Дорога домой (гет)

Неджет был помятый, смущенный, замученный — а еще до безумия трогательный со своими широко распахнутыми испуганными глазами в кругах синих теней. Нермин стояла, привалившись к дверному косяку, и наслаждалась, впитывая каждую секунду так откровенно показанной ей тревожной растерянности. После тонны его оскорблений, после пережитого страха, что он реально возьмет и отчалит в город, но доедет только до первого попавшегося столба, после его позора, размеченного на экране телефона ровным рядом чисел, застать его вот так врасплох было приятно до щекотки в груди. Нермин подорвалась с дивана сразу, как услышала возню в соседней комнате, и помчалась туда, слегка побаиваясь — и слегка надеясь, — что увидит что-нибудь отвратное. Что Неджета стошнит прямо при ней, или он начнет буянить и требовать добавки, или, черт его знает, наделает в штаны, как это однажды случилось со Славой, когда они школьниками встречали у кого-то из одноклассников Новый год.

Но ничего этого не было. Была до глупости старательно-строгая поза: спина прямо, руки сложены на коленях, а насильно выпрямленные пальцы дрожат. Было стыдливое молчание, от которого звенело в ушах, и вселенский ужас в направленном на нее доверчиво-открытом взгляде. Нермин очень захотелось сделать Неджету больно — так, чтобы навернулся обратно на кровать, на вывороченную из наволочки подушку, — а потом обнять и пожалеть. Успокоить, чтоб не паниковал так, гадая, какого хрена она делает на пороге его комнаты, и почему не раскрывает рта. Она бы сделала это: подошла и села рядом, погладила по всклокоченным волосам, положила руки на плечи, притягивая ближе к себе, а потом извинилась бы, сама не зная за что именно, но у нее не получалось ни двинуться, ни заговорить. Будто жидким азотом полили, как того лопоухого терминатора из старого дурацкого фильма.

— Что я натворил? — наконец, нарушил молчание Неджет хриплым шепотом. Нермин покачала головой, слиняла на кухню, будто не заметив его панического движения, налила в стакан воды из-под крана и сама отхлебнула пару глотков, когда заметила в мусорном ведре пустую бутылку водки.

— Почему молчишь? — продолжал Неджет, когда она вернулась и сунула стакан ему в руки.

— Пей давай. Сушняк поди давит.

— Ой, не то слово.

— Ну это неудивительно. После бутылки водяры в одну харю еще и не то бывает.

Неджет тут же подавился и закашлялся так, что Нермин пришлось хлопать его по спине. Теперь это почему-то смущало — быть с ним рядом так близко, касаться, против собственной воли оставляя руки на его теле куда дольше, чем нужно. В дурную-пустую, звонко болящую от пьянки и бессонной ночи голову посыпались одна за другой жуткие, мерзкие мысли. Как тогда, в киоске со Славой. А как бы это было, если б ночью Неджета окончательно перекрыло, и они оказались бы в какой-нибудь позе на этой заботливо застеленной для двоих кровати? Он перепутал бы ее со своей женой, или сделал вид, что перепутал. Мужики ведь такие, по синей лавочке им всегда надо залезть кому-нибудь в трусы, и Неджет вряд ли исключение. А она — почти такая же синяя, как он, — стала бы вырываться и кричать, напоминать ему, что с ней так нельзя, что они вообще-то родня, что она еще девочка, и что его посадят или убьют, если она расскажет об этом папе? Стала бы? А может, лежала бы молча, глядя в потолок и шаря руками по его ребрам, вот так же, как сейчас, когда делает вид, что поправляет на нем футболку? Ответа не было, и от этого становилось так гадко, что Нермин готова была выпрыгнуть головой вниз в окно, только бы исчезло заливавшее ее изнутри дерьмо. Неджет бы придушил ее, если б узнал, но она, конечно, не признается. Ни за что и никогда.

— Я не пил все, — прошептал Неджет, едва отдышавшись. От того, как жадно он хватал ртом воздух, Нермин начало потряхивать. Она отлипла от него, убралась подальше, села, бессознательно уставившись на свадебное фото на полке. Какая же эта Аселька все-таки стремная, и фата на ней, как на корове, и вообще кто делает челку с такой круглой рожей? Каким надо быть дебилом, чтоб убиваться по такому страшилищу. Любимая, ответь, пожалуйста, я без тебя не… Фу.

— Я не пил все, говорю. Нермин, ты меня слышишь вообще? Половину выпил, остальное разлил.

— Добро только переводишь, — сказала она, только чтобы что-то сказать. Неджет тронул ее за плечо.

— Пожалуйста, не молчи так, а? Скажи мне, что я наделал. Мне полицию ждать, или…

— Ты что, ни хрена не помнишь?

— Ну как ни хрена, что-то помню. Точнее, кажется, все… Не знаю я, короче. Я с того раза не пил, сколько лет уже… — он вдруг замолчал, завис на минуту, а потом панически простонал: — Голова так болит, и плывет все. Слушай, вызови скорую, а?

— Какую тебе еще скорую? — удивленно воскликнула она.

— Обычную скорую, Нермин! А если у меня инсульт или печень отвалится?

Нермин невольно усмехнулась, повернулась-таки и взяла Неджета за трясущиеся руки.

— Пургу не гони. Ну какой инсульт, какая печень? К тебе просто вертолетики прилетели. Они ко всем плохим мальчикам прилетают, которые нажираются в жопу и катаются на машине. Это-то ты помнишь?

— Я бампер задний долбанул, — простонал он. — Только машину вкруг сделал… Что я Адилю скажу? Он же пропалит… Если дома узнают, отец точно в психушку запрет. А где машина? Мы с тобой же не на ней приехали?

— В психушку? — недоуменно переспросила Нермин.

— Так, было такси, это я точно помню, — зачастил Неджет, отбирая у нее руку. — Два такси даже. Из одного ты вылезла, когда я уже тебя ждать задолбался, а второе мы вызвали и тоже задолбались ждать. Такси помню, что ругались с тобой полночи, помню… А, и фотки твои помню. Я тебе уже говорил, что ты поехавшая, такое не пойми кому отправлять?

— И мне говорил, и тому мудаку, что их выложил, тоже говорил, — рассерженно сказала она. — Но мы не про меня сейчас, да?

— Да, прости. Прости меня, ладно? Простишь?

— Если зубы почистишь, — усмехнулась Нермин, и Неджет замолчал, прижав ладонь ко рту.

— Ладно, не стесняйся. Мне так-то тоже не мешало бы…

Неджет не ответил — сбежал в ванную и проторчал там почти час, так что Нермин успела несколько раз испугаться, не уснул ли он, не поплохело ли ему или еще чего-нибудь в этом роде. Она окликала его через закрытую дверь, но он каждый раз односложно отвечал, что все с ним хорошо. После того, как Неджет-таки выбрался из ванной, туда отправилась Нермин, и, пока она приводила себя в порядок, он успел сбегать в магазин за минералкой и в аптеку за активированным углем. Этим они и позавтракали, сидя напротив друг друга на кухне и смущенно избегая встречаться взглядами. Неджет, видимо, вспоминал, что происходило ночью, а Нермин все еще переживала из-за собственных бесстыжих мыслей — и из-за того, что, пока мылась, не могла избавиться от мелькающих грязно-соблазнительных картинок чужой наготы. Она, оказывается, слишком хорошо запомнила то, что увидела, когда Неджет нечаянно появился перед ней без футболки.

В прихожей зазвонил телефон. Неджет болезненно скривился.

— Наверное, с работы… Или Адиль, не дай бог.

— Иди возьми, а то хуже будет, — посоветовала Нермин. Он пошел за телефоном и завис, глядя на экран.

— Ты что?

— Отец твой звонит…

— Вот жопа. Что ему может быть надо? — всполошилась Нермин. Неджет пожал плечами и ответил на звонок.

— Да, здорово, брат. Нет, я дома. Нет, машину просто оставил там. Нет, не на работе. Проспал сегодня, болею немножко. Нет-нет, не разбудил. Машина? А, так ты там рядом, что ли? Нет, я не рядом. Ты прикинь, вчера в сберкассу заехать надо было, а я заглох в ста метрах. Да… Нет, не электрика. Бензонасос, думаю. Сто раз уже перебирали, а все глючит… В городе заказывал, да. У моста там автомагазин, как с трассы съезжать, знаешь, наверное… Да оставил, торопился уже, пешком дошел, а там потом на такси… Адилька со смены дрых, загоняли его совсем. Что? Нет, в мастерскую не хочет, ему погоны нравится носить. Я ему тоже говорю, что дурак, а он не слушает. Нет, ты не парься даже, я отцу позвоню, или он, или Адилька приедут, дотащат до дома. Что? К своим пошел?

Нермин, нервно хихикавшая над Неджетовыми россказнями про сберкассу и Адиля, напряглась и уставилась на него. Он ответил ей предупреждающим взглядом.

— Дочка от рук отбилась? Да, видел я это. Но они ж удалили это быстро. Может, она и вовсе тут ни при чем. Да нет, конечно, это не дело. Молодежь, сам понимаешь. Мозгов нету… Нет, Адиль ее не арестовывал. Нет, конечно, какой обезьянник? Покатались по поселку просто. Да, он тоже дурак, конечно. Ну языками трепать у нас все любят. Нурлан этот у них вечно пиздит… Ты сильно не ругай ее, мелкая еще она… Да мне че защищать? Я б сам пиздюлей навешал, но ты ж и без меня справишься. Да, не говори… В наше время проще было, без интернетов. Помнишь, вы в футбол все время на старом стадионе играли, а мы болеть ходили? Да, куда там сейчас. Дом-работа-дом. Родители хорошо, мама, правда, болеет немного. Ты заедь, они рады будут. Сто лет не собирались вместе. Айша? Нормально все, с детьми дома. Вон на работу собиралась устраиваться, а отец против. Муж? Да ты сам знаешь, какой там муж. Груши, ага. Он рестораны в городе предпочитает… Ладно, да. Давай, созвонимся там. Конечно, позвоню, если что. Давай, счастливо.

Неджет отложил телефон и тряхнул головой.

— Ненавижу врать, а приходится. И у меня для тебя плохие новости.

— Не говори только, что он реально туда приехал, — простонала Нермин.

— Реальней некуда. И лучше тебе по ходу тоже домой двигать. Пошли давай, такси поймаем. Сам я тебя не отвезу, к сожалению.

— А он сильно злой?

— Да нет вроде. Но будет, наверное, если обнаружится, что ты дома не ночевала. Есть что соврать?

— Что-нибудь придумаю, — сказала Нермин с печальным вздохом. Предчувствия и догадки относительно того, чем кончится нежданный отцовский визит, у нее были не самые неприятные.

Домой она поехала одна: Неджет настаивал на том, чтобы сопроводить ее, но ему позвонили с работы, отматерили и потребовали, чтоб немедленно шел в мастерскую, если не хочет вылететь к хренам собачьим за прогул. Нермин сделала вид, что не расслышала доносившейся из динамика ругани, и распрощалась с Неджетом у дороги, пообещав, что позвонит сразу, как окажется дома. Неджет поспешил на работу, а она осталась стоять, глядя ему вслед. Вскоре возле нее остановилась старенькая Тойота со смешными круглыми фарами, и водитель поинтересовался, куда ей надо. Они договорились на обычную для такой поездки плату. Нермин села в машину, отправив Неджету смской номер. Таксист, плотный молодой мужчина с симпатичным открытым лицом, одобрительно кивнул и сказал, что она все сделала правильно: времена сейчас неспокойные даже тут, в поселке, особенно для девушек, а ведь он помнит дни, когда двери в домах на замок не запирали.

Таксист вообще оказался словоохотлив: от одной темы плавно переходил к другой, щедро выдавая порции воспоминаний. Нермин была рада: рассказчик из него оказался неплохой, да и приятно было отвлечься от пугающих мыслей. Она отвечала сдержанно, но благодушно. Таксист поглядывал на нее с интересом, но никаких вольностей себе не позволял, и это Нермин тоже понравилось. Они поговорили о том, как в поселке жили раньше и как живут теперь, о погоде, о ценах на продукты и бензин, потом немного о родственниках. Нермин не сдержала улыбки, когда таксист стал рассказывать о своей красавице-жене, которая, по его восторженному отзыву, готовила как шеф-повар в самом лучшем городском ресторане, о небольшом домике, который на следующий год собирались расширять — надо же где-то было размещать детские комнаты, потому что они с женой планировали завести первенца в ближайшее время. За разговором дорога до дома пролетела незаметно. Нермин предложила высадить ее у поворота во двор, но таксист отмахнулся и довез ее до самого подъезда. Нермин с трудом всучила ему положенную плату за поездку — видимо, он был из тех, кто всех мало-мальски знакомых людей записывает в число своих друзей. На прощание таксист вручил ей визитку с номером телефона, назвался Асхатом и сказал, чтобы, если что, не стеснялась вызывать его. Обещал, что или приедет сам, или пришлет другого хорошего водителя. Расстались они с Нермин добрыми приятелями.

Нермин задержалась у подъезда: приметила в тени старой березы отцовский Ниссан и окончательно струсила. Хотела даже сбежать куда подальше, но на балкон вышла мать с тазом мокрого постельного белья, увидела ее и махнула, чтоб шла домой, добавив выразительное чирканье ладонью по шее. Нермин протестующе помотала головой, сделала пару шагов прочь от дома, и тогда мать, открыв балконную дверь, прокричала что-то в квартиру. Через несколько секунд на балкон вышел отец, встал, уперев руки в бока, и под его тяжелым немигающим взглядом Нермин поплелась-таки домой. Ей было одновременно и страшно, и приятно, что ее встречали прямо как в старые добрые времена. Даже грозящий разбор полетов уже не пугал так сильно. Дверь квартиры оказалась гостеприимно распахнута, и в подъезд сквозняком выносило аппетитный запах сырников. Нермин невольно повела носом, как оголодавшая лисица из сказки, и прокралась в прихожую.

Отец с матерью были уже в кухне. Он сидел за столом и уплетал сырники, намазанные толстым слоем клубничного варенья, а мать торчала у плиты, переворачивая свежую партию на сковородке. Нермин просочилась в ванную помыть руки и предусмотрительно оставила дверь приоткрытой.

— Дашка, а сгущенки нет? — бодро поинтересовался отец.

— Нет, сухое молоко возьми там в банке, — деловито ответила мать. — Или обычное в холодильнике.

— Обычное какое, домашнее, или магазинное опять купила?

— Магазинное, какое тебе еще, — проворчала та. — Кто б тут ходил за домашним.

— Ну не, я эту бурду пить не буду, — разочарованно протянул отец.

Нермин не сдержала улыбки, хотя эта сценка из прошлого показалась ей довольно странной. У них так было всегда, сколько она себя помнила. Мать сосредоточенно готовила завтрак, отец ел, капризничая по какому-нибудь пустяку, а потом чмокал мать в макушку — она была ниже него на голову — и убегал на работу, прихватив с собой контейнер с домашней едой. Они вели себя как обычно. Будто никто не изменял, не орал, не скандалил, не собирал демонстративно в пакеты вещи и не выкладывал их потом, рыдая, обратно на полки. Будто все было хорошо.

— Доча, а ты где там застряла? — окликнул ее отец. — Давай-ка вылазь. Разговор к тебе есть. Длинный.

— Да уж, давно пора, — поддакнула мать ворчливо. — Кто обещал вчера к двенадцати дома быть?

— Так получилось, — сказала Нермин дрогнувшим голосом. Настолько дрогнувшим, что оба родителя, как по команде, уставились на нее.

— Ты давай ешь, — сориентировался отец, придвигая к ней тарелку. — Даш, а кроме сырников есть что? Каши дай ребенку, что ли.

— Когда она ела твою кашу?

— Все кашу должны есть. Для желудка полезно.

— Ахмет, тебе надо ее кашей кормить, возьми и накорми. Я вот недавно манки дала, потом эту манку полдня от стен оттирала.

— А это потому, что кое-кто у нас пьет больше, чем наш начальник на комбинате. Да, Нермин?

— Так он еще работает что ли? — ненавязчиво вклинилась мать. Отец покачал головой и зыркнул на нее с демонстративным предупреждением.

— Ты давай помолчи. Я с дочерью поговорить хочу.

Нермин испугалась, что мать сейчас опять возьмется за свою шарманку, наговорит отцу гадостей и тот уйдет, не наговорив гадостей ей самой. Однако мать, к ее облегчению, промолчала — по-прежнему жарила сырники, мурлыкая какую-то песню себе под нос.

— Папа, я типа понимаю, про что ты поговорить хочешь, — промямлила Нермин, ковыряя сырник. Отец полез ложкой в варенье и плюхнул на край ее тарелки несколько ягод.

— Ты вообще жрешь что-нибудь или бухаешь только? Худая стала, ключицы торчат вон. Вчера и я на фото видел, и дядя Вадим, и Толик.

— Пап, это недоразумение, — поморщившись, пояснила Нермин. — Ну правда. Этот мудак вчера уже получил…

— Ты давай за столом не выражайся, — пригрозила деревянной лопаткой мать. — Что у тебя за знакомые такие? Значит, с одними в город вчера свалила, но этих я хотя бы знаю…

— А я вот че-то как-то не очень, — перебил отец. — Я не понял, что вообще за дела? Ты мне обещала в технарь готовиться, на работу пойти, а вместо этого что?

— На работу я осенью пойду. Я ищу, но пока все места уже заняты, а кто-то в отпусках, и трудно что-то найти, — поспешила отмазаться Нермин. Дело плохо — мать обязательно начнет выспрашивать, когда и что она обещала отцу, выяснит, что они виделись, и опять начнется скандал. — А в технарь ну блин, там готовиться надо, курсы там, книжки. И это уже тоже со следующего года.

— Заранее начинай, опять проморгаешь все. Ты в школе-то тупила вечно над книжками, а сейчас и вовсе читать разучишься.

— То есть я дура, по-твоему? — позволила себе вспылить Нермин. Это тоже было привычно и знакомо: спорить, да еще на повышенных тонах, с трудом сдерживая желание заржать. Отец всегда был такой серьезный, так переживал, когда читал ей свои одинаковые лекции из общих слов. Оказывается, по этой нудятине тоже можно соскучиться. Нермин радовалась, но не могла отделаться от ощущения неправильности происходящего. Здесь и сейчас это их привычное и старое казалось фантастическим. Почти как летающие тарелки с зелеными человечками.

— Да я не говорил, что ты дура… Короче, Нермин, не соскакивай с темы, а? Какого лешего у этого пацана твои такие фотографии? Это парень твой? Почему ни я, ни мать с ним еще не знакомы? После таких фоток надо или морду бить, или жениться, и лично я как-то больше за первый вариант.

— Бать, да не истери, а? Ну был типа возможный парень, случайно так получилось, что фотки эти у него оказались. А он, видать, увидел мои посиделки с Серегой и Славкой и психанул, приревновал типа. Но ему ночью уже по ушам за это надавали, и он все поудалял.

— А, так это эти два хулигана с тобой в пивнушке, что ли? Рожи у них протокольные, я аж не узнал. В школе мелкие пацаны были, а сейчас…

— Нормальные у них рожи. Серый вон комнату к дому пристраивать собрался, а Славик с Динкой скоро поженятся.

— Дураки, — фыркнул отец, и мать метнула ему предупреждающий взгляд.

— Ладно, — продолжал он. — Давай так, ты у нас девушка взрослая, умная, рассуждаешь правильно, да? Да. Я тебя не стану спрашивать, где ты ночевала, один хрен соврешь, что у подружки в городе. Так?

— Так.

— Даю тебе время до сентября. Дашка, ты слышала? До сентября, до осени. Гулять гуляй, развлекайся, но чтоб без пьянок и покатушек с ментами. Адиль дубина тоже, додумался. Этот дружбан его, Нурик, дальняя родня нашего начальника цеха. Потом мужики ко мне неделю бегали, спрашивали…

— Меньше слушай всякую херню, — перебила Нермин.

— Слушать я не слушаю, но когда эту херню в Одноклассниках и чатиках вотсапных выкладывают, не слушать как-то не получается.

— В каких чатиках? — испугалась Нермин.

— В каких-каких. Общих. Поселковых таких штуки три, и в один меня мужики подписали, смешные видео скидывают. Вот там вчера тоже это дело всплыло.

Нермин шепотом выматерилась и закрыла покрасневшее лицо ладонями.

— Стыдно тебе? — ехидно поинтересовался отец. — Правильно, что стыдно. Я, если честно, пиздюлей тебе прописать хотел, фотомодельке недоделанной, да вот мать отговорила. Мол, дело молодое, мозгов нет, ветер в жопе…

— Я больше так не буду, — пробормотала Нермин.

— Сколько раз я это слышал? — усмехнулся отец, посмотрел на часы и спохватился: — Так, я на работу опоздаю с тобой. Дашка, кран я сделал, но виснуть на нем сильно не висите, сорвет к хуям, соседям до первого этажа ремонт сделаем тогда. Холодильник потом подъеду посмотреть, с мужиками посоветуюсь. А вообще выкинуть бы его уже.

— Ага, а новый ты на какие шиши купишь?

Нермин отложила вилку, которой терзала остывший сырник, и недоуменно перевела взгляд с отца на мать. Происходила какая-то неведомая херня. Может, он домой вернулся, а ей сказать забыли? С краном ведь еще недавно все было в порядке, а холодильник барахлил уже лет десять, но отец ни разу не собрался не то что чинить его или менять, а даже посмотреть, что с ним такое. А кран… Ну ладно, хрен с ним, с краном, может, действительно закапал, но зачем ехать перед работой с другого конца поселка, чтобы его вот прямо срочно починить? Почему нельзя заехать вечером или отпроситься в обеденный перерыв? Они договорились? Но… Они же вроде не общаются. Или не общались…

Нермин тряхнула головой. Идеально-лубочная картинка типичного семейного утра поползла клочьями. Перед ней за столом оказался какой-то чужой мужик, худой, поседевший, с резко выступившими на лице морщинами, а напротив него страшненькая тетка в вылинявшем халате и с гулькой на голове, старательно изображавшая неприступную гордость. И между этими двумя явно было что-то не то, что-то стремное, фальшивое до боли в зубах, как в бразильских мылодрамах. Будто они разыгрывали представление персонально для нее, а она, позволив задурить себе голову, теперь очухалась посреди слишком настоящего сна и лихорадочно пыталась понять, какого черта вообще происходит. На кухне меж тем повисло неловкое молчание. Отец мазнул взглядом по Нермин и перевел его куда-то в сторону плиты, у которой стояла столбом притихшая мать. Нермин встала, с грохотом отодвинув стул.

— Пап, я пойду прилягу. Голова поехала что-то.

— Иди, конечно, — улыбнулся он. — Поспи, а то синяки под глазами уже больше, чем у меня.

Нермин старательно вслушивалась, прижавшись ухом к двери своей комнаты, но ничего толком не разобрала. Кажется, отец что-то еще сказал насчет холодильника, потом про работу. Мать проводила его, закрыла за ним дверь и вернулась на кухню. Нермин вышла из своей комнаты и осторожно прокралась в спальню к матери. Кровать была слишком аккуратно заправлена, и это было странно — обычно мать свою сторону только прикрывала, а отцовская сторона оставалась нетронутой. Да еще и гребаное постельное белье на балконе… Нермин вернулась на кухню, уселась на стул, на котором сидел отец, написала в вотсапе потерявшему ее Неджету, что все в порядке, и дома ее не убили.

— А ты чего не спишь? — спросила мать, составлявшая в раковину посуду. — Вроде ложиться же решила.

Нермин подозрительно обвела взглядом ее ничем не примечательную фигуру с чуть ссутуленной спиной.

— Ты бы переоделась хоть.

— Что? Халат грязный что ли? В твороге уляпалась опять?

— Нет. Ну, отец ведь пришел. А ты стоишь тут в старье, и на голове что попало.

Мать усмехнулась, не оборачиваясь.

— Не поняла, а с чего я должна его с почестями встречать?

— А с чего не должна? Может, он посмотрит на тебя красивую, решит, что та тетка стремная, и вернется.

— Ну если ему только шмотки важны, на кой он мне тогда нужен?

— А его новая баба так не думала.

— А ты откуда знаешь? Отец порассказал? Вы же с ним видитесь, судя по вашей задушевной болтовне?

— Вы тоже видитесь, и что?

— С чего ты взяла? Что вообще за допрос? Как у вас там говорят, кенты нам не менты?

— Наоборот. Так с какого перепуга батя тут сейчас оказался?

— Так кран же починить приходил.

— Угу. С утра пораньше.

— Ну и что?

— Нихуя.

Мать возмущенно грохнула тарелкой об раковину.

— Прекрати так при мне выражаться. Совсем офонарела? Я его еле утихомирила, чтоб он тебя ремнем за твои приключения не отходил.

— Видела я, как ты его утихомиривала, — презрительно сказала Нермин.

— Ты о чем? — глухо и напряженно донеслось от раковины.

— О том самом. Кровать ваша заправлена не так, как обычно. Бельишко ты, я смотрю, перестирала. Утром, блядь. А меня дома не было всю ночь…

— Нермин, ты обалдела? Ты что себе позволяешь? — вскрикнула мать, вытирая руки вафельным полотенцем — оставляя на них красные уродливые пятна.

— Это вы обалдели! — прокричала в ответ Нермин. Съеденное выплеснулось из желудка и встало комком в горле. — Вы же старые уже! Как вам не стыдно? Еще и меня сюда позвали, на, смотри… Да он вообще от тебя ушел, потому что ты стремная, а теперь ты за отремонтированный кран… Он чужую тетку трахает, а потом тебя, а ты и рада, потому что ты никому не нужная старая корова!

Полотенце, набрав разгон реактивного самолета, прилетело ей в физиономию.