Изгои (джен)

К Нэду Россу Ойген, как и обещал, поехал один. Правда, тот накануне, извинившись, перенёс встречу на пять часов, ссылаясь на внезапные и срочные банковские дела. И Ойген с удовольствием насладился своим выходным, посмотрев фильм и отмыв ставшую причиной их потрясений плиту в благодарность за то, что она исправно работала и не доставила им проблем. Вторая половина дня выдалась жаркой, но облака, то и дело закрывавшие солнце, и довольно сильный, пусть пока и тёплый ветер обещали, наконец, смену погоды, и Ойген с некоторой долей грустного сожаления думал о том, что они так и не выбрались за всё это время, что стояла жара, на пляж.

Закончив с формальностями и подписав очередные бумаги, Ойген с Россом отошли к панорамному окну и остановились у него, наслаждаясь отличным кофе. В парке привычно продолжалась неспешная стройка, и Ойген пошутил, что, кажется, если она однажды закончится, ему в этом виде будет чего-то недоставать.

— Мне наверняка не будет, — сказал Росс в ответ. И добавил вдруг: — Сожалею по поводу мистера Картрайта.

— Спасибо, — кивнул Ойген, отмечая про себя, что в газетах об это не то чтобы кто-то слишком много писал. — Мы надеялись обойтись штрафом, и что приговор не будет связан с заключением.

— Ну, за принципы порой приходится платить, — кивнул Росс, бросив быстрый взгляд на Ойгена. — Впрочем, за решётку можно попасть, даже не оплатив вовремя парковочные талоны. Куда его?

— Уандсворт, — ответил Ойген, с затаённым интересом наблюдая за Россом.

— Не такая дыра, как Уормвуд-Скрабс, — заметил Росс — и Ойген понял, что Росс действительно предпочитал понимать, с кем он ведёт дела, и поинтересовался и его собственным прошлым — и, самое главное, имел возможность узнать всё, что желал. И Росса, по-видимому, пока всё устраивало.

Тюрьма Её Величества Уормвуд-Скрабс была местом, в котором они Рабастаном по документам и отсидели весь свой немалый срок — как и многие члены ИРА. Не то чтобы они с Рабастаном много о ней читали, но последние события вынудили Ойгена получше изучить эту часть своей биографии, и он ярко помнил и историю с бунтом заключённых, и с отставкой директора, назвавшего тюрьму «карательным мусорным ящиком» — и её красивый фасад на фотографиях в интернете. Он так и не добрался туда — хотя всё ещё собирался как-нибудь приехать и посмотреть, благо находилась она всё же в Лондоне.

— Вы тоже сидели, — Ойген не столько спрашивал, сколько позволил сделать себе вполне очевидный вывод, да и момент к подобным беседам, в целом, располагал.

— Как-то на три года завис в Портерфилде, — невозмутимо ответил Росс. И добавил, усмехнувшись: — Мне не повезло с адвокатом.

— Понимаю, — Ойген так же спокойно — Я порой задаюсь вопросом, за что они вообще такие деньги берут.

— Жируют, — ухмыльнулся Росс. — К сожалению, без них тоже никуда. Сколько дали мистеру Картрайту?

— Три месяца, — да, конечно, Ойген понимал, что со стороны этот срок может показаться смешным — особенно тому, кто отсидел три года, тем более в тех условиях, которые он сумел оценить. Но он понимал, что для Саймона они будут тянуться вечность, и знал, насколько эта вечность страшна…

— Ну, это ещё не конец света, — сказал Росс. — Взрослый человек… не малолетка. Вот подросткам это бывает очень тяжело.

— Это непросто всем, — не сдержался Ойген. — Я сам был почти мальчишкой, когда… впрочем, уже совершеннолетним.

— Вам повезло, — серьёзно сказал Росс. — Меня тоже миновало. К счастью.

— К счастью? — с некоторым удивлением спросил Ойген.

— Я вижу, что вы росли не среди шпаны, — Росс задумчиво потёр шрам на запястье. — Но неужели даже рассказов не слышали? — в его голосе послушалось удивление.

Ойгену даже выкручиваться не пришлось:

— В том возрасте моя голова была занята другими вещами… А потом, у нас с братом хватало своих проблем. Очень долгих проблем…

— Понимаю, — в этот раз серьёзно кивнул уже Росс. — Я назвал бы тюрьмы для несовершеннолетних школой будущих питомцев Уормвуд-Скрабс, Пентонвиля и Белмарша. В десять подростки не могут курить, голосовать и жениться, зато вполне могут угодить за решётку, даже если отбивались от пьяного отчима и случайно отправили его на тот свет. Что говорить о тех, кто выживает на улице. Подростки вообще жестоки, — он внимательно поглядел на Ойгена. — Представьте худших из них в изоляции, где некуда потратить силы, время, и при этом на них уже стоит клеймо: они знают, что, когда оттуда выйдут, никогда не найдут нормальную работу. Так что путь у них один — и тут уже кто будет на нём первым, — мрачновато усмехнулся Росс. — Так что мистеру Картрайту повезло — Уандсворт не худший вариант. Надеюсь, он к вам вернётся в добром здравии.

— Я тоже, — улыбнулся Ойген, по спине которого прошёл холодок. Десять лет? Он обдумает слова Росса позже. Что-то было во всём этом крайне неправильное — разве магглы не опекали всеми правдами и неправдами своих детей? — но теперь логика Росса стала ему понятнее. — Мы его все очень ждём, — выдохнул он, допивая остывший кофе.

— Везунчик, — хмыкнул Росс. — Ну, значит, наверняка вернётся.

Он сменил тему и заговорил о предстоящих работах и планах на будущее, и Ойген сам отвлёкся от тюремной темы — но позже, уже идя по улице, задумался о том, каких странных людей подбрасывает ему судьба. И кого ещё она ему принесёт…

И почему она хранит их. Их обоих. Для чего-то же ей это нужно? Потому что она их с Рабастаном явно хранила: чем ещё можно было объяснить буквально сопровождающее их везение? Во всём — начиная с того, что Ойген в своих поисках когда-то вышел именно на доктора Купера, и заканчивая этой не потухшей конфоркой.

Ойген никогда не был особенно суеверен, но сейчас ему остро захотелось… снова побывать в церкви и просто сказать «спасибо» — потому что иногда это просто нужно делать.

Ну и неплохо бы навестить и отца Ансельма, поговорить с ним и спросить, что они могут сделать для общины. В конце концов, раз уж они — её часть, не стоит забывать о ней до следующего Рождества.

Впрочем, одному ему туда идти не хотелось — Ойгену казалось, что это было бы как-то неправильно. Но и домой он сейчас не хотел — к вечеру стало пасмурно, и поднявшийся ветер если и был пока холодным, то, по крайней мере, казался Ойгену свежим, так что отправился прогуляться пешком — и подумать. Он всё ещё не до конца понимал этот мир, и то, что Росс рассказал о подростковых тюрьмах, пока не укладывалось у него в голове. Впрочем, неожиданно понял Ойген, он как-то раньше не думал о том, какие наказания ожидают в магическом мире подростков, кроме сломанной палочки, да и тех подростков, о которых говорит Росс, он не так уж много и видел, и тем более его не занимала особенно их судьба.

Ойген бродил по улицам, наверное, часа два, и возвращался уже почти в темноте. Подходя к дому, он издали услышал лай — громкий и настойчивый, и узнал голос Бенсона. Его голос разносился по всей улице, и Ойген решил, что Рабастана дома нет, иначе он бы, разумеется, успокоил собаку. И действительно, дома тот был один — а дома ожидала записка, в которой Рабастан сообщал, что ушёл подменить на прогулке одну свою подхватившую грипп знакомую — однако успокоить Бенсона оказалось вовсе не так просто. Он, против своего обыкновения, даже не встретил Ойгена в коридоре, продолжая лаять и бросаться стеклянную дверь, ведущую в сад. Ойген даже не успел задуматься, как он вообще оказался в спальне, вместо этого сделав глупость и отрыв её, выпуская Бенсона. Пёс тут же принялся нервно метаться по саду и кидаться на кусты остролиста, пригибаясь к земле, и начиная сурово рычать, скаля зубы.

Все попытки Ойгена его отвлечь и успокоить — в том числе и с привлечением сладкой морковки, холодного огурца и даже курицы — ни к чему не привели, и он, в конце концов, просто крепко обнял подрагивающего от напряжения Бенсона и, усевшись на траву, долго гладил и ласково с ним говорил, прижимая к себе, покуда тот, наконец, не успокоился и не расслабился, продолжая, впрочем, возбуждённо тявкать иногда куда-то в кусты остролиста. Получалось достаточно громко, и Ойген взволнованно посмотрел наверх в ожидании крика соседей.

Наконец, он сумел увести его в коридор, надел на Бенсона шлейку, пристегнул к ней поводок и поспешил с ним из дома. И уже из парка позвонил Рабастану, стараясь как можно спокойнее объяснить проблему, и уследить, чтобы Бенсон что-нибудь не сожрал:

— Прости, но я просто не знал, что ещё придумать. — закончил он. — И решил, что чем ждать, когда тот же мистер Перри нагрянет к ним со своим молотком, лучше увести его немного пройтись.

— Разумно, — ответил Рабастан и удивился: — Ойген, а за что ты сейчас извиняешься?

— Ну, ведь это, вроде бы, твой пёс… нет! Бенсон! Нельзя! — в отчаянии крикнул он, когда Бенсон буквально влетел на свежеполитую клумбу. — Нет! — он потянул его, но тот упёрся, пачкая мохнатые лапы в земле, и Ойген тут же нажаловался Рабастану и спросил: — С тобой он тоже ведёт себя так?

— Конечно, нет, — кажется, неслышно засмеялся Рабастан. — Я тут уже недалеко — сейчас найду вас, и сходим на нашу площадку. Ты просто слишком неуверенно себя с ним держишь. Никуда не уходите — я буду минут через пятнадцать.

Покуда Рабастана не было, Ойген с Бенсоном носились по почти пустым сейчас дорожкам. Первым его заметил Бенсон — и, залившись радостным лаем, понёсся вперёд, без особого труда таща за собой Ойгена.

— Красавцы, — резюмировал тот, оглядывая их и забирая поводок у Ойгена — и, к его вящей досаде, Бенсон сперва прижался к его ногам, а затем смирно затрусил рядом с ним.

— Как ты это делаешь? — возмутился Ойген.

— Я просто не допускаю мысли, что он может меня не послушать, — ответил тот. — А ты играешь с ним на равных. Конечно, он не станет тебя слушать. Но мы сегодня попробуем что-то исправить — на площадке. Что у вас случилось, что ты с ним сбежал?

— Не знаю! Он уже на что-то лаял, когда я пришёл — кидался на дверь спальни, как сумасшедший. Я смотрел — там нет никого, — Ойген даже покачал головой — для большей выразительности.

— Почуял кого-то, — пожал плечами Рабастан. — Кошка соседская. Ну, или птица. Скорее даже птица — та же ворона. Они бывают ужасно умными — дразнила его, например, через стекло. И он завёлся.

— Вечер уже, — спросил Ойген недоверчиво. — Поздновато уже для ворон. Ты говоришь, дразнила?

— Врановые очень умные, — кивнул Рабастан. — И почту носят не хуже сов. Хотя дразниться умнеют и голуби. Они отлично понимают, что вот там — стекло. И оно ужасную собаку никуда просто не пустит. Бедный Бенсон, — он потрепал его по спине. — Скажи, тебе когда-нибудь доводилось дрессировать кого-нибудь? — спросил Рабастан, когда они подошли к собачьей площадке.

— Если не считать домашних эльфов? — улыбнулся Ойген. — Нет, пожалуй. Даже с курами у меня получалось просто договориться.

— Ладно, эльфы тоже считаются, — решил Рабастан. — Принцип тот же: ясность, твёрдость, простота, неумолимость. Собаки просто понимают меньше слов — или делают вид, что понимают, но интонацию твою превосходно улавливают. И тебе ведь и не нужно заставлять Бенсона перестилать постель или помыть полы. Хотя последнее, кстати, вполне можно устроить, — добавил он, — только потом перемывать придётся. Итак, считай, что это эльф… но необученный. И вы сейчас с ним вместе поработаете.

На площадке выяснилось, что у Рабастана были с собою лакомства, которыми Ойген и подкреплял выполнение команд Бенсоном, не забывая его хвалить. Они начали с базовых — и Ойген только удивлялся тому, как легко и чётко тот их выполнял, казалось, просто их предугадывая. Хоть дома чаще всего даже ухом не вёл, если Ойген требовал от него чего-то, что Бенсон исполнять не собирался. А теперь же Бенсон вставал, садился, лежал по команде, подавал голос, давал Ойгену лапу и даже послушно переворачивался на спину, подставляя живот.

Потом Рабастан показал, как они на пару с Бенсоном проходят полосу препятствий, и Ойген смотрел с восторгом, как по команде «Барьер!» Бенсон берёт барьеры от маленького до самого высокого, где ему пришлось помогать себе лапами. И как грациозно тот шёл по бревну и радостно пролезал в трубу — и Ойген буквально чувствовал, какое удовольствие Бенсон от всего этого получал.

А затем Ойген попробовал всё то же проделать и сам, чувствуя, что словно вместе с Бенсоном преодолевает барьеры и горки — хотя он просто был всё время рядом с ним.

— Кто молодец? — говорил с восторгом Ойген, обнимаясь с Бенсоном. — Ты потрясающий! — он угощал его, вполне заслуженно, и тот так радовался, что Ойгену казалось, будто это он сам сейчас прошёл всю трассу и заслужил награду.

Но на этом их прогулка не закончилась — они взялись за забытую кем-то трепалку, и в конце концов Бенсон настолько вымотал Ойгена, что тот совершенно взмок и уступил ему, отдав игрушку на растерзание. И спросил у Рабастана:

— Ты с ними всегда так? Со всеми?

— Нет, конечно, — улыбнулся Рабастан. — Время от времени. Но мне всё же проще: они меня слушаются. Но у тебя большой прогресс.

— Ужасная работа, — Ойген, едва они вышли с площадки, немного напоказ буквально рухнул на траву — и Бенсон тут же улёгся рядом с ним, довольно помахивая хвостом. — Я умер бы на третий раз. За это надо больше платить!

— Вот с этим я согласен, — Рабастан присел рядом с ними на корточки. — Хотя, на самом деле, кому что… я пробовал работать так, как ты — ты помнишь, чем это закончилось.

— Вот это-то и странно, — Ойген раскинул руки и закрыл глаза. Трава была мягкой, тёплой и пахла… пахла… Он принюхался, поморщился — и буквально вскочил, с возмущением глядя на хохочущего Рабастана.

— Смотри, куда ложишься, — сказал тот, но всё же успокоил Ойгена: — Ты лишь немного промахнулся. Я даже не успел тебя остановить. Тут всё-таки собачья площадка. И это форменное свинство, — добавил он ворчливо, оглядываясь.

— Мы с неё ушли! — продолжал шутливо возмущаться Ойген.

— Всё равно, — Рабастан всё же засмеялся и, сделав ему знак идти за ним, подошёл к небольшой железной коробке, висящей на высоком металлическом столбике… не просто к коробке.

— Это что? — спросил Ойген удивлённо?

— Диспенсер для собачьих пакетов, — Рабастан вытащил один и протянул Ойгену. — Давай-давай, — кивнул он. — Это тоже часть прогулки. Хоть в данном случае сделать это должен был, конечно, кто-то другой — но не оставлять же.

— Асти! — возмутился Ойген, но тот просто вздёрнул брови, и Ойген, показательно и глубоко вздохнув, ушёл убирать собачье дерьмо. Причём чужое! А когда вернулся, показательно держа пакет в вытянутой руке, Рабастан спросил:

— Идём домой купаться?

— Да-а! — расхохотался Ойген, вскакивая. — Но ты должен был предупредить!

— Некоторые вещи, — назидательно проговорил Рабастан, — лучше познавать на опыте. Быстрей доходит. Бенсон, мы идём домой!

Ойген ещё раз оглядел себя и даже ощупал, с подозрением косясь на Рабастана, и они отправились назад — и, когда они уже свернули на их улицу, Ойген спросил:

— Скажи, а ты не мог бы подыграть нам? Немного? В четверг. Приедет бабуля Джозефа, и мы хотели продемонстрировать ей внука в самом достойном виде.

— Кого мне изобразить? — азартно поинтересовался Рабастан.

— Клиента, — поделился с ним Ойген их с Джозефом планом. — Благодарного. И денег заплатить — по существующему безналу, конечно. Впрочем, солидный бумажник с кредитками мы тебе тоже дадим.

— Тут главное, что мне не придётся целовать его кроссовки — не хочу быть снова наёмной силой без права голоса, — предельно серьёзно сказал Рабастан, и Ойген понял, что он имел ввиду. Впрочем, Рабастан почесал холку Бенсона и добавил уже спокойней: — Побуду в шкуре клиента, отыграюсь на вас за все дни интимных услуг ментального свойства — мне того раза надолго хватило, — но буду ужасно щедр.

— Я думаю, что мадам Берковиц куда больше будут волновать мозги её внука, знаешь этот сорт вечно всех недовольных старушек? — иронично улыбнулся Ойген в ответ. — Мы хотели порепетировать сегодня вечером — я помню, у тебя завтра встреча с доктором Купером.

— Давайте, — кивнул Рабастан — и рассмеялся вдруг: — А вообще клиента лучше играть тебе.

— Почему? — удивился Ойген, и Рабастан, посмеиваясь, объяснил:

— У тебя костюм есть. Надо же ему найти достойное применение. Мне он будет короток, увы.

— Костюм в такую жару? — Ойген передёрнул плечами. — Разве только на похороны. Да и зачем показывать бабушке сумасшедших клиентов? Нет, тебя приоденем стильно — и Энн обещала одолжить у часы Фила. Приличные. Не такие, конечно, к которым мы с тобою привыкли, но тебя хотя бы не нужно будет учить их носить. Её это наверняка впечатлит. Да и сама манера держаться… Приличный взрослый респектабельный человек.

— Переживающий не лучшие времена, — Рабастан насмешливо фыркнул. — Ну, раз часы, — протянул он глубокомысленно с уже серьёзным лицом, а затем снова не выдержал — и они рассмеялись вместе.