Общий знаменатель (гет)

— Да здравствует понедельник! — провозгласил Антон, увидев на пороге Рабастана, тот махнул рукой в ответ. Ни один из них не выразил удивления от встречи, что я счел оскорблением себе лично, ведь я никого не предупреждал. Рабастан увидел, что мы оба никакие, выслушал от меня вялую просьбу найти, достать и привести Драко пред мои очи, исчез, вернулся и сообщил, что сейчас вообще-то три часа ночи, Драко спит, как приличный ребенок, и приводить он его не будет. Я согласно кивнул. Я вообще не волновался: из Рабастана куда более ответственный крестный отец, чем из меня — просто отец. И пока мы с Антоном набираемся, Драко под присмотром.

— На моей земле, видно, так повелось: все не слава Богу, все не так, как у всех, — затянул Антон по-русски, сотворив себе гитару. Я заметил, что палочку он использует только тогда, когда я на него смотрю. — То ночами маемся, то засветло пьем, стороной взглянуть — и смех, и грех… — он глянул на меня. — У вас нет таких песен.

— Таких нет, — кивнул я.

Ох, как меня накрыло от долоховских песен, ужас просто, ни один дементор не сравнится. Тоска, великорусская черная тоска утопила меня в себе настолько, что я, решив, что нас никто не услышит, вдруг неожиданно для самого себя сказал: «Это не я. Я умер тогда. И Люциус умер», и сжался, ожидая реакции. Антон повернулся ко мне и невозмутимо сообщил, что есть концепция, согласно которой есть только одна личность. Она проживает все жизни: сейчас я Люциус Малфой, но могу родиться китайской крестьянкой в трехтысячном году до нашей эры. И сейчас на самом деле я веду беседу сам с собой, просто через несколько миллионов перерождений я стану им, Антонином Долоховым, Антоном, сотрудником отдела Смысла жизни. На пьяный мозг такая теория развития событий ложилась идеально, я успокоился и больше к своей смерти не возвращался. В конце концов, здесь у меня жена, дети, Драко, которого я обожаю, отличная компания и дело, которое стоит усилий, в то время как там у меня в перспективе были только боль и смерть.

— Я хочу проведать Драко, — сообщил я, с трудом поднявшись на ноги. — Как он?!

Рабастан и Антон с трудом вернули меня на место, но я периодически продолжал загораться заботой о чаде, которая выражалось в том, что я стремился срочно его разбудить. Меня успокаивали, но хватало этого не более, чем на полчаса.

Тем поразительнее было утро, когда я, осоловев от выпитого и выпетого, вышел на террасу в запасной розовой футболке Антона с надписью «НИИ ЧАВО. Отдел универсальных превращений» и с созданной Антоном же чашкой кофе в руке, огляделся и увидел, что, во-первых, уже полдень, а во-вторых, Драко ведет по направлению к шале что-то примерно своего роста и телосложения, что позволило мне сделать вывод, что это ребенок. О, Господи. Я откашлялся и заорал:

— Рабастан!

Рабастан явился, огляделся, заметил приближающихся гостей и юркнул назад в дом: убрать бутылки, палочки, пепельницу и Антона, переложить его на кровать и укрыть, дабы не шокировать детскую психику. Драко уже, завороженный способностью Долохова превращать все во все, пусть и не всегда удачно, изъявил желание работать в НИИ, не хватало, чтобы наследник узрел его татуировки и захотел повторить.

— Малфои не работают, — хором сказали тогда мы с Лестрейнджем, а я велел Антону прекратить, не говоря конкретно, что именно, потому что не смог сформулировать.

Драко взошел по ступенькам первым и сообщил мне, что «она потерялась». Поборов желание спросить, кто это она: совесть, может быть, я посмотрел на то, что очевидно является девочкой. Оно сняло с себя огромные зеркальные очки, вежливо поздоровалось на английском, с недоверием глядя на кириллицу на моей груди. Только я открыл рот, чтобы сказать Драко по-немецки, чтоб не говорил о колдовстве, как наследник меня опередил:

— Она волшебница, — заявил он. — Я еще вчера ее видел, — а вот и ответ, где деточка вчера шлялась, пока родитель кутил. Так тебе и надо, милый мой Люциус, сам будешь объяснять Нарциссе, почему сын подглядывает за девочками в одиннадцать лет. — Она заставляла снег заново замерзать, когда он таял, а еще он у нее летел вверх, когда она хотела.

Девочка покосилась на Драко неодобрительно, я не понял, почему, и пожал плечами. «Ну тогда ваши родители быстро нас найдут, — сказал я. — Поисковое на детей элементарное». «Они не волшебники, — сказала девочка. — Они дантисты. Магов не существует». Драко с явным непониманием посмотрел на нее, а я подавился кофе.

— Как вас зовут? — поинтересовался я, не веря, что такое совпадение вообще может иметь место.

— Гермиона Грейнджер, — заявила девочка. — А я вас видела! Вы спустились по черной трассе. Вы правда в олимпийском резерве? Почему ваш сын верит в волшебников, он ведь уже взрослый?

И в этот момент я узнал очки и понял, что это то самое создание, встреченное нами в первый день пребывания в Альпах, а отец ее и вытащил меня из лестничной западни. Я уныло уткнулся в кофе, слушая, как Драко просвещает невежд с достойным лучшего применения упорством. На террасу выполз Долохов, умылся появившимся под его рукой снегом, встряхнулся и прислушался. Драко повысил голос: кажется, ему кто-то впервые в жизни посмел возразить. Из всех детей призывного, как мы шутили, возраста, Драко был умнее всех, чем провоцировал мою просто неприличную гордость, но тут Гермиона из семьи материалистов-атеистов-врачей на любое его слово отвечала, что это невозможно. Да она ему доказывала, что магия невозможна, хотя сама ее демонстрировала! Мне-то было ясно, что все она понимает и верит, просто таким образом провоцирует Драко на максимально сжатую информацию, но это я, перечитавший все книги по психологии, просмотревший тысячу сериалов и целый год фанатевший от детективов. Драко же, с которым все знакомые девочки общались обходительно, всегда держа в голове, что он может быть их будущим супругом, растерялся и разозлился. А девочка явно не общалась с ровесниками, потому что на детях такой прием вызывает одну реакцию — удар в обнаглевший бубен. Но Драко джентльмен, Драко девочек не бьет.

— Магия с точки зрения физики есть преобразование энергии, — наконец Рабастан пришел Драко на помощь, поняв, что я утоп в кофейной чашке и не собираюсь спасать наследника. — С точки зрения… наверное, психологии — особая система мышления, по-простому, использование мозга больше, чем на шестьдесят процентов.

— Я почти так и сказал, — заныл Драко.

Насколько я сам понял природу волшебства, а я копал полгода все, что было в мэноре, магия — это функция мозга, генерация нейронных импульсов и самостимуляция структур в глубине мозга, позволяющая эти импульсы отправлять осознанно. Похоже чем-то на генерацию речи, потому магия связана с заклинаниями. Если у тебя другой тип мышления, ты думаешь не словами, то говоришь заклинание, в этот момент ассоциативно вызываешь изображение того, что тебе нужно, и импульс отправляется. Именно поэтому не все способны на невербальную магию, а Волдеморт развил в себе воображение настолько, что мог выдать Аваду, произнося вслух совершенно другое заклятие. Гений, безусловный гений. Непонятый, потому что это такая муть, что лучше бы я опять залез в экономику, чем в эту колдобиологию. Рабастан со своим «использованием мозга больше, чем на шестьдесят процентов», конечно, куда доступнее. И соотносится с точкой зрения на магию русских. Знание, количество которого перешло в качество…

И тут Гермиона, наслушавшись лестрейнджевских объяснений, продемонстрировала свою, как мне кажется, самую мерзкую черту — она верила взрослым.

Она верила взрослым так, как некоторые взрослые верят священникам. Как я верю в целительные для души звуки русского шансона в исполнении Долохова — мои душевные терзания как рукой сняло после его концерта. Как Нарцисса верит Карлу Лагерфельду. Как Абрахас верит… себе, наверное, никому больше он не верит. Гермиона воспринимала слова тех, кто намного старше, как истину в последней инстанции, и очевидно, что чем старше был источник информации, тем беззаветнее верила Гермиона Грейнджер.

Ну да, тут мало кто сравнится с Дамблдором по длине бороды, а из деканов Макгонагалл наверняка кажется ей наиболее авторитетной. Драко, который синонимами объяснял ей то же самое, пусть и не столь емко и кратко, как Рабастан, постепенно начал сатанеть.

— Басти, расскажи им про Хогвартс! — успел крикнуть я, пока не разразилась буря. Рабастан сел ровнее и принялся за повесть временных лет, а мы с Антоном устроились на лестнице, дабы обсудить дела наши скорбные. А точнее, метки и Северуса.

— Я могу снять метку, но в этом нет смысла, — терпеливо сообщил мне Антон то, о чем я не подумал. Ну когда уже придет мудрость, что должна прийти с годами? Пока что я оставался все тем же, что прибыл в этот мир десяток лет назад. Люциус, точнее, прошлая моя личность, насколько я понял, был куда умнее меня. С другой стороны, если вспомнить идиотскую спецоперацию в Отделе Тайн из пятой части канона, мы оба тупые, просто он считать умеет. — Ведь Волдеморт должен возродиться, как ты сказал, через четыре года. Тогда и сниму.

Ну да. А если начать предпринимать несанкционированные действия, может быть нарушена цепочка событий, ведущих к факту воскрешения. Поздравляю тебя, Люциус, снова, со званием тормоза года. Необходимо оценить значимость грядущих событий с точки зрения воздействия на реализуемость плана Волдеморта по обретению тела. Не допустить несовершения некоторых моментов, даже если это кажется мне негуманным. Отметить ключевые факторы. Я загрузился так, что некоторое время сидел без движения, осознавая, во что же я только что вляпался. Антон не задавал вопросов, которых я ожидал, например: «С чего ты взял, что он возродится именно через четыре года?» или «Что ты нес вчера ночью по пьяной лавочке про смерть?» Нет. Он принял как данность, что я откуда-то что-то знаю, обладаю большей половиной расчлененного и расфасованного по разным емкостям Волдеморта, и наверняка считал невероятной удачей мой идиотизм, раз я так просто отдаю такой интересный объект для изучения, как Темный лорд, разложенный на составляющие. Я почувствовал нездоровый интерес к тому, что происходит в этом таинственном НИИ ЧАВО, раз уж по сравнению с этим Антона ничего не берет.

Пока Драко воевал с Гермионой, я сел за любезно предоставленный мне блокнот, взял карандаш и принялся за план по захвату мира. Написал все события, которые я помнил из книг, выделил то, что необходимо для реализации воскрешения, и понял, что пытаюсь усидеть на четырех стульях. Для начала я понял, и это меня не обрадовало, что Гарри Поттер должен, наверное, попасть на Гриффиндор. Почему? Очень просто. Нам нужно повторить третий курс буквально слово в слово за тем, что написала Роулинг, чтобы Питер Петтигрю испугался и поскакал в Албанию. Конечно, никакой гиппогриф не будет калечить Драко, роль спасителя Сириуса сыграю я, но крыса должна напугаться, сбежать и возродить Лорда.

Зато василиск — это не главное! — порадовался я. На втором курсе можно будет просто отдохнуть. А вот что делать с первым…

На моменте, когда я завис в раздумиях, ворвался мой ребенок и поставил меня перед фактом, что Грейнджер — это кошмар, и если он попадет с ней на один факультет, он повесится.

— Хоти в Слизерин, туда она точно не попадет, — меланхолично сказал я, потом повернулся, поняв, что от меня, как от родителя, требуется чуть больше. — Именно так выглядят люди, которые не умеют критически воспринимать информацию. И дорога им в Гриффиндор. Тебе это не грозит, хвала всем богам…

К отсутствию метки на руке Антонина и тому, что у него такого счастья не будет, Рабастан отнесся совершенно равнодушно: в политику он не собирался, а так все знали, что метка у него есть. На суде собственный отец настолько забористо клеймил его алкашом и неудачником, что его оправдали, злорадно велев жить в родовом гнезде с папашей. Лорд Лестрейндж в дверях переобулся в заботливую наседку, и Рабастан отправился к замок учиться древним искусствам, чтобы у Драко был приличный крестный. Не знаю, кто больше был горд: я, что крестный моего сына — сам Рабастан Лестрейндж, Рабастан, что его выбрали в крестные сами Малфои, или лорд Лестрейндж, что его дитятко уделало в конкурсе самого Абрахаса Малфоя. На самом деле, когда папенька внял голосу разума и предохранился от драконьей оспы, я коварно исключил его из соревнований: все равно он дед, куда он денется с подводной лодки, пусть Драко в обязательном порядке занимается еще и Рабастан.

Антон улетел, пообещав вернуться и убрать метку у Снейпа, если тому неймется, напоследок напомнил мне собрать как можно больше процентов Волдеморта. Рабастан посмотрел на меня после этого пассажа несколько недоуменно, я сделал вид, что все нормально, настолько убедительно, что он поверил мне, а не собственным ушам.

Мы вернулись в Англию, и только там я заметил, что Драко загорел по очкам. В результате наследник валялся несколько часов в каких-то отбеливающих примочках, а я читал ему вслух письмо из Хогвартса, подтверждая десять раз, что нет, метлы первокурсникам брать нельзя. Нет, нельзя. По-прежнему нельзя. Я уже пять раз перечитал, но все еще нельзя. И на второй курс, когда метлу можно брать, поступить сразу тоже нельзя. Драко, отстань и не доводи отца, я и сам взбеситься могу без твоей помощи.

Заглянул папенька, смерил меня непонятно-жалостливым взглядом, сказал, что Круциатус Лорда что-то непоправимо нарушил в работе моего серого вещества, потому что да, он на горе себе и семье послушал меня и купил-таки акции Эппл, а они упали. Я прикинул летоисчисление от рождества Христова и обрадовал отца тем, что это долгосрочный проект, и вообще, он потом скажет мне спасибо. Азартный Абрахас сказал, что такому не бывать, а еще если б мог, он бы давно завел себе другого сына.

— Женись, — пожал плечами я. — Давай так, если я буду прав, ты пригласишь Макгонагалл на свидание.

— Ни за что! — задрал подбородок отец.

— Это через двадцать лет, можешь надеяться, что окажешься прав и потеряешь деньги, или она умрет, — продолжил я. Деньги терять отцу не хотелось, но и свидание с Макгонагалл казалось той еще перспективой. Драко вытаращился из своих тряпок, переводя полный ужаса и восторга взгляд с меня на замявшегося Абрахаса. Ну да, мы с отцом старались держать себя в руках при детях, гиенили под коньяк исключительно за закрытыми дверями, а тут Драко допустили в святая святых. Пока ребенок отходил от внезапно оказанного ему доверия, я в очередной раз прикинул сроки событий, рявкнул, чтобы никто не приближался к моему кабинету на пушечный выстрел, и засел за примитивную аналитику и планирование уровня школьного расписания.

Гарри Поттер получил письмо в день рождения, то есть, сегодня. Хагрид прибыл — прибудет ночью того же дня. Утром они отправились в Косой переулок. Однозначно, мы будем завтра там же. А что если… Нет, конечно, это было бы слишком просто, наверняка доставлять письма могли только школьные совы, иначе точно нашлись бы желающие поздравить Избранного с одинннадцатилетием, но если… Я только предполагаю так, но Добби как-то попал в дом Поттера. И перехватывал его письма. А если я велю домовику передать письмо? Наивно надеяться, что сработает, но, может, в дурдоме никто и не заметит.

С другой стороны, что написать. «Привет, Гарри, я твой дальний родственник-миллионер, но ты живешь в чулане, а я в замке. Приятно познакомиться. С днем рождения!» Нет, так не пойдет. Лучше даже не начинать, а то в случае провала только привлеку к себе лишнее внимание. Может, выпить оборотку и под видом Драко подстеречь Поттера у Малкин? Уж ребенка-то я быстро уболтаю. С другой стороны, придется прятаться не столько от авроров, сколько от собственного сына. Надеяться на дипломатические способности Драко еще безрассуднее, чем на мою аналитику. Но Драко куда общительнее и открытее, чем в каноне, да и в том же каноне он первым заговорил с Поттером, не заметив ни его одежды, явно магловской и старой, ни треснутых очков, ни социофобии.

Ладно, пойду напомню отпрыску про Поттера и родственные с ним связи. И Рабастана надо бы взять с собой в полном облачении: во-первых, мальчик может заинтересоваться воином-магом, или я ничего не смыслю в детях, во-вторых, пусть Драко оставит его у дверей ателье мадам Малкин: один из моих визитов в Хогвартс показал, что соседство на паре квадратных метров Лестрейнджа и Хагрида провоцирует нехилый продолжительный скандал, когда Хагрид обвиняет, Рабастан запоминает, а Дамблдор потом дает леснику деньги на огромные штрафы. Мы с папенькой и Эйвери все же перетрясли все Министерство, чтобы клевета перешла в разряд серьезных преступлений. Теперь каждая пьяная разборка изобиловала страховками, вроде «по моему субъективному мнению» и «не утверждаю, но…» Хагрида этим спасительным формулировкам научить не удавалось, Лестрейндж богател и с каждого штрафа высылал Скиттер букет: именно она помогла нам своими душераздирающими статьями о деструктивном влиянии декриминализации клеветы на общество. Не женщина, огонь. Как она будет выкручиваться на четвертом курсе, когда она несла чушь про чемпиона Хогвартса, ума не приложу. Льстит даже, что она хотела меня в любовники, Рабастан же пока, как первая красотка на селе, набивал себе цену и морозился.

Появление Мальчика-который-выжил в Косом переулке сопровождалось гулом: «Его видели у Тома! (Реддла, мысленно заржал я)», «Гарри Поттер идет в школу!» «Сам Поттер!» Если вы такие фанаты, что ж не увидели, в каком ребенок виде?! Я сделал вид, что смотрю на рецензию какого-то учебника, продолжая прислушиваться: маги подумали, что это у маглов мода такая. Ну да. Если увижу кого-нибудь в министерстве в потертых полуспущенных штанах, зааважу, и суд меня оправдает. Как же, оправдает, зло подумал про себя. Я посмотрел на Нарциссу, на Драко: ну что ж, пора дать этому миру шанс.

— Драко, считаешь ли ты себя достаточно взрослым для того, чтобы самостоятельно пойти в ателье и заказать себе школьные мантии? — спросил я.

Драко аж подскочил от радости. Конечно, в Австрии я его отпускал одного, но вообще Нарцисса была категорически против того, чтобы он вообще ее руку отпускал или ходил куда-то без присмотра Рабастана. Я ее понимал: когда видишь, как авроры берут на прицел твоего ребенка, еще не так спятишь. Я спокойнее отношусь, потому что точно знаю, что до момента моего вмешательства в события канона все будет нормально, но и меня до сих пор трясло, когда рядом с Драко появлялся кто-то в красном. Драко яростно закивал, с вожделением глядя на мой кошелек. Я нарочито небрежно отдал его сыну со словами, что встретимся под часами у Гринготтса в определенное время, и посмотрел на Лестрейнджа.

— Проводишь Драко?

— Но не заходи со мной внутрь, я сам! — перебил Драко, едва не подпрыгивая от восторга. Самостоятельность! О боги, как мало надо людям для счастья. Рабастан вопросительно посмотрел на меня. Я едва заметно согласно качнул головой.

Рабастан, если это возможно, любил Драко едва ли не сильнее нас, но в то же время признавал наше с Нарциссой безоговорочное право на все решения в отношении ребенка. Он слушался так, словно мы его наняли за огромные деньги работать гувернером. Я воспринимал его как брата, но кроме этого он был, безусловно, в первую очередь боевиком. С таким телохранителем ничего не страшно, и Нарцисса с легким сердцем проводила сына взглядом.

— Пока с нами нет малолетнего консультанта по метлам, пошли в банк, — сказал я Нарциссе.

Ходить в Гринготтс в компании наследника — чудовищное и страшное наказание, по сравнению с которым Азкабан кажется прогулкой на курорт. Выносил его только Абрахас, который видел в нем зачатки будущего финансиста. Я видел в нем смерть свою. Гоблины от юного предпринимателя были в восторге, Абрахас покопался в каких-то пергаментах, умаслил главу одного из кланов, в результате Драко выделили личный сейф, на содержимом которого он и тренировался. Какие-то вклады, акции — мне было страшно слышать. На мне отец давно поставил крест. Нет, нельзя категорично утверждать, что я был безнадежен, все мои проекты приносили прибыль, но настолько мизерную, что Абрахас называл это погрешностью; я оптимистично говорил о стабильности. Позапрошлое Рождество, когда Абрахас из-за кризиса не смог свести концы с концами и закончил финансовый год в минусе, а я в стабильном двухпроцентном плюсе, было самым лучшим, поскольку папенька напился в хлам, глядя на мою счастливую физиономию, так что Нарцисса его даже пожалела.

В назначенное время мы вышли из банка, ожидая увидеть ребенка в компании Рабастана, а увидели ребенка в компании жертвы Освенцима.

Честно, я примерз к мостовой, потому что вдруг подумал, что примерно так и выглядел там, в другом мире, незадолго до смерти. Ручки-веточки, одежда держится на честном слове, глаза запавшие, на губах какая-то корка. Гарри Поттер посмотрел на меня сквозь стекла очков и машинально прищурился, показывая, что очки ему не подходят.

— Здравствуйте, молодой человек, — проговорил я, глядя ему в глаза. Меня вдруг затрясло. Захотелось переместиться в Хогвартс, схватить одного мерзкого старикашку за седую бороду и трясти, пока вся ярость не выйдет.

— Здравствуйте, — практически шепотом ответил тот, опустив глаза. — Лорд Малфой, леди Малфой.

Драко уже проинструктировал. Что ж, не придется представляться. Поттер суетливым жестом убрал ногу, чтобы я не заметил рваный кед явно не по размеру.

— Как к вам обращаться, мистер…?

Драко посмотрел на меня круглыми глазами, потом хитро прищурился. Умный мальчик, догадался, если бы еще явно так не демонстрировал, цены бы ему не было. Ничего, с возрастом научится.

— Гарри, сэр, — не сказал фамилию. Ну ладно.

— Вы все купили по списку, Гарри? — спросил я. Нарцисса протянула Драко палочку.

— Почти, сэр, — Гарри с интересом уставился на Нарциссу. Ну да, она поражает воображение. Десять лет брака и двое детей, как ни странно, сделали ее куда красивее, чем прежде: тоненькая, как и раньше, Нарцисса внезапно поздоровела на вид, бледные губы налились цветом, от усталости из-за неуправляемых близнецов глаза приобрели тот самый томный взгляд, который повергает творцов к ногам их муз.

Как выяснилось, нет, это я со своей шовинистически-сексистской точки зрения списываю любой интерес к Нарциссе на влюбленность в нее. Гарри же спросил, как же так, Драко сказал, что Нарцисса купила ему палочку, а в магазине мистер Олливандер заверил, что палочка сама выбирает волшебника.

— Не всегда. Например, у меня семейная палочка, — влез я. — Ею владеют все наследники после совершеннолетия и до вступления в права главы рода.

Знаменитая палочка со змеиной головой была у Абрахаса, и расставаться с ней он не собирался. Нарцисса благодарно глянула на меня. Ну да, избавил ее от необходимости провести тупым ножом по сердцу мальчика, сказав, что у родителей может быть такая близкая связь с ребенком, что их палочки подходят друг другу. Эксперименты Драко подтвердили, что с моей палочкой от обращается великолепно: две недели не могли перекрасить меня из темно-фиолетового обратно в блондина, ни одна иллюзия не брала. С палочкой Нарциссы тот же эффект. Абрахас свою ему не дал.

— Драко, надо зайти в «Твилфитт и Таттинг», — невзначай напомнила Нарцисса. Драко подвис, но только на мгновение, потом повернулся к Поттеру.

— Пойдешь с нами, Гарри?

— Куда? — не понял Гарри и растерялся. Я заметил невольное движение в сторону, как будто он хотел броситься прочь.

— Хогвартс находится на севере, — сказал я. — Лучше запастись парой свитеров.

— Д-да…

А в каноне что было, — думал я, пока мы шли под чарами отвлечения внимания; я вовремя заметил Хагрида. Неужели Гарри так и поехал в лохмотьях Дадли? Как он от пневмонии не откинулся на радость всем Темным лордам.

— Гарри, вы позволите мне подобрать для вас костюм? — спросила Нарцисса, когда я открыл ей дверь. — Я очень люблю моду и интересуюсь. Мои мужчины одной масти, я уже вслепую могу выбрать, что им пойдет, а с вами это станет интересной задачей.

Есть хоть кто-то, кто откажет этой женщине? Риторический вопрос. Твилфитт все с полувзгляда понял, недаром слизеринец, Нарцисса отвела Гарри в сторону вешалок с готовым платьем, подогнать под нужный размер — несколько минут, а я затащил Драко в комнату для ожидания, сел на диван, вопросительно вздернул бровь.

— Он странный, — выпалил Драко. — Мне на него смотреть…

Противно? Неприятно? Кажется, дружбы не получится.

— …больно.

Драко, как меня уверял Абрахас, был эмпатом. Я считал его просто проницательным, но то, что он сейчас сказал, вряд ли было художественным преувеличением. Он всегда кожей чувствовал, когда мы с Нарциссой по-настоящему ругались, понимал наше настроение, ловил любой взгляд. Возможно, потому и вел себя в книге как малолетний уголовник, забивая свою чувствительность чувством ложной уверенности в том, что на его стороне сила. Я очень надеялся, что сумел приучить его к мысли о том, что его любят безусловно, а его чувствительность и наблюдательность — достоинства, которые надо научиться использовать правильно.

— Ему очень плохо, — продолжил Драко. — Он так обрадовался, когда я сделал вид, что не знаю его фамилию, и просто представился в ответ. Почему ты его просто не выкрал, если тебе его не отдавали?

— Потому что тогда у меня забрали бы тебя, — ответил я. — Я готов действовать, но только в том случае, если это не будет угрожать твоим интересам и интересам Марка и Риты. Что он тебе сказал?

— Ничего, — пожал плечами Драко. — Он ничего не говорит, не жалуется, но у него все равно болит. Я его вытащил, пока Рабастан этого великана отвлекал. Пусть поищет, — усмехнулся наследничек злорадно. Ненавидеть ему Хагрида было не за что, но Лестрейндж очевидно поделился своими впечатлениями с крестничком, и тот сделал выводы заранее. — Пап, к нему этого страшилище отправили, а Поттер и так у этих маглов, его маглы не любят волшебство, и теперь они Поттера накажут, он этого боится. Он у них, похоже… как Добби. Чувствует свою вину за все, только не сам себя наказывает, а они его.

Ненавижу Добби. Тупой, самый тупой эльф из всех, кого я когда-либо встречал. Честно пытался держать себя в руках, помня о каноне, но этот дебил методично выводил меня из себя. Он появлялся в моей спальне в самый ответственный момент с громким хлопком, понимал, что прервал господ, и начинал биться головой обо все с громкими причитаниями. Мы с Нарциссой начинали ржать, и все. И все! Добби мог попасться под ноги, я спотыкался, отфутболив его в сторону, он пролетал куда дальше, чем велит физика, стукался обо что-то и снова начинал этот бесконечный плач Ярославны, который меня просто вымораживал. Папенька, меланхоличный и спокойный человек, орал на Добби так, что стекла звенели на трех этажах мэнора, когда тот смазал его любимые бежевые туфли черным кремом. Избавиться от него мы не могли, потому что… потому что никто не хотел его купить! А оставлять без присмотра и привязки эльфа, который бывал в детской спальне, безответственно и опасно: мало ли кого он притащит в дом. Если у эльфа нет хозяина, он все еще привязан к последнему месту службы. Потому в седьмой книге Добби и смог появиться в Малфой-мэноре.

— С чего ты взял? — спросил я.

— Его одежда, как наволочка у Добби, — ответил Драко. Ее никто не велел стирать, потому что приказ привести себя в порядок воспринимался Добби как недовольство хозяина им, и он снова начинал сеанс самобичевания. — Грязная, старая, а еще у него ребра болят.

— Что?! Ты же не думаешь, что его били?

— Я заметил, что он морщился, когда руки поднимал, — пожал плечами ребенок и продолжил рассуждать. — Может, он упал? Я подумал, что эти маглы могли его побить, но, наверное, ты прав, он упал.

Упал. Сука, как же бесит! Так, что я могу сделать? Нарцисса сейчас оденет его, это понятно, хотя бы мерзнуть не будет, да и выглядеть станет прилично. Я же глава Попечительского совета, а не воспользоваться ли мне служебным положением, не устроить ли проверку, как новенькие устроились на факультетах, следят ли деканы за тем, как они живут? Пусть будет моей гадкой инициативой. Маги вполне могли принять чудовищные вещи Поттера за уродливую магловскую моду, но Макгонагалл полукровка. Думала, что Дурсли внезапно обеднели? Или быть богатым теперь тоже грех? Ну да, зря говорят, что все три факультета всегда против Слизерина. Слизерин, Рейвенкло и Хаффлпафф объединяют деньги. Конечно, бедняков везде хватает, но именно Гриффиндор сосредотачивает последние лет десять учеников из проблемных семей. Том Реддл на Слизерине был белой вороной — единственный сирота, но на Гриффиндоре учатся дети авроров, а те если не мертвы, то мертвецки пьяны. Гарри будет выделяться в такой одежде. А не сделаю ли я только хуже? Макгонагалл закрывала глаза на бедность и неряшливость, но дорогие вещи точно привлекут внимание и ее, и директора.

Нет. Да пошли все к черту, не Питер, так я сам воскрешу Волдеморта, если пойдет не по сценарию. Я не Дамблдор, чтобы для исполнения моих планов дети должны были жить в чуланах, терпеть унижения и мерзнуть.

Нарцисса заглянула к нам и сказала, чтобы мы вылезли уже из своей норы, магазины одежды — это не так уж и страшно. Гарри в новых брюках стоял в окружении пакетов и опять смотрел в пол. Нарцисса сообщила, что выбрала нам с Драко одинаковые рубашки — ее мания надеть на нас что-то похожее меня просто убивала, она полагала, что это мило. Поттер почувствовал мое присутствие и вскинул взгляд: о, настоящий мужчина — следует инстинкту самосохранения и не спорит с женщиной.

— Да, Гарри? — сказал я.

— Я не могу принять, — тихо сказал он. — Это дорого.

— Гарри, понятие дороговизны относительно, — сказал я.

— Я вам никто.

— Мне — пожалуй, — согласился я. — А вот моей супруге вы довольно близкий родственник. Вы даже похожи внешне.

Гарри уставился на мою Снежную королеву, видимо, пытаясь понять, каким местом он вообще может быть на нее похож. Я вздохнул: дети примитивно судят по цветам.

— Девичья фамилия моей жены Блэк. Блэки делятся на два типажа: германский и итальянский. Германский — светлые волосы, голубые или серые глаза; итальянский — черные волосы, черные и синие глаза. Если представите себе Драко брюнетом, вас примут за родных братьев, пожалуй, все: у вас обоих блэковские скулы и разрез глаз.

Гарри смотрел на меня так, словно я сейчас сказал, что земля плоская, стоит на трех слонах, посмотри, пожалуйста, вниз, один из них машет тебе хоботом. Драко усмехнулся, и он перевел взгляд на него.

— У меня есть волшебные родственники? — шепотом спросил Гарри. — Но…

Оборвал себя. Промолчал. И это был очень плохой знак. Потому что нормальный ребенок обвинил бы меня: «Почему ты меня не забрал?!» Поттер молчал, лицо его застыло. Я открыл было рот, но Драко меня опередил.

— Папа хотел тебя забрать, он про это дедушке говорил, — заявил он. — Но мы сначала были… м-м… в стесненных обстоятельствах, а потом он тебя не смог найти. Тебя прятали, чтобы вообще никто не мог тебя найти.

— Хагрид говорил, — сказал Гарри и снова глянул на меня. — Что меня прятали от слуг злого волшебника.

Завуалированно: а не злой ли ты волшебник, лорд Малфой?

— Тебя прятали от всех, — повторил Драко. — Но по логике, тебя должны были бы прятать от твоих поклонников, они бы тебя на сувениры порвали и не поморщились, злые волшебники не настолько жестоки.

— То есть, ты про меня на самом деле знаешь, — обреченно сказал Гарри. — Зачем ты соврал?

— Все про вас знают, — пожал плечами я. — Но это не значит, что я считаю, что теперь вы кому-то что-то должны. Вы не назвали мне свою фамилию, значит, у вас были причины желать сохранить инкогнито, я всего лишь уважаю ваше желание, как и Драко. Вы живете у маглов?

— Маглы — это обычные люди, не волшебники? — спросил Гарри. Ага, проверяет, пусть и бездарно: вроде как Хагрид ему это говорил, и теперь он сравнивает ответы. Я улыбнулся:

— Гарри, вам стоит начать думать как волшебник, — сказал я, понизив голос. — Обычные люди — это маги. Общество магов — древнее и устоявшееся, оно обладает своими законами, и человек, попадающий в него из мира маглов, все равно что оказывается в другой стране. Вы ведь не будете в другой стране говорить, мол, вы все какие-то странные, а обычные люди, как в моей, живут иначе?

— Да, — кивнул Поттер, осмысливая мои слова. — Я понял. А где я могу узнать все? Я же… иностранец.

Улыбнулся, уже неплохо. Я посмотрел на Драко, Драко на меня, мы одновременно кивнули друг другу и посмотрели на Поттера:

— Вы всегда можете обратиться к Драко, — сказал я. — Удобнее всего будет встретиться возле поезда. Насколько я знаю, в обязанности сопровождающего не входит обязанность проводить студента до платформы, вам должны подробно рассказать, но на всякий случай я вам объясню сам.

Минус знакомство с Уизли, минус стресс для и без того нервного ребенка на вокзале, плюс занятие для Драко по дороге в школу, чтобы не шлялся по поезду и не ругался ни с кем. Ай да я. Нарцисса не стала зачаровывать многочисленные бумажные свертки, зато купила небольшую сумку, похожую на хозяйственную, с чарами незримого расширения, с такими ходили дети, которые не имели права пользоваться волшебными палочками, в нее опустили все вещи, купленные для Гарри. Мы вышли из магазина, и тут случилась отвратительная сцена: нас поджидал Хагрид.

Чего я только не услышал. И что папенька мой купил Визенгамот со всеми потрохами, это цитата, и что сам я мерзкий Пожиратель, и что место мне в Азкабане, и что я пытаюсь украсть Гарри Поттера.

— Можете начинать кричать «Караул», мистер Поттер, — ухмыльнулся я, покосившись на покрасневшего от стыда Гарри: ну да, вроде как Хагрид с ним пришел, ему и отвечать за его вопли. Рабастан радостно загибал пальцы рядом со мной, прикидывая, на сколько же новых дел о клевете наговорил Хагрид. Узнаю, что Дамблдор оплачивает его штрафы из школьного бюджета — прибью. Клевета и отношение к ней — единственное, что мы смогли изменить в магическом законодательстве, но пользовались этим как могли, даже авроры, допрашивая, теперь орали: «по моему мнению…» Гарри непонимающе посмотрел на меня. — Ну как же, я вас тут украсть пытаюсь. Вы что, не заметили?

Начала собираться небольшая толпа. Драко, плохо переносивший скопище народу, мгновенно вцепился в мою руку почти до боли. Ненавидя напугавших его в детстве авроров, я передал его Нарциссе и Рабастану и шагнул вперед.

— Итак, мистер Хагрид. Во-первых, уведомляю вас, что сегодня же подам заявление о клевете — это что касается юриспруденции. Во-вторых, что касается математики: в Визенгамот входит пятьдесят магов, мне льстит ваше мнение о тех средствах, которыми я располагаю, но, уверяю вас, я не вижу смысла во взяточничестве, так как это нерационально. Особенно если учесть, что я был не оправдан, а признан невиновным. Насчет Азкабана. Насколько мне известно, не я, а вы были там по подозрению в убийстве несовершеннолетней, а ваша палочка была сломана за нарушение закона, повлекшее за собой смерть по неосторожности. Вы не закончили школу, этим объясняется ваш неподражаемый литературный стиль? Будьте уверены, как глава Попечительского совета, я поставлю вопрос о том, почему именно вам доверили сопровождение студента, сделав исключение. Ведь вы никогда не исполняли эту обязанность раньше. Чтобы вам было понятнее: только что вы своими воплями подвели Дамблдора под монастырь. Хорошего дня.

Из всей моей тирады он понял только то, что я смею наезжать на великого человека Дамблдора, о чем и сообщил, добавив, что я пожалею. Рабастан торжествующе загнул еще один палец.

Вечером Нарцисса устроила мне допрос с пристрастием: она знала, что если у меня нет каких-то грандиозных планов, я буду лежать и ничего не делать, к тому же я не люблю детей, кроме своих, и не занимаюсь благотворительностью. Сегодня же я превзошел самого себя, и «я тебе, конечно, подыграла, но теперь изволь объяснить!» Я сказал, что Дамблдор считает, будто Темный лорд не умер, а просто вышел покурить и в любой момент может зайти обратно. Именно поэтому Гарри Поттер, вроде как Избранный, выращивается как Герой, именно так, именно с большой буквы. Его отправили к магловским родственникам, чтобы гнусные чистокровные не испортили его сведениями о том, что он богат и благороден, потому что ты хоть раз видела богатого героя? Герой наймет наемника и будет не знаменитым, а просто счастливым, а это Дамблдору вообще не нужно. Герой, выращенный по методике Дамблдора, будет вести себя как магл последний, за ним будут повторять другие, магловская культура войдет в моду, просто представь себе мини-мантии и трезво содрогнись. Герой будет считать волшебный мир доброй сказкой, видеть себя рыцарем на белом коне, который должен всех спасти, хотя вообще-то он еще ребенок и должен учиться, просто учиться и нормально жить, играть, а самым страшным в его жизни должна быть плохая оценка. «Драко сказал, что ему плохо у маглов. Он ничего не знал о магии, а одет… как Добби, — добавил я, и мерзкий домовик немедленно решил, что я его зову, и материализовался. — Пошел нахер отсюда!» Домовик завыл и щелчком пальцев расстегнул на мне штаны. «Отмена! — заорал я, хватаясь за ремень. Ну почему я каждый раз забываю, что он все, все воспринимает буквально?! — Исчезни, появись на кухне и сиди там в углу, лицом к стене!» Исчез, и мы с Нарциссой перевели дух.

— Может, грохнуть его? — тоскливо сказал я. — Чем можно убить домовика?

— Ритуальным ножом, — ответила Нарцисса. — Попроси тетю Вальбургу, ей только в радость.

Я представил себе Вальбургу, которая будет злорадно ухмыляться еще лет десять, что я, наследник рода Малфой, не могу справиться с домовым эльфом, и передернулся. Природная жалость взяла верх.

— Ты хочешь помочь Поттеру? — изумилась Нарцисса. — Но зачем?

— Затем что я кое-что знаю, — отозвался я. — И да, с этим связан Поттер. Он в зоне моих интересов.

— Абрахас знает? — деловито поинтересовалась Нарцисса.

— Не детально, это не связано с финансами, — ответил я. — Больше с политикой.

Да, у нас с Абрахасом было разделение: он занимается деньгами, я — политикой, потому что он лучше считает, а я лучше выгляжу. На самом деле все только потому, что папенька попялился в нашу мафиозную схему, сказал, что ничего не понимает, но потом понял, что мы потихоньку меняем и законодательство, и отношение к правосудию, и условия, и этику, сказал, что мы молодцы, а деньги он нам даст. Мы пытались добиться цивилизованности во всем. То есть, чтобы за массовые убийства и запуск метки не давали одинаковых сроков — пожизненных, чтобы Поцелуй дементора приравняли к смертной казни, а то ведь это не смертная казнь, смертной казни в нашей демократической стране нет, господа! Чтобы дебильная формулировка «пожирательская деятельность» сменилась на что-то более конкретное — терроризм, например, и тогда еще поговорим о незаконных вооруженных бандформированиях, правда, мистер Дамблдор? А то тоже мне, кто победил — тот героические силы самообороны, кто проиграл — тот террорист и налетчик. Нет уж, теперь у нас нет законов военного времени, и Эйвери с его двадцатилетними инициативами прав, как и Скримджер, которого уже затрахало, что когда его спрашивают, какой он закончил факультет, и он отвечает «Слизерин», ему смеются в лицо и переспрашивают: «А серьезно?» Ну да, глава аврората не может быть слизеринцем, не положено. Это все нам не нравилось, это все мы хотели поменять. Наши дети шли в Хогвартс диверсантами, и когда я сказал папеньке, что Поттер — аспект, тот кивнул и снова уткнулся в газету.

Нарцисса моими объяснениями удовлетворилась, сообщила, что Гарри очень милый, если его отмыть, откормить и переодеть, а я вспомнил про свой гадкий умысел и наутро отправился в школу. Все равно педсовет, на котором я, как представитель попечителей, имею право присутствовать. Насколько я знаю, мадам Лонгботтом ни разу не реализовала этого своего права, потому меня никто и не ждал.