Прошлое в настоящем порождает будущее (джен)

Челнок Бастет быстро летел через пустыню в Золотой город. Царица понимала, что быстрее было бы полететь в её город, но она знала, что у них нет оборудования и знахарей, которые могли бы помочь девушке, раненной Баалом, к которой Бастет уже успела привязаться.

Рану Гиксоса перевязали, но она всё равно продолжала сильно кровоточить, так что постоянно требовались новые бинты и новая перевязка. У Нейт, ухаживавшей за раной любимого, руки были в крови, и она даже перестала смывать её, зная, что скоро понадобится снова перевязывать рану.

Гор и Эксатон стояли рядом с Бастет, сменяя её иногда у штурвала. Сехмет и Рамзес в разговоре дошли до непредсказуемости судьбы и того, что могло быть сказано и не сказано перед смертью кого-либо. Когда они осознали, что могли погибнуть сегодня, храня свои секреты, в упор посмотрели друг на друга и воскликнули в унисон, сами того не ожидая:

— Я люблю тебя!

В наступившей тишине слышались только работа двигателя да тяжёлые вздохи Гиксоса, рану которого Нейт снова перевязывала. Понемногу Рамзес и Сехмет отошли от шока и возобновили разговор, только теперь уже на тему сокровенных чувств.

Кефер всё время просидел у лежащей Амизи, изменившейся до неузнаваемости. Её кожа стала светлее, с лёгкой желтизной, волосы не доходили до плеч, теперь вместо хвоста у неё было каре, а чёлку держал золотой ободок, у сапог не было подошв, спереди схенти стал короче, а сзади длиннее, золотой воротник совершенно изменился и теперь закрывал и ключицу, и часть шеи. Но больше всего Кефера удивляли черты лица девушки: немного резкие, строгие, но при том лицо её было очень красивым; казалось, девушка много лет сражалась на кровопролитной войне. И вдруг фараон заметил, что её браслет с камнями силы исчез вовсе! Вместо него у неё на обеих руках красовались у самой кисти небольшие красивые золотые браслеты. Хопеша тоже не было. Кефер не смог разгадать эту загадку и стал ждать возвращения в город.

* * *

Лео, Кей, Каника, Кира и Субира тем временем весело играли в прятки и догонялки, а Мерит смотрела на детей немного печально. Она думала о прошедших годах и своих взрослых детях, с которыми не была во время их первых падений и взлётов. Когда возвестили о прилёте челнока Бастет, Мерит собрала детей и первая вышла встречать воинов.

Уставшие и взволнованные, они быстро выходили из челнока. Кира бросилась к матери, и Бастет обняла её, после чего подняла на руки и последовала в пирамиду за Гором. Мерит удивилась, увидев свою дочь, идущую рука об руку с Рамзесом, но потом всё поняла. Гиксоса вывел Эксатон, после чего друга стал поддерживать Рамзес, а Эксатон направился к матери. Кефер вынес на руках какую-то женщину, затем вышла Нейт и закрыла челнок.

Каника подбежала к воинам и взволнованно спросила:

— А где Амизи? Где моя сестра?

— Здесь, — ответил Кефер, кивнув на женщину и сказал и Канике, и матери: — Она под действием заклинания Баала. Что нам делать?

— Неси её в пирамиду, в её покои, — ответила Мерит. — У Осириса другие проблемы, — она кивнула на Гиксоса, — да он и не поможет.

Сестра Каники лежала в кровати, а вокруг неё ходили Ра, Мерит и Исида, беря у неё кровь и облучая светом специальных камней. Сехмет рассказала им, как противостояла Баалу, и теперь сидела недалеко от кровати девушки, начиная думать, что зря направила поток энергии на подругу.

— Подождём, пока она очнётся, — сказал Ра и велел впустить Канику.

Минуты тянулись в напряжённом молчании, снопы вопросов роились в головах присутствующих, мучая некоторых из них. Иногда кто-нибудь из детей Ра тяжело вздыхал, и тогда остальные переводили взгляды на лежащую молодую женщину.

Наконец она задвигалась и тихо застонала. Привстав, она сразу же схватилась за голову и, переводя дух, сказала:

— Что случилось?

— Заклинание Баала, — ответила Мерит.

Девушка открыла глаза и осмотрелась.

— Слишком сильное, видимо. Сколько же я была без сознания? Ого, да мы уже в пирамиде, — она села, отодвинув синее одеяло. — Ладно, не важно, сколько я тут лежу, вы лучше скажите, что стало с Баалом.

— Отступил, — ответила Сехмет и вывела вперёд Канику.

— Каника, — выдохнула девушка и обняла сестру.

— Ты всё помнишь, Амизи — спросила Исида.

— Амизи — это я? — после молчания спросила сестра Каники.

— Смена сущности, — сказала Мерит и стала объяснять: — Видимо, Баал хотел стереть память Амизи и изменить её сущность — есть такое заклинание. Но вмешательство Сехмет разрушило часть заклинания, и Амизи просто сменила внешность и забыла своё имя. Но она осталась прежней.

— Можно сказать просто смена внешности, — подытожил Ра.

— Простите, но называть новый облик сестры её старым именем я не смогу, — виновато сказала Каника.

— Тогда придётся усвоить, что Амизи это… Зэма, — сказала Мерит, — а Зэма это Амизи. С этой минуты владелицу этой комнаты зовут Зэма.

И это имя вскоре прижилось. Все очень быстро усвоили, что Зэма — это Амизи. Однако оставалась ещё одна невыясненная деталь: что стало с браслетом Амизи. После нескольких испытаний выяснилось, что браслет растворился в крови девушки и наделил её своей силой. Зэма смогла создавать из ничего посох — свой оружие, — а потом растворять его в воздухе — это тоже последствия растворения браслета.

* * *

Уже несколько недель шли в тишине и покое. Баал не мог оправиться от удара, и новых нападений не было. Зэма в это время осваивала новые приёмы, учась у Сета технике владения посохом. Бастет и Кира остались в городе, предварительно слетав к себе, узнав, что монстры больше не нападали и передав бразды правления на время своего отсутствия старшей сестре Бастет — Мафдет.

Гиксос ходил с рукой на перевязи — Осирису пришлось изрядно попотеть с раной ученика: плечо немного раздробилось спереди, и учёный скреплял хрящи и кости специальным раствором, а потом сшивал кожу на руке.

В этот день Гиксос возвращался к себе от Нейт — она была на страже города. Изобретатель хотел ходить с ней по стене, как делал раньше, но Страж, увидев, что ему плохо, отослала его лежать на кровати и принимать обезболивающее. Возле пирамиды Гиксос наткнулся на Рамзеса, пребывающего в хорошем настроении.

— Ты чего такой грустный? — спросил разведчик.

— Я от Нейт. Она велела мне принять обезболивающее и отослала лежать, — ответил Гиксос. — Подумаешь, немного пошатнулся, и кольнуло в плече! — возмущённо добавил он.

— Лучше здоровье не запускай.

— И ты туда же, — недовольно сказал изобретатель, махнув рукой.

— Мы с тобой росли почти как братья, Гиксос, как я могу не волноваться за тебя?

— Почти, — заметил Гиксос и пошёл дальше.

— Ну и что? Моя мать всегда была рада видеть тебя, — догнал друга Рамзес.

— Но не отец. Больше наказаний я получал только от бабушки, — от этих воспоминаний Гиксоса передёрнуло.

— Он хотел заменить тебе отца, поэтому и был строг. Со мной он поступал так же, не переживай.

— Вместо отца мне был Осирис. У него я учился все эти годы, от него получал выговор или наказание, от него получал подарки на день рождения в детстве, а когда мог, он защищал меня от бабушкиных побоев, — Гиксоса снова передёрнуло.

— Но из всех историй вытаскивал тебя я, — засмеялся Рамзес и натянул клафт Гиксоса на его глаза.

— Эй, не начинай, — засмеялся Гиксос и поправил клафт. Хорошо, когда есть друг, с которым можно подурачиться.

— Ладно тебе. Кстати об Осирисе — он ищет тебя.

— На перевязку? — иронично улыбнулся Гиксос.

— Не знаю, но он был взволнован.

Друзья распрощались и направились каждый по своим делам. Гиксос раздумывал, почему Осирис был взволнован, и что понадобилось ему от бывшего ученика. В памяти вдруг стали всплывать картины из детства и юности. Вот он получил от Осириса первый подарок, вот он нечаянно взорвал реагенты, но Осирис даже не нахмурился, вот они вместе сидят на гонках на колесницах, а вот бабушка стегнула его плетью и подняла крик, а затем и руку для нового удара, но в этот момент появился Осирис, и удара не было, а вот и похороны бабушки и кто стоит рядом с ним? Осирис. «Во всех важных событиях он был со мной рядом», — подумал Гиксос и обнаружил, что уже дошёл до лаборатории Осириса. Дыхание почему-то спёрло. Гиксос с минуту стоял в нерешительности, но потом, постучавшись, вошёл.

В лаборатории никого не было. Изобретатель усомнился, туда ли он пришёл, но в этот момент как раз из-за стойки с книгами и пробирками вышел учёный.

— Как твоя рука? — спросил он обычным голосом, но глаза его смотрели как-то по-другому.

— Кольнуло… в плече… однажды, — немного растерялся изобретатель. У Осириса был незнакомый взгляд, и это настораживало воина.

— Ты наверняка задаёшься вопросом, зачем я тебя позвал, — учёный поманил Гиксоса за собой. — Дело в том, что у меня к тебе есть очень серьёзный разговор.

Изобретателя передёрнуло: так обычно говорила его бабушка перед тем, как объявить о наказании — отстегать плетью или ещё что похуже. Осирис заметил, что Гиксос начал нервно дышать, и в лице учёного появилась печаль, что немного успокоило Гиксоса.

— Ты помнишь, от чего умерла твоя мать? — тихо спросил Осирис, когда они пришли в небольшое закрытое место.

— От неизлечимой по тем временам болезни, — осторожно ответил изобретатель, сбитый с толку, — которую сейчас мы уже можем вылечить. Бабушка рассказывала.

— Тебя не интересовало, где твой отец?

— Интересовало, конечно. Но бабушка была о нём плохого мнения и на расспросы не отвечала.

— А как ты сам считаешь? — Осирис внимательно посмотрел воину в глаза.

— Я лишь знаю, что бабушка винит в маминой смерти его, — Гиксос совсем растерялся, но решил рассказать всё, что думает: — Я этого не понимаю даже сейчас. Он что ли заразил её? Или как тогда?

— У тебя есть изображение матери?

Гиксос достал из-за пояса небольшой шарик и нажал на знак в форме капли. Появилось голографическое изображение красивой молодой женщины с ассиметричным каре, красивыми большими глазами, нежными и округлыми чертами лица. На ней было короткое зелёное платье с шестиугольным вырезом на животе и лёгкие балетки. На правой руке у неё был золотой браслет, украшенный изумрудом каплевидной формы в золотой оправе. Женщина шла, словно предлагая что-то.

— Ты хотел бы узнать, кто твой отец? — спросил Осирис, и голос у него на последнем слове дрогнул.

Гиксос кивнул, взволнованный не меньше Осириса. Тогда учёный взял цилиндрической формы устройство и развернул, словно свиток. Голографическое изображение показало мужчину, женщину и младенца с погремушкой в правой руке. Все трое были счастливы, ведь они — семья.

Гиксос совсем растерялся и непонимающе смотрел на изображение, настолько шокированный, что не мог говорить.

— Но это же… — еле выговорил он.

— Сядь-ка, — сказал Осирис, усаживая изобретателя на стоявшую рядом тахту. Тот послушно сел, продолжая рассматривать свою мать, себя-младенца и молодого Осириса.

— Теперь ты понимаешь, почему твоя бабушка винила твоего отца в смерти своей дочери… Я не смог спасти её…

— Почему ты мне раньше не рассказал об этом? — с горечью спросил Гиксос, не понимая, то ли он радуется тому, что узнал, кто его отец, то ли обижаясь на учителя за правду, скрываемую столько лет.

— Она забрала тебя после судебного заседания, сказав, что я не смел бы говорить с тобой. Но разве я мог забыть о собственном сыне? Если она не допускала, чтоб я говорил с тобой как отец, то как твой учитель — разрешила, хотя это право далось мне с боем. И потому я все эти годы старался быть к тебе как можно ближе, заступался за тебя и следил за твоим воспитанием.

— Ты бы мог мне рассказать после её похорон, — Гиксос смотрел в пол. Он не мог радоваться прежде, чем узнает ответы на все вопросы.

— Не всё так просто, мой мальчик. Я тоже чувствовал на себе вину за смерть Хатор, за смерть твоей матери. Мне всё казалось, что я мог стараться больше…

— Ты не мог её спасти! — прервал его криком Гиксос, на которого нахлынула волна горьких чувств. — Ты знаешь об этом! Но ты даже не рассказал мне, своему сыну, её сыну о том, что ты мой отец, даже после смерти моей бабушки! — его голос стал срываться, он покраснел и чувствовал какой-то комок в горле.

— Я не был готов, ты не был готов. И считаю, не готов и сейчас… Но вот ты прилетел раненый, а мог бы и умереть, никогда ни о чём так и не узнав. Я много раз собирался рассказать тебе, но не мог; всякий раз, как я пытался, что-то вставало у меня поперёк горла, и я не мог говорить. Вспомни, ты наверняка замечал за мной такие странности, когда я вдруг не мог говорить, — Осирис с несчастным видом смотрел на сына.

Этот взгляд был каплей, переполнившей чашу. У Гиксоса вырвался нервный возглас:

— Оте-ец! — и он прижался к Осирису, всё ещё часто дыша. Будь он маленьким, непременно бы расплакался.

— Сын, — проговорил Осирис, поглаживая Гиксоса по голове, о чём так давно мечтал.

Так они и сидели, двое учёных, и у одного в голове крутилось: «Мой сын!» — а у другого: «Он мой отец! Он мой отец!»