Fragments of the past (джен)

Лондон, сентябрь 1895.

По деревянной крышке гроба звонко барабанили капли дождя, играя замысловатую мелодию, и Каннет почувствовала, как мальчишка крепче сжал её руку, обтянутую бархатом чёрной перчатки. Переведя взгляд с собравшихся родственников и знакомых на ребёнка, женщина тепло улыбнулась и наклонилась, чтобы оказаться с юнцом лицом к лицу. Разбавленные расплавленным золотом зелёные глаза сверкнули из-под вуали, и Фарьетт вопросительно изогнула бровь, участливым тоном поинтересовавшись:

— Расстроен?

— К удивлению, нет, — отрицательно покачал головой мальчишка. — Просто… Я редко с ним виделся, но он всё-таки мой отец. Я должен скорбеть по нему, разве нет?

— Я радовалась, когда мой погиб, — пожала плечами Каннет. — Он это заслужил после того, что сделал со мной. Извинениями ничего не исправишь, у него было много времени обдумать свои решения и поменять мнение. Он мог остановить Артура. Но…

— Я… Буду скучать по папе. Пусть мы не проводили много времени вместе, я всё же…

— Знаю, — свободной рукой приобняв юнца за плечи, прижала его к своей груди женщина. — Не волнуйся, всё будет хорошо. У тебя осталась я. И Хлоя, и Анстер, и Каин… Ты всегда сможешь обратиться к ним, если что-нибудь случится.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, солнышко, — улыбнулась Фарьетт.

Почувствовав, как тело начинает покалывать от давно позабытого ощущения силы, герцогиня подняла глаза и увидела знакомую фигуру демона-дворецкого, который стоял неподалёку от сетовавших на раннюю смерть Николаса мужчин и женщин. Губы Себастьяна были изогнуты в привычной насмешливо-снисходительной улыбке, и Каннет цокнула языком, выпрямляясь и делая несколько шагов по направлению к нему, тем самым оставляя мальчишку позади. Тот непонимающим взглядом проводил главу рода, пожелав было последовать за ней, но Анстер вовремя положил руку юнцу на плечо.

Женщина, подавив свои эмоции и вернув глазам изначальный цвет — в конечном итоге, подобным искусством она овладела в совершенстве, — остановилась рядом с Михаэлисом на расстоянии вытянутой руки; подойди ближе, и сдерживаемое чувство ненависти, исходящее от души жнеца, чью силу она использует, захлестнуло бы с головой. Шинигами недолюбливают демонов чисто по своей природе, но Фарьетт Себастьян привлекал; не было ничего, выходящего за рамки дозволенного, — они не любили и не были друг к другу привязаны, скорее, просто испытывали зависимость или чисто животное влечение. Это был первый раз, когда они встретились после того, как всё закончилось; и Каннет вдруг вновь захотелось ощутить тепло чужих губ, вздрогнуть от грубых, но в то же время осторожных прикосновений.

Николас по-настоящему любил другую, о чём герцогиня узнала после года относительно чудесного брака; вспомнив разговор в карете, когда глава рода говорила о чувствах и отношениях, Вантэр признался супруге во всём, и Каннет поняла. Её реакцией, вызвавшей неподдельное удивление мужчины, была тёплая, искренняя улыбка — аристократке тогда показалось, что она вновь вернула себе способность радоваться. Всё равно так было лучше, учитывая взаимоотношения семейной пары, которые можно было назвать только дружескими; и Фарьетт понравился выбор мужа. Та девушка была нежной, любящей, открытой, — такой, какой герцогине никогда не стать.

После того, как Николас был замечен в обществе другой леди, на стол герцогини посыпались письма от светских дам, наполненные упрёками по отношению к Вантэру и искренними соболезнованиями; женщина, прочитав несколько и вдоволь насмеявшись с показной заботы, отправила исписанные клочки бумаги в камин, где они вскоре превратились в пепел. Ещё большее удивление мир аристократов постигло тогда, когда они увидели, как Каннет и любовница её мужа гуляли вместе по улицам Лондона, заходили в магазины и наслаждались компанией друг друга. Поползли слухи, но благодаря Эйну и Хлое зачинщики быстро одумались и поспешили умолкнуть; навсегда или нет — статей об исчезновениях и убийствах не было.

К слову, Амали — избранница Николаса — тоже присутствовала на похоронах, сокрыв лицо вуалью; Фарьетт представила её как дальнюю родственницу супруга, посему никто не удивился отношению не известной им леди к покойному. Ясно Каннет так же было и то, что у Амали родилась дочь после двух лет знакомства с Вантэром, — сейчас малышке около четырёх.

Герцогиня оглянулась, увидев, что внимание присутствующих полностью сосредоточено на священнике, что начал зачитывать молитву, о которой его попросили родители погибшего, и вернулась к созерцанию наигранно-участливого выражения лица Михаэлиса. Впрочем, наверное, она привыкла к такому — каждый раз видит похожее в зеркале.

Усмирив чувства жнеца и аккуратно сжав в ладонях края ворота плаща, который был накинут поверх одеяния дворецкого, женщина потянула их на себя, тем самым заставляя демона наклониться, и поцеловала мужчину; по телу прошла привычная дрожь, глаза на мгновение сверкнули золотом, а после чувства пришли в норму. Если Себастьян и удивился, то виду не подал, вместо этого ответив на столь бесстыдный жест. Хоть это была их первая встреча за невероятно короткие для бессмертных существ семь лет, интерес так и не угас; разве только исходивший от тела запах смерти стал гораздо слабее, а ощущение опасности давно прошло.

Каннет отстранилась, поправила помятый ворот плаща и улыбнулась; ничего не изменилось, разве что раньше, когда Михаэлис прислуживал Фантомхайву, они могли встречаться гораздо чаще. Каждый знал, где находится второй; но после того, как контракт между Себастьяном и Сиэлем был исполнен, Фарьетт ничего не знала. Женщина даже не была уверена, что они вновь когда-нибудь встретятся, так как прекрасно ведала, что демонам какие-либо чувства, эмоции или привязанности несвойственны. Однако, может быть, интерес полностью компенсирует всё то, что так привычно для людей. Иной причины герцогиня найти не могла, да и была полностью уверена, что Михаэлис оставит вопрос без ответа.

— Вы скучали? — усмехнулся демон, смотря на женщину сверху вниз. — Я думал, это противоречит всему, что мне о вас известно.

— Вы меня не знаете, — склонила голову Каннет, — потому и пришли. Видимо, решили, что ответите хоть на один вопрос, представляющий интерес. Касательно предположения, что я тосковала по вас… Наверное, всё может быть. Но не обольщайтесь, насчёт этого мы уже говорили. Всего лишь…

— …Влечение, — закончил за женщиной Себастьян. — И как долго оно будет продолжаться, моя милая леди?

— Пока не приестся, — усмехнулась герцогиня. — Мы с вами не так часто видимся, чтобы друг другу надоесть, так что… Не знаю, спросите об этом лет через сто. Ибо я сомневаюсь, что вы надолго.

— Мама! — сквозь шум дождя прорвался звонкий мальчишеский голос, и Каннет обернулась, ища взглядом юнца. — Всё закончилось, нам нужно возвращаться.

— Иди, Деймос, я скоро присоединюсь, — громко оповестила женщина, вернувшись к разговору. — Вот ещё один сюрприз: никогда бы не подумала, что стану матерью. После того-то, что со мной произошло. Но, как видите, ребёнок он вполне себе здоровый.

— Он от вашего покойного супруга?

Фарьетт отрицательно покачала головой, оставив вопрос без ответа, едва коснулась прохладной щеки демона тёплым поцелуем, а после отправилась вслед за Анстером и Каином, спешивших к карете и уводивших наследника; тонкая, изящная фигура женщины быстро удалялась от места встречи, и Михаэлис провожал герцогиню изучающим взглядом. Он был уверен, что они ещё встретятся — иначе и быть не могло, слишком многое нужно было узнать об этой представительнице рода человеческого; а посему лишь исчез среди могил, когда из присутствующих на кладбище осталась лишь любовница Николаса.

Лондон, наши дни.

— …Тебе ведь прекрасно известно, Эйдан, чем я отличаюсь от большинства женщин, — Каннет стояла на краю обрыва и печально смотрела на мужчину, находящегося неподалёку, — и ты никогда не оспаривал мои слова. Я избрана пророчеством, я должна принести себя в жертву во имя спасения мира, иначе ты никогда не сможешь жить так, как всегда хотел. Если я не сделаю шаг, всё погибнет. Умрёшь ты, — глаза наполнились слезами, и солёные капли заскользили по щекам. — Я люблю тебя, Эйдан… Помни это.

— Нет, Анна, ты не обязана, мы можем всё исправить, передать твоё проклятье другой!

— Но тогда мы разрушим чужие жизни, любимый, — женщина протянула руку в направлении собеседника, улыбнулась, а после начала падать в разверзнувшуюся бездну обрыва. — Прощай…

Холодный ветер засвистел в ушах, и тело прекрасной молодой леди отправилось в чёрную мглу. Как только Фарьетт растворилась, рассыпалась, как песчаный замок, неизвестность, поглотившая её, вспыхнула ярким огненным пламенем и тут же исчезла, вернув небесно-голубой глади воды привычный цвет. Мужчина упал на колени и, низко опустив голову, вцепился пальцами в ткань брюк; вот и всё: женщина, которую он любил всем сердцем, пожертвовала собой ради мира, и ведь это он, до того, как слепо привязаться к ней, говорил о смерти во благо. Сейчас же все слова потеряли смысл, так как его утратила жизнь Эйдана. Он не представлял мира без Анны, но желанию его сбыться было не суждено.

— Я люблю тебя, Анна… — прошептал он, обращаясь к прекрасной, но безразличной к его горю водной глади. — Прощай… — он запрокинул голову, безжизненно смотря в небеса, и закрыл глаза.

— Снято! — раздался воодушевлённый вопль, и Каннет, облепленная проводами, вздохнула с облегчением. — Всем спасибо, все свободны! Поздравляю с официальным окончанием проекта!

— Подожди немного, сейчас освободим, — герцогиня покорно лежала на матах, пока техники выполняли свои прямые обязанности.

— Готово, — протянув руку, мужчина помог женщине подняться, и та благодарно улыбнулась. — Домой?

— Разумеется. Сегодня мне предстоит важная встреча, так что, думаю, следует поспешить.

— Ты же вновь вернёшься к этой роли через пять месяцев?

— Мне пока не предлагали. Всё зависит от сценаристов, а они меня недолюбливают. Видишь, сколько страданий перенесла Анна только потому, что Раймонду нравится, когда я хожу, обмазанная кетчупом с ног до головы? У него фетиш на это.

— По крайней мере, он не требует постельных сцен с твоим участием, как это делает Майкл, — рассмеялся собеседник. — Кто-то явно хочет увидеть тебя голой, да режиссёр отказывается.

— Ага, это очень весело, учитывая, что роль парня героини, которую я играю, исполняет мой собственный сын.

— По вам и не скажешь… — протянул мужчина, смотря на стоявшего в ожидании матери юношу.

Каннет Деймосом гордилась. Высокий статный красавец с потрясающими физическими данными — учитывая родословную, внешность Аполлона досталась ему даром, для этого не пришлось прикладывать особых усилий, — он не мог не привлекать восхищённый, восторженный взгляд. На вид ему можно было дать не больше двадцати, равно как и Фарьетт, но истина никому не была известна, и женщине прекрасно удавалось скрывать информацию, которая может вызвать ажиотаж среди учёных. Их изысканий ей хватило раньше, так что теперь всё, хоть как-либо связанное с наукой, герцогиня предпочитала обходить стороной.

— Представь удивление людей, посмотревших фильм и увидевших титры, — рассмеялась Каннет. — Даже те, кто проверили информацию на достоверность, до сих пор не могут принять сей занимательный факт. Но да ладно, не хочу заставлять сына ждать. До встречи, Найр, приятно было пообщаться.

Приняв предложение сына и взяв его под локоть, Каннет положила голову юноше на плечо и медленно направилась в сторону выхода из павильона, подстраиваясь под шаг парня. Деймос ничем не отличался от человеческого отпрыска, разве что его глаза иногда меняли цвет — в один момент расплавленное золото разбавляла луговая зелень, а в другой зрачки сужались, превращаясь в узкие щёлочки, и радужка светилась пурпуром. Со временем мальчишка полностью научился контролировать происходящие с ним изменения, в чём немало помогла ему мать, уже после — силу, неподвластную людскому пониманию.

Фарьетт сохранила официальный титул, только теперь никаких дополнительных благ он не нёс; сеть ресторанов, созданная ещё её прадедушкой, до сих пор существовала, здания ремонтировались, но сохраняли атмосферу викторианского стиля и именно этим и привлекали посетителей; огромное семейное состояние только приумножилось после того, как Каннет открыла для себя мир кино и театра, а после к ней присоединился получивший соответствующее образование Деймос.

Из всех, кого они знали прежде, в живых остался один Каин, умудрившийся приспособиться к жизни своей госпожи и переставший прилюдно так к ней обращаться; официально он значился телохранителем обоих Фарьеттов, но фактически исполнял приказы только той, кто его создала.

Герцогиня составляла компанию Гробовщику не так часто, как ей хотелось бы, но иногда они встречались в наименее знаменитых и посещаемых кафе, чтобы просто поговорить по душам, обсудить последние новости или просто вспомнить события давно минувших дней; все обнаруженные записи Артура женщина решила оставить своему седовласому другу, и тот клятвенно пообещал, что столь ценная информация больше никогда не окажется в руках людей. Что с ней делал сам жнец — то оставалось тайной, которую потомственной аристократке узнавать не хотелось.

Когда Каннет становилось скучно, — а случалось это раз в несколько десятилетий, — она и Деймос переезжали в другие страны или просто отправлялись в кругосветное путешествие и ни в чём себе не отказывали; хоть что-то скрашивало вечные будни. Правда, приходилось менять документы примерно раз в тридцать лет, чтобы редактировать дату рождения, и подправлять людям воспоминания — одна из способностей, пришедших вместе с душой Ангела Смерти. Единственной отрицательной стороной подобного злоупотребления было слияние с «гостем»; и Фарьетт старалась пользоваться чужой силой как можно реже, чтобы не допускать полного своего исчезновения.

Удобно устроившись на заднем сидении машины, за рулём которой сидел Каин, равнодушно наблюдавший, как носятся из одного угла павильона в другой техники и гримёры — последние разыскивали нужных им актёров, решивших, что прийти за час до начала съёмок будет самое то, — Деймос наконец-то вздохнул спокойно, положил голову матери на плечо и прикрыл глаза. Каннет усмехнулась, прекрасно зная, как может раздражать и действовать на нервы свет камер, а посему лишь мягко провела ладонью по голове сына, тихо поинтересовавшись, когда машина тронулась с места:

— Устал?

— Эти глупцы три часа не могли нормально скоординировать сцену драки, в которой мой персонаж перелетает через забор и падает в кучу мусора; мне даже показалось, что быстрее будет, замени я каскадёра.

— Ты же знаешь, что для людей мы — совершенно обычные. Есть исключения, которые осведомлены о достижениях учёных, но их слишком мало и им никто не верит, так как информация о вечной жизни, согласись, похожа на бред.

— Тебе повезло, для тебя это последний день. Мне ещё третий сезон тянуть, контракт только после этого закончится.

— Как разберёшься со всем, отправимся отдыхать. Хотя бы на месяц, но выберемся на море.

— И опять папарацци… Последние фотографии с пляжа доставили слишком много проблем. Я такого количества визжащих леди ещё никогда не видел.

— Начинаешь тосковать по старым добрым временам, когда правила поведения ещё что-то значили?

— Наверное, — усмехнулся юноша. — Я вздремну? Нам, конечно, сон не нужен, но он успокаивает.

— Разумеется, — женщина улыбнулась. — Мы нескоро приедем, так что отдыхай.

Телефон в сумке завибрировал, и Фарьетт осторожно его достала, стараясь не потревожить сына; на дисплее высветилось уведомление о сообщении от недавно пригласившего на фотосессию для модного журнала агентства, и Каннет поморщилась: просьбы сделать несколько фотографий для новой пляжной коллекции уже порядком надоели, так как поступали каждое лето.

Герцогиня вежливо согласилась— хоть как-то занять будни, пока Деймос будет отсутствовать — и тут же отключила звук, устремив взгляд на быстро проносящиеся картины города: высотные здания, на месте которых — подумать только — всего лишь сто лет назад находился парк, где она познакомилась с Эриком и Джеком; всё такая же грязная Темза, в которой, к неприятному удивлению, кто-то купается; раскинувшиеся деревья, закрывавшие своими кронами небо. Если так посмотреть, то ничего не изменилось, всё осталось по-прежнему. Только люди стали совершенно иными.

Женщина не заметила, как задремала, прислонившись головой к оконному стеклу; путь и правда был долгим, посему времени хоть немного отдохнуть от рутины хватало. Бессмертие и полное отсутствие чувств и эмоций давало о себе знать — однако иногда хотелось почувствовать себя человеком, пусть даже на короткое время. По крайней мере, домой они вернутся только на следующей неделе, так как самолёту предпочли поезд. Наверное, зря.

В салоне автомобиля было тихо, и никакие посторонние шумы не нарушали покоя Фарьеттов.

Когда они вернутся, Каннет, как обычно, в ту же ночь отправится на крышу, прекрасно зная, кого там встретит и как проведёт предоставленное ей время. Деймос в тысячный раз возведёт глаза к потолку, не понимая, чем демона может привлекать обыкновенная женщина на протяжении долгого времени и как ему не надоедает каждый раз преодолевать огромные расстояния, чтобы встретиться; не поймёт юноша и интереса матери к тёмному существу, ведь ничем хорошим их влечение не закончится, но смолчит.

Герцогиня до сих пор, даже выслушав многочисленные объяснения Гробовщика, не могла понять, как ей получилось забеременеть, когда это с точки зрения всех законов было невозможно, и родить здорового, чудесного ребёнка, унаследовавшего способности и отца, и матери. Каннет просто приняла как факт, что без вмешательства жнеца не обошлось, но возмущаться было поздно. Да и не хотелось: Деймос был замечательным, и женщина была искренне счастлива, что, помимо вечно безразличного ко всему и вся Каина, у неё есть тот, кто проведёт с ней вечность.

Когда построенная реальность рухнет, никто не знал; оставалось наслаждаться каждым мгновением существования, каким бы долгим оно ни было.

* * *

Облачённая в прекрасное угольно-чёрное платье викторианского стиля, Каннет лежала на роскошной кровати с изящно расшитым балдахином; руки красивой женщины были крест-накрест сложены на груди, глаза, в которых вечно горело пламя жизни, теперь были закрыты, и если бы она могла чувствовать, то ощутила бы, как длинные ресницы щекочут кожу щёк; распущенные волосы обрамляли лицо. Фарьетт не дышала — её жизнь оборвалась несколько дней назад, в день её рождения.

В конечном итоге, в какой-то момент времени души — Ангела Смерти и простой девчонки — соединились в одно целое окончательно, не оставив между собой различий; это случилось спустя много столетий после событий, которые ей довелось пережить, и, прощаясь со столь долгой жизнью, Каннет была счастлива. Герцогиня улыбалась, когда пламя, горящее в ней, с каждой секундой потухало, не в силах больше поддерживать жизнь. Не было горя и сожалений — женщина радовалась, говоря, что наконец-то может быть навеки свободной; она перестала быть той, кого сотворили учёные, и могла обрести покой.

После смерти Фарьетт Деймос и Каин, переглянувшись, попрощались с близким им человеком, а после растворились в воздухе, покинув место их обитания; куда отправился каждый из них, было окутано тайной, но никто не сомневался, что однажды они встретятся — и неважно, сколько времени пройдёт. В отличие от Каннет, никто из них не имел проблем с душой, посему молодые люди могли жить в своё удовольствие вечно; как бы то ни было, их связывала лишь покинувшая мир живых женщина, и с её смертью все узы, возникшие за тысячи лет, проведённых рядом, перестали существовать.

Огромный особняк, ранее принадлежавший семье Фарьетт, покосившийся от времени и давно всеми забытый, стал своеобразным склепом для единственной представительницы рода. Комната, которую привели в порядок и украсили цветами — бордово-алыми розами — служила усыпальницей, все окна и двери заложили бетонными плитами, и покой герцогини не должен был быть никем нарушен — об этом позаботилась её… семья.

Душа Каннет отбыла — её забрал седовласый шинигами, таким образом решивший попрощаться с той, кто прожил удивительно долгий срок из-за успешно проведённого опыта; благодаря жизни этой женщины он нашёл верный способ возродить того, кого отчаянно желал вернуть. Однако за века общения она стала не только результатом эксперимента, но и другом; возможно, даже сама Фарьетт не знала, что к концу своей жизни умудрилась вернуть давно утраченную способность чувствовать — и потому душа жнеца, живущая в ней, смогла поглотить волю хозяйки тела. Обе души погибли, никто не одержал верх.

Что же касается Михаэлиса… О смерти женщины, представлявшей столь нетипичный интерес, он узнал спустя год после произошедшего; задолго до памятного дня они распрощались навсегда — то было обоюдное желание. Влечение, испытываемое друг к другу, постепенно стало сходить на нет, встречи начали исчисляться в десятках лет, и в какой-то момент от былого не осталось и следа. Наверное, в какие-то определённые моменты демон вспоминал человека, но о чём тогда думало бессмертное тёмное существо — неизвестно.

Для Каннет смерть была долгожданной свободой, и все те, кто застал её уход, прекрасно об этом знали. У каждого была своя жизнь. О женщине с печальным прошлым остались только воспоминания. Но и они со временем сотрутся…

Каннет Фарьетт

1870 год

Навеки свободна