Терракотовая кукла, или Лабиринты прошлого (гет)

— Малфой? — пискнула Гермиона неестественно тонким голосом — он совершенно отказывался повиноваться хозяйке, а сердце испуганно затрепыхалось в груди. — Что ты здесь делаешь?

— Я бы мог задать тот же вопрос, — ухмыльнулся слизеринец, — но не буду. Мне без разницы.

«Чего же ты за мной пошел, если без разницы?» — раздраженно подумала Гермиона, но вслух не произнесла ни звука.

— Меня больше интересует другое, — продолжил Малфой небрежным тоном и приблизился к ней на несколько шагов. — Чего ты пялишься на меня весь вечер, а, Грейнджер?

Гермиона поперхнулась вдохом, а щеки, она была уверена, запылали ярче рождественских гирлянд, развешенных под потолком Большого зала.

— Я… Я пялюсь? — пробормотала она, внезапно почувствовав себя крайне беспомощно и глупо. И правда, чего она надеялась добиться? Как это выглядело с его точки зрения?

— Да, ты, — подтвердил Малфой. — Может, твой болгарский дружок практиковался в области приворотной магии, и что-то пошло не так? — ехидно поинтересовался он. — Или огневиски тебе кто-то в тыквенный сок подмешал? Или…

— Ты пришел сюда лишь для этого? Удовлетворить свое неуемное любопытство? — перебила Гермиона Малфоя, с достоинством выдержав его насмешливый взгляд. Сковавшее ее смущение неожиданно отступило, сменившись отчаянной решимостью. В конце концов, он пялился на нее не меньше, чем она на него. Да еще и следил за ней. Это может что-то значить… Это может значить очень много. Или ничего. Но если уж она здесь, если он здесь… Остается только воспользоваться предоставленной возможностью и выяснить все, что можно.

— Что? — как-то растерянно переспросил Малфой, его спесь куда-то исчезла, но лишь на короткий миг, через секунду его лицо вновь обрело высокомерное выражение, и он с вызовом произнес: — Конечно да! Какие еще тут могут быть варианты?

— Не знаю… — нарочито невинным голосом сказала Гермиона, ее пристальный взгляд медленно скользнул вниз по его лицу, ненадолго остановился на плотно сжатых губах, а потом вновь встретился с серыми глазами слизеринца. — Значит, обычное любопытство и ничего более?

Гермиона многозначительно улыбнулась, а Драко нахмурился, его челюсти заметно напряглись.

— Грейнджер… — напряженно проговорил он, а потом отрицательно качнул головой. — Нет, по-моему ты не Грейнджер. Не можешь ею быть. Оборотное?

— Это я, Драко, не сомневайся, — тихо сказала Гермиона. — Никакого зелья.

Он молчал, настороженно глядя на нее. И тут Гермионе пришла в голову мысль. Она может говорить, что пожелает и не думать о завтрашнем дне, а он — нет… Почему бы не уравнять их положения, не добавить ему немного смелости? Знать всю правду ему ни к чему, однако у нее была идея.

— Если уж говорить совсем на чистоту, я использовала одно заклятие, — проговорила Гермиона, будто бы нехотя, будто после серьезных колебаний. — Оно действует так, что завтра мы не вспомним ничего из того, что происходит сейчас. Чтобы запомнить, нужно чтобы мы оба желали этого всей душой. Если хоть один будет против, мы все забудем…

— Что… Что за… — В голосе Малфоя слышалась растерянность и недоверие. — Нет такого заклятия!

— Есть, — уверенно возразила Гермиона. Ее незыблемого авторитета всезнайки должно хватить, чтобы подавить его сомнения.

— Ладно, — согласился он, тщетно стараясь вернуть себе равнодушный вид. — Ладно. И ты это сделала для того, чтобы…

Он умолк и устремил на нее выжидающий взгляд, предоставляя возможность закончить предложение. Пытается поставить в неловкое положение? Думает, что она не решится озвучить то, что уже и так казалось совершенно очевидным после ее признания? Или все же не верит и ожидает подвоха?

— Для того, чтобы… — Вместо того, чтобы продолжить фразу, Гермиона мягко оттолкнулась от стены и решительно преодолела разделяющее их расстояние. На мгновение замерла, глядя снизу вверх в его лицо. Малфой продолжал стоять совершенно неподвижно; понять, что творилось в этот момент в его голове было невозможно. Если бы он протянул руку, коснулся ее лица, или хотя бы улыбнулся — все стало бы ясно. Или если бы отдернулся от нее, нагрубил, оттолкнул — все тоже было бы понятно. А так… Сколько же будет длиться эта неопределенность? Малфой просто стоял, глядя ей в глаза, Гермиона тоже не находила сил сделать хоть одно движение, вся ее решимость вдруг растаяла. Она не знала, что нужно сделать. Не знала, стоит ли… Он ведь должен был уже все понять, должен был догадаться… И, если бы хотел, сделал хоть что-то, чтобы она почувствовала, что все не зря…

Не зря? Гермиона вдруг встрепенулась и словно проснулась. Это же Малфой! Это перед ним она стоит, на него смотрит молящим взглядом, от него ожидает встречного шага… Неужели она спятила? Неужели в самом деле подумала, что может быть ему нужна? В одно мгновение Гермиона поникла, ее накрыло чувство стыда, смешанное с досадой от уязвленной гордости.

— Нет, — пробормотала Гермиона, помотав головой, и попятилась от слизеринца. — Извини, это было глупо. Извини…

Она уже отвернулась, намереваясь сбежать, однако на ее руке вдруг сомкнулись чужие теплые пальцы и рывком развернули обратно. Она снова стояла лицом к лицу с Малфоем.

— Нет никакого заклятия, так ведь? — с нажимом спросил он. — Поэтому сбегаешь?

— Есть… — ответила шепотом Гермиона, с трудом расслышав себя за гулкими ударами собственного сердца. — Просто я…

Ее голос сорвался, и она умолкла, потупив в пол смущенный взгляд. Мгновение Малфой изучал ее, прищурившись, словно решался на что-то, а потом обвел быстрым взглядом пустынный коридор, сильнее сжал запястье Гермионы и куда-то потянул. Толкнул двери, ведущие в класс, и нырнул туда, увлекая Гермиону за собой. Дверь с хлопком закрылась, и их окутала почти непроницаемая темнота, которую не могла рассеять, как ни старалась, ярко сияющая за окном луна.

— Люмос, — прозвучал где-то рядом его сдавленный голос, и острие волшебной палочки Малфоя вспыхнуло мягким светом. — Надеюсь, ты все-таки не лжешь, Грейнджер… — Он уже отпустил ее руку, но не отошел, его глаза горели решимостью. — Впрочем, даже если лжешь… плевать… — выдохнул он и неожиданно резким движением наклонился к ней, его рука скользнула на затылок Гермионы, а губы накрыли ее рот.

Из груди Гермионы вырвался слабый приглушенный вздох. Вздох удивления, облегчения и восторга. Она с готовностью ответила на его настойчивый поцелуй: разжала губы и впустила внутрь его язык. Невозможно было не отметить, что Малфою не хватает опыта, — целовался он неумело, хоть и напористо, а его ладонь, ласкавшая ее затылок, двигалась скованно и неуверенно, но разве это сейчас важно? В конце концов ему лишь четырнадцать, так и должно быть. Главное то, что он ее целует…

— Грейнджер… — пробормотал он, и, тяжело дыша, отстранился от нее. Он выглядел взволнованным и растерянным. — Никто не должен узнать… — бормотал он. — Если кто-то заподозрит, если донесут отцу…

При этих словах на его лице отпечатался испуг, видимо, он всерьез боялся возможной реакции отца. Сомневаться в обоснованности его страха у Гермионы не было причин — она хорошо знала, что собой представляет Люциус Малфой… Бессердечный, бессовестный, помешанный на чистоте крови… Ей вдруг стало жаль Драко: разве было у него счастливое, беззаботное детство? Разве знает он, что означает быть свободным? Она смотрела на него и видела сейчас перед собой не самоуверенного, избалованного мальчишку, а растерянного ребенка, который всю жизнь старался соответствовать непростым требованиям своего отца и боялся даже задуматься о собственных желаниях, идущих в разрез со взглядами Люциуса. Она хотела помочь ему, но не знала, как это сделать. Она вообще сомневалась, что это в ее силах.

— Он не узнает, — заверила Гермиона тихим голосом и робко коснулась рукой его плеча. — Я не обманываю тебя, Драко. Завтра никто из нас ничего не вспомнит. Так что даже самый одаренный легилимент не узнает о том, что происходит в этом классе.

Говоря о легилиментах, Гермиона, конечно же, имела в виду Северуса Снегга, который в глазах Драко был преданным другом его родителей. Она искренне хотела развеять переживания слизеринца, хотела, чтобы он успокоился и снова стал тем мальчиком, которого она встретила в поезде. Она чувствовала, он может им стать…

— Да, наверное, не узнает, — рассеянно кивнул Малфой, о чем-то напряженно размышляя. Гермиона тоже размышляла о том, что на самом деле пятнадцатилетняя она вряд ли с пониманием отнеслась бы к переживаниям Драко, вряд ли стала бы его утешать. Но, к счастью, ей давно не пятнадцать.

— Зачем тебе это, Грейнджер? — спросил вдруг Малфой. — Это заклинание, которое позволит завтра все забыть, — зачем оно? Ты ведь надеялась, что не придется забывать, да?

— Не знаю, — прошептала она. — Возможно…

— У меня нет выбора, Грейнджер. — В его голосе слышалось искреннее сожаление. — Понимаешь?

— Это неважно, — так же тихо проговорила Гермиона. — Я не хочу сейчас думать о том, что будет завтра.

Ее руки скользнули вверх по плечам Малфоя, заставив юношу вздрогнуть.

— Я тоже не хочу… — сказал он, бережно обхватывая ладонями ее лицо. И снова поцелуй. На этот раз ласковый, неспешный, осторожный. Гермиона даже не подозревала, что он способен быть таким нежным. И искренним. Она утопала в его ласке и не хотела даже вспоминать о том, что через несколько часов все исчезнет. Навсегда исчезнет… Будущего у них, несмотря ни на что, нет — Драко не пойдет против воли отца…

Она никогда не знала его по-настоящему. Именно об этом думала Гермиона, сидя двадцать минут спустя рядом с Малфоем на пододвинутой к самому окну парте. Она умиротворенно наблюдала за то прячущейся, то выплывающей из-за полупрозрачных облаков луной, а он, обняв ее за плечи, рассказывал о том, что в детстве, когда не мог уснуть, тоже садился вот так у окна и долго-долго всматривался в темное небо, в сияющие огоньки далеких звезд. Тогда его до глубины души поражало непостижимое величие Вселенной, а потом что-то изменилось, все стало казаться обыденным и непримечательным. Гермиона в ответ отметила, что в детстве и сама жизнь кажется куда большим чудом, нежели потом, когда взрослеешь и теряешь способность восторгаться каждым ее проявлением. Драко промолчал. То ли не нашел что добавить, то ли в четырнадцать еще сложно понять, о чем речь. Гермиона улыбнулась и повернула лицо к нему. Холодный лунный свет придавал его совершенному профилю особое очарование, и она, не удержавшись, протянула руку и коснулась бледной щеки. Драко вмиг поймал ее ладонь и, тоже улыбнувшись, притянул Гермиону к себе, чтобы тут же отыскать ее губы своими…

Время летело быстро. Слишком быстро, как и всегда, когда отчаянно хочется, чтобы оно замедлило бег и позволило сполна насладиться счастливыми мгновениями. Но оно — время — неумолимо. Музыка, доносившаяся из Большого зала, стихла, зато холл зазвучал множеством голосов. Похоже, бал был окончен. Гермиона с тревогой взглянула на Малфоя: сейчас он скажет, что нужно расходиться, пока их не хватились… Но слизеринец молчал.

— Драко… — тихо проговорила Гермиона, толком не понимая, что именно собирается ему сказать.

— Что? — Он не посмотрел на нее, лишь чуть сильнее сжал рукой ее плечо.

— Бал закончился, — пробормотала она. — Разве ты не…

— Нет. Еще побудем здесь.

Гермиона хотела возразить, что их станут искать, но потом подумала, что это ведь не имеет никакого значения, и, наклонившись к Малфою, опустила голову ему на плечо. Интересно, что случится, если сегодня она не будет спать, если они с Драко просидят тут в обнимку всю ночь? У нее будет еще один день с ним, или она перенесется в новый день в сознательном состоянии? Но, похоже, получить ответ на свой вопрос Гермионе было не суждено — на нее вдруг нахлынула волна непреодолимой усталости. У нее не было сил противиться желанию сомкнуть веки, а рука Драко, ласково поглаживающая ее волосы лишь усиливала желание погрузиться в благодатный мир снов.

Гермиона даже не заметила, как начала проваливаться в сон, но потом каким-то чудом вернулась в сознание. Встрепенулась, открыла глаза — она все еще была здесь, в пустынном классе, вместе с Драко. Он по-прежнему гладил ее волосы и молчал, погрузившись в свои мысли. Посильнее прижавшись к его плечу, словно это могло спасти от разлуки с ним, Гермиона вновь закрыла глаза. Усталость была слишком сильной, она не могла сопротивляться…

Гермионе казалось, что она стала частичкой света — быстрой, невесомой, целеустремленно несущейся сквозь пространство и рассеивающей тьму. Она преодолевала сотни тысяч километров за мгновение и вместе в тем все еще лежала на плече Драко, все еще ощущала его руку на своем затылке… Она не знала, как это возможно, но так было. И она была счастлива, она улыбалась и еще быстрее неслась вперед, а рядом мелькали бесконечные мириады звезд, созвездий, галактик. Когда-то давно один маленький волшебник разглядывал их через окно своей спальни, а теперь она, Гермиона, была здесь, между ними, теперь она могла их ему показать. Но как? Она не знала… Гермиона постаралась остановиться, постаралась сосредоточиться на той своей части, которая все еще оставалась в классе, рядом с ним…

— Знаешь, я не хочу забывать этот вечер, Грейнджер, — отчетливо услышала она его голос. — Как бы там ни было, я не хочу. Потому… Потому что это был, наверное, лучший вечер в моей жизни. Надеюсь, ты тоже хочешь, чтобы утром мы все вспомнили. Ты ведь хочешь? — Пауза. — Эй, ты слышишь меня, Гермиона?

Гермиона хотела ответить, но тело совершенно не слушалось ее, она больше не управляла этим телом, не была им.

Она была светом… Она летела вперед, разгоняя тьму. А потом тьма сомкнулась вокруг нее, и она исчезла…