Это она (гет)

Июль 1998 года.

— Поппи, надо с этим что-то делать! Гермионе всё хуже и хуже, так не может больше продолжаться, — МакГонагалл буквально влетела в больничное крыло, в очередной раз застав в коридоре рыдающую студентку. — Я её просто не узнаю! Она через такое прошла, моя бесстрашная девочка, а теперь прячется от всех и постоянно плачет!

— В том-то и дело, Минерва, пойми, это нормальная реакция организма после всего того, что она пережила. И я не могу больше давать ей Зелье сна без сновидений и Успокаивающее — она и так слишком долго их принимала, — развела руками мадам Помфри.

— Но ведь должен быть какой-то выход! Я не могу смотреть на то, как она переживает. Бедная девочка! Мало того, что война, целый год лишений и скитаний, так еще и родители. Кингсли пообещал, что вышлет на их поиски самых лучших своих ребят. Мерлин всемогущий, за что ей столько бед?

— Минерва, я тоже люблю её. И тоже переживаю. Но она молода, она справится. Просто ей сейчас нужно как можно скорее переключиться на мирную жизнь. На что-то позитивное. Это, конечно, не моё дело, но, может быть, стоит поговорить с Рональдом? Он ведь к ней … неравнодушен, как мне показалось, — деликатно намекнула целительница.

— Я уже говорила с ним, но что толку? Они расстались. И это тоже так некстати. Надо что-то срочно придумать! Девочку надо спасать! Я сегодня же серьезно с ней поговорю, — МакГонагалл была настроена по-гриффиндорски решительно.

Основная работа по восстановлению Хогвартса была выполнена всего за два месяца благодаря огромному количеству добровольцев, среди которых, к удивлению Гермионы, было немало слизеринцев, несмотря на то, что почти всех их часто вызывали в Визенгамот по делам их родственников — Пожирателей Смерти. Больше всех досталось Малфою, он даже был заключён под стражу на некоторое время, но благодаря показаниям Поттера был выпущен до окончательного суда и тоже принимал активное участие в восстановлении школы.

Всё это время — май и июнь — Гермиона провела в Хогвартсе, они с Роном и Гарри вместе со всеми готовили замок к новому учебному году. Джинни она не видела. Та не отходила от матери ни на шаг — Молли сильно сдала после смерти Фреда.

Это было очень тяжёлое время для всех. В первые дни после финальной битвы Гермиона совершенно не могла ни есть, ни спать. Стоило лишь закрыть глаза, и её сразу же охватывала паника. Благо Рон был рядом и успокаивал её как мог, хотя сам нуждался в поддержке не меньше. И она была ему благодарна за тепло, но они оба понимали, что их отношения, конечно, больше, чем дружба, но всё же меньше, чем любовь. Поэтому, спокойно поговорив, они отпустили друг друга.

МакГонагалл нашла Гермиону на берегу озера, куда девушка стала часто приходить в последние дни. Тёмная, почти чёрная гладь завораживала и успокаивала, позволяла ненадолго отрешиться от тяжёлых мыслей и горечи потерь.

— Не помешаю? — спросила МакГонагалл, подойдя к сидящей на траве девушке.

Гермиона подняла голову, смотря на директрису, и та обратила внимание на то, какими пустыми, ничего не выражающими стали некогда живые и умные глаза её любимицы.

Девушка медленно поднялась на ноги и, спохватившись, ответила:

— Нет. Конечно, нет, госпожа директор.

— Давай пройдёмся, дорогая.

Гермиона кивнула, и они неспешно двинулись вдоль берега.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Гермиона, поэтому и решилась на этот разговор. Я хочу сказать тебе вещи, которые сказала бы своей собственной дочери, если бы она у меня была, и если бы я видела, что с ней происходит то же, что и с тобой.

Мы, гриффиндорцы, всегда были, есть и, надеюсь, будем для остальных примером храбрости и отваги. Мы привыкли спасать всех: близких и далёких, знакомых и незнакомых. Мы, не раздумывая, бросимся спасать целый мир, рискуя всем. Что ты, собственно, и сделала. Ты восстала против вселенского зла и победила. Но сейчас, Гермиона, кто-то должен спасти тебя.

Гермиона остановилась и непонимающе посмотрела на МакГонагалл:

— Спасти меня?

— Именно. Пришло время осознать, что тебе нужна помощь, как бы странно это ни звучало для девушки, восставшей против Тёмного Лорда и выигравшей войну.

— Что вы имеете в виду, госпожа директор?

— Попытаюсь объяснить. То, через что тебе пришлось пройти, не должно быть забыто, нет. Но это ни в коем случае не должно помешать тебе жить дальше. Ты должна как можно скорее переключиться на обычную жизнь. Окунуться в учёбу, в дружбу, в любовь, в конце концов. Юность способна исцелять любые раны. Ты должна жить, Гермиона. Жить настоящим. Нужно отпустить прошлое, а иначе оно лишит тебя и настоящего, и будущего. Начни новую жизнь. Встряхнись. Поставь перед собой новые цели. И обязательно влюбись. Любовь вправляет мозги лучше всего, поверь мне.

Гермиона смотрела на МакГонагалл и не узнавала её. Всегда собранная, напряжённая словно натянутая струна директриса сейчас представала перед ней совершенно другим человеком — обычной женщиной, много повидавшей на своём веку. Женщиной, которая все эти годы любила её, и, конечно, желает ей только добра.

После разговора с МакГонагалл Гермионе стало немного легче. Ей, действительно, нужно переключиться. Но как? Гермионе вдруг захотелось пройтись по родному району, прогуляться не спеша по знакомым с детства улицам.

Вот в этом скверике они с мамой часто гуляли. Маме можно было рассказать обо всём, даже о мальчиках. А вот в этом кафе они с папой иногда покупали пирожные с кремом и ели их по дороге домой. И тоже секретничали.

«Где вы сейчас? Неужели всё это было на самом деле?»

Она остановилась, прижалась спиной к стене дома напротив кафе и закрыла глаза.

— Мисс, вам плохо?

Гермиона вынырнула из воспоминаний и на автомате потянулась за палочкой, но что-то во взгляде парня остановило её. Лет двадцати пяти, высокий, худой. Тёмные волосы до плеч. И глаза — чёрные, большие, опушённые длинными ресницами. Красавец.

— Вы в порядке? Вам нужна помощь?

— Нет, спасибо, я просто… просто немного устала, — вымученно улыбнулась Гермиона.

Парень улыбнулся в ответ, по-прежнему внимательно смотря на неё.

— Я подумал, вам стало плохо. Сегодня так жарко. Я Джейк. Джейк Моран.

— Гермиона Грейнджер.

— Раз уж мы познакомились, может, по чашечке кофе? — предложил Джейк. — В кафе напротив, кстати, обалденные пирожные с кремом.

— С удовольствием, — кивнула Гермиона, удивляясь лёгкости, с которой она согласилась. Она никогда не была беспечной, да и прошедший год научил её никому не доверять, но ведь война закончилась, не так ли?

Они просидели в кафе больше трёх часов. Просидели бы и дольше, но кафе закрывалось. А расставаться не хотелось. За это время они выяснили, что оба любят Queen и Blondie, обожают Оскара Уайльда и Стивена Кинга, и вообще у них много общего. Джейк нацарапал на клочке бумаги свой домашний телефон, а также номер, по которому можно позвонить в магазин, где он работал. А когда он попросил её номер, Гермиона выкрутилась, сказав, что снимает квартиру, в которой нет телефона.

Они условились встретиться завтра в этом же кафе в три часа дня. Джейк давно был знаком с Майклом, который работал там официантом. Потом долго гуляли по городу, наслаждаясь долгожданной вечерней прохладой и свежестью. Впервые за очень долгое время Гермиона, вернувшись на Гриммо, где она жила с Гарри, уснула практически моментально.

Всё закрутилось так стремительно, что Гермиона и сама не поняла, как смогла так быстро довериться малознакомому парню. Но уже после третьего свидания она оказалась на репетиции группы, в которой Джейк пел и играл на гитаре, а ещё через пару дней необыкновенно солнечным июльским утром она проснулась в его крохотной квартире на окраине Лондона.

Война, Тёмный Лорд, Пожиратели Смерти, крестражи — всё это казалось теперь каким-то кошмарным сном, который, к счастью, закончился. Благодаря Джейку.

Парень был честен с ней. Еще во время первой встречи он рассказал ей о своих мучительных отношениях с девушкой по имени Элис, которую он любил, и которая изменяла ему с его же другом Ником, теперь уже бывшим другом, конечно. Она металась между двумя мужчинами, уходила, возвращалась. Он сходил с ума, пытался забыть её, но раз за разом прощал. Это было больше похоже на болезненную одержимость, а не на любовь.

Гермиона рассказала ему про свои отношения с Роном, и о том, что не надо было пытаться перевести их многолетнюю дружбу во что-то более близкое, потому что ничего из этого не вышло. Но она ни о чём не жалела. Ни тогда, с Роном, ни сейчас. Она прекрасно понимала, что и с Джейком её связывает не влюблённость, и, тем более, не любовь. Они переживают сейчас непростое время, и им обоим нужно немного отогреться, оттаять.

Впервые в жизни рациональной и рассудительной Гермионе совершенно не хотелось задаваться вопросами и раскладывать всё по полочкам. Хотелось просто жить. Как и советовала ей МакГонагалл.