А drop in your palm (гет)

Никлаус отбросил от себя почти бездыханное тело — жажду он утолил. Остальное не его забота…

Хотя Бекка раскричится, обнаружив мусор в библиотеке. Первородный гибрид вздохнул и открыл окно… И без воплей сестрицы по поводу безнадежно заляпанного кровью ковра у него болела голова. Чертова гордячка выведет из себя кого угодно, даже куда более терпеливое существо, чем он. Хотя, стоит признать, отвагой девушки, пусть близнец ей был слабоумие, можно было восхититься. Если бы ее попытки отстоять свою свободу так его не раздражали.

Очень много времени никто не смел говорить с ним так…

А для вздорной девчонки совсем не важно, что перед ней великий и ужасный Никлаус Майколсон.

Клаус вытащил из ящика одну из старинных магических рукописей. Младший брат собирал подобную ерунду по всему свету веками. Ему нужно было сосредоточиться на чем-то другом, кроме раздражения, и хотя бы попытаться мыслить логично. Потому что, право, Кэролайн была абсолютно невыносимым существом, которому он до сих пор сохранял жизнь, несмотря на ее упрямство и то, что она смела ему возражать и даже хамить.

— Елена волнуется за подругу, — Элайджа переступил через лужу крови на ковре.

— Она в темнице, — коротко произнес гибрид и ухмыльнулся, видя негодование на лице старшего-занудного брата. — Надеюсь, пару дней среди крыс в каменном мешке прибавят девице благоразумия.

— Никлаус, ты понимаешь, что делаешь только хуже?

— Кому: себе или ей? Элайджа, что бы вы там не думали, эта связь — всего лишь новая ловушка матери. И я избавлюсь от нее рано или поздно, — глаза Клауса чуть пожелтели, выдавая всю ярость, которую он испытывал, — а потом выпью крови той, к которой Эстер меня привязала, словно пса в качестве аперитива.

Завтра днем он покажет Кэролайн сестре-ведьме, и Фрея, как обещала, разберется с природой трижды проклятой связи. Он не такой легковерный дурак, чтобы размякнуть и забыть о цели, как бы хороша ни была девушка. Целое тысячелетие Эстер пыталась оборвать жизненные нити своих детей, и предполагать, что ее заклятие, объединившее его с океанидой, может принести что-то кроме проблем, в высшей степени глупо.

Никлаус пойдет на что угодно, чтобы защитить родных и себя.

Да, его тянет к златовласке, но он не влюбленный мальчишка, чтобы забыть о главной цели. К сожалению, «любовь» в мире бессмертных — это почти всегда смерть. Последнее, что нужно Никлаусу, это слабость, которой незамедлительно воспользуются те, кто его ненавидит. А таких много.

Для чудовищ не бывает долго и счастливо. Клаус почти об этом не сожалел, в конечном итоге свой путь он выбрал сам, и уже было поздно что-то менять. В глубине души, где-то очень-очень глубоко, он все равно был рад за братьев. Пусть любят, раз все еще способны на это.

— Ты, если мне не изменяет память, знал океаниду?

— Почти триста лет назад, брат, — равнодушно ответил Элайджа. — Какой бы чудовищный план ни сложился в твоем коварном мозгу, подумай еще раз перед тем, как действовать.

Никлаус едва не прослезился от братского наставления: сколько веры в него!

— Если задумал проповедь, иди к бедняжке Елене, а меня уже не спасти. Но если хочешь помочь, то расскажи все что знаешь о дочерях океана.

В мире осталось не так много необычного, с чем бы их семья за столетия странствий по земле не сталкивалась. Элайджа хорошо помнил год, когда случайно увидел в морских волнах обнаженную и хвостатую девушку. Тогда, устав от дороги, они поселились в приморском городе. Кол надолго уходил в море с командой явных отморозков. Никлаус чередовал оргии с казнями. А он просто искал пятый угол как всегда вовремя относительного затишья. Одиночество и вина никогда не оставляли Элайджу надолго…

Впрочем, время ли сейчас для этих воспоминаний?

Элайджа встал и, пройдясь мимо стеллажей и полок, уверенно выбрал несколько книг, которые будут интересны брату. Сам едва ли сможет выносить Никлауса сейчас, находясь в таком внутреннем разладе. А будить весь замок очередной ссорой с братом ему вовсе не хотелось.

— Здесь ты найдешь ответы на интересующие тебя вопросы…

Явно недовольный его ответами и решениями, Элайджа ушел. Неужели брат когда-то верил, что он выберет другой путь, даже зная его так хорошо? Ну что ж, поражаться чужой наивности Никлаусу никогда не надоест. Он отогнал от себя навязчивое видение сжавшейся на камнях златовласой девушки и открыл одну из книг.

Одна ночь в темноте добавит ей разума или хотя бы приучит молчать…

* * *

Один и тот же пейзаж вдали: синие, белые, черные шапки гор. А за низким парапетом балкона — бездна, на дне которой почти невидимой в темноте вьется сред скал узкой лентой река. Заключенная в комнате девушка уже давно не обращала внимания на грозную красоту вокруг, от которой у любого захватило бы дух.

За несколько десятилетий ей опротивело все вокруг.

Больше всего на свете она желала вырваться на свободу и увидеть его снова…

Неважно, что говорил брат, лишь она знала правду — любимый никогда ее не забывал. И пусть ей плевать на всех тех, кто был с ним после. Они всего лишь шлюхи, лишь ей он клялся в любви. Она всем сердцем верила, что разлука не будет вечной и совсем скоро они будут вместе.

Босые ноги легко, неслышно ступали по обагренному кровью полу…

В большом медном зеркале она увидела свое нечеткое отражение и качнула головой — нехорошо. Нужно умыться, — и почему вечно кровь так пачкает ее лицо? Ведь убивать аккуратно не получается. Все это порывистость, всегда забывает о том, чтобы беречь одежду…

* * *

Елена оставила почти без внимания лежавшие на бархатной подушечке алмазные шпильки. Взяла только конверт с письмом: Элайджа писал на забытом нынче языке, который обоим им был родным. Буквы расплывались перед глазами то ли от слез, то ли от гнева.

Ей давным-давно ничего от него нужно, только свобода…

Каллиграфически правильные строки вызвали лишь глухую тоску.

Дриада тревожилась за подругу, которая где-то там внизу, в каменном мешке. Кто бы сомневался, что Кэролайн не хватит благоразумия не перечить своему тюремщику… На самом деле, океанида нежна и добра, но рядом с Первородным гибридом в нее словно бес вселялся. И Елена не узнавала ее.

Елена подняла руки и бросила листок в камин, кандалы негромко зазвенели.

Туника с завязками на плечах из полупрозрачной белой ткани составляла ее ночной наряд. Из-за оков ей мало что подходило, как то бессовестно открытое платье, в котором Елена была на ужине. Просить Элайджу, чтобы тот снял оковы? Она даже не будет пытаться. Он же все-таки не дурак, понимает, что только зачарованное железо удерживает ее от побега или чего похуже.

Елена чуть поежилась и закрыла окно. Плечи и лицо горели от его взглядов… Пусть Первородный не позволял себе ничего, кроме краткого пожатия ее пальцев. Каким бы безупречным истуканом не выглядел Майколсон, любая женщина опознает направленное на нее желание.

Ей не удалось скрыть грустную усмешку. Насилия она как раз не боялась, скорее долгой и планомерной осады. Потому что Элайджа для Елены все еще не был пустым местом, да даже врагом, которого только ненавидят.

Глупое сердце билось как сумасшедшее, стоило ему появиться рядом.

Она забралась в постель, накидывая на себя покрывало.

Заснуть точно не удастся, слишком много противоречивых чувств, мыслей, эмоций. И беспокойство за Кэр, которая-таки доигралась, что вместо ужина оказалась в темнице. Елена зажмурилась, в воображении представали ужасные казематы, в которых только от страха можно умереть. Она попросила, переступая через свою гордыню, Элайджу справиться у брата, когда он планирует отпустить Кэролайн.

— Елена, можно мне войти? — сквозь закрытую дверь послышался голос Первородного. — Или ты…

— Входи, — крикнула она, натягивая покрывало повыше, чтобы скрыть тело — Как Кэролайн?

— Я передал ей одеяло и еду, — Элайджа не стал отходить далеко от порога. Елена и так сжалась, когда он вошел. — Она будет в относительном порядке. Не думаю, что Никлаус продержит ее в темнице долго.

Его самым бессовестным образом тянуло преодолеть эти жалкие метры и коснуться своего наваждения, чью кожу золотил свет свечей. В комнате витал запах незнакомых ему цветов, а Елена выглядела скорей грустной, чем напуганной его присутствием. Элайджа не стал говорить ей, что как только их сестра разорвет связь, девушка умрет. Все равно Елене ничего с этим не сделать. Правда доставит ей только лишние страдания и, быть может, подтолкнет к необдуманному шагу.

— Спокойной ночи, Елена, — поклонился Первородный, уходя.

— Спасибо, — прилетел ему в спину почти неразличимый шепот.

Элайджа отправил охрану на нижний этаж вместе с ждавшей служанкой. А сам устроился на лавке перед ее дверями. Все равно ему не спать этой ночью, как и многими другими. А это место ничем не хуже роскошных, но пустых покоев. Здесь он по крайней мере слышит ее тихое дыхание и стук сердца.

Первородный планировал после ужина показать своей очаровательной спутнице-пленнице замок. Насколько он увидел, к его подарку Елена даже не прикоснулась. Хотя шпильки были настоящим драгоценным произведением искусства, делавший их мастер умер столетие назад и не успел много. Гениальность вовсе не преграда для одной из хворей, которые косят смертных десятками тысяч.

Но все планы спутал Ник, который превратил ужин в дешевый спектакль с собой в главной роли.

Зачем было волочь несчастную девушку через весь замок, как последний варвар? Он только огорчил сестер, напугал Елену и новую пассию Кола, которая не смогла спрятать слезы. Видя океаниду на полу у ног развалившегося на стуле Никлауса.

Приступы ярости брата давно перестали удивлять тех, кто имел несчастье знать его хоть сколько-нибудь долго. Как и страсть к театральным эффектам. Но сегодня Никлаус явно переборщил.

Элайджа заходил по пути в башню к Ребекке — сестра переодевалась в охотничий костюм, не желая оставаться в замке. Ему едва удалось уговорить Бекку не горячиться и взять собой несколько человек в охрану, раз она так хочет переночевать в охотничьем домике. Ребекка, всегда любившая Никлауса больше всех остальных, принимала все его выходки близко к сердцу.

Фрею же есть кому утешить… По крайне мере, когда он постучал, сестра уже спала, о чем сообщил Люсьен, не впустив его в покои. Кола он не стал тревожить. В конце концов, отвратительное чувство юмора эти двое разделяли между собой.

Элайджа лежал на лавке, закинув руки за голову, между сном и явью. В грезах, доступных только бессмертным, там, на лугу, танцевала девушка, был слышен щебет птиц, а он еще не знал ни настоящей горечи, ни истинного горя. Бродить по лабиринтам памяти можно бесконечно, когда ты видел столько, сколько он.

Тонкий, тут же затихший вскрик заставил Первородного встать и знаком отослать поспешивших на шум охранников. Которые четко знали: от сохранности Елены зависят их жизни.

Он колебался только секунду, а потом открыл дверь в комнату, где за белым газом балдахина металась в кошмаре Елена. Отбросить мешающую ткань и оказаться рядом с ней — секунда. Элайджа сел на постель и осторожно положил руки на виски спящей беспокойным сном девушки. Он не полезет далеко в ее мысли, не настолько низко он еще пал… Просто подарит ей спокойный сон.

Элайджа нашел в своей памяти один из дней его смертной жизни — тот самый луг, где она танцевала, и перенес ее туда. Он некоторое время просидел рядом, наблюдая, как выравнивается ее дыхание, как затихает стук сердца. Елена улыбалась сквозь сон.

Каким же он был глупцом, раз верил, что сможет жить без нее…

Все это время в разлуке разве что на существование тянуло, никак не на жизнь.

Элайджа очень бы хотел задать вопрос матери: почему именно она? Зачем нужно было пачкать его руки в крови любимой им Елены? Неужели такая искусная ведьма, как Эстер, не нашла другой жертвы для своего заклятия, обратившего их в бессмертных чудовищ?

Мать уверяла, что все еще любит их — как по нему, такая «любовь» была сто крат хуже ненависти…

Элайджа наклонился, едва касаясь губами лба, поправил покрывало и вышел.

Ему нужен брат и кровь — последняя, чтобы хоть как-то успокоиться.

За многие столетия борьбы, за выживание своей семьи Элайджа привык, что враги надолго не оставляют своих попыток покончить с ними. А теперь, после кратного размышления, встреча с Еленой, связь Клауса, который благодаря своей двойственной сути был лишен этого благословения и проклятия одновременно, да даже то, что Кол наконец успокоился и занят только своей новой игрушкой, которую уперто называет судьбой, все это вызвало в нем нехорошие подозрения.

И кто, как не Никлаус своей паранойей и манией величия поможет в этом разобраться?

Случайностей в жизни бессмертных почти не бывает: есть только хорошо составленные планы. И если кукловод действительно есть, то он вырвет ему сердце после долгих пыток. После того, как они с Ником найдут его.

Ни Фрее, ни Колу, ни Ребекке пока ничего знать не нужно, незачем их тревожить.

<hr />Примечания:

Очень жду ваших отзывов!

Автор честно пишет продолжение почти каждый день — так что стоит вам порадовать ее парой строчек?