Изгои (джен)

Солнце светило в окна, на часах была половина четвёртого, и Ойген как раз собрался домой, чтобы всё же исполнить соседский долг. Он уже спускался по лестнице, когда у него зазвонил телефон.

— Ты в офисе? — голос Уолша в трубке звучал… ну, обычно. — Если да, загляни ко мне.

Сердце Ойгена ёкнуло: не так часто Уолш приглашал его к себе, и подобные приглашения, как правило, имели серьёзную причину. Что, если Уолш, наконец, решил приступить к ремонту? Вот прямо завтра? Ну, или с понедельника.

Уолш махнул вошедшему Ойгену, предлагая сесть:

— Не дозвонился до тебя вчера, — вздохнул он. — Я знал миссис Фейтфул… такое несчастье. Как снег, кхм… на голову… Ты как сам?

— Да что мне будет, — чуть улыбнулся Ойген.

— А брат? — Уолш вопросительно на него посмотрел.

— Тоже нормально, — Ойген кивнул с признательностью. — Хорошо, что это произошло, когда мы были дома. Я сразу поднялся к Фейтфулам — дома оказалась только внучка… в её возрасте подобное не стоит видеть. Потом уже полиция приехала и миссис Фейтфул с работы.

Уолш в ответ понимающе покивал и поставил на стол непочатую бутылку очень приличного виски и пару стаканов. Открыл её, разлил — и придвинул один Ойгену.

— Помянем, — то ли предложи он, то ли просто констатировал, и они молча выпили. — Вы-то её такой не знали — а старушка Фейтфул, пока совсем плохая не стала, с тёткой моей дружила — и такие пироги пекла! Эх, — он вздохнул и сделал ещё один глоток. — И внучку научила — уж чему успела… — он вздохнул опять и добавил: — Надеюсь, не мучилась.

— Коронер сказал, что всё случилось почти сразу, — успокоил его Ойген, и Уолш наполнил опустевшие стаканы:

— Ну, за то, чтобы легко уйти. — Они снова выпили, и Уолш добавил: — Жизнь — злая стерва, пусть хоть смерть ко всем будет добрей, — добавил он немного философски. — Зато дочке с внучкой будет теперь полегче. Всё же видеть свою мать такой… да, никому не пожелаешь. Не знаешь, когда похороны?

— Собираюсь узнать сегодня, — качнул головой Ойген. — Я как раз шёл домой, когда вы позвонили. Думаю, нужно предложить помочь с поминками.

— Дело хорошее, — одобрительно кивнул Уолш. — Мать там день и ночь работает, а Конни одна не потянет… а я же тебя знаю, — он чуть ухмыльнулся, — ты просто не сможешь в стороне остаться. Позвони, когда дата будет известна — а я позвоню сестре, они с ней общались. Вам самим там с садом помощь не нужна?

— Да нет, — Ойген покачал головой. — Там… она упала на наш стол. Мы после просто всё отмоем — сейчас полиция всё лентой оцепила, они велели ничего пока не трогать.

— Ну, держитесь, — пожелал Уолш — и налил им снова. На прощанье.

По дороге домой Ойген, вспоминая данное себе накануне обещание, зашёл в магазин и, вернувшись и обнаружив Рабастана за компьютером, а значит, почти потерянного для людей, поэтому в одиночку занялся приготовлением пастушьего пирога, решив, что это лучше совсем уж банальной запеканки.

— Всё-таки хочешь быть хорошим соседом? — спросил устроивший себе перерыв и заглянувший на кухню Рабастан, когда по квартире поплыл запах поджаривающегося говяжьего фарша, морковки и лука.

— Ага, — вздохнул Ойген.

— Ты правда думаешь, что им это нужно? — в голосе Рабастана звучало явное сомнение.

— Ну, всем нужно есть, — ответил Ойген немного шутливо. — Мне кажется, им обеим сейчас не до готовки.

И подумал вдруг, что ведь Родольфус, когда они с Рабастаном потеряли родителей, был всего-то на три года старше Конни. И хотя организовывать ему всё было проще — просто потому, что он волшебник… был им в это время, но он был один. Вернее, у него, конечно, был ещё и брат — но вряд ли это сильно облегчало дело.

— Скажи потом, чем нужно помочь, — как-то неопределённо предложил Рабастан — и ушёл собираться на свою ежевечернюю прогулку с собаками. Ойген же, дождавшись, пока пирог будет готов, поднялся наверх — вернее, начал подниматься, но судьба сегодня, видимо, решила воплотить в его лице образ идеального соседа в жизнь в полной мере.

Первым Ойген наткнулся на мистера Перри, как раз выходившего из своей квартиры.

— О, к Фейтфулам, да? — понимающе спросил он — и хотя Ойген не то чтобы хотел с ним разговаривать с ещё горячим пирогом в руках, но деваться ему было некуда, и он некоторое время слушал, иногда кивая и угукая в нужных местах, рассуждения мистера Перри о жизни, смерти, одиночестве, родне и тому подобных вещах. — А как пахнет-то! — закончил вдруг свой монолог мистер Перри, принюхиваясь. — Пирог с мясом, да?

— Пастуший, — кивнул Ойген, уже много раз пожалевший о том, что обернул его всего одним полотенцем.

— Небось, ещё горячий? — мистер Перри бесцеремонно пощупал закутанную в полотенце форму. — Ух! Ну, не буду тогда отвлекать, а то остынет, — обнадёжил он Ойгена — и добавил тут же: — Пускай поедят горячего, домашнего. Эх, — он выразительно сглотнул, — а я уж и не помню, когда что-то такое ел…

— Ну, это-то как раз сделать нетрудно, — утешил его Ойген. — Купите фарш готовый и картошку, ещё немного лука и моркови — и…

— Вот из тебя бы вышла славная жена, — Перри ткнул в него пальцем и сам же первый рассмеялся — и Ойген, вторя ему, с некоторой тоской поглядел на лестницу. — Ой, ну что-то я тебя заболтал совсем, — спохватился Перри. — Иди, иди уже, — он запер, наконец-то, свою дверь и пошёл к выходу, а Ойген со вздохом облегчения направился по лестнице наверх — и на следующем же проёме встретил спускающуюся незнакомую женщину с детской коляской, в которой радостно болтал ногами круглолицый и весёлый малыш. Конечно, Ойген им помог, вручив даме пирог и спустив коляску вниз — и только после этого наконец-то смог добраться до квартиры Фейтфулов.

И, стоя уже у двери, Ойген чувствовал себя немного по-идиотски — потому что прежде никогда подобного не делал. Он замер так на пару секунд, собираясь с мыслями, и ему казалось, что он буквально физически ощущает чужое горе по ту сторону двери… хотя, может быть, всё это было из-за смутивших его соседей.

Открыла ему сама Конни, которая, впрочем, тут же позвала маму, и Ойген сумел, наконец, нормально принести ей соболезнования. Они обе выглядели растерянными и как будто до сих пор не до конца пришедшими в себя, и покуда они втроём шли на кухню, Ойгену казалось, что они прислушиваются к звукам в комнатах, словно ожидая услышать то, чего там больше уже никогда не будет.

Забирая из рук Ойгена пирог, миссис Фейтфул поблагодарила его искренне, но как-то несколько рассеянно, и ему пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы не обнять её сочувственно — но он прекрасно понимал, как странно это будет выглядеть сейчас между почти что незнакомыми друг другу людьми. Так что он просто задал тот вопрос, который был сейчас, наверное, ожидаем:

— Есть ли какие-нибудь новости от полицейских?

— Нет, — миссис Фейтфул покачала головой. Она так и держала пирог в руках, покуда Конни не забрала его и не поставила на стол. — Полиция пока что не сказала ничего конкретного. Как будто им не всё равно, — добавила она печально. — Наверное, скажут чуть попозже.

— Мы с братом хотели бы хоть как-то помочь, — сказал ей Ойген. — С поминками, с похоронами — с чем угодно. Пожалуйста, только скажите, чем.

— Мы будем благодарны, — кивнула миссис Фейтфул. — Наверное, с поминками, — она оглянулась на Конни, — и вправду было бы… спасибо вам.

— Конечно, — кивнул Ойген. — Чем мы будем полезны? Ну и когда.

— Спасибо, — повторила миссис Фейтфул, и Ойген, чувствуя себя сейчас лишним здесь, начал прощаться.

Провожать его пошла Конни — и уже на пороге тихонько проговорила:

— Мистер Мур… а вы могли бы к нам ещё зайти? Днём как-нибудь? Просто поговорить, — добавила она быстро и смущённо. И почти прошептала: — А то у нас теперь так тихо…

— Конечно, я зайду, — пообещал он, коротко сжав её плечо. И предложил: — Ты тоже заходи, хорошо?

Но, впрочем, до похорон было ещё далеко, а уже завтра Ойгена ждало событие, напротив, радостное, которого он ждал нетерпеливо, возбуждённо и слегка затаив дыхание. Рабастан же, хотя и подшучивал над ним весь вечер, утром выглядел тоже выглядел таким же взволнованным, и глядел на тщательно собирающегося Ойгена очень нетерпеливо — так что в акушерском центре они с ним оказались почти что первыми, приехав даже раньше родителей Энн. Впрочем, ждать им почти не пришлось: те вошли в двери спустя буквально пару минут, а чуть позже в холле собрались шумной толпой и все остальные.

А затем к ним вышли Марк с сумками и Энн с дочкою на руках и в поднявшейся суматохе Ойген смотрел на спящую на руках у Энн малышку, пытаясь понять, в чём она так явственно, но совсем неуловимо изменилась за те пару дней, что он её не видел. Нет, она по-прежнему напоминала инопланетную форму жизни куда больше, чем обычного, земного, пусть и маленького, человечка, но этой инопланетности в ней словно стало меньше. Ему ужасно хотелось её разбудить и снова заглянуть в совсем не по-младенчески тёмные глаза, но он, конечно же, не стал совершать подобную диверсию, и просто разглядывал маленькое личико.

— Мне кажется, или ты претендуешь на позицию её няни? — улыбнулась Энн, подходя к нему.

— Я претендую на позицию её любящего дяди, — возразил Ойген. — Который, разумеется, просто по умолчанию обязан её нянчить.

— Научить тебя менять подгузники? — засмеялась Энн, и он кивнул серьёзно:

— Непременно. Я уверен, что освою эту загадочную мистерию!

— Хм, — Энн склонила голову набок. — Ну… посмотрим: у тебя есть две руки и десять пальцев… пара глаз… пожалуй, у тебя получится. Должно, мне кажется. Хотя… — она с сомнением взяла его ладонь и повертела, и они рассмеялись.

К машине Марка с Энн провожали всем Лимбусом, и когда они туда садились, кто-то — кажется, это был Саймон — пошутил, что ещё немного, и им понадобится машина побольше.

А когда они и родители Энн уехали, остальные, помахав им вслед, отправились гулять, общим собранием на месте постановив, что в Лимбусе сегодня по такому поводу выходной. И когда Рабастан извлёк вдруг из рюкзака шампанское, это было встречено всеобщими аплодисментами — а вот стаканчиков у него не оказалось. Причём не случайно:

— Я счёл неудобным брать с собой стеклянные бокалы, — пояснил всем Рабастан, открывая бутылку. — А пить шампанское из пластика мы просто не можем себе позволить.

— Правильно, — поддержал его вдруг Толлет. Сам он пить не стал, но бутылку передавал не менее активно, чем другие. — Предлагаю всем пойти на набережную — здесь недалеко — и покидать в воду мелочь, у кого сколько есть, с пожеланьями и на удачу.

Они всей толпой отправились двинулись по залитой майским солнцем мощёной улице — и едва добрались до реки, и Ойген уже крутил в пальцах монетку, у него в кармане раздался сигнал полученной смс.

— Нет покоя капитану этого корабля, — вздохнул он, вытаскивая телефон из кармана — и заулыбался, едва глянув на экран.

Потому что сообщение было не от клиента.

Писала Ролин.

«Как вы там?»

«Энн уже дома, а у нас шампанское и почти выходной, — ответил он. — Жаль только, что сегодня четверг, и мне возвращаться на смену. Вечер, можно сказать, потерян.»

«Вечер — ещё не ночь. :)» - тут же пришло в ответ.

«М-м-м… у тебя есть на неё какие-то планы?» - набрал он нетерпеливо.

«Я буду сидеть одна, смотреть на город и скучать. Если ты не решишь спасти меня», — написала Ролин.

«Не смею бросить даму в беде», — краем глаза Ойген увидел, как Рабастан показательно закатывает глаза при виде его выражения лица.

«Тогда я буду ждать, когда меня спасут. После полуночи», — прочитал Ойген на экране, прокручивая сообщение кнопкой вниз.

— Надо будет так тебя нарисовать, — заметил Рабастан, когда улыбающийся Ойген сунул телефон в карман. — Вот именно с этой дурацкой улыбкой в пол-лица. Тебя сегодня не ждать?

— Нет, — засмеялся Ойген. — Хотя я понимаю, что не слишком-то красиво оставлять тебя сейчас там одного.

— В этом жутком месте, — кивнул Рабастан, и его лицо стало подчёркнуто задумчивым. — А ты точно не придёшь сегодня? — уточнил он через несколько секунд.

— Точно, — с удивлённым любопытством кивнул Ойген.

— Ага, — Рабастан кивнул. — Тогда и я, пожалуй, займусь какими-нибудь духовными практиками.

— И физическими? — не удержался от шпильки Ойген.

— Брат мой, во всём важен баланс, — Рабастан сделал добрый глоток шампанского, опираясь на каменный парапет. И заметил: — Кстати, о новорождённых. У меня день рождения через три недели, и понятия не имею, чего бы я хотел — а потом и у тебя...

Вот на этой мысли Ойген вдруг и застрял — гуляя, а потом и сидя за стойкой на смене. Потому что он… не то чтобы позабыл, но среди всего происходящего как-то упустил из вида, что до дня рожденья Рабастана времени осталось мало, и думать о подарке нужно было уже сейчас. Иначе потом он снова начнёт метаться — и тогда-то непременно что-нибудь произойдёт, и времени совсем не будет.

Так что он сидел на смене и просматривал eВау какие-то лоты, сам пока толком не зная, что же он ищет — и так увлёкся, что за этим занятием мог бы даже не заметить очередное пришедшее письмо, если бы не услышал вполне характерный звук.

Не то чтобы он его вообще ждал, но Маргарет Коллинз всё же соизволила удостоить его ответа, или, возможно, это сделал её секретарь. Тон письма был сухим и почти безликим. Её компания выражала сожаление и... в общем-то, всё. Ни намёка на её слова о том, что никто им больше не сделает подобного предложения, ничего — впрочем, эти слова были сказаны, пусть и исключительно между ними, и Ойген мог только догадываться, чем они для них впоследствии отзовутся. Однако, он полагал, что пусть мир большого бизнеса не так велик, как кажется, но всё-таки надеялся, что Маргарет Коллинз может и ошибаться, ведь всегда найдётся кто-то, готовый рискнуть. А если и нет, то они войдут в сделку продажи на условиях, которые сами попробуют предложить.

Его условиях.