Некромант Белого Альянса (джен)

[Усиливающее зелье использовано. Не имеет эффекта.]

Эсон улыбнулся, увидев оповещение. Чего-то другого он и не ожидал увидеть, ведь [Усиливающее зелье.] само по себе не может оказать никакого лечебного действия. Но только стоило ему коснуться зараженного участка, как в сознании молодого профессора всплыло новое оповещение.

[Болотная сыпь излечена.]

— Замечательно, — констатировал Эсон, искренне радуясь, что его не слишком дальновидный поступок принес результат. — Теперь можно соединить с моей маной и сходить потревожить хозяйку конюшен.

Банья и Эсон, прихватив с собой зелья, поднялись на второй этаж таверны, восстановленный вплоть до самой дальней комнаты, где большую часть времени пряталась законная владелица «Конюшен Мирлена». Там, в глубине здания, где заканчивался темный коридор с единственным всегда закрытым окном, находилась единственная дверь, где еще не был никто из класса бессильных. Именно там за тонкими гнилыми досками все месяцы с момента первого знакомства медленно умирала женщина, подарившая детям без способностей шанс стать полноценными членами экспедиции.

— Разрешите войти? — Эсон осторожно постучал в дверь.

Прогнившие доски едва не проломились от легкого удара костяшками пальцев.

— Проваливайте! — довольно грубо ответила женщина.

— Даже если у нас есть лекарство? — поинтересовалась Банья.

В комнате послышалось недовольное бормотание, разобрать которое было невозможно. Через минуту дверь открылась, и в проеме показался укутанный в тряпки силуэт.

— Чего вам? — буркнула хозяйка таверны.

— Мы можем вас вылечить, — как можно более вежливо постаралась сказать девушка-алхимик.

— Вы опоздали, — все также злобно прошипел укутанный в тряпье силуэт. — Он обещал, что вы справитесь вовремя, но вы опоздали.

— Оп... — Эсон с трудом заставил себя замолчать, чтобы избежать ненужного сейчас вопроса, — отнюдь, мы все еще можем успеть.

— Ну идем, — холодно ответила хозяйка таверны.

Ее комната напоминала хлев со сгнившей соломой. В то время как остальные помещения конюшен были в запустении, они обветшали лишь из-за отсутствия рабочих рук, то здесь прогнило буквально все. Темные, почти черные, стены буквально сочились гнилью, которая стекала на пол, собиралась в мерзкие густые лужицы, которые медленно впитывались такими же темными досками, источая удушающий смрад. Находиться здесь было невыносимо, даже просто дышать было нечем. От зловония в комнате начинала кружиться голова. Казалось, еще немного, и тусклые желтоватые отсверки медленно пульсирующих светящихся камней померкнут, оставив комнату во тьме, липкой, вязкой, текущей по телу своими обжигающими струями гнили.

— Вы живете в разломе? — Банья прижалась к молодому профессору.

— Он сказал, что здесь будет лучше.

— Он? — уточнила алхимик.

— Неважно, — перебил ее Эсон, жестом попросив молчать. — Покажите, о чем речь.

Женщина ушла в дальний конец комнаты к куче черной, почти превратившейся в жижу, соломе, на которой валялась куча каких-то тряпок.

— Вот он, — прохрипела хозяйка конюшен, едва сдерживая слезы.

Влив немного маны в ближайшие светящиеся камни, чтобы заставить их светить ярче, Эсон подошел к куче соломы. Первые секунды он не мог понять, о чем говорит владелица конюшен, и почему ей так больно подходить сюда. Но глаза быстро привыкли к ставшему ярким свету.

[Восстановление разума. Уровень 18.]

Молодой некромант сделал шаг назад и оттолкнул Банью, не позволяя ей увидеть, что именно находилось среди кучи тряпок.

— Уходи отсюда, — потребовал он, забирая сумку с зельями.

— Но... — начала девушка.

— Немедленно.

Дождавшись, когда алхимик покинет подземелье, Эсон вновь подошел к гниющей куче соломы. Там на мокрых от гнили и крови тряпках лежал скелет маленького ребенка. Плоть с рук и ног давно превратилась в черную слизь и пропитала солому. От головы остался лишь покрытый тонкой сеткой волос череп, у которого лишь чудом сохранился язык. Кожа на теле уже почернела и начала медленно стекать вниз, оголяя ребра. Но, несмотря на это, ребенок все еще был жив.

Его грудь медленно поднималась раз в несколько секунд, когда тело делало неглубокий короткий вдох. От каждого такого движения кожа на груди разрывалась все сильнее, расходясь глубокими трещинами, под некоторыми из которых уже можно было разглядеть легкие.

Именно за [Болотную сыпь.] некромантов ненавидели больше всего. Не только из-за того, что она убивала зараженного, и не только за то, что некроманты умело скрыли лекарство от нее. Главный ужас [Болотной сыпи.] заключался в том, что она поддерживала жизнь больного даже тогда, когда от его тела не оставалось практически ничего. И все это время умирающий находился в сознании.

Смотреть на эту ужасную картину Эсону было трудно даже с заклинанием, поддерживающим разум. «Неужели кому-то действительно нужно было создавать столь омерзительное и чудовищное оружие?» — ужаснулся молодой некромант. Использовать свои способности в столице он хотел бы меньшего всего. Но сейчас не было ни одного другого варианта, как можно помочь чудом остающемуся в живых ребенку. Да и обстановка максимально располагала, как бы странно это ни было. Отложив вопросы, Эсон активировал навыки, попутно разрезая себе ладонь кинжалом и используя зелья.

[Передача жизни. Уровень 1. Передает жизненные силы некроманта. Получатель жизненной силы становится немертвым, и не может умереть от потери жизненной силы следующие 5 минут.]

[Усиливающее зелье использовано. Не имеет эффекта.]

[Болотная сыпь излечена.]

[Исцеляющее плоть зелье использовано. Качество: Магический.]

[Восстановление плоти. Уровень 4.] [Восстановление плоти. Уровень 4.] [Восстановление плоти. Уровень 4.][Восстановление плоти. Уровень 4.][Восстановление плоти. Уровень 4.]

[Кровавая жертва. Уровень 4.]

[Восстановление плоти. Уровень 4. Усилено кровавой жертвой.]

[Восстановление разума. Уровень 18. Усилено кровавой жертвой. Восстанавливает сознание цели, позволяет проникнуть в ее разум и отыскать там поврежденные участки для точечного восстановления или удаления памяти.]

Краем глаза молодой некромант заметил, как хозяйка таверны отшатнулась назад от мощной ауры некроманта, окружившей ребенка. Сознание оказалось в темноте, в холодной лишенной света комнате, темнице сознания.

Здесь нельзя было ничего увидеть привычным зрением, но разуму этого и не требовалось. Считанные мгновения ушли у молодого профессора на поиск владельца этой небольшой низенькой комнаты, потолок который неприятно давил, словно стараясь расплющить незваного гостя.

Испуганный ребенок сидел на холодном полу, свернувшись в клубок и постанывая. Его состоянию нечего было удивляться, Эсон прекрасно понимал, что сознание ребенка едва ли могло перенести весь ужас болезни. Потому молодой некромант подошел ближе к малышу и положил свою руку на его голову. Темница сознания тут же наполнилась шумом и криками, жгущими разум образами, передающими боль от медленно пожирающей тело болезни.

Сконцентрировавшись на образах, Эсон начал медленно собирать их. Хотя он и делал это впервые, навык сам подсказывал, что можно сделать с воспоминаниями ребенка. Молодой некромант собирал их вместе, сдавливал, заставляя их становиться короче, покрывал мутными белесыми полотнами маны, закрашивая яркие картины ужаса, делая их бледнее, лишая деталей.

Образ за образом, профессор переживал болезнь вместе с ребенком, блокируя своим навыком наиболее пугающие вещи, медленно продвигаясь от самого момента заражения пять лет назад в далекое, полное боли и отчаяния настоящее.

В памяти всплыло первое воспоминание. В нем еще совсем маленький ребенок спускается по каменной лестнице, освещенной горящими факелами. Он доходит до огромного коридора с высокой изогнутой дугой крышей, и открывает тяжелую дверь. За этой дверью комната, на стенах которой висят люди вперемешку со скелетами. Кто-то хватает ребенка за плечо и тащит назад.

В следующем образе малыша куда-то тянут по такому же каменному коридору. Впереди, схватив ребенка за руку, бежит его мать. Она постоянно оглядывается, смотрит назад. В какой-то момент она резко дергает малыша вперед и тот оказывается неспособен увидеть, что произошло дальше. Но стороннему наблюдателю очевидно, что как только малыш упал, мать накрыла его, стараясь защитить.

Третий образ гораздо спокойнее. Малыш чешет руку, за которую его тянула вперед мама. Еще незаметная легкая сыпь появилась на запястье.

Следующий эпизод — он с мамой где-то под стеной столицы, в кольце трущоб. Перед ними стоит скелет, замахивающийся мечом. Дальше образы начинают путаться, но в них угадывается смерть матери ребенка, незнакомый силуэт, теплый нежный свет и деревянные стены.

Теплый свет постепенно тускнеет, образы все больше и больше превращаются в жгучие болезненные пятна. Пока в один момент в воспоминаниях не появляется невысокое округлое пятно. Оно подходит к ребенку ближе и выливает на голову какую-то жидкость. Образ становится четче, превращается в человека, который о чем-то довольно говорит. И вновь боль.

Вырвав наиболее конкретные образы, Эсон заглушил оставшиеся, влил ману в съежившееся от ужаса сознание ребенка и вернулся в реальность.

— Он сказал, что будет ядром подземелья? — профессор повернулся к хозяйке таверны.

— Вот это, — женщина протянула молодому некроманту книгу.

«Кто бы сомневался», — Эсон взял в руки почерневший прямоугольник, на котором все еще читалось название: «Аврора. Рассвет и надежда Альянса».

— Вам придется о многом рассказать, — произнес некромант, вонзая кинжал в книгу, — но сейчас, давайте, просто уйдем отсюда.

Подняв ребенка на руки, Эсон еще раз поблагодарил создателя этого разлома. Только из-за него некромант сумел вновь скрыть свои способности. И хотя он до сих пор не понимал, какие цели преследует этот человек, одно было очевидно — сегодня благодаря его подземелью от [Болотной сыпи] излечился ребенок, обреченный на смерть долгих пять лет назад.