История другой семьи: Хроники Снейпа (джен)

Вторник, 9 января 1973 (три дня до первой четверти)

Она нагнала Северуса на выходе из Большого зала во время ужина.

— Привет. — Мягкое обращение раздалось прямо над левым ухом. — Я помню тебя. Ты — Снейк, верно?

Северус узнал голос ещё до того, как развернуться, — Белла Блэк, четверокурсница, которая никогда не смеялась над его полукровным происхождением, зато ожидала, что он будет развлекать её подобно дрессированному псу. Северус удивился ошибке, но поправлять её не стал, зная, что Белла пропустит замечание мимо ушей.

Белла приняла его молчание за согласие.

— Ходят слухи, — прошептала она заговорщически, — ты настоящий гений в зельях.

Северус пожал плечами. В голове зазвенели тревожные колокольчики.

— Я ищу того, кто поможет мне подтянуть оценки по зельеварению. Я сильно отстала и не знаю, как всё исправить, а в следующем году уже СОВ. Ты не пожалеешь.

Северус не совсем понял, что она имела в виду, сказав, что он не пожалеет, и потому отвечать не стал.

— Слушай, ты хочешь мне помочь или нет? Как-то странно разговаривать с тем, кто вечно молчит.

— Мне показалось, это ты хочешь помощи.

Белла рассерженно поджала губы, стараясь не сорваться.

— Ты, мелкий… Как ты смеешь так говорить со мной, второгодка? Я предложила тебе помочь мне с оценками. Я могу устроить так, что в общей гостиной ты будешь чувствовать себя одним из нас. Не советую задирать нос. — За её спиной в дверях зала маячил Рабастан Лестрейндж.

— Дам тебе знать, если захочу почувствовать себя одним из вас.

Белла злобно прищурилась. «Сейчас она меня ударит». Северус приготовился к удару, которого не последовало. Белла кипела от злости, но старалась держать себя в руках. «Я вызываю в ней отвращение, но она заставляет себя держаться. Никогда не доверяй тем, кто слишком старается быть любезным. Им от тебя что-то нужно. Тебя используют и бросят».

— И всё-таки мне нужна помощь. Предложение остаётся в силе. Поможешь мне с зельями, и я о тебе позабочусь. Жизнь гораздо проще, когда у тебя есть друзья.

— Зависит от того, кто эти друзья.

Белла уставилась на него, не веря своим ушам. Не найдясь, что ответить, она крутанулась на каблуках и ринулась в зал, по пути кратко кивнув Рабастану. Старшекурсник поймал её взгляд и лениво двинулся на Северуса.

— А ты и правда любишь игры с огнём, а? Я всё про тебя знаю. Шепчешься с пауками и насылаешь на людей собачью вонь, но я в любой момент могу прижать тебя к стене и намотать твои кишки вон на ту колонну. Я не обижаю друзей Беллы, но, если ты ей не нравишься — мои руки развязаны. У нас с тобой несведённые счёты. Ты ответишь за то, что тогда сделал, так что советую собирать подмогу. — С этими словами Рабастан вернулся в зал.

Северус смотрел ему вслед, недоумевая, почему им вдруг заинтересовались такие люди, как Белла Блэк и Рабастан Лестрейндж. Внезапно шею закололо, и по спине пробежал холодок. Немедленно насторожившись, Северус огляделся. Над ним, со ступеней одной из лестниц, высился директор Хогвартса Альбус Дамблдор. «Видел ли он то, что сейчас произошло? Слышал ли?»

Почувствовав себя неуютно, Северус попятился от дверей Большого зала, развернулся и выбежал из замка. Сегодня, в отличие от всех других вечеров, у него было место, где его ждали.

Дамблдор медленно спустился, размышляя над тем, что только что увидел. Блэк и Лестрейнджи происходили из влиятельных чистокровных семейств, которые, по слухам, сейчас вступали в ряды последователей Тома Реддла, именующего себя Лордом Волдемортом. Но мальчик… Он был всего лишь сыном Эйлин Принц — наполовину магглом, если на то пошло. Семья Принцев также относилась к чистокровным, но не имела ни тех богатств, ни той власти, которыми обладали Блэки. С чего вдруг Белле Блэк и Рабастану Лестрейнджу интересоваться таким… Ни об одном из своих учеников Дамблдор никогда не думал, как о пустом месте, но знал, что Белла и Рабастан имели склонность делить людей на классы. Тогда зачем им понадобился мальчик Эйлин?

Северус не стал идти к озеру напрямик, выбрав вместо этого более длинный и запутанный маршрут, чтобы убедиться, что за ним никто не следует. Казалось, всё было чисто, так что он принялся осторожно спускаться по склону утёса к воде. Лили нигде не было. «Она могла и забыть об этом месте. С прошлого года столько всего случилось».

Озеро покрывал лёд: твёрдый и испещрённый лезвиями коньков ближе к берегу, тонкий и хрупкий над глубоководьем в центре. Что-то жило в этом озере — так же, как и в лесу, так же, как и в стенах замка. Мыши, крысы, жуки и пауки — целые миры, копошащиеся где-то, незаметные глазу и слуху. Северус думал о том, чего желал, но не мог получить. О телескопе, чтобы смотреть на Луну, о микроскопе, чтобы изучать воду, о самолёте, чтобы летать в загадочные места — какие угодно, лишь бы подальше от Хогвартса…

Кто-то легко скользил вниз по склону. Северус нащупал в рукаве палочку и осторожно повернулся, собираясь встретить незваного гостя. Это была Лили.

— Прости, что опоздала, — сказала она, слегка запыхавшись.

— Ничего… страшного, я… смотрел на луну.

Она внимательно вгляделась в его лицо.

— Что случилось?

— Ничего… не случилось.

— Нет, случилось. Ты нервничаешь. Ты так разговариваешь, только когда нервничаешь.

Немного растерявшись, Северус нахмурился.

— Алло. Ты запинаешься. Что произошло?

— Пара… слизеринцев пытались… начать драку. Мне удалось… отвязаться. Не знаю, что им нужно. Раньше они не обращали на меня внимания. — Северус так и не рассказал ей о драке с Лестрейнджами на каникулах.

— Ну, здесь их нет, так что можешь расслабиться. Ты до сих пор заикаешься, когда разговариваешь с людьми? Как в нашей старой школе?

— Нет. Когда я испуган, всё становится очень чётким, я как будто вижу каждую деталь. Тогда я могу сказать что угодно не запинаясь.

— Это здорово. Как раз тогда, когда больше всего нужно, — кивнула Лили и, немного помолчав, вдруг улыбнулась: — Я принесла тебе кое-что. — С этими словами она протянула ему небольшое блюдо, накрытое салфеткой. — Потому и задержалась. Приятелю из Пуффендуя пришлось подкупить домашнего эльфа.

Северус поднял салфетку. На блюде красовался маленький торт, как раз на двоих. На изумрудно-серебристой глазури выделялись красно-золотые буквы «С днём рождения» и цифра «13».

— Спасибо, — сказал он. — Выглядит потрясающе.

Позднее, когда пришло время возвращаться в замок, Северус вспомнил о Рабастане. После декабрьской драки он ожидал неприятностей со стороны братьев, но ничего не происходило. Он не тешил себя иллюзиями о том, что маленькое представление сойдёт ему с рук. И, разумеется, тем же вечером в практически пустой гостиной его поджидали Лестрейнджи, Розье и Эйвери. Беллы Блэк с ними не было.

Северус преодолел уже полпути к коридору, ведущему в спальни, когда Рабастан неспешно выполз из своего кресла и запустил в стену жалящие чары. Заклинание резануло холодный камень всего в паре футов выше головы Северуса. Родольфус и Эйвери обступили его с двух сторон, блокируя путь к выходу из гостиной и коридору.

— Думал, мы будем спать, когда ты вернёшься? Второгодкам нельзя так поздно шататься по замку. Это опасно для их здоровья.

Северус нащупал палочку. Его мозг судорожно высчитывал расстояния до центра гостиной и выхода в стене. Вдруг Розье пошевелился, и внимание Северуса переключилось влево. Воспользовавшись моментом, Эйвери схватил его правую руку, что помогло Родольфусу беспрепятственно вытащить из его рукава палочку. Северус прижался спиной к холодной стене, но был окружён со всех сторон. Лёгкость, с которой его провели, казалась унизительной.

— Малыш хочет вернуть себе палочку?

Теперь Рабастан стоял прямо перед ним. Он схватил его правую руку и резко вывернул, заставляя Северуса упасть на колени. Услышав, как Лестрейндж расстёгивает ремень и вытаскивает его из брюк, Северус начал сопротивляться. Боль от удара железной пряжки по спине была хорошо ему знакома.

— Что тут происходит?! Что вы задумали? Поднимите его, сейчас же! — Белла Блэк стояла посреди гостиной, грозно направив палочку на Рабастана. — Мерзкий громила! Выбери себе соперника по росту.

Рабастан рассмеялся, и остальные попятились.

— Да мы бы его не тронули, Белла. Просто хотели немного припугнуть. Ничего не было.

— И не будет, уж поверь. Брось его палочку. Пошли вон отсюда, живо. Если я завтра узнаю, что вы хоть пальцем его тронули, я вас сама так припугну...

Они ретировались, и Белла, подобрав палочку Северуса, опустилась на пол рядом с ним.

— Не волнуйся, — успокаивающе подбодрила она. — Они тебя не тронут. Я им не позволю.

Не переставая дрожать, Северус встал и принял от неё палочку.

— Спасибо.

Белла улыбнулась.

— Я же говорила. Я не даю своих друзей в обиду.

Вплоть до вторника, 18 января 1973 (полнолуние)

Следующим утром она дожидалась его в общей гостиной. Лестрейнджи и Эйвери наблюдали за ними как стая волков из своего угла у камина; Белла же была вся внимательность. Покровительственно приобняв Северуса за плечи, она провела его через комнату к выходу, всю дорогу без умолку болтая о зельях.

— …и вдруг оно стало белым, как мел, и хоть убей, я ума не приложу, что сделала не так.

Северус знал и не смог удержаться.

— Ты… взбивала его, а надо… помешивать. Никогда не… вбивай столько… воздуха в зелье.

— Видишь! Я же говорила. Я знала, что обратилась к правильному человеку.

Внимание ему польстило, хоть Северус и понимал, что именно произошло накануне. Белла сопроводила его до Большого зала и усадила рядом с собой, наполнив его тарелку яйцами, сосисками, тостами с джемом, не забыв предложить три вида чая на выбор. Северусу едва стоило заикнуться о копчёной селёдке, и Белла уже тянулась за селёдкой, почками, вялеными томатами, грибами, беконом… Всё это время она засыпала его вопросами: Сколько нужно взять яиц садовой овсянки, чтобы получился фунт? Как извлекать волоски из свежесодранной барсучьей шкурки? Какая фаза луны лучше всего подходит для сбора белладонны?.. Несколько слизеринцев пожелали Северусу доброго утра — ещё вчера они морщились от отвращения, едва его завидев.

Шок, отразившийся на лице Лили при виде этой сцены, резанул Северуса словно ножом. Ему очень хотелось ей всё объяснить, но это было невозможно. Что ещё хуже, Лили больше ни разу не взглянула в его сторону и ушла вместе с подружками, как только закончила завтракать.

Странности преследовали Северуса целый день. На занятиях и в коридорах слизеринцы то и дело кивали ему в знак приветствия, трое даже подошли, чтобы выразить свою радость: настолько приятно им было учиться на одном факультете вместе с ним. Никто не шептался за его спиной, никто не обзывал дворнягой, никто не отшатывался от него, никто не пытался запустить в него скомканным пергаментом. Жизнь определённо налаживалась. Жизнь была хороша.

И всё-таки в голове не переставал звучать голос матери: «Они тебя используют. Им нужен не ты, а твои способности. Как только ты перестанешь быть им полезен, они тебя предадут. Прожуют и выплюнут. Никому не нужен просто ты».

На следующий день у Слизерина и Гриффиндора было сдвоенное занятие по зельям, но Северусу так и не удалось поговорить с Лили. Слишком многие наблюдали за ним, слишком часто подходили за советом и копировали каждое его движение. Попытка заговорить с Лили привлекла бы их внимание, а это было последним, чего хотел Северус. Лили следовало держать подальше от этого цирка.

На протяжении всего дня, как и накануне, куда бы он ни шёл, за ним всюду следовала Белла Блэк, а если не она, то Эйвери. Или Родольфус Лестрейндж. Казалось, будто все бывшие враги внезапно стали его лучшими друзьями; у Северуса кружилась голова. Кружилась от чувства безысходности и несвободы, от пьянящего внимания окружающих, от чувства важности, которое они ему внушали. Впервые в жизни он начал сомневаться в том, что говорила ему мать.

Отношения с соседями тоже стали непринуждённее. Митчелл Эдисон не боялся разговаривать с ним в присутствии других, они вместе делали домашние задания по истории магии. Уилкису из дома прислали сладости, и он раздавал их всем, включая Северуса, словно так было всегда. Во время драки подушками Розье заметил, что Северус был немного напряжён и растерян, так что сбавил напор, и даже не стал дразнить Северуса за трусливость.

Впервые в жизни Северус по-настоящему взаимодействовал с ровесниками. Конечно, он оставался настороже и был готов замкнуться в любую минуту, но в то же время начал ждать вечеров в комнате с предвкушением.

Несколько раз Белла подходила к нему с вопросами о зельях, и тогда Северус оставался с ней в общей гостиной, помогая выполнять домашние задания. Он совершенно забыл, что мать наказала ему делать вид, будто учёба даётся ему с трудом, но, если подумать, Белла испытывала трудности в элементарных вопросах, к тому же он всегда был и оставался внуком Наны. Северус не понимал, что начал приобретать репутацию.

В течение всего этого времени у него не было возможности увидеться с Лили, но каким-то образом, со всем вниманием, что Северус получал в Слизерине, встречи с Лили перестали быть настолько важными, как раньше.

Понедельник добавил в его безоблачную жизнь небольшую ложку дёгтя. Северус шагал по коридору четвёртого этажа в библиотеку — редкий случай, когда его не сопровождала слизеринская свита. Был полдень, большинство учеников обедали в Большом зале. Внезапно из боковой ниши показался высокий крепкий черноволосый мальчик одного с Северусом возраста и перекрыл ему дорогу. Мальчика звали Сириусом Блэком. Северус уже встречал его в поезде на первом курсе.

— Да это же шестёрка кузины Беллы, — протянул Сириус. Тон его голоса и манера речи отчётливо напомнили Северусу о Рабастане. — И как тебе не страшно шататься по замку без своих защитничков, слизеринец?

Северус попятился. Блэк учился на Гриффиндоре, у Северуса ни разу не было проблем с учениками других факультетов.

— Я тебе ничего не сделал, — сказал он.

— Любой, кто интересен Белле, уже хоть что-то, да сделал, — ответил мальчик. — Ума не приложу, как это Дольф ещё не свернул твою цыплячью шею? Но, если подумать, может, ты интересен не Белле. Может, тобой интересуется кто потемнее?

Северус не понял, на что он намекает, но с каждой фразой мальчик надвигался на него, и Северусу приходилось пятиться. Замысел Блэка стал очевиден через несколько секунд, когда Северус натолкнулся на кого-то спиной. Этот кто-то схватил его руки и заломил их за спину. Северус дёрнулся вперёд и постарался вывернуться, но новый противник держал его слишком крепко.

— Давай кое-что проясним, — начал Блэк. — Во-первых, ты играешься с тёмными искусствами. Мы видели. Ты постоянно используешь заклинания. Это должно прекратиться. Люди, которые изучают тёмную магию, надолго среди нас не задерживаются. Во-вторых, ты перестанешь помогать Белле и больше никогда не возьмёшься за это снова. Неважно, чем она тебе угрожает, — Белла ничто по сравнению с тем, что устроим тебе мы. В-третьих, держись подальше от Лестрейнджей, Эйвери и этих второгодок Малсибера, Розье и Уилкиса. Они вляпались в дела, которые их погубят, и тебя заодно, если будешь якшаться с ними. Я ничего не забыл? — Последний вопрос был адресован его товарищу.

— Разложил всё по полочкам. — Это был второй мальчишка из поезда, Поттер. Он выпустил Северуса и толкнул его в стену. — Не забывай: мы за тобой следим.

И они побрели прочь, даже не оглядываясь на Северуса, который юркнул в туалет и тяжело привалился к прохладной плитке. Ему сделалось дурно. Спустя минуту он повернулся к раковинам, открыл кран и ополоснул лицо холодной водой. «Почему? Почему я? Почему именно сейчас? Раньше никому из них не было до меня дела». Но ответ был очевиден. Гриффиндорцев интересовал не Северус, а его связь с Беллой и Лестрейнджами.

Вариантов имелось немного: остаться с Беллой и стать мишенью гриффиндорцев или отказать Белле и стать мишенью Рабастана и Родольфуса. Жизнь больше не была ни приятной, ни хорошей.

Пролетела неделя, которая не принесла значительных изменений. Разве что Белла начала намекать на цели и людей, стоявших гораздо выше Хогвартса с его уроками. Она никогда не говорила напрямую и не поясняла своих аллегорий, так что Северус не совсем понимал, какое отношение это всё имело к нему. Хотя другие слизеринцы, как ему казалось, понимали.

Наступил четверг, и пришло время очередного сдвоенного занятия по зельям после полудня. Северус снова оказался окружён слизеринцами, тогда как Лили оставалась в центре внимания гриффиндорцев. Они даже не смотрели в сторону друг друга.

После урока, когда Северус направился к выходу, Лили вдруг бросилась его обгонять и, не рассчитав расстояние, врезалась в его левое плечо, отчего оба выронили из рук учебники. Лили нагнулась за одной из книжек, поняла, что та принадлежала Северусу, и зашвырнула её далеко под парты. Затем собрала свои вещи и, тряхнув копной длинных рыжих волос, вылетела из аудитории.

— Неуклюжая тупица, — прокомментировал один из однокурсников Северуса, и слизеринцы рассмеялись.

Северус молча собрал книги и вернулся в спальню. Там он сел на кровать и открыл учебник, который Лили бросила под парту. Внутри он нашёл записку: «Луна, сегодня».

Выскользнуть из Большого зала во время ужина было непросто. Прошли те времена, когда Северус мог просто взять сэндвич и выйти никем не замеченным. Теперь ему пришлось выдумать отговорку про библиотеку и уйти ещё до того, как подадут десерт. В вестибюле он никого не заметил, так что спокойно вышел из замка. Северус снова почувствовал на затылке мурашки, словно за ним кто-то следил, но это ощущение не покидало его уже целую неделю, поэтому он не придал ему значения.

Увидев, как сын Эйлин Принц покидает Большой зал и скрывается под покровом темноты, Дамблдор решил немного прогуляться. Узенькая вереница следов, начинавшихся от ступеней замка и ведущих в сторону озера, определила направление, в котором следовало двигаться. Любопытство директора возросло ещё больше, когда он обнаружил, что к первой цепочке следов присоединилась вторая, спускавшаяся по склону с северной стороны замка.

Из небольшой рощицы Дамблдор наблюдал, как двое детей, рыжеволосая девочка и черноволосый мальчик, серьёзно о чём-то совещались при свете полной зимней луны. Он знал девочку, Лили Эванс, удивительную магглорождённую волшебницу, которая постепенно становилась одной из самых ярких второкурсниц — её любили и к её мнению прислушивались. У неё было доброе сердце и трезвый взгляд на вещи. Профессор Макгонагалл отзывалась о ней крайне тепло. Дамблдор досадливо отметил, что, увы, профессор Слизнорт не мог похвастаться столь же основательным знанием своих учеников, а ведь мальчик, если откинуть всю его стеснительность, был изумительнейшей энигмой.

Дамблдор громко прокашлялся и постарался сделать заметный шум, выходя из пролеска. Дети резко отскочили друг от друга и теперь смотрели на него, явно сбитые с толку его внезапным появлением.

— Добрый вечер, мисс Эванс. Добрый вечер, мастер Снейп, — бодро сказал Дамблдор. — Замечательный вечер для того, чтобы любоваться звёздами. И луной.

Двое учеников неловко переминались под его взглядом.

— Очень удачно, что я встретил вас здесь, поскольку надеялся обменяться с мастером Снейпом парой слов, если позволите. Я надеюсь, вы нас извините, мисс Эванс.

Лили кивнула и с кратким «спокойной ночи» поспешила вернуться в замок. Дамблдор присел на большой валун, на котором сидела Лили в их первую с Северусом встречу на этом месте, и жестом попросил Северуса подойти.

Мальчик засеменил в его сторону, однако неохотность, с которой он это делал, была очевидна. Северус не отрывал глаз от земли и, казалось, весь сжался под своими одеждами.

— Должен заметить, — мягко начал Дамблдор, — я привык, что люди смотрят на меня, когда я с ними беседую.

Казалось, эти слова ещё больше заставили мальчика нервничать. Взгляд чёрных глаз метался словно птица в клетке, останавливаясь на чём угодно, но не на Дамблдоре. Дамблдор протянул руку и взял ребёнка за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Без сомнения, он был сыном Эйлин Принц — те же вытянутые черты лица и тонкие волосы. «Хотя нос, кажется, отцовский». На секунду мальчик заглянул в глаза директору и тут же испуганно отвёл взгляд, однако в лице Дамблдора уже показалось обеспокоенное понимание.

— Вижу, ваша мать обучала вас. Годы, проведённые ею в школе, нельзя назвать безоблачными, и, уверен, она хотела как лучше, пытаясь оградить вас от тех же проблем, но, боюсь, это не совсем правильный способ для кого-то настолько юного, как вы. Не все желают вам зла, мастер Снейп.

Ребёнок вздрогнул, и Дамблдор мысленно сделал себе пометку поговорить с профессором Слизнортом о подначивании и травле, которые могли происходить на факультете.

— Я буду честен с вами, Северус. — Мальчик вдруг посмотрел на него, словно удивившись звуку своего имени. — Я собирался попросить вас быть осторожным с людьми, которых вы выбрали себе в друзья, но, думается, ранее у меня сложилось не совсем правильное понимание вашей ситуации. Теперь же мне бы хотелось, чтобы вы приняли участие в маленьком эксперименте. О нём будут знать только я, вы и ещё один участник. — С этими словами Дамблдор поднялся на ноги.

Уверенная рука опустилась на плечо Северуса и увела его от озера. Через несколько минут они оказались у хижины Хагрида. Дамблдор вежливо постучал. Лесничий быстро открыл дверь и радушно приветствовал директора, когда вдруг заметил за его спиной маленького ученика.

— Будь я проклят, это же Северус, мальчик Эйлин.

— Да, Хагрид. Можно нам войти? Вечер только начался, мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Спустя час Северусу позволили вернуться в общежитие, но Дамблдор остался, чтобы ещё немного посовещаться.

Хагрид был невыносимо доволен собой:

— Говорил я вам, что никакой он не Том Реддл? Мальчишке не больше меня нужна какая-то там власть. Может, и меньше.

— Должен признать, Хагрид, здесь ты оказался гораздо проницательнее, чем я. Однако, боюсь, некоторое время назад и я пришёл к тому же выводу, поэтому сегодня надеялся обуздать не его амбиции, но амбиции тех, кто надеется использовать мальчика в своих интересах. Полагаю, одна причина для беспокойства сменилась другой.

— Вы беспокоитесь, что с мальчиком что-то случится?

— Очень. Настолько, что готов назначить кого-нибудь за ним приглядывать. Он щупловат, здоровье его кажется мне весьма хрупким, он нервозен и пуглив, ему нужна помощь. Необходимо дать ему понять, что мир вокруг не настолько враждебен, как ему кажется. Мне бы хотелось, чтобы за ним приглядывал ты.

Хагрид оторопел.

— Считаете, я гожусь для такой работы, профессор? Я ж ведь привык ходить за животиной.

— Ты ухаживаешь за магическими существами, Хагрид. Разве можно найти более магическое существо, чем маленький волшебник? А этому требуется огромное количество внимания — не знания и уроки, а настоящая забота. Ему выдалась нелёгкая судьба. Читая его разум, я бы никогда не подумал, что заглянул в душу тринадцатилетнего.

— Читая его разум? Дело-то ваше, конечно, но о таком я не прочь услышать побольше. Хотя, чего таить, я и сам умею подметить пару-тройку вещей, стоит только присмотреться. Мальчонка не просто щупловат, как вы говорите, он страшно недокормлен. Такому нужна толковая диета. Это одно. Дальше, если спросите, я скажу, что такую зашуганность увидишь только у зверя, с которым плохо обращались. Может, даже били. Что вы знаете об этом маггле Снейпе, за которого вышла Эйлин? Не думаю, что она стала бы бить сына, а вот отец, как по мне, да.

— Думаю, ты прав. Теперь я опасаюсь, что Эйлин тоже могла пострадать. Она никогда не была открытым человеком, о себе почти не говорила. Боюсь, она передала эту черту мальчику, а после усугубила. Она обучала его окклюменции.

— Нет! Да как можно? Он же ещё ребёнок! Нельзя вот так запирать ребёнка внутри самого себя и ожидать, что он вырастет хоть сколько-нибудь нормальным человеком! О чём она думала?

— Полагаю, она хотела его защитить. Но иногда защита вредит хуже самой опасности. Помнишь, что профессор Макгонагалл сказала о мальчике после церемонии отбора в прошлом году?

— «Мы думаем, что поймали пичужку, но в руке оказался клинок». Я-то считал, она это ради красного словца.

— Нет. Боюсь, что профессор была точна в своих впечатлениях. Сожалею, что не придал этому должного значения. Мы могли бы вмешаться раньше.

— И как мне быть, профессор? Я могу кормить его и залечивать раны, но я не знаю, что делать с его окклюменцией.

— Нужно заставить его испытать искренние эмоции, Хагрид. Нужно, чтобы он проломил свой панцирь и действительно что-то почувствовал, и почувствовал остро. Любая эмоция подойдёт, главное, чтобы она была искренней. Самое лёгкое — злость. Заставь его злиться на то, что с ним делали и продолжают делать.

— По правде, я даже не знаю. Стоит ему говорить, что я делаю? Или пусть он просто на меня разозлится?

— Мне жаль это признавать, но окклюменты живут тем, что скрывают свои мысли и чувства. Если мальчик будет знать, что мы делаем, он может схитрить. Боюсь, нам придётся работать с его эмоциями, не обсуждая их напрямую.

Колесо фортуны снова повернулось, и дела Северуса начали налаживаться. Или почти налаживаться. Назавтра всем стало очевидно, что директор принимает участие в жизни Северуса. Не только потому, что Дамблдор лично пожелал ему доброго утра в Большом зале по пути к столу преподавателей: тем же вечером и Слизнорт завёл с ним беседу в общей гостиной, в ходе которой справлялся о его здоровье и положении дел в семье. Белла и Лестрейнджи оставили Северуса в покое, не желая попасть в поле зрения Дамблдора, и Северус снова оказался изолированным от своего факультета.

Ситуация имела свои преимущества: никто не осмеливался его дразнить. По крайней мере в Слизерине. Плохо было то, что Северус всё ещё не мог разговаривать с Лили во время уроков по зельям, потому что перестал был пустым местом в своём незаметном углу; слизеринцы всё ещё обращались к нему за советом время от времени, да и Слизнорт, казалось, смотрел за ним — если не в оба, то хотя бы глазком. Северус и Лили встречались у озера только тогда, когда ей удавалось ускользнуть от друзей без объяснений. Может, раз в неделю.

Небольшой проблемой оставалось только нежелательное внимание Гриффиндора. Двое мальчишек, которые подловили Северуса у библиотеки, постоянно давали ему понять, что наблюдают, делали угрожающие жесты, проводя рукой по горлу, когда видели его в Большом зале, и «случайно» врезались в него в коридорах. Северус подумывал над тем, чтобы заколдовать их, но решил, что оно того не стоит, поскольку такое случалось всё реже, ведь Белла, казалось, совсем про него забыла.

И, разумеется, теперь ему приходилось видеться с Хагридом.

Первый осмотр был исключительно медицинским. В какой-то мере было даже унизительно, поскольку Хагрид обращался с ним, как с одной из зверушек, за которыми ухаживал. С другой стороны, Северус был заинтригован, ведь он ещё ни разу не был у доктора, и осмотры были для него в новинку. К тому же кроме него и Хагрида, и, предположительно, Дамблдора об этих визитах больше никто не знал.

— Открой-ка рот. Вот так. Ага, зубы, стало быть, растут криво — челюсть маловата. Уж не знаю, исправим ли. Может статься, что нет. Дёсны совсем никуда не годятся, совсем никуда. Тут только налегать на фрукты. Лимоны любишь? Лимоны самое оно.

— Жалко, что кости в ногах такие слабенькие, что тут поделать. Ручонки тоже, но им хотя б не приходится носить твой вес. И всё ж таки тут мы убережём тебя от ухудшений. Молоко поможет. Молоко и зелень.

— Тебе нужно расти, парень. Ты слишком мал для своего возраста, и, сдаётся мне, дело не в крови. Тут дело во вскорме. Тебе нужно мясо. Много хорошего, красного мяса.

Эльфам был отправлен рецепт для смены его рациона. Кроме общей рекомендации налегать на еду, Северусу было сказано выпивать стакан молока с каждым приёмом пищи. Теперь всё то количество мяса, фруктов и зелёных овощей, которое он ел, строго контролировалось. Северус с облегчением думал о том, что другие теперь меньше обращали на него внимание, поскольку вся ситуация была несколько… неловкой.

И затем началось противостояние непреодолимой силы и недвижимого объекта.

— Теперь приспусти маленько рубашку, взглянем на твой позвоночник и мышцы спины…

Северус оцепенел. Двери с грохотом захлопывались, щёлкали замки.

— Нет, — тихо ответил он. — Не думаю, что это необходимо. Моя спина в порядке.

— Ну, тут уж позволь решать мне: если у тебя кости мягковаты или горб растёт, то я должен об таком знать. Это часть осмотра.

Северус повернулся, чтобы взять мантию и плащ, и отошёл на три фута ближе к двери.

— Спина у меня никогда не болела. У вас нет причин для беспокойства.

— Так ведь я и не беспокоюсь, просто делаю свою работу. Эта работа предполагает проверить твою спину.

— Мне нужно на урок. Придётся подождать с этим до следующего раза. Уверен, профессор Дамблдор позаботится о нашей встрече.

С этим Северус сбежал в замок, в безопасные подземелья своего факультета.

* * *

— И, мантикора меня разорви, я вам говорю: у него на спине что-то есть, да только он не хочет мне это показывать. — Хагрид принял от Дамблдора стакан огневиски и осушил его одним залпом. — Понимаете: тут не то что не хочет, чтоб я трогал, — не хочет, чтоб я видел.

— Думаешь, шрамы? Ты говорил, пуглив тот зверь, с которым жестоко обращались. Может, у мальчика на спине шрамы от порки? Или порок? Отца или матери, или, может, обоих? По крайней мере мы можем быть уверены, что здесь мальчика не бьют. У нас есть время, чтобы выяснить, что с ним произошло.

— И, чтоб вы знали, он и слова дурного не проронил о родителях.

Дамблдор вздохнул.

— Такие дети редко говорят.

Весна расцветала, жизнь шла своим чередом, снова прилетели совы — и сова Наны среди них. На этот раз в голубом конверте не было никакой вырезки, только сообщение.

— Четырнадцатого мая. Это будет четырнадцатого мая, — сказал Северус Лили в тот же вечер. — Я должен это видеть.

— Ты. Не. Сможешь. Это. Увидеть! Я ведь говорила тебе в прошлый раз и оказалась права. Что ты там увидишь, если запуск во Флориде?

— Дело не в том, увижу ли я что-нибудь. Я просто…

— Хочешь быть частью этого, я помню. Ладно, посмотрю вместе с тобой. Спасибо хоть, что в этот раз они летят вечером. Не люблю вставать слишком рано.

Вторник, 15 мая 1973 (два дня до полной луны)

На следующий день после запуска Северус получил ещё одно письмо.

Лили нашла его у озера. Он стоял у самой кромки воды, задрав голову к небу, и смотрел на почти уже полную луну.

— Что-то случилось? — спросила Лили.

— Ты знала, что ракеты «Сатурн-5» никогда не подводили? Никогда.

— Значит, всё-таки случилось. Что произошло, Северус? Там ведь никого не было. Станцию запустили без пилотов. Никто не мог погибнуть.

— Тепловой экран оторвался. Солнечные батареи серьёзно повреждены. Станция осталась без электричества.

— Теперь миссию отменят? Оставят станцию в космосе?

— Нет, они полетят. Просто отложили запуск.

— Тогда почему ты так волнуешься? Никто не умер, миссия состоится.

— Разве ты не понимаешь? Так много всего может пойти не так! Помнишь, пару лет назад русские запустили свою станцию? «Салют»? У них всё было хорошо, пока не пришла пора возвращаться. Что-то случилось с кораблём, и они… погибли. Прямо там, в открытом космосе. Те, кто полетит на «Скайлэб», тоже могут умереть.

— О, Северус. Я об этом не подумала. Это ужасно.

— Нет. Нет, вовсе не ужасно. Те космонавты видели вещи, которых не видел больше никто. Они жили своей мечтой и умерли, занимаясь тем, что мир запомнит навсегда. Что может быть лучше? Люди умирают каждый день обычной смертью.

Они лежали на траве на берегу озера и любовались луной.

— Тебе бы хотелось погибнуть вот так, как русские? — спросила Лили.

— Занимаясь любимым делом? Конечно! Идеальный вариант.

От разговора о смерти Лили стало неловко, поскольку для неё не существовало «идеального» способа умереть.

— Если это идеальный, то какой был бы худшим?

Для Северуса ответ был очевиден.

— Как у профессора Бинса. Застрять в Хогвартсе до самой смерти и даже после не иметь возможности уйти. Никогда нигде не бывать. Ничем другим не заниматься. Так и не узнать ничего нового. По-моему, нет ничего хуже, чем оставаться учителем Хогвартса до когда своей жизни.

«Скайлэб» был спасён. Почти каждый день Северусу приходили письма с новостями о том, как астронавты выходили в открытый космос и устраняли повреждения солнечных батарей. Северус и Лили узнали множество новых терминов, таких как «световой парус» и «внекорабельная деятельность». Расстраивало лишь то, что они не смогут своевременно узнать о возвращении астронавтов на землю, поскольку приводнение было назначено на тот день, когда ученики покидали Хогвартс и возвращались в Лондон.

Настала пора экзаменов. Студенты притихли за учебниками и конспектами, тут и там отрабатывали заклинания и до глубокой ночи варили зелья. Наконец всё было кончено. Ещё один учебный год подошёл к концу. Оставалась лишь неделя на то, чтобы собрать вещи, обменяться адресами, дождаться оценок за экзамены и приготовиться к поездке до Кингс-Кросса из Хогсмида.

За два дня до отъезда профессор Дамблдор остановил Северуса в вестибюле, когда тот шёл на обед. В руках у директора было письмо, очень сильно напоминавшее официальное послание.

— Это письмо пришло вам сегодня из Хогсмида, мастер Снейп. Нет оснований полагать, что это дурные вести, и всё же, если вам понадобится помощь, не стесняйтесь обратиться ко мне.

С кратким «спасибо» Северус принял письмо и, вместо того, чтобы немедленно открыть его или отправиться в общежитие, поднялся на первый этаж и сел на ступени лестницы около больничного крыла. Он знал, что здесь его никто не потревожит. Северус оглядел письмо; он уже узнал мамин почерк, которым был нацарапан адрес. Пожав плечами, он вскрыл конверт.

Внутри был билет на субботний рейс из Лондона в Ланкашир. Поезд отходил от Юстонского вокзала утром и вечером прибывал в Колн. В наскоро составленной записке говорилось: «Мы встретим тебя в Колне».

С пятницы 22 июня вплоть до субботы 23 июня 1973 (последняя лунная четверть)

Изменения в плане значили изменения в сборе вещей. Северус обратился к профессору Слизнорту за разрешением оставить учебники и другие школьные принадлежности в Хогвартсе на всё лето. С собой он собирался взять лишь старый саквояж, которого было более чем достаточно, чтобы вместить одежду для переодевания. Её и ещё пару личных вещей.

Утро перед отъездом заставило почти всех учеников суетливо бегать и собираться, но Северус спокойно сидел в спальне, ожидая, пока все соседи отправятся на завтрак. Его вещи были собраны лишь наполовину, поскольку маггловскую одежду он решил надеть под школьную форму. Дождавшись, когда суета в коридоре и гостиной утихнет, Северус встал, огляделся и вышел из спальни, крепко прижимая к левому боку свой саквояж.

Уже в Большом зале он присел в самом конце стола поближе к дверям, на некотором расстоянии от остальных, и протиснул открытую сумку под стол. Время от времени, пока он ел свой завтрак, Северус незаметно бросал в неё то булочку, то кусочек мяса, то фрукты. Ему не хотелось брать слишком много, но он понимал, что еды должно хватить на два дня.

Поездка в Хогсмид отличалась от прошлогодней. Северус попрощался с Лили накануне вечером. Прощание было простым и кратким: «Желаю хорошо провести лето, увидимся в сентябре». В поезде он дошёл до последнего вагона и, не найдя свободного купе, решил остаться в коридоре перед багажным отсеком, хотя и знал, что Лили к нему не присоединится. На подъезде к Лондону он снял школьную мантию, под которой были серые брюки и хлопковая рубашка. Затолкав мантию в сумку, Северус надел серый шерстяной свитер, слегка вытянутый и протёртый на локтях.

Хогвартс-экспресс прибыл в Лондон, и студенты высыпали на платформу: толкающиеся, смеющиеся, обнимающиеся, прощающиеся, приветствующие свои семьи… Северус снова подождал, пока толпа рассеется, и проследовал за оставшимися учениками через стену на Кингс-Кросс. С того момента он ничем не отличался от любого ребёнка-маггла из рабочего класса.

К его удивлению, Лили всё ещё была на вокзале. Она разговаривала с родителями и худенькой блондинкой, в которой Северус не сразу узнал пятнадцатилетнюю Петунию. Все трое смотрели на Лили с каким-то разочарованием, а она, казалось, упрямилась, то и дело посматривая на стену между платформами девять и десять. Едва завидев Северуса, она улыбнулась, незаметно указала ему на газетный киоск в паре футов от неё, а затем резко прекратила спор с родными, развернулась и направилась к выходу, оставив семью в недоумении. Северус подошёл к киоску. Статья в вечернем выпуске была небольшой, однако всё же красовалась на передовице: астронавты успешно приводнились в Тихом океане.

Одной из вещей, которые Северус ненавидел в Лондоне (ведь это, в конце концов, было его четвёртым пребыванием в столице), было дорожное движение. Снаружи между желтоватым Кингс-Кроссом и краснокирпичным Сэнт-Пэнкрасом ревел и гудел настоящий кавардак автомобилей, сновавших по огромной привокзальной площади в откровенном хаосе. Из главного входа Северус свернул направо и влился в вечерний поток людей, спешивших в метрополитен. Он вовсе не собирался садиться на поезд метро — в конце концов, даже если бы хотел, на такое нужны деньги, — просто по переходу можно было куда спокойнее попасть на другую сторону Юстон-роуд.

Прогулка до церкви Святого Панкратия оказалась недолгой. Северус как раз успел к вечерне и без труда нашёл свободное место. Сложнее было спрятаться перед закрытием храма на ночь, но мало кому пришло бы в голову, что тринадцатилетний мальчик станет искать ночлега в церкви. Поэтому то, чего служители не ожидали увидеть, — они и не увидели. Северусу даже показалось, что его миссия прошла гораздо проще, чем с матерью.

Следующим утром, когда церковь открылась на утреннюю службу, он просто пересёк Юстон-роуд и оказался у Юстонского вокзала. Его мучила жажда, но нескольких глотков воды из-под крана в туалете было достаточно, чтобы дотерпеть до дома. Северус несколько часов бродил по вокзалу, наблюдая за людьми и читая заголовки газет в киосках, пока не пришло время садиться на поезд. Он сделал это как можно раньше, чтобы успеть занять место у окна. Было приятно, что всё шло как по маслу.

Поездка до Колна заняла восемь часов. Северус скучал, не зная, чем заняться в дороге. Он думал об «Аполлоне-17» и «Скайлэб», о Белле и Рабастане, о Дамблдоре и Хагриде, и о возможных причинах того, что мать не смогла встретить его в Лондоне. Ещё он много размышлял о Лили и принял два решения. Первое — время от времени он будет притворяться, что разговаривает с ней, чтобы не чувствовать себя так одиноко. Второе — он не будет рассказывать родителям о ней даже теперь, когда она живёт далеко от них.

Когда поезд остановился у станции в Колне, был ранний вечер. Северус остался единственным пассажиром в своём вагоне. Он вышел, спокойно оглядел перрон и увидел маму. Она помахала, он поднял руку в ответ. Вместе они вышли на улицу, где отец уже ждал их у машины. Это был старый чёрный автомобиль, в кое-каких местах державшийся за счёт обычной верёвки. Северус знал каждую его деталь. Он даже помогал отцу его собирать.

— Показал им тёмную? — спросил отец.

— Шпынял только так.

— Моя школа.

Длинный северный вечер распустился перед ними, когда они покидали Колн. Закостенелые контуры Пендл Хилла неясно маячили по левую сторону от дороги, подсвеченные красным закатным солнцем, чей тяжёлый свет пронизывал вездесущие смог и пыльную мглу, окрашивая всё вокруг в кроваво-красный багрянец, достойный упоминания в произведениях Данте. Меньше чем через четверть часа Снейпы были в маленьком ткацком городке, в котором жили. Во время поездки никто не проронил ни слова. Северус вернулся домой.

Кирпичный дом в конце улицы был сумрачен, но свет зажигать не стали. Летом тратить деньги на электричество было не принято: вечернего солнца хватало на несколько часов перед сном.

— Чего бы тебе хотелось на ужин в свой первый вечер дома, сын? Не скромничай. Всё, что бы тебе там ни давали в твоей фон-баронской школе — здесь мы приготовим лучше.

— Рыбу и жареную картошку. И пару шоколадных конфет, — ответил Северус.

Его отец разразился смехом.

— Говорил я тебе, Лин. Никакая школа не испортит этого парня. Говорил же, а? Говорил?

— Говорил, Тоби. — Эйлин улыбнулась мужу и сыну и вытащила из холодильника свёрток. — Твой отец купил их перед тем, как мы поехали тебя встречать.

На стол быстро поставили тарелки и кружки, разложили вилки, развернули картошку с рыбой, не забыли про соль и уксус, чай для Эйлин и Северуса и бутылку слабоалкогольного эля для Тобиаса. Все с аппетитом накинулись на еду и несколько минут не разговаривали.

— Скучал по чему, сын?

— По тому, как разбиваю тебя в пух и прах. В Хогвартсе в криббедж не играют. Мамины зубрёныши знать ничего не знают о достойных играх.

Тобиас Снейп снова расхохотался и отправился в кладовку, вернувшись оттуда с колодой истёртых засаленных карт и старенькой доской. Прадедушка Снейп всю жизнь прослужил моряком, а потому криббедж был их семейной традицией.

Отец с сыном отыграли три полных игры, с победой Северуса в одной из них и победами Тобиаса в остальных. К тому времени в доме стало так темно, что они едва видели очки на картах.

— Ты устал, сын, отправляйся-ка в постель. Завтра воскресенье. Завтра нагоним всё упущенное.

Наверху были две спальни. Задняя уже давно была поделена на маленькую комнатку и кладовку. Северус переоделся и лёг в кровать, слушая разговоры родителей внизу. Его позабавило, что за все эти годы они так и не поняли, что он их слышит.

— Парень подрос, Эйлин. Из рукавов чуть не локти уже торчат. Он вырос, ему нужны новые одёжки.

— Пока не нужны, Тоби. У нас есть целое лето, чтоб что-нибудь придумать. Схороним копеечку там, прибережём здесь, глядишь, получится старые вещи продать. В школу он возьмёт мои учебники… Новых покупать не нужно.

— Нужно сократить расходы. Мы не можем себе это позволить. Слушай, я обещал, что буду держаться, но мне нужно подумать. Мне нужно пойти и хорошенько над всем помозговать.

Северус слышал, как хлопнула входная дверь, и понял, что отец направился в местный паб. Это была его вина. Он принимал еду от Лили, от Беллы, от Хагрида. Всё из-за лишней еды. Потому он вырос, потому его отец пошёл напиваться. «Я всё порчу. Всё, что бы я ни делал, — всё заканчивается плохо. Теперь я испортил маме вечер, а я ведь только вернулся домой».

В ту ночь он так и не заснул.

Его кровать стояла рядом с окном. Он провёл множество ночей, выглядывая наружу, наблюдая, определяя время по луне и звёздам. Наступил час, когда в пабе наливали последнюю пинту. В этот час завсегдатаи допивали своё пиво и расходились по домам. Отца всё не было, а это значило, что он остался с приятелями за бутылкой.

Было почти два часа ночи, когда Северус услышал на мостовой неровное шарканье и скрип дверной ручки. Эйлин тоже их услышала и принялась тихонько спускаться по лестнице. Она была почти внизу, когда дверь громко распахнулась.

— Где мой сын? Где мой мальчик? Вернулся из своей фон-баронской школы! Он должен быть здесь и составить отцу компанию! Спускайся вниз и составь отцу компанию!

— Т-ш-ш, Тоби. Идём в постель. Он устал, он уже спит. Поговоришь с ним завтра.

— Пошла прочь, женщина! Это мой сын. Я должен учить его мужским делам…

— Пожалуйста, Тоби. Не кричи так громко. Ты его разбудишь. Разбудишь соседей.

— Мужским делам! Не какой-то там школьной возне…

— Уже поздно. Лучше утром…

— Мой сын! Не какое-то ведьмино отродье!

— Тоби!

Северус услышал удар и то, как его мама отлетела на стену. В ту же секунду он вскочил и был на лестнице. Эйлин стояла у стены, левой рукой прикрывая лицо, в то время как Тоби надвигался на неё, занося кулак.

— Расс! — рявкнула Эйлин. — Вернись в комнату сейчас же! Не лезь!

— Ты! — проревел Тоби. — Вернулся из своей идиотской школы и думаешь, что лучше остальных? Тянешь деньги из отцовского кармана на расфуфыренные шмотки! А ну, иди сюда! Сейчас я тебе…

Тоби ринулся к лестнице, Эйлин схватила его за руку. «Тоби! — воскликнула она. — Расс!» Тобиас неуклюже развернулся, пошатываясь от выпитого и от попыток жены удержать его, и наотмашь ударил её по лицу. Эйлин снова потеряла равновесие и врезалась в стену. Северус побежал в комнату, к кровати, где под подушкой прятал палочку. В момент он снова был на лестнице, направил палочку на искажённое яростью лицо отца и прошипел: «Остолбеней!» Красная молния ударила Тобиаса в грудь, и он без сознания повалился вперёд, прямо на ступени.

Эйлин и Северус уставились друг на друга, стоя над обмякшим телом Тобиаса. Оба тяжело дышали.

— Ты хоть понимаешь, — едва переводя дух, начала Эйлин, — что ты натворил? Дай мне это. Живо!

Северус молча протянул ей палочку. Всё случилось так быстро, что он до сих пор не понимал, как это произошло. Его отец лежал перед ним на ступенях лестницы, начиная похрапывать. Но он это сделал. Он взял палочку и использовал её против отца. Он был ничем не лучше Рабастана и гриффиндорских задир. Гнев мамы был справедлив и оправдан. Северус почувствовал, как его заполняет глубокое чувство стыда.

— Получишь её в сентябре, когда поедешь в Лондон, — сказала Эйлин. — Теперь помоги дотащить его до спальни. Тебе повезёт, если наутро он ни о чём не вспомнит.

Едва они успели поднять Тобиаса до верхней ступени лестницы, за окном гостиной раздались хлопки крыльев. «О, нет», — прошептала Эйлин и устремилась вниз принять от совы конверт. Письмо было кратким до неприличия. Несовершеннолетний волшебник использовал оглушающее заклятие, и теперь ему грозила возможность отчисления из школы. Обоим его родителям делалось предупреждение о том, что любое повторение такого поведения повлечёт за собой дисциплинарное взыскание.

— Вот и всё, — сказала Эйлин, ни к кому особенно не обращаясь. — Теперь мы на контроле у Министерства Магии. — Она вернулась к лестнице, потрясая в воздухе письмом. — Ты понимаешь, что сделает отец, если узнает, что Министерство взяло его на карандаш? Вот надо тебе было схватиться за палочку, да?

— Прости меня, мам, я не подумал…

— Ну конечно нет!

— Я просто привык быть наготове, и иногда у тебя совсем нет времени на то, чтобы подумать…

Эйлин похлопала сына по плечу.

— Значит, не ты там всех шпынял, а? Всё хорошо, Расс. Я на тебя не сержусь. Твой отец хочет тобой гордиться. Давай-ка уложим его в постель. Сегодня нас больше не потревожат ничьи совы. Но нам с тобой придётся поработать над твоими рефлексами. Ты должен уметь в одну секунду решать, стоит ли реагировать. В таком ошибаться нельзя. Начнём в понедельник, когда твой отец отправится на работу.

Следующим утром Тобиас страдал от тяжкого похмелья. Синяк на лице Эйлин указывал на то, что накануне вечером он что-то натворил, но он совсем не мог припомнить, что именно. И Эйлин, и Северус вели себя так, будто ничего не произошло, и потому совсем скоро Тоби решил, что они, возможно, правы.

Лето довольно быстро превратилось в рутину. Каждое утро, когда Тобиас отправлялся на работу, Эйлин помогала Северусу работать над его реакцией. После обеда она отправлялась в соседние деревушки в поисках подённой работы, где, в зависимости от того, что ей предлагали, шила, занималась стиркой и выполняла другие мелкие поручения. В это время Северус бродил в пустошах, собирая семена и коренья для своих зелий. Пятничные вечера Тобиас проводил с приятелями, отчего наутро выглядел довольно помятым, но в целом он держал обещание, данное Эйлин. За исключением, конечно, последнего июльского дня, когда на всю страну прогремела новость о восемнадцати погибших при аварии на шахте в Маркхеме, Дербишир. В тот день каждый шахтёр Англии был зол и пьян, и Эйлин, предупреждённая соседкой, отправила Северуса спать за кухонный прилавок ещё до того, как Тобиас вернулся домой.

И, разумеется, Эйлин искала ему одежду. К счастью, плащ и шапочка всё ещё годились для носки. Мантия сидела довольно свободно, однако стала слишком короткой, так что Эйлин выкроила парочку тяжкозаработанных монет на чёрную ткань, чтобы добавить её вниз, по подолу. Та же ткань сгодилась и для рубашки, а именно манжет и поясной кокетки, которую Эйлин вставила на талии, чтобы добавить длину. Работа была настолько искусной, что на первый взгляд было сложно заметить, что вещи подверглись починке.

Остальное — рубашки, брюки, свитеры и бельё — было найти не так просто. Конечно, пришлось побегать по магазинам, торгующим подержанными вещами, кое-что прибрать из корзин для бедняков — такие корзины стояли в церкви, — и даже принять ношеные вещи от семей, у которых она работала. В конце концов это были добротные, вполне способные послужить ещё какое-то время одёжки: из недорогого хлопка, серого, полинялого от бесчисленного количества стирок в жёсткой кипячёной воде дешёвым мылом, но всё же добротного. Поскольку Тобиасу не пришлось выложить на одежду ни пенни, мир в семье был благополучно сохранён.

Однажды Эйлин и Северус отправились навестить Нану, его бабушку-ведьму. Это заняло целый день, поскольку нужно было идти через пустоши и всхолмья в соседний городок. Нана жила в скромном домике на самой окраине, рядом с её домишком был разбит большой сад: в нём хлопотливо жужжали пчёлы, томно трепетали бабочки, и можно было буквально слышать, как в земле копошатся довольные черви. Нельсон, серая неясыть, обитал в клетке около входной двери и сторожил покой вольготной жизни насекомых от голубей.

Нана являлась дальней потомицей Кэтрин Хьюитт и была известна всему графству благодаря своим зельям. В день, когда её пришли навестить дочь с внуком, на кухне уже бурлили три котла, и Нана немедленно увлекла Северуса за собой, чтобы посмотреть, как много он узнал за целый год и испытать его предположительно возросшие умения. Любовные зелья продавались лучше всего, а усыпляющие были самыми лёгкими в приготовлении, но фирменным продуктом Наны были целительные зелья. Костеросты и отвары от головной боли, заживляющие мази и припарки от зуда, сиропы от кашля и простуды — Нана снабжала весь регион. Вместе с Северусом они бродили по саду, срезая бутоны, собирая шиповник, наламывая веточки, подстригая траву. За один день Северус учился у Наны тому, чему Слизнорт не смог бы научить его и за целый семестр.

Вторая бабушка когда-то была замужем за дедушкой Снейпом, и, хоть она никогда в этом не признавалась, Северусу казалось, что ей нравилось быть вдовой. Бабушка Снейп любила головоломки. Каждый раз, когда Северус приходил в гости, на обеденном столе лежал пазл в процессе сборки, так что они никогда не обедали в кухне. На её полках красовалась богатая коллекция детективов — второй такой не сыщешь во всей Британии — и настолько же впечатляющая коллекция вырезок из газет о реальных убийствах, которую она хранила в маленьком шкафу для бумаг. Когда Северусу было всего шесть, она занимала его головоломкой о волке, козе и капусте, и, по мере того, как он рос, загадки становились всё сложнее.

Визиты к бабушке Снейп всегда были занимательными, поскольку та знала понемногу обо всём, что происходило. Газеты она хранила месяцами, всегда приберегая для внука самые интересные истории. Всё, что когда-либо сообщалось о полётах «Аполлонов», как и о «Скайлэбе», — всё было бережно сохранено, однако в этом году она начала собирать статьи о чём-то, что называлось дезоксирибонуклеиновой кислотой. От такой коллекции Северус пришёл в полный восторг и в тот же вечер утащил домой целую охапку газет и журналов. Внезапно его новой страстью стала биохимия.

В конце лета пришло письмо из Хогвартса, и Эйлин принялась собирать сына на третий год.

Сперва они вскрыли коробки, хранившиеся в кладовке. Все учебники из списка литературы были там, хотя и представляли собой издания двадцатилетней давности. Они достали их и очистили от пыли, затем немного поэкспериментировали с обложками, чтобы скрыть то, насколько старыми были книги. Эйлин хотела обернуть их в белую бумагу, однако Северус предложил использовать листы из газет и журналов. Таким образом, если кто-нибудь начал бы смеяться над его обложками, он мог посмеяться над их знаниями о мире.

Одной из книг, которые они достали, был старый учебник Эйлин «Расширенный курс зельеварения».

— Тебе нельзя брать его с собой, он для шестого курса, — пожурила его мать.

— Но мам, я читал его, когда мне было всего девять, — ответил Северус, переворачивая книгу, чтобы проверить подпись, которую он сделал четырьмя годами ранее. В том году Нана сказала ему, что он был наполовину Принцем, волшебником по маминой линии и Снейпом по папиной. Северус так гордился тем, что в его жилах течёт кровь Принцев, что написал их имя на обложке. Сегодня, с высоты своих тринадцати лет, он решил, что подпись была слишком ребячливой.

И он отправил книгу, со всеми пометками и уточнениями, которые уже начал делать, в коробку с учебниками, которую собирался взять в Хогвартс. Он даже не сомневался в том, что что-то из этой книги окажется ему полезным в грядущем году.

Тобиас начал поговаривать о поездке в Блэкпул в качестве особенной экскурсии, но и Эйлин, и Северус понимали, что такая поездка грозила обернуться настоящей катастрофой, особенно сейчас, когда повышение заработной платы после забастовки шахтёров в прошлом году нивелировалось ростом цен и денег снова ни на что не хватало. В конце концов, они уговорили его устроить субботний пикник на холме Пендл. В тот вечер Северус стоял на вершине Пендл-хилла и оглядывал распростёршийся перед ним Ланкашир. Он думал о Кэтрин Хьюитт и других ведьмах, повешенных вместе с ней, о прадедушке-моряке и обо всех Снейпах и Принцах в его семействе. Его прошлое не было связано с Хогвартсом, но это совсем не значило, что в нём царил мрак невежества и нищеты. Северус обладал богатым наследием, хранившим истории об удивительной силе и великих свершениях. Он мог принять вызов и выстоять против от любого Блэка и Лестрейнджа.

В конце августа Эйлин не стала провожать его до Лондона. Северусу было тринадцать, он был взрослым человеком, способным о себе позаботиться. Несмотря на то, что с собой он взял не только старый саквояж, это была его обязанность перенести все вещи с Юстонского вокзала на Кингс-Кросс и сесть на Хогвартс-экспресс. Родители отвезли его на станцию в Колн на пятничный поезд до Лондона. У него был обед, ужин и завтрак, плюс деньги на камеру хранения для дополнительного багажа на Кингс-Кроссе. Ночь в церкви Святого Панкратия походила на остановку в любимом привычном отеле. В субботу, первого сентября, Северус проскользнул через портал на платформу девять и три четверти и отправился в Хогвартс.

В те выходные Тобиас Снейп пьянствовал две ночи подряд и оставил на лице Эйлин ещё один синяк.