Острие лезвия, ветер и любовь (гет)

Год 2510 Третьей эпохи

В этот год Сули исполнилось тридцать восемь лет.

Девушка узнала кое-то очень важное о себе, то, что смогло дать ответы на многие вопросы — она оборотень. Создание, способное совмещать в себе человека и зверя; девушка увидела своё другое лицо — белую волчицу с острыми как лезвия клыками.

Но радость от обретения такого удивительного, пусть и странного, дара, была недолгой.

В этот же год Сули потеряла самое важное, что было в её жизни — Келебриан. Девушка потеряла маму.

Последние месяцы эльфийка, не вставая, лежала в своих покоях, на мягкой воздушной перине и всё смотрела на город. Чаще она молчала, заговаривая изредка и сразу же умолкая. Сули всегда была рядом.

Она сидела чуть сгорбившись у изголовья кровати, совсем рядом с подушкой на которой покоилась светловолосая голова эльфийки. Иногда девушка позволяла себе касаться волос Келебриан. Раньше она часто так делала — обнимая маму, неизменно зарывалась носом в её светлые, словно расплавленное золото, волосы. Такие мягкие и сияющие. Нежные.

Сейчас они померкли и кололись — будто жёсткое старое сено.

Воспитанница эльфов плакала и спешно стирала слёзы, когда Келебриан вдруг открывала померкшие глаза.

Плен изменил эльфийку.

У Сули ещё свежи были воспоминания — в тот раз Келебриан почему-то не позволила ни воспитаннице, ни дочери поехать с ней. Темноволосая обиделась и, назло, не вышла проводить супругу Элронда. Если бы она только знала…

Келебриан начала ходить. Не много. Не часто. Эльфийка неспешно поднималась с кровати, обходила комнату, а после долго стояла, опираясь на перила, и смотрела куда-то вдаль. На запад. Спустя пару дней она объявила, что именно туда и направится. На запад. За Море, в Валинор.

Воспитанница пыталась спорить, хотела убедить мать остаться.

— Что тебе этот Валинор? — вопрошала она, прижимая к лицу холодную сухую (некогда живую) ладонь Келебриан. — Ты ведь и не была там ни разу. Откуда тебе знать, что там будет лучше? Да как тебе там может быть лучше?! Там ведь нет нас!

Она умоляла, кричала и плакала, но мать в ответ лишь улыбалась своей усталой — пустой — улыбкой.

— Хочешь уезжать, — в порыве закричала Сули, — так езжай. Если для тебя мы не важны, то давай. Проваливай за своё Море.

Темноволосая размазала злые слёзы по лицу и убежала из покоев эльфийки. Келебриан её не любит.

Келебриан она не нужна.

Сули разрушала комнату, созданную для неё матерью. Рвала сшитые эльфийкой платья — бросала их на пол и топтала, ругалась. Сбросила книги с полок. Мяла и рвала листы бумаги с цветастыми рисунками. Те, на которых неловкой детской рукой был выведен смутно узнаваемый белокурый силуэт, были лишь смяты и брошены на пол, но не порваны.

Закричав — зарычав — девушка оглядела воцарившийся вокруг хаос и остановила свой взгляд на кровати. На тряпичной кукле в зелёном платье. В два шага Сули подбежала к ней и схватила — одной рукой за туловище, ближе к голове, другой — за ноги и рванула в разные стороны.

Треск отрезвил. Девушка зажмурилась, прижимая к груди сломанную игрушку. Уничтоженный подарок.

* * *

Уже который день всё её тело ноет из-за постоянных тренировок (пусть и оборотень, но бесчисленное множество синяков и ушибов, кого угодно доконают). Кажется Боромиру было нечем занять себя и он решил всё своё время посвящать издевательствам над подругой, заставляя тренироваться чуть ли не весь день напролёт. Так что сейчас видеться с гондорцем не было никакого желания. Вчера насмотрелась.

Оборотень с самого утра была с владыкой; она заглянула в его покои с первыми лучам солнца — Элронд уже не спал. Вдвоём эльф и его воспитанница сходили в трапезную, прошлись по аллее, что тянулась от дома и до самой главной площади города, огибая многочисленные неглубокие ручейки. Сейчас они добрались до беседки, которую когда-то в детстве так любила Сули. Находилась та на небольшом возвышении и потому отсюда была видна вся восточная половина города. Девушка в зелёных штанах из крашенной шерсти стояла облокотившись о перила спиной. Смотреть на город сейчас не хотелось, уж слишком больно солнце светило в глаза.

Вчера поздно ночью Элладан и Элрохир покинули город, долго прощаясь с названной сестрой. Сули бы и сама с радостью присоединилась к ним — отправилась на север истреблять орков бок о бок с братьями и следопытами, но Братство покинуть она уже не могла — через шесть дней ей придётся оставить город и уйти с этой странной компанией.

Элронд стоял рядом, а Сули, активно жестикулируя, рассказывала о своей тяжёлой судьбе.

— Вот так и получается, что мой новый друг, при каждой встрече издевается надо мной, заставляя махать мечом.

Благо вокруг не было ни души и темноволосая смогла во всех красках расписать своё недовольство сложившейся ситуацией. Эльф улыбался, но почти всё время молчал, внимательно слушая воспитанницу, до тех самых пор пока та не выдохлась. Оборотень глубоко вздохнула, сложила руки на груди и, успокоившись, снова облокотилась спиной о перила беседки.

— Боромир ведь ещё не знает, — промолвил владыка, спустя пару минут тишины, — кто ты.

Это не прозвучало как вопрос. Элронд знал это совершенно точно: Сули не рассказала гондорцу о том, что она оборотень.

— Он спрашивал несколько раз, но я так и не решилась рассказать, — голос, совсем тихий, был ни капли не похож на тот озорной и весёлый, звучавший здесь несколько минут назад.

Да, Боромир спрашивал: о том кто она, о том, как оказалась здесь в Ривенделле и о многом другом; Сули всегда отвечала вскользь.

— Боишься напугать его этим? — нахмурился эльф. Он стоял, смотря на город, но теперь отстранился от перил и сделал шаг к темноволосой девушке. Та нервно сжимала и разжимала челюсть, скрипя зубами. Этот противный звук её странным образом успокаивал.

Всё было верно — она боялась. До дрожи в коленях! Когда-то из-за этого страха оборотень стала скрывать свою природу и от семьи — Элронд и его дети узнали правду о Сули только спустя почти полвека. Хотя тогда уже никто и не верил, что девушка просто человек — не старела она совсем, в свои-то сто лет.

— Я думаю, Боромир не сможет прождать полвека, чтобы от тебя это услышать, — продолжал Элронд, воспитанница медленно кивнула.

— Знаю. Я расскажу ему. Обещаю. К началу похода он уже будет обо всём знать, — и кивнула уже быстрее и уверенней, а потом ещё раз, но уже посмотрев в глаза владыке. — Скажу.

И в тот момент она и вправду верила, что сможет подойти к другу и сказать ему прямо, смотря в глаза, о том, что она оборотень — потомок монстров созданных Морготом в Первую эпоху. Сули зажмурилась и опустила голову. Она почти что видела как после этих слов в глазах Боромира разгорается ненависть, презрение или даже страх. Она не хотела терять друга, потому, наверное, и тянула с признанием. Всё было точно так же как тогда…

Келебриан пропала и девушка — ещё считавшая себя человеком — бросилась искать потерянную мать, а найдя… темноволосая была в ярости. Первее всех она бросилась в погоню за орками. Гнала коня вперёд и без оглядки, да так что тот стал валиться с ног, запинаться за каждую кочку. И вдруг Сули будто осознала что ей нужно сделать: она спрыгнула со своего скакуна на полном ходу, но на землю приземлилась не девушка, а белая волчица. Всё произошло так быстро — случайно — неожиданно и пугающе. В тот день воспитанница эльфов узнала кто она. Узнала правду, а после старалась скрыть её, ожидая, что родные отвергнут. Боясь быть не принятой.

— Ты виделась с Арвен? — спросил вдруг владыка.

Оборотень молчала. Она виделись с сестрой лишь мельком и изредка перебрасывались двумя/тремя фразами. Эльфийка не стремилась начать диалог, Сули тоже делала вид, что ей это не интересно.

— Она, — воспитанница запнулась и фраза «вряд ли хочет меня видеть», не успела сорваться с её губ, — наверное, с Арагорном. А может и нет, — Сулмендис помотала головой отгоняя мысли и бодрым голосом спросила: — Владыка, если Совет для всех народов Средиземья, то почему не было энтов? Роханцев? Кто-нибудь из Бри?

Элронд улыбнулся ей, точно так же как тогда когда Сули, ребенком, спросила его про балконы. Отвечать на этот вопрос эльф не стал, а оборотень поняла, что сменить тему не получится.

— Может быть, она рассказывала тебе о чём-нибудь, — с неприкрытой надеждой в голосе спросил владыка Ривенделла. Он считал, что дочь в последнее время стала слишком печальной и замкнутой. Девушка глянула мельком на эльфа, что вырастил её; брови мужчины были слегка приподняты и сведены к переносице. Он дожидался ответа.

— Нет, — твердо сказала Сули. — Мы не разговаривали с ней по душам, — а про себя добавила: уже пару столетий. — Возможно, она волнуется из-за Арагорна.

Уголок губ Элронда слегка дернулся, а взгляд померк. Он отвернулся от темноволосой, вновь обернувшись к саду лицом. Оборотню было жаль расстраивать отца, но помочь она ничем не могла.

— Хорошо, — протянул эльф. Голос его стал чуть тише, а слова звучали медленнее. — Как там стая?

Хороший вопрос. Так уж сложилось, что Сули знать не знала, как они. В Средиземье ли. Живы ли. Однако говорить об этом Элронду оборотень не собиралась.

— Как и прежде, — девушка улыбнулась и взяла отца под руку. — Всё, как и всегда. Хелтай так же вождь, а брат, Эклесс и Кайи его воины, — договорив, Сули взволновано стянула губы в тонкую полоску, сдерживая рвущуюся наружу до неприличия широкую улыбку, и задрала голову вверх. Элронд искренне улыбнулся и положил руку на плечо воспитанницы. — Кайи уже стал таким взрослым.

Воины — одни из самых почётных членов стаи (после вождя, разумеется), они занимаются охотой и защищают стаю. Сейчас воинами являются единокровный брат девушки — Тейран, а так же самый старый и самый молодой оборотни Средиземья: Э̒клесс и Кайи. Последний стал воином ещё будучи подростком (по меркам оборотней, разумеется) и Сули до ужаса гордилась им. Только с Кайи воспитанница эльфов продолжала видеться — парень, как и сама Сули прежде, иногда сбегал от собратьев, чтобы повидаться с темноволосой.

— Гордишься им, — Элронд ни сколько спрашивал, сколько утверждал. Гордость девушки была буквально написана на её лице и горела в этих серых глазах с жёлтыми (как недавно подметил Боромир) крапинками. — Наверняка и он будет гордиться тобой, когда узнает, в какой важной миссии ты участвуешь.

— Он-то может быть, а вот Хелтай. Вот он точно не обрадуется, — Сули хмыкнула и отвернулась от отца, отпустив его руку. — Для него я всегда буду позором семьи. Владыка, — она изобразила малоубедительную улыбку, — я уже привыкла к этому. И это не удивительно. Думаю, такой дочери даже моя мать не обрадовалась бы.

Сули помотала головой, а эльф успокаивающе взял её ладонь в свою.

— Я не знаю твоего отца, но зато я хорошо знал твою мать, — оборотень никогда прежде не слышала об этом и подняла на эльфа ошеломленный и жаждущий ответов взгляд. Владыка рассматривал тыльную сторону ладони своей воспитанницы, будто намеренно избегая пытливых глаз таким вот незатейливым образом. Элронд как-то грустно улыбнулся, глянув на Сули; девушка смотрела с растерянным любопытством.

— Вы знали Бодиль? Знали мою мать? — исправилась она и получила в ответ короткий кивок.

— Мы познакомились с ней во время Войны Последнего Союза. Я не видел воина свирепей и бесстрашней чем твоя мать, — У Сули где-то на краю сознания мелькнула мысль, что она стоит и смотрит на Элронда с открытым ртом. Девушка осеклась и прикрыла его. — В бою ей не было равных. Бодиль вела за собой небольшую группу оборотней, тех немногих кто решился пойти за ней на юг — крупицу в общем количестве эльфов, людей и орков, но им не было равных на поле боя. Ты очень похожа на неё.

Сули скривилась от этих слов. По рассказам Хелтая девушка могла судить, что походила на Бодиль разве что цветом волчьего меха — обе они белые волчицы — а всё остальное в ней от отца. Нет ни пламенно-рыжих волос, ни чёрных глаз, ни притягивающей взгляды красоты.

— Я вижу у тебя много вопросов, — подметил Элронд и оказался прав. Те, словно дикие пчелы, роились и не могли найти себе места. Знал ли Элронд изначально, что ребенок, которого он взял в свой дом, дитя оборотней? Чья она дочь? А если знал, то почему не рассказал обо всём? — Я отвечу на твои вопросы, но позже. Сейчас меня ждут дела.

Эльф обошёл воспитанницу, но остановился, сказав напоследок:

— Арвен скучает по тебе, так же как и мы. Может даже сильнее. Ей не хватает сестры.

И ушёл.

С того дня как Келебриан оставила семью, всё изменилось. Сули стала чаще покидать Ривенделл; волчицей она убегала на 30-40 лиг от Бруинен, но неизменно возвращалась обратно. Оборотень чувствовала стаю пусть и не понимала ещё, что это такое, а в глубине души всегда надеялась встретиться с другими, такими же как она. Пятьдесят лет воспитанница эльфов боялась, что её изгонят, узнав правду, и потому молчала. Лишь один только Саруман, старый друг, знал всё — в те годы Сули была частым гостем в Изенгарде, а после и вовсе начала уходить дальше на юг, в Гондор. Однажды даже добралась до Харада.

Но как бы далеко волчица не забиралась, она неизменно возвращалась домой, и каждый раз её встречали Элладан и Элрохир. Братья всегда были рады ей. Чего нельзя было сказать об Арвен.

Темноволосая вновь остановилась у запертой двери. Ноги сами принесли её сюда. Вспоминая прошлые разы, Сули думала, что всё это не такая уж хорошая идея.

— Арвен, — позвала она, так же как когда-то в детстве. Звук собственного голоса в звенящей тишине будто бы напугал оборотня. Стук-стук. — О, Эру, какая глупость.

Простояв несколько минут у двери Сули это надоело, и она села, на каменный пол коридора. Положив голову на колени, девушка стала ждать не пойми чего. Арвен сейчас наверняка с Арагорном. Ведь его эльфийка любит. О влюбленности сестры оборотень узнала, как ни странно, от братьев и посчитала это лишь очередной их шуткой, громко смеясь. В тот день она порадовалась, что эту новость не Арвен сообщила ей.

Сули крепко зажмурила глаза, желая избавиться от назойливых воспоминаний, всплывших в памяти. В те годы она только-только научилась обращаться волчицей и не совсем ещё владела этим навыком. Как-то раз, вернувшись обратно в Ривенделл, оборотень заглянула в покои к сестре, зная, что та её разыскивала.

— Арвен? — темноволосая с улыбкой вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. — Как вернулась сразу к тебе. Братья сказали, что ты меня искала.

Эльфийка встретила девушку, стоя возле стола, на котором лежало несколько книг. Не сразу, но Ундомиэль задала волновавший её последние несколько месяцев вопрос:

— Куда ты уходишь? Почему постоянно покидаешь Ривенделл?

Сули помнила как растерялась тогда, не зная что нужно ответить. Лгать не хотелось, но это было единственным для неё вариантом. Сейчас оборотень уже и не вспомнит свои слова, но лицо разочарованной обманом сестры до сих пор стоит перед глазами.

- Лжи хуже этой я не слышала, — покачала головой Арвен. — Ты нашла свою семью? Нашла своих родных мать и отца? В этом проблема верно. Ты боишься расстроить нас этой новостью и потому тайком к ним уезжаешь?

Она всё говорила и говорила, предлагая новые ответы на вопрос «почему Сули уходит из Ривенделла?». Оборотень молчала, лишь смотрела на сестру в надежде, что та сжалится над ней и оставит эту тему.

— Это как-то связано с мамой?

Девушка поджала губы, глубоко вдохнув. Одно упоминание о Келебриан и теперь, спустя столько лет, причиняло жгучую боль.

— Она была мамой не только тебе, — грубее, чем следовало, но изменить своих слов темноволосая уже не могла да и, наверное, не хотела.

— Я знаю это, — кивнула Ундомиэль и подошла к названной сестре, положив руку той на плечо. Сули сжала зубы — это было правое плечо и прикосновение к метке обожгло огнём. Эльфийка тогда не знала даже о том, что растрёпанная от долгой дороги девушка перед ней оборотень, что уж говорить о соулметке.

Сули резко (грубо) столкнула руку со своего плеча и отошла от Арвен, но та упрямо последовала за старой подругой.

— Если Келебриан и вправду была тебе матерью, то подумай, как она бы отнеслась к происходящему. Тебя месяцами не бывает дома, а на все вопросы — мои, отца, братьев — ты лжешь и потом снова уходишь.

— Не смей говорить мне о Келебриан, — вскипела девушка. — Она вообще бросила нас ради своего Валинора. Так, что она не лучший пример.

— Ты сама знаешь, что она пережила. Ей это было…

— Нужно? — закричала, не сдерживаясь, оборотень. — Нужно было бросить свою семью! О, да, это очень нужно.

— Она умирала. Душевные страдания изводили её. Тебе не понимаешь, ведь ты не эльф.

Это прозвучало как пощечина и Сули, пошатнувшись, отступила. Арвен начала извиняться и, не умолкая, говорить что-то, но темноволосая не слышала слов сестры. Она не эльфийка. Не такая. Чужая.

Зарычала от досады, а вместо горьких слез, её обида вылилась в белую волчицу, опасно скалившуюся на эльфийку.

Темноволосая потрясла головой. Сейчас, вспоминая тот день, она и сама не понимает, что повела себя глупо и несдержанно; позволила своей звериной сути взять над собой верх. Побелевшая от страха Арвен… Сулмендис долго умоляла сестру никому не говорить о произошедшем. Умоляла простить.

Ундомиэль пообещала никому не рассказывать и слово своё сдержала, но с того самого дня между двумя сестрами пролегла невиданная доселе пропасть.

— Сули? — оборотень вздрогнула и подняла голову, встретившись с удивленным взглядом дочери Элронда. В этот раз эльфийки и вправду не было в покоях. — Что-то случилось?

Девушка поднялась на ноги.

— Я… — руки её машинально потянулись к платью: когда оборотень нервничала, она всегда перебирала пальцами юбку, а потом пыталась привести всё в надлежащий вид. Сейчас же вместо юбки пальцы нашли лишь ткань штанов. — Я хотела позвать тебя покататься на лошадях?

Она была готова получить отказ, попрощаться и уйти. Или даже просто уйти, без прощаний, если Арвен вдруг просто зайдёт в свои покои и закроет за собой дверь.

— Это прекрасная идея. Я только переоденусь.

Нужно признать, что к такому оборотень не была готова. Глупо кивнув, она отступила от двери, пропуская эльфийку в покои. Она уснула? Это единственное разумное объяснение. Но нет, темноволосая не спала и уже через час бок о бок с сестрой объезжала окрестности города. Ундомиэль собрала волосы в такую же косу, какая была у Сули в детстве. Эльфийку было непривычно видеть в штанах и походной куртке, но даже так она выглядела как настоящая принцесса. Девушки покинули город, проехались по горной тропе, спустились в долину, обогнули рощу и направились обратно. Подобные прогулки для обеих были не в новинку, другое дело, что вдвоём они уже давно не ездили. Сули рассказывала истории из своих путешествий, эльфийка больше делилась с ней историями которые почерпнула из книг, ведь все новости Ривенделла и Лотлориэна оборотень и так прекрасно знала.

— Арвен, — вдруг прервала подругу девушка. Эльфийка замолчала на полуслове, а Сули закусила губу. Не вежливо как-то получилось. — Я хотела спросить у тебя кое-что.

— Спрашивай, конечно, — улыбнулась дочь владыки Элронда. Её конь наступил на ветку и та оглушительно громко хрустнула, да так, что оборотень невольно зажмурилась.

— Ты так и не простила меня?

Искреннюю улыбку на лице эльфийки заменила натянутая — едва ли её можно было назвать естественной — а после и та исчезла. Тишина окутала названных сестёр. Даже птицы замерли, ожидая ответа Арвен.

— Много времени уже прошло, — произнесла та, смотря куда-то в сторону. Темноволосая вздохнула.

— Я напугала тебя тогда, — голос Сули прозвучал едва слышно, но эльфийка уловила произнесённые слова.

— Напугала и очень сильно, — а что сказать дальше не знала.- Когда мама покинула нас, — тихо и неспешно продолжила Арвен, помолчав, — следом ушла и ты. Потерять сразу вас обеих оказалось непосильно для меня. Я считала, что вы предали нас, раз ушли, — она опустила голову, и коса, съехав по плечу, упала на грудь. — Считала, что вы не любите ни меня, ни отца с братьями. Так что каждый раз, когда ты возвращалась, я не хотела тебя видеть, я обижалась. Пыталась понять, почему ты уходишь. Найти ответ, — эльфийка виновато улыбнулась оборотню и снова отвела взгляд. — Но потом я увидела того волка и пришла в ужас от осознания того кто ты такая. Я сберегла твой секрет в память о нашей дружбе.

— Тогда всё вышло случайно, — воскликнула воспитанница Элронда. — Не хотела пугать тебя. Всё это было мне тогда не подконтрольно!

Арвен кивнула этим словам. Гнедой конь под ней, будто чувствуя настроение всадницы начал нервно переминаться с ноги на ногу.

— Я скучаю по тебе, когда тебя нет в городе, — прибавила Ундомиэль, остановив, наконец, коня на тропе меж золотых деревьев. Сули последовала этому примеру. — Рада видеть тебя, после разлуки. Не скрою, в первые годы я боялась тебя. Боялась и после.

— А теперь?

Эльфийка улыбнулась. Не ответила.

Её конь неспешно побрел дальше, оставляя оборотня позади. Та была растеряна. Хотя чего ещё она ожидала? Сули не могла требовать от Арвен принять её такой. Кто знает, как она сама бы поступила, окажись на месте дочери Элронда. Эльфийка спешилась, и девушка удивленно уставилась на неё.

— Я хочу знать, — ответила та на прозвучавший прежде вопрос, — боюсь я или нет.

— Не понимаю, — Темноволосая легко спрыгнула на землю и подошла к Ундомиэль. Та поджала губы и глубоко вдохнула через нос.

— Покажи мне волка.

Слова эти эхом звучали в голове. Такая странная просьба, дикая и пугающая, что оборотень не сразу её поняла, а поняв, отступила назад. Один из коней тряхнул гривой и громко заржал.

— Не могу.

— Почему же, — дочь Элронда и Келебриан развела руками в тёмных перчатках. — Я больше не закричу так громко, — и улыбнулась скомканной и неуверенной улыбкой. — У меня было время, чтобы принять то, кто ты. Теперь я лишь хочу убедиться, что мой страх ушёл.

Сули кивнула, отступив ещё дальше. Ей было странно и даже как-то жутко делать это сейчас. Девушка ощущала, как кожа грубеет, обрастая белым жёстким мехом, а зубы растут, меняя форму, становятся длинными и поразительно острыми клыками. На руках и ногах — лапах — появляются чёрные когти. Волчица стояла перед эльфийкой, опустив стыдливо голову к земле. Сули не могла смотреть на Арвен. Вновь увидеть в глазах сестры страх она хотела меньше всего на свете.

Под ногами эльфийки зашуршали листья.

— Кажется, ты стала даже больше, — дрогнувший голос, раздался совсем рядом. Оборотень подняла голову.

Вот она, Арвен, стоит в шаге от неё, разглядывая лапы волчицы, левый бок, опущенный хвост. Сули тряхнула головой. Эльфийка не боялась — в глазах её была лишь спокойная уверенность и решимость. Она протянула руку к волчьей морде.

— Можно?

Волчица не могла ответить, вместо этого она сделала шаг и сама коснулась холодным влажным носом эльфийской ладошки, на которой теперь не оказалось перчатки. Арвен вдруг улыбнулась, кажется, счастливо. Оборотень не стала улыбаться в ответ, плотно сжимая челюсть дабы названная сестра не увидела клыков.

Ладонь Ундомиэль прошлась дальше от носа к ушам, потрепала неуверенно по загривку и зарылась пальцами в длинный мех на шее.

— Он мягче чем я представляла, — Сули дернула ушами услышав её мелодичный голос. Сердце заполошно билось в груди.

Тут слева от дочери и воспитанницы Элронда из-за деревьев выскочил всадник. Увидя волка он не замедлил обнажить меч, направил коня прямо на хищницу, и той пришлось отскочить из-под копыт.

— В сторону! — это был Боромир, который тоже решил сегодня прогулять за пределами города, ведь Сули он так и не нашёл. Он заслонил собой Арвен. Таких больших волков мужчина в жизни не видел.Эльфийка не сразу осознала, что произошло, а поняв, бросилась защищать сестру.

— Стойте! — воскликнула дочь владыки. — Она не навредит. Это Сули.

— Сули? — Боромир недоверчиво и удивленно уставился на отступившую белую волчицу. Вступать с ним в бой та явно не собиралась — так и замерла на месте, когда перед ней возник всадник. Оборотень испугалась. За Арвен — ведь они могли и не Боромира здесь встретить, а кого похуже. — Вы назвали волка в честь сестры?

— Это и есть моя сестра, — уверяла Ундомиэль. Волчица сделала шаг, и гондорец тут же поднял меч, но делать, что либо ещё не стал, и охотница успела спрятаться за стоящими рядом, странно спокойными, лошадьми.

— Ты хочешь сказать, что…?

— Сули оборотень, — продолжила за него эльфийка. — Она выросла здесь среди эльфов и не опасна. Убери меч, Боромир.

Гондорец послушал слова Ундомиэль и убрал оружие в ножны, не сводя растерянного взгляда с белой волчицы, выглядывающей из-за гнедой лошади. Сейчас в голове мужчины всё будто складывалось воедино. Рассказы девушки и слова о том, что семья не принимает её из-за воспитания эльфов (показавшиеся ему сначала дикостью, теперь они стали важной частью картины). Эти постоянные фразы, принимаемые человеком за шутку: «я куда старше, чем кажется» и «меч я в руки брала лет сто назад». Всё наводило на один лишь вопрос: как гондорец сам не догадался, что что-то во всей этой истории не так, чего-то не хватает? А не хватало лишь одного — белой громадной волчицы.

— Почему же ты не рассказала мне? — вопрошал мужчина у оборотня, но та, ожидаемо не ответила, прижав уши к голове. Гондорец чувствовал себя немного глупо, отчасти потому, что говорил с волком. — Почему?

Сули сжалась, под гнётом слов друга.

— Она не ответит. Не может говорить пока не человек, — пояснила эльфийка.

— Так пусть станет им! — в голове медноволосого воина никак не укладывалось происходящее. Оборотней не существует, а всё это похоже на странную глупую шутку. Сейчас из-за тех деревьев выйдет настоящая Сули и смех её зазвенит разлетаясь по лесу. Отсмеявшись, девушка скажет, что так решила отомстить человеку за изнуряющие тренировки. Боромир не станет злиться, он посмеётся следом. Гондорец готов смеяться от любой шутки, пусть только всё происходящее сейчас окажется неправдой. Не может его подруга оказаться огромным зверем.

— Она не может, — тихий голос Арвен успокаивал, но лишь немного. — Её одежда испортилась, когда сестра становилась волком. Нам лучше отправиться в город и выяснить всё там.

Боромир внял её словам. Настоящая Сули всё не появлялась.

Волчицу мужчина не оставил ни на секунду. Он шёл за ней от конюшен до самых её покоев и даже там не оставил одну, войдя следом, а оборотень не могла объяснить человеку, что когда оставит форму волка то окажется обнаженной. Но это ничуть не смутило разозленного Боромира.

— Почему ты не рассказала мне? — повторял он вновь и вновь, расхаживая перед кроватью, на которой, закутавшись в одеяло, сидела темноволосая, стыдливо опустив голову. — Неужели я настолько не важен для тебя, что ты не посчитала нужным мне знать об… — он замешкался, а потом указал рукой на подругу, — этом?!

— Прости.

— Прости? Всё? Хотя о чём это я, — гондорец остановился напротив девушки и шутливо поклонился, приложив руку к груди. — Спасибо и на этом леди Сулмендис.

— Боромир, прошу тебя, успокойся, — тихонько, подражая скорее мышке, чем огромной волчице пролепетала виновато в ответ воспитанница эльфов.

— А ты бы успокоилась на моём месте? — прокричал человек, и голос был настолько громим, что заглушил и шум города, и щебетание птиц за окном. Сули вжала голову в плечи. — Сколько мы знакомы? Без малого месяц. Я считал тебя другом, а ты скрыла от меня такое. Что я ещё о тебе не знаю? Может быть ты дочь Саурона? Тогда не удивительно, что он тобой не гордится.

— Замолчи! — девушка подскочила на ноги и теперь возвышалась над мужчиной, стоя на кровати. На глаза навернулись слёзы. — Я не говорила тебе, потому что боялась, — она, подражая мужчине, указала на него, — этого. Боялась, что ты так отреагируешь и что больше не захочешь быть мне другом. Это было бы не удивительно. Кто захочет быть другом такому монстру как я? Морготова тварь! Монстр! Называй как хочешь. Мой народ ненавидели и потому почти все покинули Средиземье. Я и немногие другие остались, прячась в тени от эльфов, людей, гномов. Мой народ ненавидели, потому что помнили — мы пришли из Тьмы. Нас создал Моргот — отец зла в этом мире. Ты хоть представляешь, что это такое, знать, что твоих предков создавали лишь для убийства и запугивания. Эру, да в глазах других народов мы те же орки. Узнав о том, что я оборотень, я почти полвека скрывала от всех в Ривенделле правду. Скрывала всё от своей семьи. Боромир! Пятьдесят лет! — прокричала она, прижимая одеяло к груди. Села обратно, утирая слёзы. — И после этого ты удивляешься, что я не сказала тебе. Ты мне дорог. Я не хотела, чтобы ты проклинал меня и ненавидел.

Сули уронила лицо на мягкое одеяло, сложенное на коленях. Рядом прогнулась кровать, а на её обнаженное левое плечо — немного погодя — легла рука.

— Прости.

Человек молча сидел рядом с ней, а оборотень уже перестала плакать. Ей вдруг стало так спокойно.