Изгои (джен)

Проснулся Ойген от короткого звука и вибрации телефона. И ещё полусонным посмотрел на экран и заулыбался, увидев, от кого пришла смс. И, пока отвечал, проснулся — и, потянувшись, покосился на занавешенное окно, с удивлением не обнаружив за ним просвечивающего сквозь ткань солнца. Потому что в первый момент ему показалось, что оно непременно должно там быть… впрочем, в последнее время с ним это часто бывало, когда он переписывался с Ролин.

Она ответила, и он, жмурясь от удовольствия, снова написал ей — и как же хорошо было вот так валяться, переписываться и никуда не торопиться!

Это был самый неспешный роман в его жизни — Ойген с Ролин были знакомы уже два месяца, а он даже не мог с определённостью сказать, встречаются они или просто дружат. И хотя они виделись не так уж и часто, по большей части переписываясь по смс, но… но их встречи не были похожи ни на дружеские прогулки, ни на свидания, и он наслаждался ими, словно выпадая из своей непростой реальности в настоящее солнечное волшебство, чувствуя, как напоённое музыкой и танцами лето становится ярче. А когда Ролин не было рядом с ним, через весь Лондон летели одна за другой смс, каждая из которых, словно капелька солнца, согревала Ойгена, на мгновенье опьяняя и заставляя глупо, но так счастливо улыбаться.

И всё-таки ему хотелось какой-нибудь определённости! Хотя нет — не «какой-нибудь». Он скучал по Ролин, скучал сильней с каждый встречей, и он хотел бы ей рассказать, кем она для него стала. И, может быть, услышать то же в ответ от неё…

Но пока что они просто переписывались, договариваясь о свидании во вторник утром, его экзотический выходной.

«Что ты думаешь о воде?» — высветилось на экране, и Ойген перекатился на спину, поднимая телефон над собой.

«В сакральном смысле?» — ответил он, и ответ пришёл почти сразу.

«В смысле приятного летнего отдыха :-)» — написала Ролин, и он улыбнулся шире. Его пальцы забегали по кнопкам быстрей:

«Я умею неплохо плавать».

Ответа не было около долгих двух с половиной минут, но вот телефон завибрировал снова:

«Ты молодец! А как насчёт вспомогательных средств?», а затем Ролин, вспоминая один из прежних их разговоров, сама предложила покататься на лодке по озеру Серпентин, а затем прогуляться в Гайд-парке, и Ойген сперва с энтузиазмом поддержал эту замечательную идею, утопая в томительном предвкушении, ровно до тех пор, пока не задумался о том, что не то чтобы не умеет грести по-настоящему, но делал это лишь в ранней юности, а после обходился исключительно чарами. Теперь же ему придётся работать руками. Оставалось лишь надеяться, что этот навык, как полёты на метле, со временем не исчезает, и легко вспоминается в любой нужный момент. Ему совершенно не хотелось опозориться перед Ролин!

Ойген потянулся в постели, а потом вдруг принюхался — с кухни тянуло ароматом жарящегося бекона, и Ойген, всё ещё не выпуская телефон из рук, выскользнул из-под одеяла, натянул шорты, и выбрался-таки из спальни. Он заглянул сперва в ванную, а затем продолжил свой путь на запах.

Рабастан обнаружился за плитой, вместо того чтобы сидеть за своим компьютером — он в фартуке стоял у плиты, переворачивая скворчащие на сковороде кусочки бекона.

— Клиенты с самого утра? — спросил он, глядя, как прислонившийся к косяку Ойген набирает очередное сообщение на телефоне.

— Да, — Ойген слегка смутился и тут же сменил тему: — Ты же не собрался обменять рассказ на завтрак?

— Какой рассказ? — Рабастан так натурально удивился, что Ойген почти поверил, что он действительно забыл — или не понял.

— Про тот монумент в Атриуме. Почему я не в курсе? Как же это мимо меня прошло, а? Я, может быть, до сих пор не могу в себя прийти от таких новостей!

— А я-то надеялся, что ты забудешь, — хмыкнул Рабастан. — Я разве обещал рассказать сегодня?

— Практически, — Ойген начал накрывать на стол. — По крайней мере, я всю ночь предвкушал именно это.

Рабастан с сомнением на него посмотрел и просто пожал плечами:

— Да нечего особенно рассказывать, — и сморщился, словно разжевал что-то кислое.

— Асти, но как тебя вообще угораздило? Ты, конечно, талант, но я не припомню, чтобы ты был ещё и скульптор!

— Ну… смотря с кем сравнивать, — губы Рабастана искривила неприятная улыбка. — Впрочем, у Лорда были свои резоны. Кому ещё он мог в таких вещах доверять?

— Лорд? — недоверчиво переспросил Ойген.

— Да, после нашего провального налёта на Отдела Тайн у Лорда остались счёты к фонтану Волшебного Братства… Ты же помнишь, как болезненно он реагировал о любом напоминании о собственных неудачах?

Ойген поморщился и кивнул:

— Я помню как он лично превратил фонтан в груду обломков при штурме, и пол в Атриуме начало заливать водой.

— Уже тогда у него был… концепт, если так можно выразиться, — Рабастан переложил на тарелки со сковороды бекон и разбил в неё яйцо. — Он пришёл ко мне в мастерскую. Сам, — ещё одно. — Лично, — и ещё. — Понимаешь, пришёл, -- последнее яйцо зашипело на сковороде, — мол, я хочу поговорить с тобой как художник с художником. Мы вместе работали над эскизом.

— Лорд умел рисовать? — потрясённо спросил Ойген.

— Умел… когда-то. Ойген, я знал его немного дольше, чем ты. У него была масса талантов, — губы Рабастан скривились. — Но после того, кем он вернулся... Наверное, он бы мог и сам что-нибудь набросать. Но в рисунках должна быть душа, а у него с этим явно было не всё в порядке. Я ведь и сказал: «концепция». А эскиз… рисовал уже я, — он выключил конфорку, снял сковороду и разложил яичницу. — Прошу, — Рабастан опустился за стол. — Лорд остался доволен, насколько он вообще мог. Он тогда так и сказал, мол, я вижу что ты меня превосходно понял. Доведи это всё до конца. Займись, увековечь своё имя. Набери себе подмастерьев, если потребуются… деньги будут. В общем, действуй. И что мне было делать? Пришлось… ваять. Подмастерья прибились сами — это был первый и последний раз, когда я согласился на что-то подобное. Почти всё я отдал на откуп им, но доводить до ума детали всё равно приходилось мне. Но я очень постарался, чтобы моего имени нигде не осталось.

— Как? — Ойген ощущал что-то вроде мандража.

— Ну… лесть, как и золото — оружие универсальное, — Рабастан чуть хмыкнул — вышло горько. — В конце концов, ну — что я. Так… внёс технические правки. Потомки должны знать имена тех, кто этим горел. Копии первых эскизов, конечно, остались, где-то в архиве… но в Министерский Архиве при желании можно потерять даже стадо пегасов, и я действительно надеюсь, что моё имя всё же никогда не всплывёт. Хотя в таких делах никогда нельзя быть в чём-нибудь уверенным. А ведь был ещё и портрет.

— Чей? — спросил Ойген, впрочем, догадываясь об ответе.

— Лорда, — Рабастан взял салфетку и обтёр губы. — Парадный. Ты знаешь, боевик из меня… Мне много стоило участие даже в штурме… И меня не трогали до весны. Я же тогда работал над парадными портретами… всех. Многих успел. Его не дописал, — Рабастан чуть сощурился и дёрнул углом рта. — Осталось лицо.

— Символично, — заметил Ойген.

— Да, весьма, — Рабастан вдруг поглядел ему в глаза и спросил: — Знаешь, почему?

— Нет, — тихо отозвался тот. — Почему?

— Лицо обычно пишут последним, вдыхая в картины жизнь. Заканчивают, как правило, последним мазком в глаза. А я не хотел писать безумие. Мне казалось, оно неуместно на парадном портретом, а таким, каким Лорд когда-то был… он бы просто не получился. — Рабастан прикрыл на мгновенье глаза — а потом улыбнулся уже вполне обычно. — Так что Лорд висит там где-то у меня — без головы.

Они рассмеялись вместе — и принялись уничтожать яичницу, а мысли Ойгена снова вернулись к Ролин. Если он и вправду хочет быть c ней ближе, ему придётся рассказать ей если не всю правду, то, по крайней мере, то, что можно и нужно ей рассказать. О том, кто он, и где провёл так много времени. Прежде они с ней не касались этой не слишком приятной темы, но Ойген не хотел ей лгать. И не хотел изображать из себя того, кем не является — ему совершенно точно хватило одного подобного романа.

Он, конечно, понимал, что может её потерять, и эта мысль наполняла его печалью и меланхолией, но… но близость не рождается на лжи. И если он действительно её желает — ему придётся рассказать. И она имеет право знать о таких вещах, если они хотели быть кем-то большим, чем история на одну ночь.

Он провёл в этих раздумьях почти всё воскресенье, и лишь утро понедельника его слегка отвлекло. Оно, как и прочие подобные дни, принесло ему воспоминания о его первой работе у магглов. Периодически ему приходилось брать на себя роль курьера, развозя документы клиентам, у которых рабочий день начинался утром. Счета он мог бы отправить по почте, а вот то, что требовало подписи, он предпочитал не выпускать из рук: два договора умудрились уже потерять, а ещё один съела собака. Он, конечно, выпустил новые, но времени тогда потерял…

Впрочем, сегодня он быстро закончил, и вместо того, чтобы поехать домой, отправился прямиком в офис — ему хотелось, во-первых, поработать с отчётностью, а ещё поговорить с Энн наедине и спокойно: Марк обычно появлялся ближе к обеду, потому что в первой половине дня был занят, а Джозеф отписался, что поехал чинить очередной павший жертвой какой-то криворукой девицы комп.

— У нас вновь проблемы? — спросила Энн, едва его увидев. — Полдесятого на часах!

— На сей раз все проблемы исключительно и только у меня, — успокоил её Ойген, — причём лишь в голове. Не о чем волноваться.

— И я могу помочь? — просила она с весёлым энтузиазмом. — Я готова!

— Ну, на самом деле я планировал сначала поработать немного, а потом уже как-нибудь как будто между прочим задать тебе личный вопрос, — засмеялся он.

— Я не против, — кивнула Энн. — Можно заварить чай — и, ставя на стол чашку, сказать: «А кстати…».

— У меня есть грейпфрутовый сок, хочешь? — предложил он, извлекая ещё холодный пакет. — И, кстати — скажи, Энн, ты когда-нибудь нас боялась? Асти? Меня?

— Хм, — она почему-то совершенно не удивилась и, забрав у него сок, задумчиво отвернула крышку. — Нет. А стоило бы?

— Ты же знаешь, за что мы оба сидели, — он принёс два стакана и поставил их на её стол. — И это должно пугать, вероятно. Если уж не вызывать отвращение.

— Ты знаешь, — она наполнила стаканы розовой жидкостью, — у меня слишком сложная семейная история, чтобы судить.

— Ты про своего дедушку из коммунистического подполья? — понимающе спросил он, беря стул и садясь напротив неё.

— И про него, — Энн кивнула и задумчиво постучала ногтем по краю стакана. А потом улыбнулась и добавила: — А вообще я доверяю своей интуиции. И она мне говорит, что ты не страшный.

— Совсем? — он шутливо оскалился, изображая вампира. — А так?

— Совсем, — она покачала головой. — Увы.

— Даже немного обидно, — вздохнул он, пряча улыбку.

— А самое главное — ты понравился моей маме, — сказала Энн уже серьёзно. — А моя мама видела разное. И ей было от чего сбежать с моим папой… И она говорит, что глаза у тебя хорошие.

— Они просто красивые, — полушутливо возразил он. — Тут мне повезло.

— У тебя очень, очень-очень плохо получается изображать придурка, — покачала головой Энн. — Дурак из тебя выходит вполне достоверный, а вот придурок — нет, — она показательно вздохнула. — Лучше даже не пытайся.

— Ты меня смутила, — признал он. — Мне остаётся лишь надеяться, что твоя мама не ошиблась.

— Она никогда не ошибается, — заверила его Энн. — И, кстати, с ней согласен и гороскоп: он у тебя весьма неплохой, и как деловые партнёры мы совместимы. А что может быть важней совместимости гороскопов?

— Неплохой… что? — недоверчиво переспросил Ойген.

Пусть курс Прорицаний, вобравший в себя астрологию, и были одним из тех предметов, которые многие выбирали, Ойген относился к нему довольно скептически — составить хороший и качественный гороскоп, насколько он знал, наслушавшись от одной милой мисс, сдававшей по нему тогда Тритон, было достаточно кропотливым трудом. Не то что эта приторная чушь, которую печатал в Ведьмополитен на десятой странице. И уж тем более это было абсолютной чушью у магглов. Может быть, общую для двух миров Астрономию магглы и подняли до неимоверных высот, и Ойген был зачарован тем, сколько им удалось узнать о строении их вселенной, Астрология же, как и другие способы предсказать что-нибудь, были уделом сумасшедших и шарлатанов. И Ойген совершенно не ожидал услышать что-то такое от Энн: она вовсе не производила впечатления человека, который верит тому бреду, во что здесь выродилась астрология. Вот Мэри бы могла… и верила — и это Ойгена не удивляло. Но Энн?

— Гороскоп, — повторила она, и в её взгляде мелькнуло что-то вроде… снисхождения? — Мама неплохо в этом всём разбирается, да.

— Твоя мама? А… что ты… — он чуть было не спросил, что она вообще знает о гороскопах, но от неожиданности не мог верно подобрать слова.

— Ойген, ты знаешь, что на родине моих предков без гороскопа приличные люди стараются не жениться? — засмеялась Энн. — Уж не говоря о том, чтобы бизнес вести. Я, конечно, не про эту чушь упрощённую чушь для домохозяек. Ну знаешь, Шэньсяо. Учение о божественном небе. Настоящий гороскоп всегда индивидуален и составляется обычно ещё при рождении.

— И на что похож мой? — в детстве ему составляли гороскоп, конечно, и он читал его, но… но гороскоп от магглы? Ему было невероятно интересно — и если бы он ещё помнил, о чём говорилось в его! То есть он забыл не всё, конечно, но…

— Ну, как-нибудь зайдёшь к нам, и мама тебе всё сама расскажет? Она, правда, рассматривала тебя, большей частью, с точки зрения бизнеса, партнёрства и нашей совместимости, но, думаю, не откажется обсудить его с тобой и более личные темы. И погадает на Книге Перемен для тебя. К слову, наш брак был бы обречён изначально… Мы бы поубивали друг друга.

— Э… да? — он округлил глаза.

— У тебя такой потрясённый вид, словно я тебе сказала, что выхожу замуж вместо тебя за покойника, — улыбнулась Энн. — И зову тебя погулять на свадьбе.

— Ты, — на всякий случай, уточнил он, — ведь пошутила сейчас?

— Смотря о чём, — Энн совсем развеселилась, и одно это уже стоило того, чтобы начинать этот разговор. — Замуж я пока не собираюсь.

— А, — с подчёркнутой осторожностью поинтересовался Ойген, — про покойника?

— А что покойник, — она сделала удивлённое лицо и, наконец, отпила сок. — Так бывает, да. Минхун, — Энн начертила пальцем на столе два невидимых иероглифа, — призрачный брак, или брак духов. Живой заключает брак с мёртвым… ну, или женят двух покойников.

— Зачем? — озадаченно спросил Ойген.

Он, конечно, знал о так называемых посмертных браках, заключаемых обычно чтобы узаконить ожидаемого младенца. Но тут дело явно было не в этом… или не только в этом.

— По-разному, — легко ответила она. — Например, чтобы продолжить род: тогда супруга покойного может усыновить ребёнка. Или…

— Но ведь он не будет его сыном, — недоумевающе возразил Ойген. — Или дочерью. По крови.

— Не важно, — пожала Энн плечами. — Там это не важно. Если ребёнок принят в семью — он свой. Другая традиция. Ну, или духу умершего одиноко, и он хочет обрести спутника. Вернее, спутницу, чаще всего.

— В каком смысле, — очень, очень осторожно спросил Ойген, — дух хочет? Он… как он может сообщить об этом?

Ойген чувствовал себя ужасно странно, задавая этот вопрос. Потому что, с одной стороны, он сам прекрасно знал ответ — но с другой, ответ этот был справедлив для волшебников. Они умели разговаривать с умершими, и духи умели сделать так, чтоб их услышали — но магглы? Чтобы магглы так запросто могли с ними поговорить? Он, конечно, видел фильмы, где случалось подобное — но до сих пор считал, что магглы всё это относят к сказкам, условностям, вроде того же Санта-Клауса и фейри, которые облегчают жизнь министерским обливиэйторам. Но Энн так буднично рассуждала об этом, словно бы не верила, а просто знала, что духи в самом деле существуют и могут чего-то желать. Хотя до этого момента Ойген бы никогда даже не подумал, что она может… что? Верить? Знать? Он сам запутался, и решил обдумать это позже.

— Есть разные способы, — Энн снова засмеялась и, поднявшись, подошла и обняла сзади, со спины за шею. — Секрет в том, чтобы до личного общения с покойниками не доводить. Как-нибудь я расскажу тебе о голодных духах. Бедный Ойген, — она погладила его по волосам, и он, обернувшись, тоже её обнял. — Современному городскому британцу всё это слишком сложно… но ведь ты же романтичный ирландец — ты разве не веришь в фейри? Или в лепреконов?

— В лепреконов верю! — тоже засмеялся он, сводя эту странную беседу к шутке. — И в феи, конечно, тоже. Но брак двух умерших — это… довольно странно.

— Им там одиноко, — она улыбнулась. — Я не говорю, что это так — но многие в это верят. Впрочем, это всё, конечно, очень зыбко — и, в отличие от гороскопов, проверить это сложно. Ну что — давай работать? — спросила Энн, и он, конечно же, не стал спорить.

Правда, вместо работы Ойген сперва побродил по каким-то тематическим сайтам, а затем сам не заметил, как, пользуясь многочисленными сервисами и подсказками, начал вычислять свою совместимость с Ролин… а потом, усмехнувшись прогнозам оракулов, отправил ей смс, она тут же ему ответила, и солнце, выглянув на миг из-за густых облаков, на миг осветило их офис.