Изгои (джен)

День святого Валентина неумолимо надвигался на них, и пусть до него ещё оставалась пара недель… даже две с половиной, если верить календарю, однако клиенты Лимбуса озаботились рекламой и всей праздничной суетой на своих сайтах заранее, желая, как и положено, нажиться на всех романтичных влюблённых. Так что вопрос о том, где раздобыть дешёвую… очень дешёвую рабочую силу встал перед Ойгеном уже сейчас. На многих сайтах следовало развесить сердечки, разместить новости с миленькими картинками и вывесить скидки и специальные предложения, в то время как главные силы были брошены на уже почти готовый сайт «Л-Сити Ньюс», который уже вот-вот можно будет запускать в продакшн. К тому же было много других не менее важных вещей, которые они едва успевали разгребать. Сам же Ойген буквально тонул в счетах и переговорах, однако именно ему приходилось отвлекаться на всю эту сладкую розовую ерунду, которая не была особенно сложной, но отнимала массу времени. И если на его любимый сайт с пирогами оказалось достаточно добавить праздничный ассортимент и два сердечка на главной странице, то сантехника старины Салазара желала украситься сердцами вся — поимённо. Комментировать, как будут выглядеть смесители и унитазы в сердечках, Ойген не стал, только следил, чтобы случайно не вышло слишком уж пошло. И отдельно присвистнул, увидев, сколько стоит двухместное джакузи, пусть даже со скидкой.

Утешало его во всей этой деятельности только то, что они с Ролин договорились повести ночь с четырнадцатого на пятнадцатое вместе — и неважно, что Ойгену на следующий день предстояло работать. В конце концов, не с утра же… так что у них будет время и выспаться, и даже не только позавтракать вместе, но и съесть ланч. Ролин, правда, заявила, что «праздника розового безумия» ей довольно и на работе, так что лично она будет отмечать день бесплатного шоколада — и предупредила Ойгена ни в коем случае и ни за что шоколад не дарить:

— Того, что принесут коллеги и пришлют слушатели, мне хватит до Рождества. Не усугубляй, пожалуйста, иначе я лопну или засахарюсь.

— Я принесу спагетти и острый соус, — пообещал Ойген ещё неделю назад. Они сидели на её кухне, и Ролин в одной рубашке и босиком варила на плите свой густой кофе. — И равиоли с рубленой говядиной, беконом и сыром.

— О да-а-а! — томно протянула она, облизнувшись. — И вот ими я делиться не с кем не буду. Возможно, кроме тебя.

— В принципе, — улыбнулся Ойген, — их можно сделать в виде сердечек…

— Вот только посмей, — пригрозила Ролин. — Я скормлю тебе весь свой шоколад!

— В меня не поместится, — подумав, возразил он.

— Я возьму тебя в плен, — пообещала она. — А ночью свяжу и вставлю в рот трубку. И буду кормить. Силой.

— Ну, это гуманно, — заметил Ойген. — Я же не гусь. Но, так я, по крайней мере, не почувствую вкуса.

— Да, это какое-то слишком извращенное фуагра, — тут же отказалась от этой идеи Ролин. — Ладно — но... как долго ты сможешь задержать дыхание, если зажать тебе нос… И когда ты решишь вдохнуть, можно будет закинуть тебе в рот очередную конфету, которая будет медленно таять во рту, пока ты жаждешь очередной глоток кислорода. Наверное, рот тоже придётся зажимать каждый раз как коту, чтобы ты не плевался?

— Наверное, — согласился он. — Но вообще тут что-то не так, в этой технологии… надо подумать, как лучше сделать.

— Ну, у меня ещё есть время, — кивнула Ролин и поглядела на него вопросительно. — Впрочем, возможно, ты принесёшь нормальные равиоли, и мне не придётся опускаться так низко?

— Ну, — неуверенно протянул он, — я даже не знаю… у меня же есть время подумать?

Однако же шутки шутками, а украшать сайты было необходимо — и Ойген фатально не успевал. Так что в среду с самого утра, Ойген сидел в переговорной вместе с Толлетом и размышлял, что хочет и может предложить той самой недорогой рабочей силе. Выходило не слишком весело: он прекрасно понимал, что совсем бесплатно, конечно, заставить кого-то работать не может. Но и платить много студии было действительно нечем — требовался компромисс. Как минимум с совестью: где же домовые эльфы, когда они так нужны…

В конце концов, Ойген решил остановиться на пяти фунтах в час, сочтя это справедливой оплатой. Да, это было ниже его ставки в кафе, и вообще ниже минимальной зарплаты Соединённого Королевства — но ведь это же стажировка, попытался он убедить сам себя.

— Тем более, на полный рабочий день они вам всё равно не нужны, — спокойно заметил Толлет, с которым неторопливо и обстоятельно обсуждал всё, что его терзало. — Так что имеет смысл им платить исключительно за отработанное в студии время.

— Думаешь? — Ойген глянул на Толлета исподлобья, и тот кивнул:

— Ну, можно кофе предложить бесплатный ещё, и, к тому же, быстрый и такой же бесплатный интернет. Вот так капитализм и работает, — ухмылка у Толлета вышла острой.

— Не хочу быть капиталистом — вздохнул Ойген.

— Пока другой возможности у тебя просто нет, — Толлет тоже вздохнул.

— Тогда мне будет, к чему стремиться, — Ойген сумел улыбнуться.

— Поговорим об этом лет через пять, запишу себе в ежедневник, — ответил Толлет.

— Не видел у тебя ежедневника, — заметил Ойген.

— Храню его дома, в сейфе, — Толлет немного грустно пожал плечами. — В какой-то момент я понял, что это единственная возможность его потом вообще найти.

Он хлопнул Ойгена по плечу и ушёл работать, оставив его в задумчивых попытках понять, о противоречивой натуре Толлета и том, что вообще ждёт их всех в будущем. Впрочем, Ойген понимал, что, хотя на пять лет вперёд заглянуть он не может — да он даже и на прорицания-то в школе не ходил! — однако ближайшее будущее всё-таки прозревал: если они кого-то найдут, этому кому-то нужно будет на чём-то работать, а значит, нужно позвонить Лукасу и узнать, нет ли у него какого-нибудь простого и недорого железа, достаточного, чтобы на нём могли работать стажеры. Потому что единственная альтернатива — сажать их в зале кафе за свой счёт... но на это у Лимбуса денег не было…

Позвонив Лукасу и проболтав с ним с четверть часа, Ойген попытался хотя бы для себя сформулировать пожелания к возможным стажёрам. Чего он, собственно, от них хочет? И если с профессиональными умениями Ойген определился довольно быстро, то все его попытки составить хоть какой-то список желаемых человеческих качеств закончился размытой, но предельно понятной ему самому формулировкой «они должны вписаться в нашу компанию». С другой стороны, это ведь просто стажёры, сказал он сам себе. Если мы не сработаемся, то просто попрощаемся с ними, решил он. И всё.

Оставалось лишь написать рекламный текст — и часам к трём Ойген смог годиться собой, родив на свет текст листовки, в которой ярко и, как он надеялся, убедительно расписал прелести и преимущества стажировки с Лимбусе. И отправил документ Энн, дабы она распечатала его и повесила на доске объявлений в своей альма-матер, а потом и Джозефу, попросив его развесить во всех интернет-кафе. Самому же Ойгену теперь предстояло оформить это страничку на сайте Лимбуса и повесить объявления на тематических форумах, включая… а кстати, почему бы не повесить объявление на Зеркалах? Нужно же чем-то занять рекламные места, пока желающих не так много?

Ойген сам усмехнулся на это полное оптимизма «пока». Правильнее было бы, конечно же, сказать «раз уж», но ему хотелось думать, что однажды рекламодатели будут стоять к ним в очередь. А он… они все ещё будут выбирать, кому и на каких условиях предоставить площадку.

Зайдя на «Зеркала», Ойген на некоторое время застрял там, читая сперва свою ленту друзей, а затем и новые комментарии к его собственным постам. Один из них — про Констанс Фейтфул — набрал с последнего посещения Ойгена несколько сотен новых сообщений: словно туда слетелись все местные любители паранормального, как бы смешно для него это понятие ни звучало, пусть эта грань теперь начинала слегка размываться. И, конечно же, разговор уже давно свернул куда-то в совсем иные края, но у Ойгена не было сейчас времени даже посмотреть десятки ссылок, и он подумал, что, наверное, подобное неудобно не только ему. Когда всё вот так, в куче, половина потом теряется… наверное, хорошо бы сделать возможность создавать тематические сообщества — как в Живом Журнале.

Он записал себе это в список идей — и занялся, наконец, размещением собственной рекламы.

Домой в этот вечер Ойген вернулся в начале девятого — и, войдя в подъезд, кажется, кого-то спугнул: он услышал шум на ведущей наверх лестнице, потом мимо него буквально кто-то пролетел… какой-то парень, кажется, а потом в замершей, прижавшись спиной к стене, девушке Ойген опознал соседку — юную мисс Фейтфул. И, сказать по правде, в первую секунду удивился этой сцене: Ойген так и не разгадал природу её удивительной непривлекательности, и увидеть её с парнем было неожиданно. И подумал с острой грустью, что хорошо знает таких девушек — некрасивых и непопулярных. И знает, что с ними иногда случается, когда на них вдруг кто-то обращает особое внимание. И знает, что нередко это внимание бывает спровоцировано отнюдь не нежными и искренними чувствами… сам он никогда подобного не делал — но не потому что был ужасно порядочен и щепетилен, Ойген хорошо это понимал. Зачем бы ему тратить на подобное время? Он всегда, курса, пожалуй, с четвёртого, был популярен. Но другие… да, некоторые полагали это вполне приемлемым и остроумными решением.

— Эм... привет, всё в порядке? — спросил Ойген, пытаясь вспомнить, как именно звали его юную соседку с третьего этажа, застывшую на ступеньках. Точно, точно она же ведь тоже Констанс, в честь пропавшей двоюродной бабушки. Перед глазами всплыла бушующая под его последним постом дискуссия, и Ойген почувствовал себя немного неловко: он совсем не подумал об этой стороне вопроса, а ведь то, что было для него, по сути, пустым любопытством, для этой семьи являлось личной семейной трагедий. Но ему и в голову не пришло спросить соседей, хотят ли они подобной публичности.

Конни Фейтфул смутилась и, кивнув, краснея, ответила скороговоркой:

— Всё в порядке, мистер Мур.

— Я ничего не видел, — Ойген слегка улыбнулся и прижал палец к губам.

Мисс Фейтфул с облегчением улыбнулась в ответ, и Ойген понял по её лицу, что ничего неприятного с нею не происходило. Ну, или ей так казалось сейчас.

— Спасибо, — сказала мисс Фейтфул. И добавила зачем-то: — Мама на работе — у неё ночная смена. А бабушка уже спит.

— Поздние гости? — усмехнулся беззлобно Ойген, и она смутилась еще сильней. — М-м-м. Наверное, хорошо что мы встретились. Кажется, мне следует извиниться.

— Почему? — она очень удивилась, и её небольшие глаза широко раскрылись.

— У многих из вашей школы есть аккауты на Зеркалах? — спросил он.

Она кивнула и вдруг достала из кармана визитку из тех, что лежали на стойке в кафе, на обратной стороне которой был маркером написан её собственный ник.

— Креативно, — искренне признал Ойген.

— У нас все так делают, — ответила она, и Ойген понял теперь, куда с такой скоростью девались визитки, и решил в следующей их версии немного изменить дизайн, добавив специальное поле, куда будет удобнее вписывать свои ники.

— Там в разделе, где ищут пропавших людей... — проговорил он покаянно. — В общем, мы с братом нашли старое фото с вашей бабушкой и её сестрой, и я опубликовал его... сказать по правде, я не думал, что эта история наделает столько шума, — признался он. — Я не подумал, что, возможно, вашей семье будет неприятно его вновь увидеть. И эти все обсуждения…

— Да ладно, — она махнула своей пухлой рукой с ярко-красными ногтями — и Ойгену показалось, что лак совсем свежий. — Ничего такого. Это было уже так давно.

— Никого в вашей семье это всё не расстроило? — уточнил он.

— Нет, — она помотала головой. — Это же, ну, просто семейная байка — и всё. Делайте, что хотите. Бабушка всё равно ничего не понимает в компах.

— Спасибо, — он улыбнулся.

— У нас эта фотография, — ответила Конни Фейтфулл, — кажется, тоже есть. Где-то в старом альбоме. И другие... Хотите, посмотрю?

— А ты не знаешь, кто там с нею ещё? — не удержался Ойген. — На фото?

— Не-а, — она снова помотала головой. — Но мама может… я могу спросить. Мне уже самой интересно.

— Расскажете мне? — попросил он, и она кивнула. — Пиши, если что, — предложил он. — В личные сообщения. Я прочту. Доброй ночи, — он кивнул ей и свернул к своей двери, доставая ключи.

Конни Фейтфулл слегка помедлила и, тоже пожелав ему спокойной ночи, медленно и явно неохотно пошла наверх.