День за днем (гет)

На следующий день приезжаю в редакцию с четким планом поведения с мужиками — пока не разберусь с туловищем — дистанция вытянутой руки и максимальное пресечение контактов. Правда сегодняшняя одежка, на мой взгляд, несколько фривольна — к юбке мне выдали синюю блузку, с не застегивающимися, чуть ли не до пупка, пуговицами, но Сомова уверяет, что это модно и именно так такие и носят. Поверю на слово. Одно «но», чтобы подобрать нужный к такому фасону бюстгальтер, пришлось перемерить кучу разноцветных лифчиков — бежевый, белый, красный. Убирать мне их конечно оказалось влом, но надеюсь, без меня, гостей не будет… Зато Анька сегодня минут десять колдовала над моей прической, так что там, на голове, не какой — то примитивный хвост, а нечто плетеное и скрепленное заколкой.

Появившись в редакции, сразу иду к секретарской стойке:

— Люсенька, здравствуй, для меня есть что-нибудь?

— Здравствуйте Маргарита Александровна! Вот.

Сует мне в руки несколько конвертов.

— Предупреди народ, что сегодня летучка в 13.00, в обеденный перерыв — совместим полезное с приятным.

— Это как?

— А вот так — позвони в кафе и закажи доставку обеда сюда, на всю редколлегию.

— А если кто не захочет?

— На халяву-то? Не смеши меня!

— А меню и все такое...

— Разнообразное Люсь, разнообразное и демократичное. Смотри не переусердствуй — крокодильего мяса на шпажках не надо... Да и сухонького пару бутылок не забудь, для плавности мысли.

Иду дальше, мимо кабинета Зимовского, тот радостно орет из глубины:

— Эй, спартачи!

Остановившись, жду что дальше, подыскивая ответные эпитеты. Антон галопом бежит в мою сторону и. высунув голову в холл, счастливо заливается:

— Лохи, четыре один, лузеры!

Засранец, не дал мне вчера матч досмотреть. Мстительно поднимаю вверх средний палец и, ухмыльнувшись, спешу дальше. Антоша никак не утихомирится и кричит вслед:

— Лузеры!

И хохочет, садюга.

Не успеваю усесться в кресло, как звонит Сомова и начинает нести пургу про какие-то мои чувства к Калугину. Нет у меня никаких чувств к мужику и быть не может в принципе.

— Алле, Гош ну ты же вчера сам говорил.

— Нечего рассказывать Анечка, нечего. Пурга это все.

— Да, нет, это же все естественно, ну… Ну, просто ты превращаешься в женщину.

— Какую на хрен женщину? Ань, две недели всего прошло, две недели. Не год, не два…

— Вот именно!

Останавливаюсь возле стойки с папками у стены и, взгромоздив на нее локти, продолжаю возмущенно слушать весь этот бред, который несет Сомова.

— Что, вот именно?

— Ну, может быть у тебя овуляция.

А это еще что за фигня? Оторвав трубку от уха, с недоумением смотрю на нее, а потом прикладываю снова.

— Что у меня?

— Ну, овуляция… это когда организм женщины максимально готов… ну ты понимаешь… к зачатию и так далее… Отсюда ответная реакция.

— Так, закрыли тему.

— Почему, Гоша? Это важно!

Лично мне — нет. А гормоны — хреноны и прочую бабскую хренотень будем пресекать на корню!

— Я тебе еще раз повторяю, забудь, все, что я тебе ночью сказал. Не было у меня никакого ответного чувства, ясно? Все, смени картридж. Все, я не могу больше разговаривать, пока!

Стою и соплю, прислонившись к стене. Ну, Сомова! Организм у нее максимально готов….

Раздается негромкий стук и приоткрывается дверь. Кто там мне не видно, но я еще не готов общаться с народом. Раздается голос Калугина:

— Кто-нибудь видел Марго?

Я не успеваю откликнуться и выйти из укрытия, как слышится новый голос, который заставляет меня затаить дыхание:

— Андрей! У тебя есть тридцать секунд?

Блин, Егорова!

— Да. Разумеется.

Ну, конечно, как наш супермачо может отказать даме.

— Я по поводу моего визита к тебе на выходных.

Опа-на. Она уже к нему и домой таскается? То-то он не хотел меня на порог пускать.

— А что?

— Ты наверно считаешь меня полной дурой.

Лично я — да. Стою, опустив голову, а внутри все клокочет — вот кобель, вот стерва!

— Просто, честное слово, я не знала, что будет мама, я думала ты голодный… я случайно проходила.

Блин, мама им кувыркаться помешала!

— М-м-м…Наташенька все в порядке. Не волнуйся, мне даже было приятно.

Наташенька?! Приятно ему было. Чтоб ты подавился!

— Правда?

— Правда.

Я осторожно выхожу на середину кабинета — хочется посмотреть, может они уже так обнаглели, что обнимаются прямо возле моего кабинета… Нет, просто стоят… и я снова отступаю к стене. Мне жутко неудобно за себя, но поделать ничего не могу.

— Только огромная к тебе просьба, в следующий раз, когда решишь спонтанно нагрянуть…

Я усмехаюсь, хотя мне почему-то горько и качаю головой — ну, надо же, уже договариваются о следующем разе, когда мамы дома не будет.

— Ну, позвони мне, предварительно.

— Ну, конечно. Это была просто импровизация.

— Это я понял, понял.

Егорова вдруг спрашивает:

— А где ты обычно обедаешь?

Я смотрю на часы — сколько ж этот треп будет еще продолжаться?

— Да по-разному, когда в «Дедлайне», когда в кафешке.

— Просто Марго устраивает сегодня обед в зале заседаний.

— В смысле?

— А вот так, у нашего главного редактора новый бзик. Разбирать насущные проблемы прямо в обеденный перерыв. Обедаем всем стадом!

— Это шутка, что ли?

Выслушивать гадости про себя просто глупо, я выхожу на середину кабинета и складываю руки на груди:

— Нет, это не шутка!

Подхожу к двери и открываю ее настежь. Вот, так! Калуга растерянно тянет:

— А-а-а… Марго?

— Да, а ты кого хотел увидеть? Привидение?

— Да, нет. А что ты здесь делаешь?

Совсем одурел со своей импровизаторшей.

— Я здесь работаю, не поверишь.

— Ага.

Наташа отворачивается от меня — чувствует, гадина, что и ей сейчас достанется.

— А насчет бзика главного редактора, это действительно правда, так что жду вас в 13.00. Пожалуйста, без опозданий.

Разворачиваюсь и иду к своему столу, разговор окончен. От двери слышится бормотание:

— Ага. Извини.

Это он, видимо, малолетке. Сзади приближаются шаги и я разворачиваюсь к Калугину лицом к лицу.

— Марго, я вообще-то тебя искал.

— А не надо меня искать, я не подосиновик.

Вижу, как Наташа уходит прочь, но Калугин догонять свою подружку не торопится. В его голосе сквозит растерянность:

— Но я хотел поговорить.

Так, держим дистанцию:

— Поговорим за обедом. И хочу еще раз напомнить, если вы пришли на работу, будьте добры работайте, а все эти ваши разговоры про гости — шмости, это на улице и не в рабочее время. Ладно?

Торопливо пробираюсь между Калугой и столом, и иду к выходу. Сзади слышатся какие-то нечленораздельные звуки:

— Т-та

И возразить нечего? Вот, так! Против правды не попрешь!

* * *

Обхватив себя одной рукой за талию, не торопясь иду по холлу редакции, другой прижимая мобильник к уху. Звоню Сомовой — хочется поделиться последними событиями. Анька быстро откликается:

— Алло.

— Ань, слушай, у меня тут полный капец.

— Слушай, у тебя всегда полный капец. Что конкретно? Говори, уже.

Проблему обозначаю одной красноречивой фразой:

— Калуга!

— Что Калуга?

Остановившись, шиплю в трубку, стараясь приглушить голос:

— Ты чего не помнишь, чего я тебе говорил сегодня ночью?

— Нет, не помню. Ты меня попросил об этом забыть.

И правильно сделал!

— Ань, он продолжает на меня пялиться.

— Пусть пялится, у тебя что, из зарплаты вычитают за это?

Не вычитают. А если он опять целоваться полезет? Черт его знает, какой еще фортель мне это туловище преподнесет…

— Ань, ты не понимаешь.

— Да все я понимаю. Ну, слушай, ну отшей его, как-нибудь. Что тебя, бабы не отшивали?

Капец, стою тут и трендю всякую фигню посреди холла, народ уже оглядывается. Задумываюсь — отшивали ли меня бабы? В смысле Гошу.

— Нет.

— Ну как нет, не может такого быть.

— Ань, я тебе серьезно говорю. Я отшивал, меня нет.

— Ну, вот и вспомни, как ты отшивал. В конце концов, придумай что-нибудь, ну. Ты же помнишь, ты говорил, что он целовался с дочерью этого вашего начальника. Ну вот, скажи, что не собираешься становиться в очередь, вот и все.

А ведь и правда… Наш пострел везде поспел — то с Егоровой жмется, то к Марго подкатывает.

— Анька ты гений!

— Я знаю, что я гений. Все, давай, пока.

* * *

К 13.00 в зале заседаний действительно стол накрыт, есть и закуски, есть и горячее, даже сухое вино выставлено. Первое такое креативное заседание идет за счет редакции, а там посмотрим. Если придут только жрать, то лучше это дело сразу прикрыть. Мои размышления прерывает голос Любимовой:

— По-моему, замечательная идея.

Я быстро оборачиваюсь от окна и заинтересованно облокачиваюсь на спинку стоящего передо мной кресла, изображая полное внимание и готовность впитывать:

— Какая идея? Галь, озвучь. Нам, в новый выпуск, очень нужны свежие хорошие идеи.

Любимова тут же тушуется и начинает мямлить:

— А нет, я хотела сказать, что воссоединить летучку и обед.

— Я поняла… Кстати, рекомендую вино, очень неплохой сухарик.

Калугин со своего места восклицает:

— Проверим.

— Пожалуйста.

Он просит Валика:

— Пожалуйста, налей мне.

Сажусь в кресло во главе этого пиршественного стола, ставлю рядом бокал с остатками вина и начинаю:

— Кстати по поводу рубрики моды, кто-то обещал мне кучу соображений. Галя?

— А, ну, куча не куча, но парочка идей есть.

Сложив руки на столе как примерный ученик, выражаю полную готовность выслушать любой ее креатив:

— Ну, так выкладывай, мы будем рады и парочке.

Егорова встрепенувшись, вдруг поворачивается к Любимовой и многозначительно произносит:

— Галь, расскажи про голубую кровь.

Я скептически морщусь. Про каракатиц, что ли? У них вроде кровь как раз голубая. Чуть пожимаю плечами:

— Кровь? Может быть, без крови обойдемся?

Галина переглядывается с Наташей, а потом неуверенно говорит:

— Нет, это такая аристократическая идея.

Она поднимается с места, и я даю добро:

— Ну, давай, в двух словах.

Любимова начинает расхаживать позади кресел:

— В общем так, сексуальные модели, они все в шикарных вечерних платьях, в украшениях. Кстати, можно привлечь медийных лиц… Такой шикарный зал с камином….. Собаки!

Что-то ее повело не в ту степь. Не наш это профиль. Я осторожно прочищаю горло.

— Гкхм.

Любимова тут же испуганно заканчивает:

— Нет, конечно, можно и без собак…. Но, как мне кажется, это беспроигрышный вариант.

Она садится на место, а я смотрю на Эльвиру, ожидая ее финансового вердикта. Он оказывается неутешительным:

— Когда кажется, Галочка, креститься надо. Что ты думаешь, у нас здесь Голливуд? Знаешь, сколько будет cтоить аренда такого зала? Маргарита Александровна, вы простите, конечно, но я не собираюсь подписывать такую смету!

Смотрю на Эльвиру, хмуро наморщив лоб. В принципе, примерно этого я и ждал. Любимова пытается сопротивляться:

— Эльвира Сергеевна, я просто озвучила идею.

Молча перевожу взгляд на Галку — идея мне не нравится, но других то пока нет. Мокрицкая ахает:

— А вы знаете, я даже боюсь озвучить цифру, на которую такая идея тянет, Галина Степановна.

Наташа вдруг встревает:

— Галочка, ты лучше ешь. Я же говорила — это перебор.

Вздохнув, вылезаю из-за стола:

— Ладно, проехали. Тем более, идея не первой свежести.

Встаю позади Егоровой с Любимовой, оперевшись руками в спинки сразу двух кресел и призываю народ к более активным действиям:

— Давайте, прокрутите что-нибудь еще. Какой-нибудь неожиданный концепт.

Наташа со своего места неуверенно тянет:

— Ну, у меня есть идея.

Я с любопытством взираю на это чуда креатива. Идея? Неужели?

— Не интригуй.

— Ну, я думала… тут такая мысль…, чтобы зацепить и мужскую аудиторию, и женскую аудиторию…

— Логично.

— Сделать такой микс — мужская мода, женская мода. Такой унисекс.

Я ее подбадриваю:

— Продолжай, Наташа.

Егорова встает:

— Допустим модель. Сексуальная модель….а-а-а… с короткой стрижкой…, качается на … а-а-а … тренажерах. При этом она женственна и желанна... Я даже подумала — может необязательно купальник.

Сажусь на свое место. Без купальника конечно перебор, но черт возьми, действительно любопытно. Может девчонка и не такая дура, как прикидывается. Смотрю, как Любимова таращится на Наташу, видимо тоже не ожидала от нее такого креатива.

— Может быть, просто облегающий топик, для усиления эффекта.

А в этом смысле без купальника… Я творческую инициативу всегда поддерживаю…. Личное на работе нужно оставлять за бортом. Одобряю:

— А что, кстати, классная идея. Андрей?

— В принципе, да. Интересная плоскость, можно покрутить. Только модель должна быть немножечко накачана.

Наташа тут же добавляет:

— Да, но при этом она должна оставаться женщиной.

Естественно не мужиком. Я уже представляю, как все это будет выглядеть по жизни и на глянце, и Наташина идея мне уже определенно нравится.

— Во-о-от, процесс пошел, ребята. Молодец, Наталья, пять баллов!

Егорова стоит, счастливо улыбаясь, и я ее тут же гружу:

— Кстати, давай только так — за инициативу отвечает инициатор!

— Нет проблем.

— Если что, Андрей поможет.

Тот кивает головой:

— Конечно.

Я обращаюсь к Любимовой:

— Галь, ты как? Не против?

— О-о-о, да нет, что вы. Молодым же у нас везде дорога!

Она вдруг встает и уходит, хлопая дверью. Странная реакция. Ревность к работе или к должности? Ладно, позже разберемся. Пытаюсь разрядить обстановку:

— Так…, а что у нас горячее никто не ест? Или оно, уже, не горячее? Ну, все налегаем, на теплое.

* * *

Творческий толк от летучки, конечно, есть, но эти троглодиты столько смолотили на халяву, что Наумыч меня, наверно, убьет. Захожу на кухню…. Что же я здесь забыл? Открываю холодильник, заглядываю внутрь, а потом захлопываю. Нет, не то.

— Фу-у-у…. Нельзя столько жрать.

Иду к чайнику, бормоча про себя:

— Правильно говорят: кишкоблудство хуже наркомании.

Поставив стакан на столик, наливаю в него воду из чайника… Сзади раздается стук и негромкий голос Калугина:

— Не помешал?

Бросаю незаметный взгляд в его сторону, но демонстративно не поворачиваюсь:

— Нет, я это помещение не выкупила.

Отхлебываю горячего.

— Марго.

— Что?

— Что происходит?

Чуть развернувшись боком к Калугину, по-прежнему стараюсь на него не смотреть. Дистанция!

— А что происходит?

— Ну, я же вижу, что ты со мной играешь.

Кажется, у мужика на сексуальной почве крыша поехала. Ему мало Егоровой? Это что, теперь все бабьи тушки должны только и мечтать, как на нем повиснуть? Ну и самомнение. Удивленно прикладываю руку к груди:

— Я, с тобой?

— Ну, не я же.

Он пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ее вверх, ускользая от прикосновения. Стоп — машина! Вот только трогать меня не надо!

— Руку… отпусти.

— Извини.

— Слушай, а с чего ты взял, что я с тобой играю, а?

— Ну, мне вчера в парке показалось, что...

Держусь прежней тактики — никаких физических контактов.

— Тебе показалось.

— Да? Странно.

— Что, странно?

— Ну, ты все время такая разная.

— Да, я все время разная, а что здесь такого?

Кошусь на него, но первая отвожу взгляд в сторону:

— Сегодня я одна, завтра другая. Сегодня я одела джинсы, завтра юбку.

Беру стакан со столика и допиваю воду. Совсем рядом слышится его мягкий голос:

— А я?

Хмыкнув, оглядываюсь и окидываю его длинную фигуру сверху донизу:

— А что ты? Ты тоже хочешь юбку одеть?

Снова судорожно хватаю стакан в руки, но он уже пустой. Калугин не дает себя сбить:

— Что ты прикажешь мне делать?

В голове стучит тревожная мысль — отшить, отшить, отшить…. Оглядываюсь в сторону двери:

— А ты, иди, целуйся с Натальей.

— Причем здесь Наталья?

Я раздраженно ставлю стакан на стол. С грохотом! Вот хватает у мужика наглости. Еще два часа назад звал ее в гости к себе домой, когда мамы не будет. Ему, видите ли, было приятно! У кого из нас девичья память?

— А скажешь не причем?

Решительно прохожу мимо него и иду к себе. Многостаночник, блин. Но радует то, что я был прав — никакого подобия на вчерашние эмоции. Дистанция!

* * *

За текущими делами вторая половина дня пролетает незаметно. Вечереет. Пора и честь знать. Быстренько собираюсь, вешаю сумку на плечо и на выход к лифту. Параллельным курсом из своего кабинета стартует Егоров, размахивая портфелем. Увидав меня, восклицает:

— О, домой!?

Черт, сейчас про статью вспомнит, а у меня ни в одном глазу.

— Почти.

— Что, значит почти?

Останавливаемся неподалеку от лифта.

— Борис Наумыч, вы не переживайте про статью и концепцию номера, я вам вечером по e-mail скину.

Егоров со смехом отмахивается:

— Марго, ну господи, хоть завтра утром. Я на ночь не то, что статьи, я книжки даже не читаю.

Краем глаза наблюдаю, как возле секретарской стойки топчется Калугин, да и Наташа тут же. Кто бы сомневался. Пока я разговариваю с Наумычем, дочка подкрадывается тихонько сзади к отцу и тыкает несильно пальцем в бок. Тихонечко, но тот все равно подскакивает от неожиданности:

— Ой! Господи.

— Ты уже уходишь, пап?

— Да.

У нее в руках блокнот и она разочарованно тянет:

— Я думала, ты глянешь на мои наметки.

— Домой принеси, я посмотрю.

— Какой домой! Дай бог до утра доскрестись.

— Доча, ты что с ума сошла, кто по ночам работает?

— Ответственные и добросовестные сотрудники.

Пока слушаю их диалог, офигиваю полностью. Поднимаю глаза к потолку: тоже мне труженица, до утра она будет работать… Знаю, как ты тут по ночам трудишься. Скептически качаю головой. А та продолжает петь папеньке сладкие песни… и, видимо, Андрею Николаевичу тоже.

— Я думала, именно таких начальство и ценит, или я не права?

— Да.

— До завтра!

Наташа целует отца в щеку, а потом идет мимо меня прямо к Калугину:

— Пока.

И этот… Даже не знаю, как его назвать…, берет ее руку и подносит к губам:

— Счастливо.

Довольная Егорова поворачивает ко мне голову:

— До свидания.

Делаю дежурную улыбку:

— Счастливо.

Наконец наша труженица убирается восвояси. Стою, сложив руки на груди, и провожаю ее недобрым взглядом. Вот завтра специально пораньше приду и проверю, чего она за ночь наваяла. Наумыч тоже смотрит ей в след, доволен, очевидно, до пузырей за дочку:

— Ну, что скажете?

Ничего не скажу. Лучше промолчу. Зато Андрей Николаевич, не может удержаться от хвальбы в адрес своей новой пассии:

— Гхм, ну, что скажешь Борис Наумыч. Молодец девочка, старается.

Бурчу под нос:

— Так уж и девочка.

Егоров оборачивается в мою сторону:

— Чего?

— Я говорю, растет прямо на глазах, хэ...

— Спасибо друзья. Мне это вдвойне приятно слышать, я же еще и отец. Андрей спасибо тебе огромное!

Улыбка сползает с моего лица, и я поджимаю губы. Калугин отнекивается:

— Да господи, Борис Наумыч, мне-то за что?

— Есть за что. Наталья говорила, как ты ее поддерживаешь.

Не могу удержаться и бросаю в пространство с кривой ухмылкой:

— А она его подкармливает.

Чтобы крепче поддерживал….

Егоров опять ко мне:

— Чего?

— Я говорю, согласна полностью. Андрей Николаевич, вы наверно сегодня тоже на ночь останетесь?… Работать?

Не удивлюсь.

— Нет, Маргарита Александровна, я как раз домой собираюсь.

Он торопится мимом меня к лифту.

— Жаль.

— Да, мне тоже… А, да, Борис Наумыч…

Он делает шаг в сторону Егорова:

— Еще хотел вам сказать, что помимо всего, ваша дочь очень красивая женщина.

Егоров смущается:

— Да ладно.

— Нет, нет, я серьезно говорю как мужчина.

Как кобель ты говоришь. Еще раз убеждаюсь в своей правоте по его поводу. Сто раз был прав! Не хочу больше слушать эту муть и иду к лифту. До меня доносится, как Наумыч с Калугой расшаркиваются друг перед другом:

— Спасибо.

— Вам спасибо.

Давайте, расцелуйтесь еще. Неожиданно, возле самого уха раздается голос Егорова:

— Маргарита Александровна!

Я даже от неожиданности вздрагиваю:

— А? Что?

— Вы, как женщина, что скажете?

О чем? Об этой курице? Или об этом осеменителе?

— Ну, женская красота вещь субъективная и я сочту своим долгом промолчать.

Слышу сзади дыхание Калугина и оборачиваюсь, посмотреть на его реакцию. Но он смотрит в сторону. Егоров же хохочет:

— Вот это ответ профессионала. Как говорится — дипломат два раза подумает, прежде чем один раз ответить. Ха-ха-ха…

Я тоже улыбаюсь… через силу. И когда отхожу, довольная гримаса тут же сползает с моего лица. Достали блин. … Слышу, как открываются створки лифта и голос Наумыча зовет меня:

— Вы едете, Маргарита Александровна?

Нет уж, спасибо. Обсуждайте прелести Егоровой без моего участия!

— М-м-м… А нет, езжайте, я мобильник в кабинете оставила.

— Хорошо.

Егоров и Калугин заходят внутрь кабины:

— Тогда до завтра.

— Счастливо.

С радостью с ними расстаюсь и делаю ручкой:

— Счастливо.

Как только двери лифта закрываются, даю волю чувствам:

— Капец, красавицу нашел. Придурок!

Бью раздраженно кулаком в дверь лифта и та, неожиданно, открывается.

Оказывается, они еще не уехали:

— Что-то случилось?

Опускаю голову, прикрыв глаза рукой… Интересно слышали они мои слова или нет?

— Нет, нет, я случайно нажала. Вы езжайте.

Калугин вновь прощается:

— До завтра.

Я смотрю на него, стараясь сделать физиономию, как можно слащавей и киваю. Наконец двери снова закрываются и лифт уезжает.

— Черт!

* * *

В отвратном настроении приезжаю домой, открываю дверь и сразу натыкаюсь в прихожей на Сомову, обувающуюся на узком коридорном пространстве вместе со своим бойфрендом, пресловутым Маратом. Она мне его как-то показывала еще в Гошино существование, но я тогда не впечатлился, вроде парень как парень. Теперь есть возможность разглядеть получше, пока ребята судорожно собираются на выход и гундят про радио…

Я стою столбом на пороге, а Анька начинает суетиться возле меня. То подпрыгивает, то приседает, цирк, да и только.

— Привет, Марго…э-э-э…. Это Марат. Я тебе много рассказывала о нем. Марат это Марго. Двоюродная сестра Гоши и … Кстати, она тут тоже живет.

Ага, очень кстати, живу. С удивлением смотрю на Анюту — что это с ней? Будто поймал на месте преступления. Марат при этом таращится на меня, и его глазки начинают масляно блестеть. И голос такой же противный:

— Очень приятно.

Фу! Не могу ответить тем же. Стоим нос к носу и рассматриваем друг друга. От его взгляда мне становится неуютно, и я опускаю глаза…. Марат вдруг предлагает:

— Кстати, а давайте вчетвером куда-нибудь забуримся сегодня, и поближе познакомимся.

Сомова в своей суете даже не замечает этих котячьих подходов.

— М-м-м... какой забуримся, ты что, у меня эфир горит! Все, ноги в руки и бегом!

Она дергает своего Марата за руку и шепотом торопит:

— Пошли.

А потом в полный голос добавляет уже мне:

— Э-э-э… Гоше, передавай привет!

— А-а-а… обязательно.

Она проскальзывает мимо на выход, Марат тоже, продолжая буравить глазками, обходит вокруг меня, а потом, остановившись в дверном проеме, гундосит мне в спину:

— Пока.

Не оглядываюсь и не отвечаю. Когда с лестницы слышится удаляющейся топот, недовольно ворчу.

— Капец, блин, что ж за день сегодня такой, а? Одни уроды кругом!

* * *

Вечер пролетает незаметно — пока переоделся, пока поклевал пиццу из холодильника, пока первый тайм закончился по телеку — на улице и стемнело. Сижу с бутылкой пивасика и глазею на вялый старт второго тайма. Рядом сидит Фиона и с интересом рассматривает мои вытянутые ноги в синих спортивных штанах, возлежащие, прямо в тапках на столе, рядом с грязной тарелкой и бутербродами.

— Ну, давайте, давайте уже, давайте. Ну, что вы вазюкаетесь?!

Слышу, как скрежещет ключ в замке, и кидаю взгляд в сторону входной двери — Анька пришла. Потом снова переключаюсь на игру и тыкаю в сторону экрана пультом.

— Ну, куда ты отдаешь? Ну, подумай сначала, это же не больно!

Откидываюсь на спинку дивана — черт, вот дебилы. Сомова появляется из прихожей и заходит за диван, мне за спину:

— Марго, привет.

Я напрягаюсь. Не хватало еще, что бы и в собственном доме меня пинали бабским именем. Хватит с меня редакции.

— Как ты сказала?

— Ой, прости Гоша, мне просто с этими эфирами все мозги наизнанку.

Поджав губы, я слегка киваю, прощая за оговорку. Анька делает вид, что ей интересно:

— Кто играет?

Какая тебе разница!? Меня больше интересует, почему покрывало на моей постели вдруг оказалось всклоченным, а брошенные утром три лифчика переместились с кровати на кресло.

— Слушай Ань. У меня к тебе вопрос.

— Какой?

— Вы, валялись на моей кровати?

Анька виновато перемещается вдоль дивана и уже сейчас где-то сбоку от меня. Приходится коситься, отвлекаясь от экрана.

— Кто?

Я снимаю ноги со стола.

— Кто? Соседи!

Смотрю, как она усаживается на пуфик и явно тянет время с ответом.

— А чего ты квадратные глаза делаешь? Я спрашиваю, вы с Маратом кувыркались на моей кровати?

Пытаюсь прожечь дырку у нее на лбу своим негодованием, так что отвечать ей все-таки приходится:

— Ну, что здесь такого?

Блин, в конце концов, если так приспичило, у тебя своя комната с диванчиком есть, не на полу чай спишь…. Да мне блевать хочется от одной мысли, что он там лежал и трогал мои шмотки!

— А я тебе объясняю.

Грозно тыкаю пальцем в воздух, добавляя своим словам убедительности:

— Мне категорически не нравится этот упырь. А еще меньше нравится, когда ты приводишь его в мой дом!

Анька с виноватым видом бормочет:

— Игорь, извини. Это действительно твой дом и я не имела права так поступать.

Блин, да причем тут это! Вот умеют бабы все извернуть. Я же не про нее говорю, а про этого укурка!

— Ань, не начинай, а?!

— Ну, ты же прав.

— Слушай, ты неужели сама не видишь, а? Он скользкий, мерзкий противный тип. Ты же сама три дня назад говорила!

— Что, я говорила?

— Ничего!

Упираюсь ногами в стол:

— Ты что, не видела, как он на меня посмотрел?

— Как?

— Как кот на сметану. Он меня глазами всю раздел!

Отворачиваюсь от отвращения.

— Слушай Ребров. Мне кажется, ты слишком высоко себя оцениваешь.

Да уж повыше некоторых. Тут и в зеркало глазеть не надо. Стаскиваю конечности на пол и поворачиваюсь к Сомовой лицом:

— Слушай, это ты слушай! Бабник твой Марат, ясно? Поверь мне, я мужик и я эти взгляды знаю.

Вижу, как Сомова недоверчиво кивает. Плевать, делай что хочешь, только потом не скули! Я снова поднимаю ноги и упираюсь ими в стол.

— Поближе он собрался познакомиться. Козел!

Улыбка с лица Сомовой сходит и это радует. Может, достучался. Я вспоминаю, еще одного любвеобильного товарища и, повернувшись к Аньке, вновь тыкаю убедительно пальцем в пространство.

— Калугин точно также смотрел!.... Заколебал.

Дергаю головой, отбрасывая волосы назад… Анюта, пользуясь моментом, пытается перевести разговор с Марата на другую тему:

— Ты, кстати, поговорила с ним?

— С кем?

— Ну, с Калугиным, с кем же еще.

Я поправляю:

— Поговорил.

— Ну, поговорил, хорошо и что?

— Ничего. Здравый смысл у абонента отключен или находится вне зоны доступа.

— Ну, а про Наталью намекнул ему?

— Намекнул?!… В лоб сказал!

— Ну, а он.

— Ничего, как пялился, так и пялится.

Если бы только пялился, так еще и проходу не дает… Анька, зацепившись за последние слова, разводит руками:

— Ну, это понятно.

— Что, понятно?

— Ну, если мужику понравилась красивая женщина …

Блин. И что? Во-первых, кидаться на все, что шевелится? А во-вторых…

— Слушай Ань, еще раз назовешь меня женщиной, я тебе промеж ушей заеду, ясно?

И не посмотрю что ты баба!

Весь этот разговор меня уже достает, швыряю пульт на стол и возмущенно вскакиваю с дивана. Сомова тоже встает, не желая усугублять бурю и пытается переключить мое внимание.

— Гоша, Гош, кажется гол... Там забили.

Мне надо выплеснуть избыток эмоции, я останавливаюсь и бормочу в адрес бугаев на экране:

— Да пошли они. …

Затем все же наклоняюсь, уперев руки в колени и приглядываясь к экрану:

— Кому?