Любовь, что движет Солнце и светила (гет)

Soundtrack - “All I have to give” — Hurts

Но он ушел и оставил её одну

в этой черной, слепой ночи…

Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»

Дни летели, с неимоверной скоростью сменяя друг друга. Обстановка рождественских праздников исчезла из школы, словно её и не было. Однако от сказочной атмосферы еще остался иней на ветках деревьев, который погружал в волшебство зимы, позволяя с головой окунуться в мир, к которому принадлежали ученики Хогвартса.

Гермиона сидела за столом в большом зале и, погрузившись в размышления, ковыряла ложкой овсяную кашу, которую чаще всего ела на завтрак, но в этот раз выбрала её в качестве ужина. Мысли возвращались ко дню ее прибытия в школу, а точнее, к тому моменту, когда в гостиной появились два человека, которых она никак не ожидала встретить. Выйдя из своей комнаты в тот вечер, Грейнджер увидела профессора МакГонагалл и Теодора Нотта. Неожиданная встреча со вторым сначала вышибла из груди девушки весь воздух, а затем и вовсе лишила способности говорить…

Встретившись взглядом с Ноттом, Гермиона увидела в его глазах предвкушение чего-то, и этот неведомый план не внушал доверия. Кое-как заставив себя сделать шаг на лестницу, а за ним и следующие, Гермиона пыталась подобрать разумное объяснение этому, но хоть как-то объяснить отсутствие Драко Малфоя не удавалось, как бы она ни старалась.

— Профессор МакГонагалл, добрый вечер, — выдавила из себя шокированная девушка.

— Ох, мисс Грейнджер, вы-то мне сейчас и нужны! — радостно произнесла та. — Мистер Малфой заболел, и неизвестно, когда сможет вернуться в школу вновь, поэтому его заменит мистер Нотт.

— Но, профессор, я уверяю вас, что смогу сама справиться с обязанностями старосты, — возразила Гермиона, наконец обретя дар речи и способность трезво оценивать ситуацию. — С патрулированием мне может помочь Гарри, а заполнять отчеты у меня уже давно выходит ловко, поэтому нет нужды утруждать Теодора.

— Меня это не напрягает, Грейнджер, — ухмыльнулся Нотт, смотря на собеседницу свысока, как в прямом, так и в переносном смысле. Гермиона еле удержалась от того, чтобы закатить глаза.

— Вот и отлично, — завершила МакГонагалл и, не дав обоим и рта открыть, добавила: — Мистер Нотт, с основными обязанностями я вас познакомила, но если останутся вопросы, то мисс Грейнджер вам поможет. Прошу меня извинить, мне срочно нужно к директору.

И если Гермиона в начале года сравнивала жизнь с Драко в одной башне с адом, то пребывание там Нотта — это было что-то еще более ужасное. Он был слишком самовлюблен, хитер и умен. Было видно, что он, сидящий поджав хвост в присутствии Малфоя, становился новым королем факультета, когда Драко нет.

Гермиона долго не хотела признаваться, что она скучает по Малфою. В какой-то степени это звучало слишком глупо и наивно, но было правдой. Действительно, очень странно понимать, что стоит твоему врагу (а враг ли он?) исчезнуть из твоей жизни, как ты начинаешь тосковать по нему, как по чему-то столь же необходимому, как воздух. Прошел почти месяц с начала учебы, а Драко так и не вернулся. Хуже всего было то, что Гермиона перебирала в уме различные возможные причины его отсутствия — в то, что он на самом деле болен, ей не верилось.

— Гермиона, ты так долго собираешься сидеть? — голос Джинни прозвучал словно будильник ранним утром. — Его там нет, ты и сама это прекрасно знаешь…

Уизли говорила шепотом, а казалось, что она кричала на весь Большой Зал. И только сейчас Грейнджер осознала, что смотрит на место, где обычно сидит Малфой. Даже в его отсутствие никто не рисковал посягать на то, что принадлежит Драко, поэтому его место пустовало, а Пэнси липла к Нотту. Тряхнув головой, Гермиона повернулась к подруге:

— Джинни… Прости, я ни слова не слышала, — виновато пробормотала она.

— Вообще-то с тобой заговорить пытался я, — сказал Гарри, сидевший напротив девушек.

Грейнджер уставилась на друга так, как будто впервые его видит. Что же с ней такое происходит? Оставив ложку в тарелке и немного поерзав на месте, она виновато улыбнулась Поттеру. Неужели она действительно пропустила тот момент, когда Гарри пытался заговорить с ней?

— Прости… Что ты говорил?

— Я лишь спрашивал о Малфое, — пожал плечами Гарри. — Это странно, что его уже столько времени нет в школе. Я больше чем уверен, что он слишком занят поручениями своего папаши или Сама-знаешь-кого.

— Бог мой! Гарри, сколько можно? Такими темпами он мне сниться начнет, как страшный сон! — с этими словами Гермиона подхватила сумку и вышла из Большого зала.

Она и так не могла отделаться от мыслей о Драко, а тут ещё Гарри со своими подозрениями. Однако Гермиона и сама думала об этом, ведь не было подтверждений, что Гарри ошибается. Люциус Малфой — Пожиратель смерти. А Драко всегда равнялся на своего отца, да и всем известно, что все идет из семьи. Чего ожидать от людей, внушающих своему чаду ненависть к нечистокровным магам едва ли не с пеленок? Но даже если так, то все равно отсутствие больше месяца вызовет подозрение, поэтому он бы точно вернулся раньше. Гермиона не знала, что и думать — любой из представлявшихся ей вариантов мог оказаться правдой.

Сегодня ночью она должна была дежурить в медпункте, что её спасало от общества Нотта. Он был слишком опасен. Никто и не подозревал, что Теодор Нотт — тот самый парень, который везде бегал за Малфоем и сжимался от его гнева — теперь расправил плечи: он не умел контролировать эмоции, как это делал Драко, и, давая им волю, несколько раз направлял на Гермиону палочку, говоря такие жуткие вещи, что она решила не проверять его честность, а просто стараться не пересекаться с ним. Да, очень по-гриффиндорски! Но ей казалось, что лучше так, чем оказаться в лазарете как пациентка. А в том, что этот парень сможет её туда отправить, она уже не могла сомневаться.

Пару недель назад ссора между ними дошла до того, что начали летать заклятия. Грейнджер всегда считала себя достаточно способной волшебницей, но когда дело дошло до дуэли с Тео, то оказалось, что он очень талантливый маг. Парень выбил палочку из рук девушки быстрее, чем она успела произнести что-то, кроме «протего». Однако даже при этом Гермиона не позволяла себе показать свой страх и слабость, и гордо смотрела ему в глаза. Тогда это закончилось словесной перепалкой, сопровождаемой угрозами Нотта, которые, к счастью, он не воплотил в жизнь.

Вообще, существование Гермионы стало похоже на американские горки с мертвыми петлями, в которых ей приходится вращаться. Проблемы наваливались на её плечи с огромной скоростью, и она была очень удивлена, что до сих пор выдерживает все это. Гарри продолжал искать способ вытянуть из Слизнорта реальные воспоминания о Волан-де-Морте, с Роном Гермиона по-прежнему не разговаривала, Джинни постоянно говорила о Блейзе и Гарри, пытаясь разобраться в своих чувствах, а голова Гермионы была забита самыми разными вещами, которые даже не связаны друг с другом. Пару дней назад она с уверенностью заявила, что совсем скоро просто сойдет с ума и даже не удивится этому. На что Поттер улыбнулся и сказал, что поддержит подругу в чем угодно, даже в этом.

В тот день они ещё долго смеялись, вспоминая разные истории из прошлого. Гермиона была несказанно рада, что тогда в вагоне перед первым курсом зашла в купе к мальчишкам. Их дружба стала столь сильной, что они пойдут и в огонь, и в воду ради друг друга. Прежде она считала, что такое возможно лишь в книгах, а в реальной жизни дружбы на века не бывает, но порой приятно ошибаться.

Завернув за угол, Гермиона услышала чьи-то голоса. До отбоя еще несколько часов, но ближайший коридор к больничному крылу чаще всего пустовал. Именно поэтому пребывание здесь кого-то было достаточно странным явлением.

— Я тебе, кажется, уже сказал, что мне плевать на мнение Малфоя по этому поводу! — первый голос принадлежал Нотту. — Он — слабак!

— Конечно, именно поэтому ты и пресмыкаешься перед ним, едва увидишь? — вторым человеком, без сомнения, был Блейз.

Оба парня были злы — это было слышно по их интонации — и тот факт, что Гермиона не видела их, не мешал ей утверждать, что еще секунда — и один из них вцепится в горло другому. Здравый смысл приказывал немедленно уйти оттуда, но интерес, наоборот, разгорался еще больше от того, что она слышала. И она бы не была собой, если бы ушла. Поэтому, аккуратно встав в одну из ниш, Грейнджер прислушалась.

— Мой отец всегда говорил — держать своих врагов как можно ближе, чтобы знать, куда бить, — в голосе Теодора отчетливо слышалась ухмылка. — Тебе не стоит быть таким наивным, Блейз!

— Многого твой отец добился, — голос Забини также был полон яда. Стало ясно, что парни давно уже не друзья и питают друг к другу сильную неприязнь. — Твои амбиции не приведут ни к чему хорошему, Тео. И Драко не так прост, как ты думаешь. Он не обладает таким терпением, как я, поэтому советую тебе, по старой дружбе: не лезь на вершину горы, с которой придется катиться.

Послышался звук приближающихся шагов, и Гермионе пришлось отойти еще немного назад, чтобы спрятаться в темноте ниши. И сделала она это вовремя, ибо в следующее мгновение перед ней прошел Блейз с каменным выражением лица. Прождав еще какое-то время, она шагнула на свет и направилась в сторону больничного крыла.

Сегодняшний вечер однозначно не хотел давать Грейнджер возможности хоть немного отдохнуть от мыслей о Малфое, его секретах и его местонахождении. Этот парень когда-нибудь окончательно сведет ее с ума.

* * *

Драко всегда знал, что он героем не будет, ему не достанется пьедестал победителя, и окружать его будут лишь псевдо-друзья. Его жизнь будет такой, какой её задумал отец, и выбирать он не сможет. Таковы устои в высшем аристократическом обществе: тебя будут окружать пираньи, которые будут всегда голодны, и следует быть готовым к нападению. Люциус учил сына выдержке, чтобы хваленое светское общество не нашло места для удара.

Хотя, когда ты лежишь, не имея сил открыть глаза, пошевелиться или сказать что-либо, но при этом отлично все слышишь, едва ли тебя должно волновать общество, в котором вращается семья. Малфой видел множество снов и видений за это время, чувствовал прилив магических сил и несколько раз ощущал жжение на левом предплечье. К нему часто заходила мать, и ни разу — отец. Однако среди всего этого лишь один образ помогал Малфою перебороть это состояние. Несколько месяцев назад он бы упек в отделение для душевнобольных сказавшего ему, что воспоминание о Грейнджер, которая стоит перед ним с красными от смущения щеками, покусанными и распухшими после поцелуя губами и с растрепанной его рукой прической, будет самым лучшим из всех воспоминаний. Но сейчас, сидя на окне и наблюдая за снегопадом, после месяца, проведенного практически в бессознательном состоянии, он ни капельки не удивлен. Прокручивание в голове мельчайших подробностей того вечера стало его своеобразным наркотиком. И теперь он снова нуждался в дозе…

Девушка притянула его к себе и поцеловала. Драко никому не позволял такой вольности, никогда, и странным образом эта девчонка снова сломала все его «никто и никогда». Поцелуи с Грейнджер словно пускали искры по его телу. Они помогали ему забыть обо всем, что происходило вокруг.

Малфой притянул девушку ближе к себе за талию одной рукой, слегка прижимая её к стене, но этого казалось все равно слишком мало. Маленькие ладошки Грейнджер лежали у него на груди, но она не отталкивала его, как делала это обычно. Её касания были нежны, а тихие стоны, срывавшиеся с ее губ, когда он слегка прикусывал их, были самыми сладостными звуками, какие Драко слышал за последние месяцы, а то и годы. Он оторвался от Гермионы лишь для того, чтобы сделать вздох. В следующую секунду он вновь впился в её губы с новой страстью, и она охотно ответила.

Он хотел зарыться лицом в волосы Грейнджер, но наткнулся на заколку. Аккуратно ее расстегнув и вытянув из прядей, он спрятал заколку в карман.

— С распущенными тебе куда лучше, — прерывая поцелуй, тихо прошептал Драко в губы девушки. Они снова слились в поцелуе, всецело отдаваясь своим чувствам.

Малфой не знал, как долго они пробыли в том коридоре, и мог поспорить, что и она не могла бы дать ответ на этот вопрос. Он также не знал, насколько быстро Гермиона убежала, и не мог точно сказать, что он увидел в её глазах в тот вечер. И, откровенно говоря, не мог даже объяснить, почему он сказал ей про волосы — что лучше, когда кудри струятся по её спине.

Это было его последним воспоминанием о ней. На следующее утро с помощью Снейпа он перенесся в мэнор по каминной сети и чуть ли не с первого шага окунулся в семейные дела.

Через час его снова ждала встреча с отцом, и Драко был более чем уверен, что ему придётся столкнуться с гневом Люциуса, ведь он проявил слабость, что не характерно для Малфоев. Конечно, он и сам понимал, что это позор — отключился на глазах у пожирателей, не все из которых даже были удостоены метки. Но Люциус знал, что сила юного Малфоя настолько велика, что принятие темного клейма было едва ли не оскорблением для древней магии рода. Однако что-либо доказать отцу вряд ли представляется возможным, поэтому куда проще было прямо признать свою слабость и продолжить тренировки.

Драко всю жизнь шел к своим целям и не обращал внимания на последствия и мнения окружающих. Он понимал, что вокруг него всегда будет множество тех, кто будет ему завидовать и препятствовать. Но когда ты уверен в себе и своих силах, никому ничего доказывать не нужно, и в этом он убедился уже давно. Так всегда было в школе: он по умолчанию стал королем своего факультета, потом главой инспекционной дружины Амбридж (хотя это такое себе достижение), а потом — просто никто не решался сказать хоть слово против, ибо знали, что Драко не из терпеливых. Даже вечно соперничающий с ним Нотт скорее просто лаял, не смея укусить.

— Хозяин Драко, — раздался писк домовика откуда-то справа. Малфой был так погружен в свои мысли, что даже не заметил появившуюся Тинки.

— Тебя послал отец? — лениво повернул к ней голову Драко.

— Да, хозяин, — кивнула эльфийка. — Ваш отец не в настроении, и он просил передать вам, что ждет вас в своем кабинете сию же минуту.

Драко ничего не ответил, просто спрыгнул с подоконника и сменил рубашку на черный свитер. В нем родилось какое-то сумасшедшее желание разозлить отца ещё сильнее. Словно его чувство самосохранения окончательно потерялось в вечер нанесения метки. Поэтому он, совершенно не спеша, вышел из комнаты. В этот раз за дверью отцовского кабинета было тихо, слышалось только шуршание бумаг. Драко было абсолютно все равно, что ему скажет или сделает Люциус. Войдя в комнату без стука, он начал с порога:

— Ты звал меня к себе, но ни разу не навестил меня. Отец, я поражен, что ты еще помнишь о моем существовании, — Драко сел в кресло напротив Люциуса и с вызовом посмотрел на него.

— Я не стану потакать твоим слабостям, как Нарцисса, — холодно ответил отец, не отрывая глаз от пергамента. — Я вызвал тебя, чтобы передать слова Лорда.

Драко не был удивлен, он даже ждал подобной фразы от отца. И как бы это ни было странно, ему было абсолютно все равно. Вообще, из него как будто выкачали все эмоции, оставив его безразличным ко всему.

— Дай угадаю: он разочарован? — с насмешливой деловитостью спросил Драко. — Ах, нет, он разгневан?

— Хватит паясничать, щенок! — Люциус отбросил бумаги и зло сверкнул глазами. — До тебя до сих пор не дошло, что ты удостоился огромной чести? Темный Лорд выбрал тебя в свой Ближний круг, а ты проявил такую слабость, опозорив имя Малфоя! Однако Лорд был благосклонен к нам и даже позволил тебе участвовать в сегодняшнем собрании.

— Я думал вернуться в школу сегодня вечером, моё отсутствие и так затянулось.

— Это приказ! В Хогвартс ты вернешься завтра, рано утром! — Малфой-старший вновь погрузился в чтение пергаментов.

Драко вышел из кабинета и направился в фехтовальный зал, ибо ему нужно было выпустить пар. Отец всегда так делал: давал ему указания, а потом просто игнорировал его присутствие. Но Драко привык и уже не реагировал столь бурно, как раньше.

Он делал выпады, отрабатывая все приемы, какие только были ему известны. А мысли его уносились далеко от мэнора, в замок в Шотландии, куда он впервые хотел вернуться.

* * *

Гарри вошел в гостиную Гриффиндора уже после отбоя, но так как завтра был выходной, многие еще не ушли спать. Он хотел увидеть Джинни, однако ее в гостиной не было, и Гарри прямиком отправился к себе в комнату. Просмотр воспоминаний о Темном Лорде сильно вымотал его. Поднимаясь по лестнице, Гарри пригнулся, чтобы увернуться от целого роя валентинок. А ведь он даже забыл, что сегодня день всех влюбленных…

Интересно, чем сейчас занята Джинни, и думает ли она о нем?

В комнате взгляд Поттера сразу же остановился на покачивающейся фигуре Рона, который сидел на полу в позе лотоса и мечтательно глядел на луну. Такое поведение для Уизли было не характерно, и поэтому Гарри скинул куртку на кровать и шагнул к другу.

— У тебя все в норме? — осторожно поинтересовался он.

— Кажется, я влюбился, Гарри!

От такого заявления Гарри встал как вкопанный. Ему же послышалось? Нет, он, конечно, ничего против Лаванды не имел, но чтобы у Рона так голову сносило… Что-то здесь не то.

— Я удивлен, что ты раньше об этом не сказал, — пожал плечами Гарри. — Вы с ней уже несколько месяцев обжимаетесь.

— Что? Ты о ком это сейчас? — по глазам Уизли было совершенно ясно, что он не понимает, о чем толкует Гарри.

— Лаванда, — пояснил Поттер. — Но если это не она, то о ком ты говоришь?

— Ромильда Вэйн, — едва ли не пропел Рон. В этот момент Гарри словно молнией ударило, и он вспомнил разговор с Гермионой в библиотеке перед приемом у Слизнорта. Грейнджер сказала, что Ромильда мечтает подлить ему амортенцию. Гарри тогда отмахнулся от этой мысли, но видя сейчас состояние Уизли, он понял, что подруга оказалась права, и его пытались приворожить.

Он помог Рону подняться с пола и потянул к выходу. С этим нужно было что-то делать, а иначе Уизли либо спятит, либо будет погребен заживо Лавандой, причем ни один из этих вариантов не лучше другого. И чтобы хотя бы заставить Рона замолчать и идти самостоятельно, Гарри пришлось пообещать другу, что он встретится с Ромильдой.

Даже если и существовала более изощрённая пытка, чем десять минут беспрестанной болтовни Уизли о его любви к Ромильде, то Гарри о ней просто ничего не было известно. Никогда еще дорога до комнаты Слизнорта не казалась столь долгой. Гарри одолевали мысли, связанные с его последним разговором с профессором: он тогда решил пойти ва-банк и просто напрямую попросить Горация рассказать о Томе. И не было ничего странного, что в тот вечер после собрания клуба Слизней зельевар выставил его за дверь, сославшись на неожиданно появившиеся дела. Теперь, стоя перед входом в комнату профессора, Гарри думал, как бы снова попытаться разговорить его и получить столь необходимые последние крупицы информации.

Он постучал в дверь. Долго ждать не пришлось, но когда Слизнорт увидел Гарри, то резко изменился в лице. Едва ли у такой реакции могло быть какое-то иное объяснение, нежели их недавний разговор.

— Гарри, — удивленно воскликнул профессор.

Поттер уже хотел что-то сказать, но Рон буквально вылез вперед:

— Ромильда? — Уизли посмотрел на профессора, но тут же скривился: — Это не Ромильда! Где она?

Гарри с мольбой посмотрел на Слизнорта, и профессор шире распахнул дверь, впуская своих студентов внутрь. Гостиная Горация была достаточно большой и уютной. Прямо напротив двери находился камин, выложенный из кирпича, на нем стояли антикварные часы и несколько фотографий в рамках. Все это Гарри знал по собраниям клуба Слизней, ведь в паре метров от крайнего дивана был тот самый стол, за которым они и сидели каждый раз, когда профессор устраивал званый ужин.

Профессор усадил Рона на диван и отвел Поттера немного в сторону, чтобы тот мог нормально объяснить, что произошло. Гарри сказал, что Рон наелся конфет с амортенцией, и Слизнорт сразу принялся рыться в своем ящике «для экстренных случаев». И уже через пару минут после принятия зелья, Уизли обрел достаточно ясное сознание. Гарри выдохнул с облегчением, ведь теперь его другу не угрожал праведный гнев Лаванды.

Поттер был искренне рад, когда профессор предложил им остаться. Это был еще один шанс, чтобы вытянуть из него необходимую информацию посредством дружественной беседы. В этот момент ему как никогда не хватало Гермионы. Она могла легко вызвать любого человека на откровенность, если того хотела, даже не прилагая каких-то особых усилий. Но её сейчас здесь не было, а значит, нужно было импровизировать, чтобы не усугубить положение.

И у Гарри действительно получилось построить светскую беседу, разговаривая с профессором обо всем и ни о чем одновременно. Когда Слизнорт решил угостить их медовухой, Поттер понял, что двигается в нужном направлении. Но все изменилось, когда Рон сделал первый глоток из своего стакана.

Все произошло слишком быстро: в одну секунду Уизли стоит и делает глоток напитка, довольно щурясь, а в следующую — он падает навзничь, почти теряя сознание и начиная биться в конвульсиях. Гарри и профессор Слизнорт замерли. Было ясно, что зельевар тут ни при чем, да и его непонимающий вид доказывал это. Поттер очнулся от шока первым и бросился помогать другу. Он не хотел потерять еще одного близкого человека.

* * *

Soundtrack 2 — “Skyfall” — Piano Instrumental

Вечерние дежурства в медицинском крыле давали Гермионе возможность остаться наедине со своими мыслями. Но всему однажды приходит конец. Эта ночь стала одной из самых страшных в её жизни. Когда Гарри и Слизнорт доставили в медпункт Рона при смерти, огромную роль сыграли отточенные навыки и скорость принятия решений, которые стали результатом огромного потрясения. Она выполнила все по инструкции. Ей на полном серьезе казалось, что она смогла сделать первый вздох с того момента, как Рон оказался на больничной койке, только после того, как мадам Помфри сказала ей, что теперь справится сама.

— Гермиона, как давно ты скрываешь от нас, что обучаешься у Помфри? — серьезным тоном спросил Гарри.

— Я… Профессор МакГонагалл попросила никому не говорить, даже вам…

Поттер хотел уже что-то сказать, но мадам Помфри подозвала Гермиону к себе.

— Совсем скоро рассвет, милая. Тебе стоит отдохнуть, — целительница одобрительно посмотрела на ученицу. Заметив ее взволнованный взгляд Грейнджер, направленный на Рона, женщина осторожно положила руку на плечо девушке и сказала: — Ты сделала все верно, с ним все будет хорошо. Дальше я сама справлюсь.

Гермиона натянуто улыбнулась и, забрав свою сумку, направилась прочь из больничного крыла. Это была очень длинная ночь. Но даже несмотря на все это, Грейнджер не хотела спать, собственно, как и возвращаться в башню старост. Решение пришло как-то само собой: она пойдет в выручай-комнату и пустит свою фантазию в полет. Никогда еще спонтанное решение не было таким верным. Ей давно было необходимо побыть совершенно одной, без посторонних глаз, и лучшего места, чем выручай-комната, невозможно было придумать.

Ранним воскресным утром коридоры школы были абсолютно пусты. Тишину нарушал лишь стук каблучков Грейнджер. Она шла не спеша, наслаждаясь неповторимым спокойным морозным зимним утром, которое вызвало в ней множество противоречивых эмоций. Да, Рон оставался без сознания, а Гарри теперь не захочет с ней разговаривать, потому что она скрыла столь важную информацию, но щемящее чувство в сердце, подсказывающее, что произойдет что-то поистине неожиданное, будоражило девушку. И, подойдя к двери, ведущей в заветную комнату, она уже знала, что ей нужно…

Войдя в комнату, Гермиона улыбнулась — у неё получилось преобразовать комнату так, как она хотела. Стены были светлыми, покрашенными в пастельно-бежевый цвет, который не бросался в глаза, но делал комнату теплой, паркетный пол был устлан огромным мягким пушистым ковром. Но венцом всего был огромный молочно-белый рояль, стоявший в самом центре.

Курса до четвертого Гермиона все свои каникулы проводила за этим инструментом, посещая музыкальную школу. Она очень любила музыку, но для рояля у неё было отдельное место в сердце, ведь её единственным учителем была мать. Благодаря близкому знакомству с хозяином школы, Гермионе и миссис Грейнджер было позволено обучаться отдельно от основной группы в удобное им время. И Джин действительно превосходно обучила свою дочь. Гермиона играла сложнейшие мелодии едва ли не с завязанными глазами и получала от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

Теперь она что-то уже забыла, но того восхищения и трепета лишь от вида этого музыкального инструмента не могло изменить даже время. Поэтому, аккуратно присев на банкетку, Гермиона пробежалась пальцами по клавишам и почувствовала, как по телу пробежал рой мурашек. И, недолго думая, девушка начала играть ту самую мелодию, с которой и начала свое обучение. Ностальгия затапливала ее с головой, вызывая множество приятных воспоминаний о родном доме. Необходимая последовательность нажатия клавиш сама всплывала в голове, и Гермиона играла, не останавливаясь, одну мелодию за другой, даже не замечая, как пролетает время.

Но когда Гермиона играла одну из своих любимых композиций, её отвлек скрип входной двери. И в момент, когда она увидела вошедшего, сердце девушки совершило кульбит и, казалось, вовсе перестало биться. Она ожидала встретить кого угодно: любого ученика или профессора Хогвартса, но не его… Грейнджер просто замерла в той же позиции, в какой сидела, и заметила, что гость, так же, как и она, совершенно не ожидавший этой встречи, замер на пороге. Идеально начищенные туфли, черный костюм, сидевший на нем как влитой, выгодно подчёркивая все достоинства фигуры, белая рубашка с накрахмаленным воротником, выделявшая благородную бледность и оттенявшая серые глаза, больше похожие на хмурое грозовое небо, прямая осанка, создававшая впечатление, что у него в спину вставлены спицы — все это ясно давало понять, что перед ней выходец из семьи аристократов.

Перед Гермионой стоял Драко Люциус Малфой и, почти не моргая, смотрел на неё.