Изгои (джен)

Рабастан уже спал, и, хотя Ойген, вроде бы, и вёл себя, как обычно, тихо, вдруг открыл глаза и спросил:

— Всё в порядке?

— Нет, — Ойген с размаха сел на свою кровать. — Вернее всё как обычно. Я, конечно, сам идиот, что тебя не предупредил, — в его голосе прозвучала досада. — Но мне и в голову не могло прийти, что она вообще станет с тобой разговаривать, вернее ты с ней и уж тем более чем-то делиться!

— Пожалуйста, объясни — попросил Рабастан, садясь.

— Да Мэри, — Ойген поморщился. — Я сказал ей, что пойду днём на сквош с Лукасом — и тут ты с рассказом о походе в кино. Вышло некрасиво и… — он махнул рукой.

— Что ж ты меня не предупредил? — спросил Рабастан скорей удивлённо. — Твоя жизнь — это твоё дело, и я тебя прикрою всегда, но и в прежние времена менталистом не был. Она просто спросила меня — я и ответил… извини. Ты же сам просил быть с ней чуть-чуть дружелюбнее.

— Да в не в тебе дело, — Ойген глубоко вздохнул. — Ты-то вообще не причём… я просто… мне досадно. И стыдно, — он вздохнул. — Не спрашивай, за что. Не знаю. То ли потому, что соврал, то ли потому, что попался… Глупо так, — он потёр лоб.

— Просто скажи ей, что хотел наглядно ей показать, как выглядел бы мужчина, которым она тебя почему-то считает, — предложил вдруг Рабастан, снова устраиваясь на подушке.

— Что ты имеешь ввиду? — озадаченно переспросил Ойген.

— Ты говорил, что она всё время тебя обвиняет во вранье и, отдельно, в изменах, — ответил Рабастан. — Вот и скажи, что решил продемонстрировать, как это выглядело бы, окажись она вдруг права. И что если бы ты действительно врал, ну неужели бы мы с тобой не договорились.

— Откуда ты всё это знаешь? — Ойген посмотрел на него удивлённо.

— Знаю, — туманно ответил Рабастан, закрывая глаза и отворачиваясь к стене. — Спокойной ночи.

Ойген же, немного посидев и приведя мысли в порядок, усмехнулся, покачал головой, и, тихо прикрыв за собою дверь спальни, спустился в гостиную.

Мэри плакала сидя на диване с ногами, натянув на них свой сиреневый пушистый халат, и рыдала навзрыд. Ойген подсел к ней, и некоторое время они так сидели молча, а потом он, наконец, нарушил неловкую тишину:

— Не слишком приятно выглядит, да?

— Что? — снова спросила Мэри, не оборачиваясь.

— Человек, который постоянно тебе врёт. Прости. Но у меня уже сил нет выносить твои беспочвенные обвинения. Помнишь, — он слегка придвинулся к ней, — я тебе уже когда-то говорил, что нельзя всё время обвинять кого-то без причины. Поначалу я пытался тебя успокоить, доказать, что тебе не о чем тревожиться — но я устал. Устал доказывать, что я ни в чём не виноват.

— И что? — Мэри только сжалась. — Решил побыть виноватым?

— Да, решил, — ответил он. — В конце концов, я всё равно не сделал ничего дурного: я тебе не изменил и не сорвал планов. Скажи, ты вправду хочешь жить так? Во вранье?

— Хочу? Ты с ума сошёл? — она резко развернулась. — Ты хоть представляешь, как мне сейчас тебя больно видеть?

— Мне уйти совсем? — спросил он.

— Ты меня теперь хочешь ещё и бросить?! — буквально взорвалась Мэри.

— Я хочу с тобой поговорить, — терпеливо сказал он. — Люди врут, чтобы получить выгоду — так или иначе.

— И в чём же твоя выгода? — она сложила руки на груди. — Опять сейчас мне скажешь, что ты мне не изменял, и просто хотел сходить с братом в кино?

— Именно, — кивнул он. — А выгода… Да, мне хотелось сходить с Асти. Не с тобой. Но я же понимал, что ты опять скандал устроишь — и струсил. Жить спокойно с тобой рядом может только человек, который будет исполнять всё, что ты захочешь, не имея собственных желаний — и такие люди есть. Их найти несложно: они тихие и замкнутые, мягкие, послушные… может быть, тебе такого поискать?

— Так ты хочешь меня действительно бросить? — Мэри болезненно сморщилась.

— Я пытаюсь объяснить тебе, почему я так себя повёл, — Ойген подавил вздох. Надо было, наверное, последовать прежним советам Рабастана и не тратить время.

— Мне обидно, что ты хочешь гулять с кем угодно, только не со мной, — насупилась она.

— Понимаю, — он кивнул. — Я устал всё время ссориться. Я не знаю, почему так происходит, но ты же всё время в чём-то меня обвиняешь. Что бы я ни сделал — всё не так. Тебе не интересны ни мои друзья, ни сквош, ни вечеринки, ничего. Да даже фильмы — ты бы не пошла на детский мультик, а если бы и согласилась — ныла бы, что тебе скучно, что это для детей… а мне хотелось посмотреть его. И Асти показать. Втроём в кино ты тоже ходить не хочешь… и я сломался, — он заставил себя улыбнуться.

— Ты совсем не проводишь со мной время, — сказала Мэри.

— Провожу, — возразил он. — Почти каждый свободный вечер. Но мне скучно смотреть одно и тоже. И в свой выходной я хочу делать то, что мне самому нравится — мне жаль, что ты этого не разделяешь.

— От этого менее обидно то, что ты сделал, не стало. Ойген, я очень обиделась на тебя, — Мэри, встала и подошла к двери. — И не приходи ко мне сегодня, — велела она — и он, откинувшись на спинку дивана, посидел так немного, а потом взял пульт и переключился на новости.

…Утро принесло лёгкое потепление — и это касалось не только переменчивой английской погоды. За завтраком Мэри была уже не была зла на него, но всё ещё не так ласкова и мила, как после их ссор и следующих за ними привычных уже примирений. Дуться она уже прекратила, и даже несколько раз, забывшись, улыбнулась ему, но не прекращала смотреть на него с каким-то неясным ему ожиданием, и лёгкой досадой, что он его не спешил оправдать. Ойген с грустью думал, что вчерашний разговор, похоже, никаких плодов не принёс — и Мэри как будто бы напрашивается на то, чтобы он снова посыпал голову пеплом, а потом для собственного спокойствия и дальше ей врал.

Впрочем, сейчас Ойгену было не до этого: как и было условлено, утром в почте его дожидался ответ от Барбары Хоггарт. Он пробежался глазами по строчкам и написал ответ, уточняя, не могут ли они встретиться. Он хотел обсудить пару правок, которые предложил внести Бассо, и заодно показать ей финальное приложение к техническому заданию, которое выступало, в свою очередь, приложением к дополнительному соглашению, и, честно говоря, Ойген запутался с перекрёстным упоминанием того и другого. Барбара ответила почти сразу, предложив не откладывать на потом и встретиться с ней во время ланча. К сожалению, другое время на ближайшие пару дней у неё было занято — и Ойген охотно принял её предложение, порадовавшись тому, что смена у него сегодня начиналась лишь в четыре.

С мадам Хоггарт они встретились в небольшом ресторанчике, предлагающим неожиданно приличные деловые ланчи за десять фунтов.

— Спасибо, что откликнулись так быстро, — искренне поблагодарил он, заказав себе салат и сэндвич с говядиной, горчицей и зелёным салатом.

— Я, конечно, ценю свои перерывы, но, учитывая количество подарков, которые от меня ждут к Рождеству, не имею ничего против клиентов даже во время ланча, — ответила она, раскрывая переданную им папку. — Да и вопрос у вас на самом деле несложный. И потом, — она улыбнулась, но он не поручился бы за искренность этой улыбки, — у меня есть некоторая слабость к людям вашей профессии. Вы делаете мою работу удобнее и быстрее — а я за это готова чуть-чуть идти навстречу. И должна сказать, — добавила она без перерыва, — что ваш клиент весьма неглуп… и относится к делу серьёзно, — она снова улыбнулась и, положив на стол лист с правками, указала на один из пунктов. — Это только вслух читается настолько зубодробительно, на самом деле он просто хочет себя немного обезопасить. Это распространённая практика, и его юрист, видимо, тоже не зря получает свою зарплату.

Как и когда мадам Хоггарт умудрилась съесть свой ланч, Ойген не понял: ему казалось, что она всё время говорила и писала, но в конце концов она осталась с пустой тарелкой, тогда как сам он едва притронулся к салату с сэндвичем.

— Я всё еще раз внимательно изучу и пришлю финальные документы вам к вечеру, — пообещала она, уже прощаясь и с элегантной незаметностью убирая в сумку полученные от него деньги. — Удачи вам, мистер Мур, и обращайтесь.

Он любезно поднялся, прощаясь с ней, и только когда она скрылась в дверях, снова сел и спокойно доел свой ланч и выпил остывший чай, жалея, что неловко будет прямо сейчас достать и съесть ещё и пирог от Мэшемов. Это он сделал уже работе — и, обнаружив, что тот стал за ночь лишь лучше, написал Лаванде емейл с благодарностями, упомянув сей чудесный факт, и заодно уточнив, насколько рецепт этого пирога секретен: уж очень он был хорош.

«Я знала, что он вам понравится! — ответила она минут через двадцать. — Мама специально выбрала его, раз вы ирландец. В рецепте нет ничего секретного — но я спрошу её.»

«Боюсь, моей ирландскости не хватит, чтобы разгадать эту загадку», — написал он в ответ — и получил ответ почти сразу:

«Это же гиннес-кейк⁽¹⁾! Вы не узнали?»

«Я никогда не пробовал такого восхитительно шоколадного и нежного гиннес-кейка», — ответил он, в общем-то, абсолютно искренне, просто не уточняя, что до этого момента не то чтобы не пробовал — даже не подозревал о его существовании подобного пирога. А ведь должен был, раз он ирландец. Надо, наконец, как следует изучить ставшую теперь своей им с Рабастаном кухню, расширив свои горизонты за пределы бессменной картошки и многочисленных вариаций рагу из того, что найдётся на кухне, и научиться что-нибудь готовить такое… гордо-национальное! А то его исключительно итальянская еда выглядит подозрительно и странно — и ладно Мэри, которая, похоже, не слишком-то во всём этом и разбирается. Но ведь будут же в его жизни и другие женщины… и скоро.

Подумав о Мэри, он испытал странный укол вины. Пожалуй, он действительно извинится — ему это будет не сложно, зато вечер будет спасён.

Возвращался он, как обычно, поздно — и, на часах было уже без двадцати час. Странно, но его никто не встречал. Он заглянул в гостиную и кухню, потом поднялся наверх, в спальню, но Мэри и там не было, как не было её в ванной и в доме в принципе.

Взволнованный, он написал ей встревоженное смс: «Мэри, что случилось? Где ты?», но ответ не пришёл. Не зная, что и думать, Ойген, хотя и было уже очень поздно, поднялся, разбудив Рабастана, и спросил, видел ли он Мэри вечером, но тот ответил сонно, что нет, они не встретились — она не приходила.

Это было странно и пугало — и Ойген, оставив Рабастана спать, спустился вниз и снова набрал номер Мэри — и ответа вновь не получил.

И что было делать? Телефонов её подруг Ойген не знал — звонить в полицию? И что он скажет? Учитывая его собственную историю — которая немедленно всплывёт — что первым делом придёт полицейским в голову? Нет, он определённо подождёт — хотя бы до утра. Может быть, она просто вышла в круглосуточный магазин, скажем за сигаретами?

Однако к двум часам его уверенность поколебалась. А если с ней что-то случилось? В конце концов, у них не самый безопасный район здесь…Однако к двум часам его уверенность поколебалась. А если с ней что-то случилось? В конце концов, у них не самый безопасный район здесь…

Пока он колебался, звонить в полицию, или, возможно, в службу спасения и спрашивать у них — вдруг она в какой-нибудь больнице? — в двери, наконец, раздался звук поворачиваемого ключа, и Ойген с облегчением кинулся навстречу вошедшей в неё Мэри.

— О Мерлин, Мэри, как ты? — спросил он, буквально подбегая к ней. — Что случилось?

— Как будто тебе не всё равно, что со мной, — ровно и устало проговорила она, и он вздрогнул, увидев её пустой взгляд.

— Нет, конечно, — её слова больно его укололи. — Полтретьего ночи… что случилось? Я уже собирался звонить в полицию!

— Я ужинала, — ответила она, стягивая куртку. — С друзьями.

— Что? — растерянно переспросил он, почти физически ощущая, как тает его тревога, сменяясь горячим душным раздражением. — Ты была у Хелен? Да? Что она тебе опять сказала?

— Я тоже хочу делать то, что мне нравится — и мне тоже жалко, что ты этого не любишь, — неожиданно резко ответила она.

— Мэри, почему ты так говоришь со мной? — непонимающе спросил он. Он уже не знал, что чувствует — и облегчение, и злость, и раздражение, и недоумение, всё смешалось, заставляя его ощущать растерянность.

— Не хочу снов слушать как ты мне врёшь, — ответила она. — Ты можешь ужинать с кем хочешь. И, конечно, водить в рестораны на ланч.

— Да о чем ты? — он совсем запутался.

— Не прикидываяся, — она, уже не сдерживаясь, устало и горько всхлипнула. — Хелен своими глазами видела тебя с этой твоей блондинкой. Сколько, сколько вы видитесь? Месяц, да? А я-то думала, что с тобой происходит!

Ойген похолодел и даже прислонился плечом к двери. Почему-то мысль о том, что Мэри знает о его встречах с Нарциссой, показалась ему просто невыносимой — до того, что у него задрожали руки и колени.

Вот и всё. Что ему теперь можно было ещё соврать?

1) Гиннес-кейк — шоколадный пирог на тёмном Гиннесе с кремовой шапкой или прослойкой из взбитых сливок или маскарпоне с сахарной пудрой.

Вернуться к тексту