А drop in your palm (гет)

Герои уходят с рассветом по дороге в никуда...

Ребекка давно не задавалась вопросом, откуда в ее мыслях столько отравляющей горечи. Как будто бесконечная жизнь была лишь сладостным приключением — так не бывает, а жаль.

У любого вампира есть способ избежать боли, душевных страданий, дурацких сердечных мук...

О, это так просто. Всего лишь отключить чувства — легко, словно щелкнуть пальцами. И все же, это путь для слабых, а такой она никогда себя не считала. Она Майклсон.

Ребекка опустилась на диван, обитый розовым шелком. Тонкие пальцы вертели драгоценную безделушку — веер из перьев райской птахи из далеких и теплых краев. Первородной сейчас в данную минуту невыносимо хотелось к морю на теплый песок. Слушать шум прибоя и просто жить в тиши дикарской хижины. Очередная причуда капризной принцессы — так скажет большинство, и отчасти они правы. Но какое дело Первородной до досужих домыслов толпы?

Она слишком стара для всего этого и для в очередной раз разбитого сердца. Милый, такой открытый мальчик, которого Ребекка целовала и называла любимым, предал ее.

И сейчас она ощущает себя настоящей старой каргой. Почти корчится под грузом прожитых столетий и едкого презрения к самой себе.

Ник пожалел ее! Как же это унизительно... Резкий, немилосердный брат скрыл истину от слепой влюбленной дурехи, не желая, чтобы она в очередной раз страдала из-за мужчины и своей же глупости. Да, оказывается, снисходительность Никлауса будет похуже жестокости.

Ребекка открыла тяжелую крышку серебряного сундучка — на выстеленном синем бархатом дне лежал жемчуг, самый лучший и стоящий баснословную сумму. Белые, идеально округлые жемчужины будто излучали свет. Ожерелье из трехсот жемчужин с сапфировой застежкой, серьги, браслеты и тика с крупным сапфиром в центре.

Когда-то она очень любила все это носить по торжественным поводам и без них.

В конце концов, любая женщина любит быть самой красивой.

Но еще это память... Память о любви, которую Ребекка назвала бы настоящей, и которая закончилась трагедией.

Проклятие какое-то: все, кого она полюбит, либо умирают, либо предают ее, и думай, что предпочтительней. А она всего лишь хочет немного побыть любимой и счастливой. Ведь Ребекка не создана для одиночества. Не быть ей стоиком или бродячим философом, презирающим привязанности — каких только сумасшедших и сумасбродов не носит земля. И какие только идиоты не мнят себя мудрецами.

Да, ей больно сейчас даже дышать, но это пройдет. Не впервой.

Она всегда справлялась и сейчас справится. Найдет в себе силы жить с гордо поднятой головой и отомстить за себя. Никто и никогда не сможет сказать, что играл с чувствами Ребекки Майклсон и остался при этом безнаказанным.

Первородная злилась скорее не на Стефана, а на того, кто его подослал. В конце концов, ненавидеть "слепое орудие" просто глупо, а вот вырвать сердце тому, кто его направил — другое дело.

Ребекка открывает еще одно отделение шкатулки и вытаскивает мешочек с плотно завязанной белыми лентами горловиной. Она намеревается немного отвлечься — отнести жемчуг с затопленного торгового парусника ювелиру, заказать прелестную вещицу для погрустневшей Давины. В конце концов, сокровище Кол когда-то привез ей в подарок из одного из своих пиратских рейдов, и тогда она пообещала ему, что сохранит его... Но не для себя, а для особенной для брата девушки. Конечно же, Кол лишь посмеялся над ней, довольно развязно уверенный, что "особенную" он не встретит никогда. Первородная качнула головой — как всегда отчаянный гордец. Теперь время пришло, и она сдержит свое обещание.

Может хоть кому-то слезы моря принесут счастье. А у нее шкатулки и сундуки ломятся от драгоценностей, но счастливей Древняя от этого не стала. Весь обманчивый блеск камней она бы променяла на что-то настоящее, которое ей похоже, познать не суждено...

Она прошла мимо библиотеки, прекрасно слыша непривычно ласковый голос Клауса и возмущенный писк его драгоценной пассии. Все-таки в своих прогнозах Ребекка ошиблась — наглая девчонка не только выжила, испытывая терпение Первородного гибрида, но и похоже, научилась вертеть им как захочет. Это совсем не радовало — Никлаус был упрямым засранцем и не умел отпускать то, что считал своим.

Ребекка поднялась по боковой лестнице наверх, недовольно хмурясь. Часть фонарей погасла — и куда только прислуга смотрит? Неужели так трудно вовремя заменить свечи? Или без ее пригляда экономка забыла о своей работе?

Кол обнаружился в постели Давины. Лежал, время от времени целуя тонкую руку или теплый висок. Сама ведьмочка, устроив голову на груди Первородного, что-то читала ему вслух. На ковре валялись сапоги, пояс и даже камзол брата и початая бутылка со сладким розовым вином.

— Бекс? — Давина попыталась встать и хоть как-то выглядеть поприличней, но Первородный потянул ее на себя, укладывая обратно. — Что-то случилось?

— Мне нужна Давина, — очень ехидно произнесла Ребекка, даже не пряча усмешку.

Потому что для Кола слишком много радости — того гляди лопнет от самодовольства. И нечего тут портить невинную девочку, затаскивая ее в постель. Пусть сперва осознает серьезность своих намерений. Все это конечно, отдавало полудетской ревностью но каяться в том, что испортила брату удовольствие, Первородная не собиралась. От мужчин одни проблемы, даже если это твои братья. Нет, особенно, если это твои братья.

— Конечно, чем я могу вам помочь? — ведьма очень решительно стукнула ладошкой по загребущим лапам вампира. Кол, паршивец этакий, сейчас же застонал, как смертельно раненный, и Давина всполошилась, поглаживая там, где ударила. Ребекка топнула ногой, не зная, улыбаться ей или злиться — такая дурость... Слов просто нет, что делает Предназначение с умными людьми и нелюдьми.

Ребекка знала, что Давина отчасти ее опасается.

Как будто она бы посмела причинить младшему брату такую боль — тронуть его Предназначенную. Для нее любовь неприкосновенна. Слишком хорошо она знает, какого это, когда ее у тебя безжалостно отбирают.

— Бросай этого паяца. Кол, я серьезно, отпусти ее, — уже сердито приказала Первородная. — Скоро зимний бал, если ты помнишь. И уже пора задуматься о платье для нашей гостьи и о подходящих драгоценностях. Да и тебе не мешало бы заказать новый костюм.

Свое замечание, что этот бал гуляка-брат проведет не в драбадан пьяным от вина и крови, а танцуя со своей ведьмой, Ребекка не озвучила. Ни к чему огорчать девочку вестями о прошлых развлечениях Кола.

Из года в год почти столетие их семья в ночь зимнего солнцестояния проводит пышный праздник для сверхъестественных созданий, где смертные лишь приятная закуска.

Все хлопоты по созданию великолепия и изобилия, естественно, ложатся на ее плечи.

* * *

Елена осторожно перевернула ветхую страницу, самым кончиком пальцев коснулась золотой росписи заглавной буквы. Там за стеклом бушевала зимняя метель, выл ветер и где-то далеко был невыносимый Первородный, по которому она скучала, презирая себя за это чувство. Но все же...

Нам не дано выбирать, кого любить. А тот, кто властен над порывами своего сердца, тот небывалый человек.

Ей же за тысячелетие под небесами такой еще не повстречался.

Природа спала зимним сном и дриада остро ощущала свое все возрастающие бессилие. Как будто кандалов мало. В Зачарованном лесу не бывало ни стужи, ни лютых морозов. Все цвело и росло даже в зимние месяцы, и дриаде не было нужды беспокоиться о том, что она ослабеет. Вечная Весна, заключившая союз с летом... Все же, пусть она рожденная слишком поздно, тогда, когда отзвук шагов, взрастившей лес, затих во тьме веков, она знала, что сердце богини было полно любви к миру. Без любви такое чудо не создать.

Елена проводила дни в постели в долгих беседах с Кэролайн, а когда ту забирал на редкость веселый гибрид, то в кабинете Элайджи, наугад выбирая книги из библиотеки.

За столетия наблюдения за миром, который жил по своим законам, никак не касавшимся лесного полога, она выучила множество языков и наречий со всех уголков земли. Все же знания, пусть и не полные, влекли ее.

Люди видят мир по-другому, зачастую просто не замечая самого важного, но все же, иногда среди сорняков попадались те, кого можно было по праву назвать редкими цветками. Елена сторонилась смертных, не желая впускать их ни в свой мир, ни в свое сердце. Зачем бессмертной дриаде познавать горечь потерь, которые неизбежны? Ей ли не знать, что жизнь, обреченная на увядание и возрождение, и так до конца бытия.

Она никогда не считала себя ограниченной своим добровольным затворничеством в Лесу.

Природа есть везде, и дриада видела и слышала через нее во всех уголках Земли.

Несмотря на разлуку с тем, кем была соединена задолго до рождения, Елена не могла считать себя по-настоящему одинокой и покинутой, ведь она часть чего-то большего и вечного, самой жизни. Легчайший отзвук той силы, которая дает жизнь всему вокруг. Силы хрупкой, и вместе с тем неодолимой.

В замке Первородных никогда не бывало по-настоящему тихо. И пожалуй, ночью беломраморные залы становились намного оживленней, чем под светом дневного светила. Елена, которая спала все хуже, порой благословляла высоту своей золотой клетки и ее удаленность — шум замка лишь редко долетал до ее комнаты. Но сейчас грохот стоял такой, что лишь глухой бы не обратил внимания.

Дриада встала и выскользнула в коридор — посмотреть, что там случилось...

Золотистая макушка Кэролайн торчала в самом центре творившегося — кто бы сомневался. Она также увидела Первородную с пером, чернильницей и ворохом свитков. И эти двое — океанида и Ребекка — сосредоточенно и даже азартно переругивались об устройстве какого-то празднества.

Елена улыбнулась и тихонько выскользнула в коридор. Пусть развлекаются, если есть желание и силы. А ей нужно отдохнуть. Чуть дрожащими пальцами дриада расстегнула алмазную застежку ворота — меховая накидка внезапно стала слишком жаркой. Она вернулась в кабинет Элайджи, одним движением отмахнувшись от обеспокоенных ее состоянием стражников, и прилегла на диван. Ей всего лишь нужно перевести дыхание, и все будет хорошо...

Темная пелена сна никак не хотела отпускать, даже несмотря на, то что чей-то голос и прикосновения тревожили, мешали вновь уйти в забытье.

Дриада распахнула глаза и увидела сидевшего рядом Элайджу, который ласково касался ее лица, волос. В глазах Первородного была нежность и любование ей.

— Как давно ты приехал? — она отбросила его руки и резко села, о чем тут же пожалела, ощутив головокружение.

— Пару часов назад.

Элайджа, видя как она побледнела, не обращая внимания на слабые возражения, уложил ее к себе на руки. Ощущая ярость и бессилие, то, что Елена ему сказала той звездной ночью, начало сбываться. Возлюбленная слабела... Кандалы, которые он на нее надел, убивали ее.

— Как прошла поездка?

— Удачно, — он погладил русую с золотыми переливами в свете свечей головку на своей груди. — Окажешь мне честь, поужинав со мной?

Первородный не думал сейчас. Ни о довольном привезенным "презентом" от мамочки Никлаусом, ни о ведьме, с которой пришлось повозиться, ни о лигах на ледяном ветру до замка, ни о том как он шел, едва не переходя на бег, когда прислуга сообщила, где Елена. О том ощущении покоя, когда увидел ее спящую здесь, у себя.

— А у меня есть выбор? — ирония получилась почти не ядовитой. Елена с некоторым усилием выбралась из его рук. — Идем, Элайджа, нет сил с тобой спорить. И не ухмыляйся так самодовольно, — пригрозила она.

* * *

Тристан смотрел на лежавший на полу свиток, как смотрят на ядовитого гада, способного ужалить в любой момент. Приглашение на праздник отдавало ультиматумом, несмотря на тонкий налет любезности. И отрицательного ответа не предполагало. Он вовсе не был трусом, просто не хотел заканчивать свою вечность в страданиях.

Именно поэтому древний вампир так превозносил осторожность.

Майклсоны знают, что он заслал к ним шпиона, использовал влюбчивость и непостоянство Ребекки. Поэтому трудно вообразить, что на зимнем балу его будет ждать теплый прием. С другой стороны, риск дал определенный результат — влюбленная женщина — неосторожная женщина. Ребекка была так мила в своем увлечении, что Стефан узнал много интересного.

Тристан не считал, что прямо сейчас готов к войне с Майклсонами. Но у него еще будет время. Это лишь подготовительный этап...

Главное выжить.

Первостепеннейшей задачей будет оправдаться в глазах Никлауса, и наверняка взбешенной обманутой жертвы, что будет практически невозможно. Ну или сделать так, чтобы его убийство стало невыгодно Майклсонам — с этим чуть легче. В конце концов, даже для королей существуют границы, которые лучше не переходить публично. На балу будет весь вампирский свет, и не все они чтят своих создателей с преданностью безумных неофитов. Даже забавно будет оставить Клауса и его недалекую сестренку с носом.

У всех, даже у бессмертных есть свои слабости, просто нужно знать, как искать.

В свое время Элайджа безжалостно воспользовался слабостью Авроры к своему брату, а потом использовал любовь самого Тристана к своевольной сестре, которая никогда не понимала, в чем для нее благо. Можно сказать, он выучил урок. И ненавидел "благородного" Первородного едва ли не больше всех остальных вместе взятых.

Все-таки, память удивительная штука: чего только из ее хранилища не выудить, если она абсолютна.

Тристан нажал на скрытую под узором пружину, и в столе открылся потайной ящик. Среди рукописей нашелся кожаный футляр, надежно перевязанный бечевкой с печатью. Он сорвал печать и открыл крышку — с пожелтевшего от времени папируса на него смотрело лицо совсем юной девушки, кудри были увенчаны цветочной короной, а розовые, изогнутые в безупречный лук Амура губы улыбались.

Этот набросок он случайно подобрал, когда еще был человеком, а Древние жили в замке его отца. Тристан не был и тогда глуп — знание, даже случайное, помогает обрести контроль, а через контроль власть, которой он стремился с юных лет.

Краски чуть поблекли, но художник, несомненно, был талантлив, и смог передать прелесть изображенной девы. Девы, которую столь сильно, пламенно любил старший брат художника. И по которой Элайджа так скорбел.

Это лицо, эти глаза Тристан совсем недавно видел в голове своего незадачливого шпиона.

Надменный Элайджа, этот вечный баловень судьбы обрел ту, которую оплакивал всю свою вечность... Тут поневоле задумаешься о несправедливости — некоторым все, а другим ничего. И чтобы что-то получить, за это приходится расплачиваться трудами, кровью, потерями.

Тристан недолго злился. Все-таки, он не дитя малое, чтобы бессильно роптать в пустоту.

Воссоединение голубков не было гладким. Раз красавица молила о помощи незнакомца, это открывало чудные перспективы. Все-таки, у них со старшим Майклсоном свои отдельные счеты. И он должен не просто подохнуть, а перед этим испить чашу страданий до донышка. Иначе не интересно.

И потом, какой мужчина откажет даме в беде?

Уж точно не он.

<hr />Примечания:

Прошу прощения за столь долгий перерыв.

Очень жду ваших отзывов!