Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

— Но призрак не мог бы наложить заклятие без палочки, — возразил Генри.

— Не знаю... Смог же изнасиловать девушку... Но он действительно не применял непростительных проклятий здесь — иначе уже прибыли бы из Министерства.

— Может, эта Пригарова — не маггла?

— Маггла. Я говорила с ней раньше, я читала ее мысли. Опять же. Неспроста эти очки. И синяк — просто прикрытие. Она сняла их на полминуты — и думала в это время, глядя мне в глаза, о том, что я не должна смотреть на ее изувеченное лицо и о том, что она и правда видела призрак. Медленно так думала... Она знала, что я читаю ее мысли. Точнее, нет. Нельзя знать — и так спокойно думать то, что следует. Такое возможно только под Империусом. Всё четко по команде: снять очки, смотреть в глаза, думать определенный текст, надеть очки.

— Это двести лет просидевший в подвале граф петровских времен такой чудесный план с солнечными очками разработал?

— И не только с очками, — кивнула Гермиона, — еще диктофон. Она включила его заранее. Убей она меня и случись с ней что-то — а, я думаю, с ней бы что-то случилось — ты смог бы узнать из записи ее бредовую историю с призраком.

— И обвинить графа, — кивнул Генри.

Гермиона согласно качнула головой.

— Но мы, возможно, с тобой просто заигрались в детективов и недооцениваем возможности былой аристократии. Предлагаю для начала всё же допросить основного подозреваемого.

— Допросим. Если он существует.

* * *

Ночь выдалась теплая и безветренная, правда, было очень светло. Брат Гавриил, встретивший их у ворот, всё время причитал, вздыхал и крестился.

— Господь накажет меня за эти бесовские обряды, — бубнил он, провожая супругов к кладбищу, — и за ложь братьям моим.

— Ваша ложь — во благо, — заметил ему Генри. — Да и вы сами приняли решение избавиться от призрака.

— О, лорд Генри, вам так просто говорить — а я разрываюсь на части! Понимаю, что граф Серж — зло, что нужно спасти святую землю. Потому и позвал вас, потому помогаю вам. А вместе с тем — что делаю я сам? Способствую языческим обрядам на святой земле монастыря!

— Какие же они языческие? — возразила Гермиона. — Обряд впервые сотворен католическим священником. Он, знаете ли, хотел допросить...

— О, леди Саузвильт, прошу вас, не говорите мне этого! — взмолился старый монах. — Уж проводите поскорее свои богопротивные ритуалы. И, Христом Богом молю, не околдовывайте моих братьев!

— Последнее — в ваших руках, — прервал его Генри. — Если никто не увидит нас, значит, никто и не будет околдован.

— Дай Бог, мистер Саузвильт, дай то Бог...

* * *

О, дух неприкаянный, призрак мятежный,

Где бродишь по бренной земле?

Мы круг начертали, под ним —

Прах священный, могила, родная тебе.

Пропитует землю магический символ,

Сквозь камень надгробной плиты,

Коснется останков волшебное зелье —

Велит дух бессмертный найти.

Где б в мире ты ни был,

Куда б не забрался,

Коль ходишь по бренной земле,

Земле, с каковою так и не расстался —

Взываем явиться к тебе.

Клянем погребённого в хладной могиле,

Мятежного духа: приди!

Великая сила царит меж живыми —

Тебе от нее не уйти.

Ты в царствие нашем, хоть здесь не хозяин,

Не гость: погребен и отпет.

Зачем на земле ты остался, несчастный?

Дай магам достойный ответ!

Да ложь не отверзет твои роковые

Уста, что истлели в земле.

Восстань из могилы, предстань пред живыми —

Им ты подчинен на земле!

Могила, в которой обрели новый приют останки графа Сержа Кривостанова, осветилась изнутри. Вспыхнула зеленовато-серебристым светом начертанная вокруг нее на земле линия, за краями которой стояли Генри и Гермиона. Из-под могильной плиты подул ледяной ветер, отчетливо запахло сырой землей.

Вот из каменного надгробья поднялась фигура: сначала будто бы села, потом встала на ноги. Теперь на постаменте, аккурат на старательно выведенном Гермионой магическом знаке, стоял высокий, полупрозрачный мужчина. Это был именно тот человек, которого наследница Темного Лорда видела в воспоминаниях Марина.

Высокий, бледный, в старинной аристократической одежде времен Петра Великого. Лицо вытянутое, подбородок острый, нос длинный и заостренный, чем-то напоминающий вороний клюв; лоб высокий, над губой аккуратные щеточки усов, черные волосы спадают чуть ниже плеч.

Ярость на тонких губах быстро сменила саркастическая улыбка. Граф Кривостанов величественно скрестил руки на груди и воззрился на своих визави сверху с постамента, окруженный вздрагивающим туманом чар.

— Мое почтение, Сиятельный Граф! — галантно поклонился Генри, когда ритуал призыва был завершен. — Доброй вам ночи. Лорд Генри Саузвильт, — представился он, — леди Саузвильт. — Гермиона, в свою очередь, сделала книксен. — Отдел обеспечения магического правопорядка. Позвольте задать вам несколько вопросов.

— Чем обязан, милорд? — после короткой паузы осведомился призрак учтиво, хотя Гермиона явственно видела в его прищуренных глазах насмешку. — Леди, — дух поклонился молодой женщине.

— Ваше Сиятельство, вынужден сообщить вам, что вы подозреваетесь в нарушении магической безопасности, нападении на магглов, манипуляциях с их сознанием, доведении до убийства, покушении на сотрудников магического правопорядка и непосредственном убийстве магглов: Марии Александровой и Евгения Гранова, — бесстрастно перечислил Генри. — Нам необходимо задать вам несколько вопросов.

— К вашим услугам, — невозмутимо кивнул граф.

— Вы — граф Сергей Кривостанов, 1647-го года рождения, 1693-го года смерти, при жизни владелец имения Еловые Сосны, волшебник?

Призрак склонил голову.

— 1694-го года смерти, Ваша Светлость, — поправил он, и в высокомерном взгляде появился интерес. Уголок губ приподнялся в созерцательной усмешке.

— Назовите причину вашей гибели, пожалуйста, — продолжал Генри.

В глазах призрака тенью промелькнула ярость, но он всем своим видом выражал высокомерие и учтивость.

— Истощение, — холодно сказал дух после солидной паузы, глядя на Генри, а потом перевел взгляд на его спутницу.

— Как это произошло? — невозмутимо продолжал волшебник.

— Мы повздорили с дочерью, — медленно, подбирая слова, сообщил граф Серж. — Ей удалось наложить на меня парализующее проклятье. После этого она замуровала мое тело в подвалах родового замка.

— Графиня Ребекка использовала только названное проклятье? — уточнил Генри.

— Нет, милорд. Моя дочь использовала много проклятий той ночью. Она замуровала мой дух еще при жизни в стенах склепа, которым стало для меня подземелье. Я не мог ни покинуть его, когда тело умрет, ни отправиться дальше.

— По какой причине юная графиня поступила так, Ваше Сиятельство?

— Смею предполагать, девчонка ненавидела меня, — бросил граф, чуть было не позабыв о своей надменной вежливости.

— По какой причине? — не отступал Генри.

— По очень многим причинам, милорд, — блеснул глазами граф. — В частности, потому что не знала своего места, не осознавала своего положения, потому что не ведала, что такое благодарность и почтительность, была дурно воспитана в школе, куда я имел глупость ее отправить! Формальным поводом для нее стало открытие того, что моя супруга некогда наложила на себя руки: Ребекка долго полагала, что Кати скончалась от болезни.

— Графиня Екатерина погибла в 1687-м году, на шесть лет ранее вас? — уточнила Гермиона.

— Да, миледи.

— Почему графиня решилась на такой шаг?

Теперь уже очевидная ярость исказила на миг лицо призрака.

— Кати была недовольна моим образом жизни, но не смела, как разумная женщина, перечить приказаниям супруга. Однако она была слабой женщиной. И посему решилась умереть.

— У вас были интимные отношения с графиней Ребеккой? — спросила Гермиона, не сводя с него глаз.

— Да, миледи, — сквозь зубы процедил граф.

— Именно этот аспект вашего «образа жизни» столь губительно повлиял на графиню Екатерину, Ваше Сиятельство?

— Полагаю, что да, — голос призрака стал ледяным, глаза сузились в щелки.

— Каким образом и когда вы получили свободу от чар молодой графини? — задал очередной вопрос Генри.

— Моя темница была вскрыта, и останки перезахоронены здесь, — он небрежно кивнул вниз, на надгробье. — Это разрушило чары. Что-то около двух месяцев назад.

— Чем вы занимались с того времени, Ваше Сиятельство? — спросил Генри. — Опишите основные ваши действия.

— Если вам угодно, — прищурился призрак, бросая быстрый взгляд на магический символ у своих ног. — Что ж, извольте. Первые дни мне нужно было набраться сил. Полагаю, вам известно, что слабый призрак не может надолго покидать своих останков. Однако, некоторые действия мне были доступны — и я обнаружил, что на моих землях нынче, — он скривился, — нововерский православный маггловский монастырь, — граф сказал это так, будто нашел на месте фамильного замка свинарник. — Не могу сказать, чтобы меня это порадовало. Не люблю трусость и глупость, кои легли в основу института монашества.

— Не вдавайтесь в теологию и философию, — прервал его Генри.

— Как вам будет угодно, милорд, — усмехнулся граф. — Итак, я получил возможность покидать мое новое пристанище: сначала на недолгое время, потом на целые часы. В ближайшем соседстве со мной жили слабовольные, нерешительные, бесхарактерные люди. Все свои эмоции они затоптали и похоронили задолго до моего освобождения. Сложно было получить глоток живительной для меня энергии в таком месте — однако я ждал. Однажды два монаха несколько повздорили, обозлились друг на друга. Пустяк, разумеется. Но это были эмоции, для них — сильные, для меня — близкие. Я, знаете ли, за последние двести лет в полной мере осознал, что такое ярость и ненависть. Не составило труда вдохнуть в одного из этих фантомов — монах, почтенные гости, это ведь только тень человека, — малую толику моих эмоций. Немного — я был еще слишком слаб. О, поразительный эффект довелось мне увидеть! — улыбка графа стала шире. — Божьи люди сцепились, будто бешеные псы, и «мой подопечный» даже всадил своему оппоненту кухонный нож под правое ребро. Надо отметить, весьма неудачно — откачали монахи этого недорезанного.

Граф переступил с ноги на ногу, продолжая ухмыляться, и окинул Гермиону и Генри взглядом цепких черных глаз. Представители Министерства ждали.

— Мало того, что я всласть напился выплеснутой злобой милейшего инока, — продолжал свое повествование граф Серж, — так еще и имел удовольствие наблюдать занимательнейшую реакцию «аудитории». Казалось, эти тени проснулись и стали хоть чуточку походить на людей, — довольно усмехнулся он.

Недели через две я поставил опыт посерьезнее. На сей раз удалось поймать одного затворника на сильном чувстве и, применяя свои уже развитые навыки, вдохнуть в него очень сильную ярость. О, какой взрыв! Сколько энергии! — граф мечтательно прикрыл глаза. — Вы знаете, милорд, какой заряд энергии отдает один человек, убивая другого? Сколько он сам получает, если умеет брать? — сощурился призрак, глядя на Генри. — О, вижу, вы знаете. Миледи? — он перевел пристальный взгляд на Гермиону и снова усмехнулся. — Зрю, это известно и вам. Тем лучше, вы поймете меня. От устроенной скромным монахом расправы я, можно сказать, получил вторую жизнь — столь изменилось мое положение и мои возможности! Недельки через две я даже навестил моего дарителя в деревенском, — как, бишь, нынче говорят? — «участке». Напомнил ему, что такое бешенство — и имел удовольствие насладиться еще одним убийством. Потом моего дарителя застрелили. — Граф картинно вздохнул. — Я довольно долго отдыхал от всего этого великолепия. Осматривал свои владения, изучил изувеченный монахами замок. Что сотворили они с родовым имением? Печальный пейзаж. Но зато я к своему удивлению и негодованию обнаружил в приходе волшебника. Не сразу мне открылось, что этот монах — маг. Но вскоре сомнений не оставалось. Отвращение мое не имело границ. Вы удивлены, миледи? — спросил внезапно граф.

Гермиона вздрогнула — она действительно удивилась в эту секунду.

— Я поясню, — кивнул ей призрак. Казалось, он наслаждается своим монологом. Возможностью говорить с кем-то, говорить кому-то. Он был лишен всего этого более двухсот лет... — Монах, — продолжал граф, — сам по себе трус и вдвойне предатель. Он предает мир и свое тело, прячась в искусственную оболочку; он предает бога, в которого верит — ведь, как вам известно, бог его велел сносить испытания, но не укрываться от них. Всё это жалко и отталкивающе. Но монах-волшебник — еще более омерзительное зрелище.

— Отчего же? — заинтересовался и Генри.

— О, милорд, монах-маггл, по крайней мере, убеждает себя в том, что его трусость и предательства угодны высшей силе, в которую он верует. Монах-волшебник знает, что бога нет. Монах-волшебник, что бы он там себе ни придумал, в чем бы себя ни убедил, понимает законы природы, осознает сущность мира куда глубже и точнее, чем это доступно магглу. Волшебник видел доказательства истинности того, что он знает о мире. И, помимо того, он сам применял магию — некогда. Отрицать он ее не может. Но при этом он закрывает глаза на всё, лжет сам себе — не говоря уже об окружающих. Он жалок, — с отвращением закончил это лирическое отступление граф. — Именно такой жалкий представитель Магического сообщества и был мною обнаружен в имении. Сначала я думал побеседовать с ним — но монах куда-то пропал на несколько дней. И тут наши скромные святые края посетил некий работник. Уж не знаю, холоп ли он — но точно не чернец. Не имею понятия, что он пытался сделать — но это у него не выходило. И как же он злился от этого: сложно передать словами! Я помог ему раскрыться чуть больше... И... О, мою удачу сложно описать словами. — Граф картинно прикрыл глаза. — Мой гость, оказалось, имел несчастье некогда подарить жизнь дрянной девчонке! Вы можете мне не верить, но я убежден, что все беды человеческие — дело рук женщин и в особенности ведьм. Простите мне мою дерзость, миледи, но вы велели говорить откровенно — и сами позаботились о том, чтобы я не мог разбавить свою чистосердечность смягчающей ложью, — кивнул на светящийся магический символ граф. — Я полагаю, что женщина может стать смертельно опасной, если вовремя не привить ей покорности. Самый опасный возраст для женщины: четырнадцать — девятнадцать лет. Нет ничего вредоноснее женского образования. Магглы осознают это лучше нас, хотя и не до конца. Мы же, отправляя маленьких ведьм, вошедших в столь опасную стадию, учиться и воспитываться в обществе им подобных, совершаем роковую ошибку. Я поплатился за эту ошибку жизнью. С тех пор моя ненависть к младым барышням не имеет пределов.

Граф закрыл глаза, отдаваясь воспоминаниям.

— Я пил по глотку каждую капельку чувств того простолюдина, отца юный девицы. Он отыскал эту прóклятую небом тварь. Сложно представить дерзость, своеволие, непочтительность той девчонки! В сравнении с ней даже Ребекка была образцом прилежания. Ведомый моими чувствами, тот человек указал ей место, наказал ее дерзость, наказал ее за само ее существование. К сожалению, ему помешали, и судьба его потеряла для меня интерес. Но я осознал, каковой будет моя следующая цель. Я буду мстить всем бабьим тварям, заполонившим земной мир! Тем, кто безнадежно испорчен и смертельно опасен. Я уже предвкушал свою месть, но тогда мне требовался отдых, — граф перевел дыхание. Сила привычки так укореняется в человеческих существах на протяжении жизни, что и после смерти тела призрак продолжает зачастую совершать привычные, хоть и не нужные более, действия: переводит дыхание, зевает, моргает и прочее, прочее. — Я не стал бы вновь проявлять активность так скоро, — возобновил свое повествование граф, — если бы мне прямо в руки не привели очередную непокорную дочь. Гадюка охомутала послушника! Нет, вы только подумайте! В таких ситуациях мерзавкам даже нельзя укрыться за оправданиями вроде коварства соблазнителей и обманчивости слов. Как могла попасть сельская девка в кровать монаха? Кто насильно затащил ее туда? Кто велел, кто дозволял падать так низко? Дрянь отдавалась послушнику, лгала своему отцу, опозорила семью — пусть и крестьянскую, это, в сущности, не важно. Развратная, сладострастная шлюха! Во мне проснулась невиданная ярость и невиданная сила. Полагаю, раз вы интересуетесь этим, то знаете, к чему всё привело.

— Да, Ваше Сиятельство, — холодно кивнул Генри. — Что вы делали после?

— Отдыхал, — усмехнулся граф. — Смаковал переживания. И вот вы потревожили мою негу.

— Это всё? — подняла брови Гермиона.

— О да, леди Саузвильт. Это всё.

Гермиона и Генри переглянулись.

— Известно ли Вашему Сиятельству, что нападение на магглов в какой бы то ни было форме запрещено Магическим законодательством? — осведомился Генри.

— Я, милорд, знаете ли, несколько отошел от мирских законов, — картинно-философски заметил призрак.

— Вынужден сообщить, что вы заблуждаетесь, Сиятельный Граф. Законы мира волшебников оберегают магглов от всех магических существ. В том числе и мертвых.

— И что же ждет меня за это нарушение, — усмехнулся мятежный дух. — Заключение под стражу? Лишение волшебной палочки?

— Мы, Ваше Сиятельство, могли бы заточить вас в вашей новой могиле, — любезно улыбнулась Гермиона. — Однако не стоит так нервничать. Ввиду смягчающих обстоятельств вашего несанкционированного и жестокого заключения, полагаю, мы просто переселим вас в безопасное для магглов место. Старинный замок, может быть, семья волшебников или некое учреждение. Конечно, может статься, это будет необитаемый замок — но я постараюсь этого избежать.

— Буду очень признателен, — съязвил призрак. Гермиона понимала, что, не осознавай он своей подвластности, им с Генри пришлось бы не сладко.

— Решение будет принято в самое ближайшее время, — вслух сказала она. — Дабы не вынуждать нас на этот период лишать вас свободы передвижения, попрошу дать слово чести, что вы не будете причинять вреда магглам или проживающему здесь монаху-волшебнику до тех пор, пока мы не объявим вам о вашей дальнейшей судьбе.

— Представители власти будут применять Черную магию, миледи? — сощурился граф.

— О да, Ваше Сиятельство, сию секунду, если потребуется.

— В таком случае даю вам слово чести не трогать магглов и этого лживого волшебника до истечения месяца. А там посмотрим. Вас устроят такие условия?

— Вполне, — кивнул Генри. — Простите за беспокойство, Ваше Сиятельство. И до скорого.

— Прощайте, милорд. Леди, — он поклонился Гермионе. — Я откланиваюсь.

— До встречи, граф. — Гермиона задумчиво смотрела, как призрак скрывается в могиле. Потом перевела взгляд на Генри. — Краски сгущаются, mon cher bonhomme(1). Не хватило кровожадности Его Сиятельства на наш свиток обвинений...

_________________________

1) мой дорогой муженек (франц.).

* * *

— Кадмина, это Очень Плохая Идея, — в очередной раз повторил Генри, когда во вспышке света ее палочки исчезло законченное письмо. — Ты хочешь поселить волка в загоне овец!

— Может быть, мне понравился граф, и я хочу сделать ему приятное.

— О Моргана! Чем понравился тебе этот субъект?!

— Судьба у него любопытная, — съязвила Гермиона. — Неужели за двести лет заточения он не заслужил жизни в интересном обществе? Тем более гимназии нужны привидения.

— Кадмина! Нельзя помещать кровожадного призрака-насильника, озлобленного против малолетних ведьм, в школу магии и колдовства! Просто потому что нельзя. Это... Я даже не знаю, на что это похоже!

— Ну, милый, не злись, — Гермиона обняла мужа за шею и посмотрела ему в глаза. — Я же всего-навсего написала Papá. Коль скоро его взгляды совпадут с твоими — я тут же сдам позиции.

— Сумасшедшая ведьма, — покачал головой Генри.

— Воистину, мой господин!