Изгои (джен)

На обратном пути Марк предложил развести всех по домам или кому куда нужно. Первым их покинул Джозеф, которого они высадили у метро — ему нужно было ехать куда-то на другой конец города, и он наотрез отказался от предложения Марка туда его отвезти. На заднем сидении стало просторней, и Ойген расправил плечи.

Затем они довезли Рабастана до дома, в котором жил Бенсон — и Ойген даже в машине услышал знакомый радостный лай и еле удержался от того, чтобы не выйти тоже… но увы — ему уже пора было на работу. Когда Рабастан с ними простился, Энн кошкой перебралась на переднее сиденье — и они поехали в кафе.

В результате на смену Ойген явился даже немного раньше обещанного, и Эмили вместо приветствия спросила его укоризненно:

— Небось, сослался на дела и сбежал пораньше?

— Ни в коем случае! — возразил он. — Мы строго выдержали правило уходить с теми, с кем ты пришёл. Спасибо тебе, — он посмотрел, как она, отметив время своего ухода, вышла из своей учётной записи на рабочем компьютере. — Скажи, когда мне за тебя отработать.

— Успеется, — она отмахнулась. — Вот приболею осенью — и выйдешь. А пока… — она махнула рукой и попеняла ему: — Сейчас едва половина восьмого, а не восемь.

— Эти часы отстают, — ответил он очень серьёзно, указывая на большие часы на стене. — Сейчас ты уйдёшь — и я всё поправлю.

Она только головой покачала, махнула рукой — и ушла, а он, усевшись в ещё тёплое кресло, лениво вбил свой пароль. Да, работать после такого ужина было практически невозможно и второй кусок персикового пирога со взбитыми сливками был явно лишним. Но конец месяца был уже носу, и Ойген должен был выставить всем счета и подготовить отчёты о тратах средств на рекламу.

Коротко завибрировал телефон, и Ойген, ещё даже не видя, от кого смс, заулыбался — и оказался прав. Впрочем, он уже давно угадывал, когда писала ему Ролин, и не ошибался почти никогда. Он ответил, но заставил себя всё-таки отвлекаться не слишком сильно и открыл таблицу со сводным списком клиентов и отчёты от Энн — хотя настроение у него было и совсем неподходящее, чтобы заниматься все этим, но он не мог позволить себе оказаться его заложником. Даже Ойген Мальсибер не всегда мог позволить это себе, что уж до Ойгена Мура. Когда-то потом, он, возможно, и сможет следовать лишь текущим желаниям, но не сейчас.

Впрочем, мысль о том, до вторника оставалось совсем немного, и уже послезавтра они с Ролин вновь увидятся, вдохновляла и придавала Ойгену сил. Пожалуй, даже немного бодрила — впрочем, бодрили его, скорей, смс, сыпавшиеся одна за другой. Увы, через полчаса поток их иссяк: хотя Ролин сегодня не работала, у неё тоже были свои дела… И Ойгену было невероятно любопытно, какие именно. Но сама Ролин туманно называла это «подготовкой к грядущему в понедельник эфиру», а расспрашивать подробней Ойген пока не хотел: они с самого знакомства играли в таинственность, и Ойген наслаждался этой непривычной для него игрой.

Но зато теперь его ничто точно не отвлекало, и он сумел сосредоточиться на счетах. Ему вообще куда лучше работалось вечером или ночью — с утра же он предпочитал наслаждаться очередным наступившим не то чтобы слишком рано днём.

— Здравствуйте, — услышал он неуверенный негромкий женский голос и, подняв голову, увидел женщину лет, наверное, пятидесяти с приятным мягким лицом. — Вы мистер Мур? Ойген Мур?

— Добрый вечер, — он бросил взгляд на часы. Без четверти одиннадцать. — Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте, — очень доброжелательно повторила она. — Мне сказали, что к вам можно обратиться. Может быть, вы сможете помочь.

Она говорила по-английски вполне правильно, однако восточно-европейский акцент и общее впечатление выдавали в ней человека, который не так уж давно и долго общался с коренными британцами. Впрочем, держалась она хотя и очень вежливо, но вполне уверенно — а значит, жила здесь, скорее всего, легально.

— Буду рад, — он улыбнулся ей подбадривающе и спросил: — Расскажите, что у вас случилось?

— Мне сказали, — она явно волновалась, — что вы занимаетесь животными. И, может быть, вы сможете помочь.

— Кто у вас потерялся? — сочувственно спросил Ойген.

— Никто не потерялся, — возразила она, и даже покачала головой для убедительности. — Мне нужно котику найти хозяев. Пристроить. Там, понимаете, такая странная… нет — грустная история… простите, я не… — она покачала головой, и постарался, чтобы голос его прозвучал успокаивающе:

— Я думаю, я понимаю вас. Пристроить? Вы кого-то нашли?

— Нет, — она вздохнула, и Ойген слегка нахмурился. Пристроить? Он никогда в жизни не пристраивал никаких животных. Потерянных помогал найти, и даже наоборот — находил хозяев тех, кого случайно нашли — но пристраивать? — Там, знаете… Я работаю помощницей по хозяйству в одной семье, — заговорила она взволнованно. — Я прихожу к ним два раза в неделю, в четверг и в понедельник. И вот… У них там живёт Болл. Он Болдуин, но все зовут его Болл. Он кот. Такой, вы знаете, с низкими ушами. Вот такими, — он приставила руки к своим ушам и опустила пальцы вниз.

— Шотландский вислоухий, — Ойген кивнул. За это время он стал настоящим докой в породах собак и кошек.

— Да, — она обрадовалась. — Ему уже пятнадцать лет, и он никому не нужен.

— Ну, — осторожно проговорил Ойген, — иногда, кажется, что…

— Нет-нет, — возразила она и попросила: — Пожалуйста, можно я расскажу?

— Да, конечно. Извините, — он немного смутился.

— Болл живёт в отдельной комнате. Один. Его не выпускают, не кормят, не дают воды. И туалет не чистят. Там миска есть, большая — я туда воду наливаю, и вот она стоит, пока я снова не приду. Я прихожу — она уже… — женщина замялась, подбирая слово. — Как суп. Плотная.

— Густая? — подсказал Ойген.

Он чувствовал себя всё более неловко. Чем он мог помочь? Он не умеет никого пристраивать. Хотя есть форумы, конечно, соответствующие, и он некоторые знает…

— За ним раньше их помощница ухаживала. Другая, — продолжала женщина, волнуясь. — Они тогда жили в большом доме. А теперь живут в половине маленького — хотя там тоже места много. Но той помощницы нет больше, вместо неё я — но только два раза в неделю и на четыре часа, и у меня нет времени. Не хватает, — она покачала головой. — А прежде она им занималась — и причёсывала, и кормила, и к доктору возила раньше. И там так жарко!

— Жарко? — Ойген встал и решительно предложил ей: — Пойдёмте, сядем за стол.

Про оплату Ойген умолчал — в конце концов, он что, не может заплатить за час интернета?

Он провёл её за один из пустующих столов, и даже включил компьютер. Народа в зале было уже совсем немного, и большинство посетителей сидели в чатах или сёрфили в интернете, так что до Ойгена никому из них не было никакого дела. Он вежливо придержал гостье стул — она заколебалась и донельзя смутилась, но всё же села, и он опустился рядом, но стараясь, чтобы между ними оставалось пространство хотя бы в пару футов.

— Вы говорите, что там жарко, — напомнил он.

— Да, — она кивнула. — Да. Там комната под крышей… как это называется…

— Мансарда? — подсказал он.

— Да, — благодарно закивала. — Там крыша очень нагревается… сейчас, когда дожди, там лучше. А когда была жара, так было страшно… И зимой там жарко — там отопление. И камин. Та часть, где… — она замялась, — где бывает Санта.

Ойген не сумел сдержать улыбку. Да, эта женщина знала не слишком много слов — но она пользовалась ими виртуозно.

— Дымоход, — подсказал он, и она кивнула:

— Да. Там жарко… и вот у него вода. И он никогда не был на улице — он всегда жил дома. Он очень ласковый! Он очень ласковый. И добрый. И людей любит. И у него больные лапы, — она указала на свой сустав. — Большие. Давно. Он ходит медленно. Я его к врачу свозила. Хозяева не жадные — они денег дали. Он им не нужен просто, но они не жадные. У меня есть все анализы, — она открыла сумку, и Ойген с отчаянием понял, что она сейчас вручит ему их… и что, что он должен сделать? Он их даже не поймёт!

— Потом, — попросил он, и она, кивнув, закрыла сумку.

— Он очень хороший. И болеет, но не очень сильно. Но его никто лечить не будет. А я не могу его забрать, — она вздохнула. — Мы не можем, — она покачала головой. — У Стефании… сестры моего мужа аллергия. Мы вместе живём, и она… — она опять замялась, а потом сжала рукой своё горло и задышала тяжело и быстро, и Ойген торопливо кивнул:

— Я понимаю. Аллергия.

— Очень тяжёлая. С тех пор, как она работала на грибной ферме, — она вздохнула. — Теперь к его хозяевам приехала младшая дочка, тоже аллергия, — очень расстроенно и взволнованно продолжила женщина. Её пальцы нервно теребили ремень сумки. — Она жила в другом месте, когда у них был большой дом. А теперь приехала. И тоже, — она вновь сжала своё горло. — Я их не виню. Ребёнок, — она вздохнула. — И они решили Болла усыпить. Вы знаете, — она заглянула Ойгену в глаза, — когда я его привозила к врачу, его там причесали и постригли… — она показала на свой коротко подстриженный ноготь. — Они у него были такие огромные! И… — она опять замялась, а потом показала Ойгену согнутый палец. — И почти… — её взгляд стал очень виноватым и расстроенным, и Ойген успокаивающе коснулся её руки:

— Вы всё очень понятно объясняете.

— Спасибо, — благодарно кивнула она. — Они… — она опять согнула пальцы и буквально впилась ногтями в край ладони. — Они в его кожу…

— О, — Ойген вновь нахмурился и очень сочувственно покачал головой, вспоминая, что он знает о том, как пристраивают животных. В принципе, вряд ли это сложнее, чем искать потерянных… но кому нужен пятнадцатилетний больной кот?

— Ему их отрезали, — сказала женщина. — И он даже ходит теперь лучше… Он такой ласковый! Он так плакал, когда мы уезжали… Хозяева согласились поискать ему новых хозяев, — продолжила она. — Но не очень долго. Месяц. И вот мне сказали, что вы можете помочь. Я заплачу вам!

— Не надо! — быстро возразил он. — Я не беру за это деньги.

Она проговорила что-то на незнакомом языке, полном одних шипящих, и растроганно сказала уже по-английски:

— Спасибо вам. Но я могу заплатить. И Франтишек… мой муж не против. Нет, совсем!

— Я никогда за это денег не беру, — твёрдо сказал Ойген. — Ни с кого.

— Нет? — она напряжённо посмотрела на него — и улыбнулась. — Нет. Вы добрый человек.

— Нет, просто… мне понадобятся его фотографии, — сменил он тему. Почему-то её реакция и эти слова не просто Ойгена смутили — он чувствовал себя неловко, словно бы его хвалили за чужие заслуги. — Хотя бы пара. Сможете их сделать?

— Нет, — она расстроилась. — Нет, я… у меня нет…

— Ничего, — он улыбнулся ей подбадривающе. — Фотоаппарат я найду… а эти люди пустят к себе в дом посторонних снять кота?

— Пустят, да, — она закивала. — Со мной. Пустят. Они не злые. Он просто им не нужен. Его немного надо полечить — тут всё есть, — она вновь указала на свою сумку. — Немного. И его надо кормить правильно. Есть такой корм. И к доктору возить… Пожалуйста, — она посмотрела на Ойгена очень серьёзно. — Я не знаю, кого мне ещё просить. Не знаю.

— Я сделаю всё, что могу, — пообещал ей Ойген. — Давайте так: я напишу сейчас эту историю и повешу… и попробую сделать так, чтобы её прочитало как можно больше людей — и поищу фотоаппарат. А вы оставьте мне ваш номер телефона и скажите, когда можно будет сходить к вашему коту в гости.

— Вот завтра, — ответила она, и Ойген практически застонал. Ну почему всегда всё происходит в один день?! — Вечером. Я у них убираю с пяти до девяти. Можно прийти.

— Ага, — что ж. Он просил? Пожалуйста — он успевает. Только снова должен договариваться с кем-то. Можно Рабастана попросить… или вот Энн, к примеру. Или… — Отлично. Если я найду до завтра фотоаппарат, я вам позвоню. Вот, — он достал свой телефон. — Скажите мне ваш номер. И как к вам обращаться?

— Катаржина Ольжевская … — грустно улыбнулась она и видимо что-то прочитав по его лицу добавила: — здесь… это всем непросто. Кася. На моём бейдже так, — она коснулась места, где он обычно крепился, а затем чётко и медленно продиктовала номер своего телефон.

Они посидели ещё немного — она рассказывала про кота, про то, какой он ласковый и как скучает, а Ойген с тоской думал о том, что ничего не выйдет. Ему пятнадцать, и он болен — кто же его возьмёт?

Нет, ничего не выйдет.

Ойген вдруг разозлился на себя. Не выйдет? Это мы ещё посмотрим, сказал он — и поймал себя на том, что щурится и сжимает пальцы, словно в них есть палочка.

Посмотрим.