду.

— Идём! — радостно позвал с собой Бенсона Ойген.

И как грустно ему было закрывать за собой в спальню дверь! Но пришлось…

Эта ночь прошла ненамного легче, и Ойген уже почти смирился с тем, что теперь так и будет засыпать утром, благо, на работу ему сегодня не было нужно, однако он, похоже, настолько устал, что утром просыпался всего один раз, а затем вновь уснул почти сразу — и проснулся снова уже ближе к полудню, чувствуя себя, правда, не столько выспавшимся, сколько взволнованным и напряженным. Как бы он не готовился, добровольный визит в тюрьму всё ещё был для него чем-то тревожным и странным.

Он доехал сперва на метро до станции Уандсворт Коммон, и отправился дальше пешком через парк, к жилому кварталу — и дальше до Хезфилд роуд.

Тюрьма Уандсворт показалась Ойгену похожей на старый замок — не сказочно-воздушный, как то же имение Эйвери, а солидный серьёзный замок, выстроенный для того, чтобы выдержать осаду и штурм. Когда он уже подходил к воротам, его сердце тревожно забилось, и Ойген даже притормозил ненадолго и постоял несколько секунд, успокаиваясь и разглядывая тюрьму, в которую собирался сейчас сам и вполне добровольно войти. Причём не как заключённый, а как… гость. Посетитель.

И это до сих пор не укладывалось до конца у него в голове.

Он стоял, смотрел на сложенные из камня стены и на тяжёлую арку ворот, и вспоминал, как впервые увидел Азкабан. Ему был двадцать один год, и он тогда полагал, что останется там навсегда…