Ты - мой мир (гет)

Адель делала вид, что ей безразлично появление Райана, хотя в глубине души она радовалась тому, что теперь она не совсем одна. С дядей Райаном можно было поговорить по душам. Правда теперь, может быть, он сильно изменился. Месяцы, в которые не видишься с людьми, сильно меняют их.

Неся в руке какую-то коробку, Райан вслед за отцом вошёл в дом. Адель побежала в свою комнатку и забралась в самый дальний уголок, вытащив несколько кукол и разложив их перед собой. Она пыталась включиться в игру, но никак не могла привлечь своё внимание к этому. Адель всё хотелось послушать, что происходит внизу — не слышны ли приглушённые шаги Райана, не скрипнет ли дверь, ведущая в её маленькую комнату. Но всё было тихо. Адель жгло любопытство. Как-никак, ей хотелось поскорее увидеть Райана.

Наконец на лестнице раздались шаги. Сердце девочки заколотилось, как сумасшедшее. Она придвинула кукол ближе к себе, говоря их голосами и приводя каждую в движение. Стук в дверь заставил её обернуться.

— Простите, что помешал, можно к вам? — раздался знакомый голос, и в комнату вошёл Райан. Он был такой, каким Адель его и запомнила в их последнюю встречу. Каштановые волосы, нестриженные, вихрами копошились на голове — на лад моде подростков. Адель любила, будто маленький попугайчик, забираться в них руками и перебирать, когда дядя Райан дремал на диване у них в гостиной — настолько густые они были. Те же голубые глаза лучились добротой при виде неё — ни у кого из старших мальчиков Адель не видела таких глаз, да, впрочем, и не могла видеть в силу того, что с соседской ребятнёй не общалась. А на губах играла та же приветливая улыбка. Девочка вновь отвернулась к куклам, не без труда скрывая улыбку, пытаясь не обращать внимания на оклики дяди Райана, его приближающиеся шаги, нарочное громыхание коробки в его руке — не новый ли это подарок для неё?

— Простите мне моё безрассудство, вы, должно быть, заняты, — произнёс Райан.

— Ничего страшного, вы мне не мешаете, — ответила Адель, не поднимая головы, всё ещё стараясь скрывать не дающую покоя губам улыбку, для себя осознавая, что снова вживается в роль их любимой с дяди Райаном игры в XIX век. Однажды, зачитавшись каких-то книжек с папиной полки в закрытой библиотеки, Адель страстно захотела жить в этом времени. Правда, поняла она не так уж много, но разговоры того времени и то, что девушки всегда носили платья, ей безумно понравилось. И как-то за этой игрой её застал дядя Райан, решив незамедлительно к ней подключиться.

— Я совсем ненадолго. Мы с вами не виделись давно. Вы, верно, меня и позабыли?

— Нет, я вас прекрасно помню. Так, если бы мы виделись с вами вчера, — Адель начала улыбаться. Такие разговоры на «вы» её всегда очень забавляли.

— Ну, что ж, это радует, — по его голосу Адель поняла, что юноша тоже улыбается. Больше не в силах сдерживаться, Адель выбежала из своего уголка и подбежала к тому, кого так давно не видела.

— Дядя Райан! — радостно крикнула она.

Райан улыбнулся. Адель, несомненно, подросла, но светлые её волосы, всегда напоминающие ему жидкое золото, привычно лежали по плечам, на милом детском лице по-прежнему светились лучистые синие глаза. Невероятно синие. Таких, наверное, даже и не существует.

— Я слышал, ты чуть ли не все мои прошлые книги прочитала, — говорил он, раскрывая картонную коробку. — Я привёз тебе ещё несколько. Думаю, тебе должны понравиться.

Адель пролистала несколько книжек. Все они были в прекрасных обложках, но внутри не было ни одной картинки, и Адель просто оставила их в сундучке. Решено было сразу же отправиться на прогулку по старым и новым, показанным Оливером, местам. Как и всегда прежде, дядя Райан засмеялся, услышав этот грозный призыв её звонким голосом, и Адель на мгновение почувствовала себя неловко, как она всегда ощущала себя, когда кто-то из взрослых смеялся при ней. Она никак не могла взять в толк, почему те, кто старше, порой смеются над детскими поступками.

Адель щебетала всю дорогу, ведя дядю Райна по тропинке, усеянной гравием, к их семейному саду, где уже вовсю клонились от тяжести яблони и цвели в отдельно отведённых для этого местах неприкасаемые мамины цветы; затем, за оградой их дома — вдоль лугов, где они половину лета носились с Оливером; вдоль холмов, по которым они сбегали прямо к шаткому мостику с бушующей под ним речкой. Она не пыталась бежать впереди или отставать и шла с дядей Райаном под руку, точно с братом, а он, должно быть, испытывал то счастье, которое охватывает человека, когда он ведёт ребёнка за руку. И тогда Адель решилась — дядя Райан был именно тем, кому она могла поведать о своих чувствах.

— Дядя Райан, а ты веришь в любовь?

Она спросила это так беззаботно по-детски, что юноша даже не в первую секунду сориентировался, и Адель восприняла его молчание как обдумывание её вопроса, а потому лишь улыбнулась. «Ну, конечно, он верит!» — думалось ей. Как можно в этом сомневаться, читая книжки, которые он привозит?

— А ты мечтаешь выйти замуж? — он повернулся к ней, и, хотя лицо его ничего не выражало, Адель показалось, что в уголках его глаз спряталась улыбка.

— Мечтала. Но теперь я не думаю, что смогу когда-нибудь выйти замуж.

— Почему?

— Потому что это невозможно без любви. Вот если бы это был кто-то вроде тебя, дядя Райан!

Он остановился в крайнем изумлении, а Адель продолжала легонько тянуть его вперёд, думая только о лете, чудесной погоде и Оливере, который — о, как бы ей этого хотелось! — поскорее вернулся на соседский участок.

— Послушай, Адель, когда ты станешь взрослой, ты встретишь того, кому суждено будет стать твоим мужем. И если ты будешь чувствовать, что тебе хорошо с ним, значит — это и есть твоя любовь.

Она кивнула и почти тут же забыла об этом разговоре, лишь радуясь тому, что оказалась права, и дядя Райан смог понять её в её чувствах.

А накануне они с ним читали. Адель, всё ещё имевшая некую неприязнь к книжкам без картинок, с жадностью слушала дядю Райана, опершись лицом на обе руки и прислонясь грудью к столу, а он читал тихо, размеренно, будто специально для неё делал понятным каждое неясное ей слово. А когда она стала понемногу засыпать, она почувствовала, как он взял её на руки и отнёс в её комнату. В какой-то полудрёме она видела, как он расстегнул на ней платье и рубашку, усадив при этом на край кровати. Ночная рубашка, оставленная здесь няней, лежала на подушке, и дядя Райан надел её ей через голову, всё время что-то болтая о пустяках вроде того, что не расстёгиваются пуговицы. А когда он, наконец, уложил её, она мгновенно открыла глаза и, обхватив его руками за шею, легонько чмокнула в щёку, и на мгновение ей отчего-то показалось, что от дяди Райана, как и от Оливера, пахнет мёдом, летней скошенной травой и украденными грушами.

Но не каждый день они могли проводить вместе. Адель всё ещё училась на дому, хотя порой эти занятия ей жутко надоедали. К тому же, она не могла не заметить, что всё же что-то изменилось в дяде Райане. Дни пролетали незаметно, и, несмотря на прохладу, на душе у Адель было хорошо и спокойно. С приехавшим старшим другом ей было намного интереснее, чем одной, пускай он даже и не согласился залезать в их с Оливером маленький шалаш и порой не понимал её мыслей и о чём она пыталась ему сказать, зато он всё также охотно ходил с ней на кладбище и рассматривал фотографии в старых, пахнущих сыростью альбомах. Но всегда задумчивый и отрешённый, любивший проводить время с ней одной, с Адель, он теперь часто подолгу засиживался за столом со взрослыми, не отвечал на её отклики, когда брал фотоаппарат — который, похоже, стал его новой любимой игрушкой, и уходил куда-то, а затем возвращался и снова шёл ко взрослым, показывая сделанные снимки. Не раз фотографировал он и её, но маленькая Адель побаивалась фотоаппарата и всё время норовила убежать от него куда подальше.

— Он забирает ваши лица и делает из них свои истории! — убеждала девочка взрослых, указывая им на нового друга дяди Райана. А те только смеялись в ответ на все её доводы. И Адель уже начинала считать, что с приездом дяди Райана ничего толком не изменилось — она была столь же одинока, что и до него.

Она продолжала учить уроки и проводить время за книгами. Сад за домом опустел и словно состарился от наступившей осени. Когда Адель приходилось выходить в него, она садилась на мокрые от дождя качели, которые тихо поскрипывали при качании, или будоражила деревья, с которых тут же красиво начинали сыпаться разноцветные листья. И хотя это была не первая осень в жизни Адель, ей казалось, что это место именно этой осенью, именно сейчас прощается с ней навсегда.

Дождь моросил весь день. Адель не видела дяди Райана со вчерашнего дня. «Должно быть, сидит дома», — решила Адель. В этом не было ничего странного, учитывая все взрослые увлечения, которые стали присущи ему совсем недавно. Порой Адель заговаривала с ним о дальних странах, о которых ей говорил Оливер, и спрашивала дядю Райана, знает ли он о них. «Ну, разумеется», — сухо отвечал тогда он и начинал заниматься своими делами. Но дядя Райан не появился ни за завтраком, ни за обедом. Ни на другой день…

Адель отбросила очередную книгу. У неё совсем пропало настроение читать от всей этой сырости за окном и непрекращающегося проливного дождя. К счастью, отец в это время позвал её к себе снизу, и Адель побежала по лестнице к нему.

Она прошарила весь первый этаж, разыскивая отца. Его не было ни в гостиной, ни в столовой, ни в других комнатах. Девочка взглянула на дверь кабинета. Без сомнения, отец никогда не пускал её — да и никого — туда. Именно в кабинете у него было личное пространство, атмосфера, которую никто не смел нарушать. Так считала Адель. Она осторожно толкнула дверь.

Отец и мать тепло приветствовали её. Строгий и суровый всегда, отец Адель казался теперь ей каким-то осунувшимся. Он скрестил руки за спиной и подошёл к окну. В лучах блеклого осеннего солнца была отчётливо видна его стройная осанка.

— Адель, нам придётся уехать, — спокойным голосом сказал он. — Наверное, мы вернёмся только к лету.

Уехать? Адель метнула взгляд на улицу, где, наверное, сейчас дождём заливает её любимый сад.

— Мы собираемся в город, Адель. На неделе тебе следует собрать все свои вещи.

Адель взглянула на маму. Она сидела на краю огромного кожаного дивана и смотрела в никуда, точно даже не видела дочери перед собой.

Адель вбежала в свою комнату, не в силах сдерживать слёзы. Всё, к чему она привыкла — всё это ей придётся теперь оставить. И неизвестно, как надолго. Её грусть и обиду усиливал дождь, стучащий в окно.

С того дня в коридоре, всегда обширном и просторном, прямо возле двери, поселились чемоданы. Множество сумок и коробок, которые увеличивались с каждым днём. Напрасно Адель просыпалась каждое утро с мыслями, что идеи родителей об отъезде ей только приснились. К тому же, по дому стали ходить разговоры о том, чтобы в скором времени отдавать Адель в школу. Даже само слово страшило её. Мало ей этого переезда в город!

Но вот день отъезда настал. Адель села в машину, мечтая остановить время или вернуть его назад. «Только бы это был сон! — повторяла она про себя всю дорогу. — Пускай я сейчас проснусь дома, при ярком солнечном свете, и ничего этого не будет!»

Машина остановилась. Дождь продолжал барабанить по её стёклам. Адель, держа в руках свои вещи, вылезла и заметила высокий дом, совсем не похожий на тот, где они жили раньше.

— Теперь это будет не только наш дом, Адель, — говорила ей мама, ведя её за руку. — У нас будут здесь соседи. Много соседей. А мы будем жить в отдельной квартире, которая будет только наша.

— А она большая?

— Не такая большая, как наш прежний дом.

— А соседи у нас будут такие же, как раньше?

— Они будут похожи на них, но у них будут собственные квартиры.

— А дядя Райан будет жить с нами?

Мама остановилась, и Адель тоже. Тяжёлая дверь подъезда захлопнулась за ними.

— Ты скучаешь по нему?

— Нет, ему совсем не интересно играть со мной, — обиженно ответила Адель.

— Ты не права, милая. Он был очень рад тебя видеть.

Адель ничего больше не сказала, продолжая проходить лестницы — одну за другой.