Неупокоенные (гет)

На следующее утро я полна решимости, которая не испаряется даже тогда, когда я берусь за ручку двери нашего кабинета и понимаю, что дверь не заперта. Он уже здесь.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд, я решаюсь первой:

— Здравствуй, Малфой. — Не так уж и страшно.

Он медленно мигает, словно задумывается, но все же отвечает:

— Здравствуй, Грейнджер.

Его голос сиплый, как будто он только проснулся. Я присматриваюсь: на нем та же мантия, что была вчера (не глупи, Гермиона, с таким же успехом у него могут быть ряды одинаковой одежды), и немного растрепанные волосы. Он был здесь всю ночь?

Повисает тяжелая пауза.

Очень вовремя в неприкрытую дверь стучит Сара. Она, прищурившись, подозрительно осматривает нас и глубокомысленно кивает одной ей известным мыслям.

— Тут, — она поднимает над головой папку, — новое задание. Глостершир, уединенный особнячок в чаще леса. В деревне жалуются, что иногда там рядом видят нечто в белом. Преимущественно по ночам. Надо проверить.

Мы аппарируем согласно координатам и оказываемся в лесу. Я восхищенно осматриваюсь: лес утопает в огненных оттенках. Я и не заметила этой смены сезонов. Когда перемещаешься преимущественно аппарацией или камином, забываешь наблюдать.

Я замечаю, как Малфой стремительно удаляется, не удостоверившись, что я иду за ним. Вскоре мы подходим вплотную к тому самому особняку. Небольшое ветхое здание в два этажа и, судя по запущенности, давно необитаемое. По крайней мере, живыми.

Мы произносим все положенные заклинания. И еще раз, и еще.

— Ничего, — говорю я скорее сама себе.

— А это тогда что? — отрывисто произносит Малфой и указывает на окно на верхнем этаже. Я поворачиваю голову в ту сторону как раз вовремя, чтобы мельком заметить исчезающий силуэт. В белом.

Мы бегом, пропуская по несколько ступенек, взбираемся по лестнице на второй этаж. Несколько досок, не выдерживая нашего веса, проламываются, и я едва не попадаю ногой в ловушку. Но в той комнате, где мы заметили чей-то силуэт, никого нет.

— Гоменум ревелио, — шепчет Малфой и жестом указывает идти за ним.

Мы бесшумно, почти на цыпочках, заходим в другую комнату. Малфой подходит к стоящему в углу шкафу и резко открывает дверцу.

На нас смотрит детское личико, очень испуганное.

— Это не призрак, — констатирую очевидную вещь. Малфой лишь выгибает бровь: да ладно?

Но я не обращаю на него внимания, вместо этого пытаюсь подойти к девочке, которой на вид лет шесть. Но девочка не позволяет: волной меня отбрасывает к противоположной стене.

— Ох, ничего себе, — с трудом поднимаюсь я, потирая затылок — полагаю, появится шишка, — стихийная магия.

Малфой слишком уж быстро направляется к выходу. И куда торопится?

— Ты куда? — Бросаю ему вслед.

— Вызвать аврорат, это уже их работа. — Удостаивает он меня ответом. Попытаться подступиться к девочке, успокоить — нет. Но и на том спасибо.

Я смотрю на ребенка. В ее глазах — нескрываемый ужас. Я вспоминаю, как мои родители смотрели точно также, когда я оживила нарисованную на кухонных занавесках бабочку. Мне было пять, и я не понимала, почему взрослые так переполошились. Ведь это была самая естественная на свете вещь: оживить бабочку, потому что маленькой Гермионе так захотелось.

Я наколдовываю не бабочку, а маленькую птичку, получается кривовато, но мне нужно и не это. Я хочу показать этой маленькой волшебнице, что я такая же, как она, и не причиню ей боли. Девочка дергается, любопытно смотря на птичку, но не решается выйти из укрытия.

Авроры Дин Томас и Агнес Гиббс появляются быстро, не проходит и десяти минут. Я кратко объясняю всю ситуацию, Малфой стоит чуть поодаль. Когда я заканчиваю рассказ, Малфой аппарирует.

— Не очень то и вежливо, — замечает Агнес.

— Малфой — это не про вежливость, — сердито хмыкает Дин. — Точно не к таким, как мы.

— Так ты теперь работаешь с ним? — удивляется он, уже более мягко.

Я пристально смотрю ему в глаза. А что еще я могу сказать?

Когда я добираюсь до отдела и захожу в кабинет, Малфой что-то пишет в отчете и никак не выдает, что заметил мое присутствие. Что же, такое положение дел меня вполне устраивает.

Я же сажусь за свой стол и приступаю к характеристике напарника. Но мои намерения терпят крах: я не понимаю, что писать. «Ледяная вежливость»? «Оставил испуганную девочку, которая даже не подозревает, что с ней происходит, сидеть в шкафу в тонкой ночной рубашке. А на дворе — октябрь»? «Не поздоровался с прибывшими аврорами»? Как ни посмотри, поведение отвратительное по меркам общества. Плевать он хотел на общество, приходит в голову мне. Я разделываюсь с характеристикой Малфоя, заполняя ее сухими канцелярскими штампами.

Когда я заканчиваю с не самым приятным сочинением, в проеме двери вновь возникает Сара. Она забирает у меня многострадальный пергамент и говорит, понизив голос до полушепота:

— Гермиона, тебя пригласили в Круглый зал. Вот прямо сейчас, — она выкатывает свои и без того большие глаза. — Драко, — нарочито бодро бросает она в сторону Малфоя, — тебе поручено помочь с заданием Падме и Томасу. Они уже в каминной комнате.

— А что… — начинаю я, но Сара, шикая, под руку выводит меня в коридор.

— Уф, ну и атмосферка у вас там… мрачная. Ты как, ничего? — Осведомляется она.

— А куда я денусь, — тяжело выдыхаю я. Сару такой ответ вполне удовлетворяет.

— Ну и славно, — улыбается она. — Ну ты иди-иди, — подталкивает она меня в спину. Как будто я сама не справлюсь.

«Круглый зал» на самом деле не круглый, это лишь номинальное название для самой большой комнаты департамента. Там работают Невыразимцы, которые, в отличие от нас, уже наскакались по всей Британии и теперь не ищут призраков за каждой кочкой, а занимаются разработкой и совершенствованием системы отслеживания появления и деятельности призраков. Иногда к ним попадают стажеры, которые изначально не намерены отлавливать призраков, а планируют заниматься их изучением и в дальнейшем получить доступ к более засекреченным частям Отдела тайн.

Изначально я была как раз стажером «Круглого зала», но через полгода работы взвыла от тоски. Нет, переводить древние манускрипты по теме, разрабатывать новые чары и заниматься исследованиями было крайне увлекательно, но я поняла, что мне отчаянно не хватало движения. И пусть я не скучала по тому времени, когда мы с Гарри и Роном искали крестражи, попутно очень стараясь не умереть, было сложно не признаться самой себе, что мне наскучило быть постоянно погребенной под завалами пергаментов, сломанных перьев и пролитых чернил. Хотелось приключений, но в строго дозированных объемах. Босс с благосклонностью и пониманием принял мое прошение о переводе, предоставляя, однако, возможность работать над особо крупными проектами и исследованиями с коллегами из «Круглого зала».

В комнате шесть уже знакомых волшебников и молодая девушка с темными волосами, собранными в невысокий пучок, которая кажется смутно знакомой, но я не могу вспомнить, где я ее видела.

— Мисс Грейнджер, — после взаимных приветствий обращается ко мне Джонатан Барлоу, главный всего этого собрания, — в нашей скромной команде пополнение. Позвольте представить вам Асторию Гринграсс, — Астория нервно закусывает губу, словно раздумывает, обращать свое внимание на меня или нет, но все-таки коротко кивает. Отвечаю ей тем же.

— Астория не слишком разговорчива, — укоризненно качает головой Джонатан, зыркая в сторону новой подчиненной.

Я это заметила.

И мы работаем несколько часов кряду, не прерываясь даже на обед. Все, кто осмеливается просунуть голову и поинтересоваться, чем мы тут занимаемся, посылаются прямиком к Мерлину. Или дальше. Достается даже боссу, непредусмотрительно решившему проверить, насколько добросовестно мы трудимся. Мы тестируем новое определяющее заклинание, которое выходит и вполовину не таким потрясающим, как расписывал его Бродерик Бромфилд. Барлоу грозится отправить того в Отдел магического хозяйства. Вам только шваброй по полу возить с вашими талантами, выплевывает Джонатан. Ноздри Бромфилда раздуваются от проглоченного оскорбления, Оделла Дирлейн придерживает Бродерика за плечи, призывая к смирению. Астория Гринграсс с почти светским видом осматривает участников перепалки. От неизбежного обмена проклятиями нас спасает Сара.

— Мисс Бенсон, — грохочет Барлоу, — выйдите вон. Мы тут работаем.

— Я вижу, — она иронично осматривает раскрасневшихся участников несостоявшейся драки.

— Хотите в Отдел магического хозяйства? — Бросает он знакомую угрозу.

— Это не в вашей компетенции, сэ-эр, — насмешливо напоминает она, растягивая гласные в его звании. — Уже 9 часов, мистер Ливингстон э-э… настаивает, чтобы вы выметались отсюда и — по домам. Особенно мисс Грейнджер, у нее завтра сложное задание.

Барлоу грузно оседает на стул и указывает на дверь.

— Не смею никого задерживать. Раз уж босс… настаивает, — он ухмыляется на последнем слове.

— Что за сложное задание? — спрашиваю ее по дороге к каминам.

— Завтра и узнаешь, — она мимолетно сжимает мое плечо, — захвати двойную порцию Восстанавливающего. Так, на всякий, — она подмигивает и скрывается за дверью приемной.

Я последняя прохожу в каминную комнату, и в тот же момент из одного из каминов вылетает Падма с опасно горящими глазами, я замечаю застрявшие в ее волосах травинки и наполовину намокшую мантию. Следом за ней, даже не пытаясь догнать, идет Томас, на мой недоуменный взгляд он умоляюще просит успокоить напарницу.

— Когда она в образе фурии, с ней сладу никакого, — обреченно объясняет он.

— И ты решил, что лучше пусть я паду от ее гнева, — смеюсь, но просьбу выполняю.

За нашими спинами гудит камин. Малфой.

— Ты, — цедит Том, — лучше исчезни.

Малфой безразлично пожимает плечами и действительно исчезает в зеленом пламени.

По крайней мере, причину непривычного поведения Падмы я уже выяснила.

Когда мы доходим до приемной, там уже бушует скандал. Падма умеет быть громкой, когда это в ее интересах.

— … и кто вообще додумался, что он может нам «помочь»? — Падма сплевывает последнее слово.

Однако ее срывающийся в истерику голос не пронимает Сару.

— Это была я, — ее выправке бывшего аврора можно только позавидовать. — Падма, я всего лишь переживала, что вдвоем вы не справитесь. После того отрекошетившего заклинания вы оба еще не пришли в форму.

— Переживала она… — бормочет Том себе под нос так, что слышу только я.

— А теперь тот противный колдомедик будет поить меня этими мерзкими зельями — а они, знаешь, на вкус не тыквенный сок! — еще как минимум месяц. На, полюбуйся, — Падма, задыхаясь от гнева, закатывает рукава. Ее руки, наскоро обмотанные бинтами, кровоточат. Я шумно вздыхаю: не хватает воздуха. Малфой прервал ритуал на последнем этапе? И как Падма на ногах то стоит. Во мне поднимается злость. Смотрю на выражение лица Сары. Кажется, та думает о том же: ее глаза темнеют.

— Томас, — Том подскакивает от резкого голоса Сары, — ты отправляешься с Падмой в Мунго. И чтобы я завтра вас здесь не видела! Падма, я приволоку тебе целую коробку тыквенных пирожков — в качестве извинения. А я сейчас…

— А ты остаешься на ночную смену. — Подаю голос я, Сара хмурится. — Я сама устрою ему завтра выволочку.

Кому — уточнять не нужно. Сара задумывается, но наконец кивает.

— Отлично, уверена, уж ты то задашь ему по заслугам.

На следующий день я влетаю в наш кабинет, готовая разнести в щепки все, что попадется под руку, и его самомнение в том числе. Малфой уже на месте. Я грозно нависаю над его столом и чеканю каждое слово:

— Какого — черта — ты — делаешь?

— Я пишу отчет, Грейнджер, — неохотно отрывается он от пергамента и щурится как от головной боли. То есть, от меня.

— Не делай вид, что не понимаешь, о чем я, — мне хочется встряхнуть этого змееныша, но я стараюсь сохранить рассудок (и не загреметь в Азкабан).

— Что ты хочешь услышать от меня? — Он сцепляет пальцы в замок.

— Годрик милостивый, помоги не совершить убийство… — почти рычу я.

— Годрик милостивый? — Он поднимает брови в изумлении, а я отмечаю, что это едва ли не первая его человеческая реакция.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы унять злость. Мне пора пополнить запасы успокаивающего, успеваю подумать.

— Ты прервал ритуал на последнем этапе, — не спрашиваю — утверждаю. Он знает, что нет необходимости, но все же едва заметно кивает.

— Ты представляешь, какая это боль? — Кивок. — Тогда какого черта?

Малфой смотрит на меня внимательно, будто изучает.

— Что бы ты выбрала, Грейнджер, — вопросом на вопрос, — боль или смерть? — Он смотрит пристально и не дает ответить. — У меня не было времени задать этот вопрос твоей подружке. А Грину я бы посоветовал носить очки, раз он не заметил, что его напарница недостаточно закрылась, чтобы пропустить через себя того уродливого старика. А судя по мощности ее связывающих чар, такого соседства она бы не выдержала. И выносили бы ее, Грейнджер, вперед ногами... — Я выдерживаю тираду Малфоя, сказанную таким тоном, что кровь стынет в жилах, с истинно слизеринским спокойствием (с кем поведешься), сосредотачивая внимание на пульсирующей венке на его виске.

Он говорит еще что-то о тупоголовых гриффиндорцах (а Падма с Рейвенкло, но от этого не легче), не рассчитывающих силы и лезущих на рожон.

— … вместо того, чтобы показывать свою долбанную доблесть. — Заканчивает он, обессиленно падая на стул. Я и не заметила, как он встал.

Я стискиваю губы, отворачиваясь от него. Наговорить гадостей я успею, а у нас еще задание. Но появление Сары с видом, предвещающим как минимум неприятности для Малфоя, ставит под сомнение наше дальнейшее сотрудничество. Ха, исключительно целомудренное описание наших взаимоотношений.

— Ты, — вкрадчиво говорит она, обращаясь к Малфою, — к Ливингстону объясняться. Сейчас же.

Малфой, очаровательно улыбнувшись ей, исчезает из кабинета.

— У-ух, придушить бы, — я немедленно с ней соглашаюсь.

— Ты почему еще здесь?

— Филипп опаздывает, — она раздраженно закатывает глаза. — Попадется под руку, пусть не обессудит. — Она грозит кулаком воздуху. Я заранее сочувствую Филиппу, которому суждено сегодня получить разнос от кипящей от раздражения и злости Сары. — Гермиона, задание в силе, но с Тео и Августом. А там, глядишь, и нового напарника тебе найдем, — она расплывается в сочувствующей улыбке, от которой меня коробит, потому что я начинаю сомневаться, что Малфой в ближайшее время куда-нибудь денется. Но я не рискую делиться с ней своими соображениями.

— Кого я вижу! — Восторженно отзывается Тео на мое появление.

— Леди Гермиона, — отвешивает мне шутовской поклон Август.

Шутки шутить изволите? Что ж, пусть будет по-вашему.

— Благородные сэры, — ответствую я, приседая в книксене. — Похоже, помимо свержения драконов, ой, то есть, — покашливаю в ладошку, — призраков вам предстоит защищать даму. Лучше бы вам справиться с этим непосильным заданием.

— А как же, милая леди, — поддерживает представление Тео, — иначе не сносить нам головы. Леди Сара разорвет, упади с вашей хорошенькой головки хоть один волосок.

— Нашим матушкам, — в притворном жесте складывает руки на груди Август, скорбно склоняя голову, — и завалящего кусочка не оставит.

— Хотя, — обращается Тео к Августу, — леди Гермиона сама кого угодно разорвет. Таковы уж нынче мадемуазели.

— Мы работать сегодня будем? — Выхожу я из образа. Тео и Август от души смеются. Комедия абсурда.

Тео передает мне папку с материалами по делу, без необходимости дотрагиваясь своими пальцами моих. Подумаю об этом потом. Я погружаюсь в чтение. Эйдан и Абрам Сеймуры (а не дальние ли они потомки Джейн Сеймур, третьей жены Генриха VIII? Я как-то покопалась в истории средневековой Англии. Говорят, она получила довольно посредственное образование, не потому ли, что училась другим искусствам? Конечно, ее сын умер бездетным, но кто их там знает. Но ты отвлекаешься, Гермиона)... Братья Сеймуры накануне связали особняк в глубинке графства Лестершир антиаппарационными и магглоотталкивающими чарами. Два призрака: некие леди Фарлоу, Джеральдина и Брунгильда, сестры. Мертвы примерно триста лет. Крайне агрессивно настроены (неудивительно, это после трех то столетий одиночества и скитаний по мрачному поместью, а из компании — такая же мертвая сестра да пугливые магглы). Оттого сложность, настроенных убивать изгнать труднее.

Мы без приключений добираемся до нужного места. В свете полуденного солнца поместье (достаточно большое, надо сказать) выглядит даже приветливо. Если не знать, что обитает в этих стенах, конечно. Перед тем, как пересечь антиаппарационную границу, мы накладываем на себя скрывающие чары. Это чтобы наше присутствие раньше времени не почувствовали.

Пока мы идем по раскидистому, но запустелому и разросшемуся саду, Тео пытается завязать светскую беседу:

— Ну что, Грейнджер, Малфой работает всего сутки — а уже отправился объясняться к боссу. Твоих рук дело? — Одобрительно прищуривается он.

— Как будто вы не в курсе, что произошло. — Безразлично пожимаю плечами.

— Ну, в общих чертах мы, конечно, в курсе, — щелкает пальцами Август. — Но не прочь выведать подробности.

— А за подробностями — к Малфою. Ну, или к Падме, если у вас не все в порядке с инстинктом самосохранения, — сладко улыбаюсь Августу. Он морщится.

— Нет, спасибо, этого хватает.

Мы подходим к центральному входу. Тео кладет руку на мое запястье и, заглядывая мне в глаза, полушепотом говорит:

— Гермиона, — я даже не помню, видела ли его когда-нибудь таким серьезным, — поскольку у нас с Августом четко отработанный за последние два года порядок действий, то с тебя защищающее и призывающее. Все остальное — наша забота.

— Но… — пытаюсь спорить я, но Тео только смыкает ладонь вокруг моего запястья, подчиняя, отчего я передумываю возмущаться.

Август заклинанием открывает дверь, ни единого скрипа и стука не должно прозвучать.

Мы заходим, и я произношу длинную вязь латинских слов, очерчивая палочкой сложные фигуры. Я чувствую покалывания под пальцами: защитные чары приходят в действия, оберегая нас. Мы переглядываемся и синхронно киваем: готовы. Я произношу еще одну цепочку заклинаний, нараспев, но выделяя каждое слово, призывая неупокоенных явиться перед нами (в конце концов, не гоняться же за ними по всему поместью, ища за каждой пыльной портьерой). Призыв действует: перед нами появляются две молодые бестелесные девушки. Их даже можно было бы назвать красивыми, не будь их лица искажены от ярости и всеобъемлющего одержимого желания убить нас. Но Август оказывается проворнее, он связывает их чарами, не давая шанса, и те не могут выйти за пределы магического круга.

Теперь самое сложное — изгнание. Это самая опасная часть ритуала. Волшебник, проводящий ее, на мгновения связывает себя с тем — другим — миром и становится своего рода перевалочным пунктом. Выполняющий ритуал должен закрыть самое себя, но при этом остаться открытым, чтобы пропустить через себя загулявшие души. И тогда те уйдут, не оставив и следа. Но если допустить даже крошечную ошибку (подумать о предстоящем свидании, напомнить себе поздравить друга с днем рождения или даже вспомнить, какая у кота мягкая шерсть), то призрак может зацепиться за эту мысль и остаться. И ты даже не будешь знать, пока чужая душа будет пускать в тебе корни, заполняя и вытесняя. Но если твоя физическая оболочка недостаточно сильна, и ошибка была допущена, то долго не проживешь — отправишься вслед за… клиентом. Того, кто выполняет финальную часть, мы называем «маяком». И по возвращении в Министерство «маяк» подвергается тщательной проверке на случай, если ошибка произошла.

Тео готовится. Он начинает произносить заклинания закрытия, но потом его взгляд падает на меня, и он тушуется. Я не понимаю, чем вызвана заминка.

— Гермиона, — это Август, он старается сделать голос беззаботней, — встань, пожалуйста, за спиной Тео. Подстрахуешь меня.

Я чувствую, что за всем этим стоит что-то еще. Но не берусь расспрашивать: не уверена, что хочу знать. Я встаю за спину Тео на безопасную дистанцию, палочка наготове. Не уверена, что она понадобится — Август знает свое дело.

Тео старательно выдыхает и принимается за дело заново. Он читает заклинания закрытия, которые помогают оградить себя от любого нежелательного воздействия, но, помимо этого, необходимо также очистить свой разум. Это как окклюменция, только сложнее. Когда он понимает, что готов, приступает к следующему этапу. Чеканная цепь латинских слов слетает с его губ размеренно и даже строго, заученными движениями он проделывает сложную комбинацию взмахов палочкой. Белые магические ленты, словно сотканные из пыли и воздуха, обхватывают руки Тео, соединяя его с посмертным миром. Малфой прервал ритуал с Падмой и Томом как раз на этом этапе. Эти связующие звенья не терпят вмешательства и наказывают за это болью и глубокими порезами на руках. А если вмешаться неправильно, то и смертью.

Но Тео справляется с задачей, и две призрачные дамы начинают метаться в магическом круге, предвидя неладное. Так просто они не сдадутся, хмурюсь я. Я смотрю на Августа, по лицу которого пробегает тень. Он тоже это понимает. Я киваю ему, сжимая покрепче палочку. Если будет нужно, я применю заклятье смирения, которое на мгновения очищает душу неупокоенных от темных помыслов, возвращает к тому моменту, когда они еще не потеряли себя. И за эти мгновения «маяк» должен убедить их уйти.

Тео шепчет следующие слова тихо, боясь спугнуть. Одна из сестер замирает, нехорошо смотрит на Тео, но ее очертания начинают стираться, пока она не превращается в дым. Тело Тео охватывает неслабая дрожь, даже через рубашку видно, как каждая его мышца чудовищно напряжена. Я с ужасом смотрю на открывающуюся картину, сердце ухает куда-то вниз, чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Я хочу помочь, но не смею вмешиваться. Время тянется, как резиновое. Не знаю, сколько проходит минут (часов?) прежде, чем Тео расслабляется. Сработало. Одна ушла. Я с трудом сглатываю комок в горле, смотря на вторую сестрицу. Как же она сейчас далека от прижизненного облика.

Тео начинает шептать заклинание вновь. Он с ума сошел? Я хочу крикнуть, остановить его. Дурак, самоубийца. Едва открываю рот, как ко мне в мысли врезается голос Августа. «Нет». Ну конечно, легилименция. Я потрясенно смотрю на него. Август качает головой. Тео справится, слышу его голос у себя в голове.

Еще несколько ужасных минут — и все закончено. Вспышка света рассеивается, вместе с ней растворяются в пыль и белые ленты. Ноги Тео подводят его, и он начинает падать, я успеваю подхватить его. Мы опускаемся на пол — и плевать, что останутся пыльные следы — я устраиваю его голову у себя на коленях. Роюсь в дорожной сумке со всем необходимым, не выдерживаю и призываю флакончик с Восстанавливающим. Тео одним глотком выпивает содержимое. Его грудь тяжело вздымается, а я крепко сжимаю губы, чтобы не наорать на него. Август в это время снимает все сплетенные нами чары.

— Вот чертовки, — сипло отзывается Тео. — Сильные оказались.

Я держусь.

— Ты хочешь меня отпинать? — Морщится Нотт.

— Угадал, — устрашающе выгибаю бровь.

— Значит, волновалась? Приятно, — Тео совершенно по-мальчишески улыбается.

— Ну, нам пора, — Август подходит, на ходу доставая из своей сумки монету на шнурке — порт-ключ.

— Вы отправляйтесь в Министерство, — подаю голос. — Я сниму антиаппарационные чары и проверю, не осталось ли тут кого.

— Думаешь, кому-то удалось удрать и спрятаться в шкафу? — Насмешливо спрашивает Август.

Я пожимаю плечами.

— Удостовериться не помешает.

Август осматривает меня слишком проницательным взглядом, я с вызовом смотрю на него, защищаясь. Наконец он говорит:

— Пошли, дружище, позволим прекрасной леди завершить работу, — Август поднимает напарника на ноги, тот разочарованно (или мне так только кажется?) вздыхает.

Они исчезают, а я чувствую облегчение. Пытаясь успокоиться, я гладила его, Нотта, волосы. К щекам приливает кровь, но я не понимаю, от смущения ли. Если Джинни права, то своим необдуманным поведением лишь подкрепляю его… надежды? Не глупи, Гермиона, пытаюсь убедить себя.

Я произношу определяющее, но, как и ожидалось, ничего не происходит. Я в этом старом особняке одна, ни одной завалящей душонки, кроме, разве что, моей.

Пока я иду к антиаппарационной границе, чтобы снять ее и магглоотталкивающие чары, ко мне в голову лезут неуместные мысли. Конечно, отец Нотта был Пожирателем, но не слишком удачливым. Насколько я помню из рассказов Гарри, тот не дожил даже до последней битвы в Хогвартсе. Расщепился при аппарации где-то за год до этого, мотаясь по поручениям Волдеморта. Хотя и не стоит ставить самому Тео в вину проделки старшего родственника, тем более что сам он избежал подарка в виде метки на семнадцатилетие. Чему был несказанно счастлив, поделился он как-то со мной, правда, завуалированно — в виде ссоры. И не упрекнуть его из-за благородного происхождения. Род Ноттов не такой старинный, как род тех же Малфоев, например, первое упоминание их фамилии относится примерно к семнадцатому веку. И Нотты оказались дальновиднее некоторых чистокровных семей вроде Блэков, которые злоупотреблением браками между троюродными кузенами поставили уже к девятнадцатому веку свое существование под угрозу (а доконали себя окончательно только в конце двадцатого). Я изучила семейные древа некоторых родовитых семей, и нашла среди предков Теодора не только магглорожденных, но и самых настоящих магглов. Хотя в детстве Нотту чистокровной спеси отсыпали явно с излишком. Нет, отгоняю от себя дурацкие идеи, Джинни явно рехнулась, когда вообразила какие-то там взгляды.

В отделе мой взгляд привлекает стихийно собравшаяся толпа около дверей «Круглого зала». Я подхожу к Филиппу, стоящему с деланно скучающим видом, который так и кричит о его незаинтересованности. Ну-ну, а то мы не в курсе, что ты до слухов охоч. Киваю в сторону двери, Филипп отрывается от рассматривания запонок на рукавах рубашки.

— Ругаются, — сообщает он. — Оделла грозится Нотту отстранением от всех заданий.

— Что-то там еще про пожизненное заключение в архив говорила, — вклинивается Альфред Макклейн.

Дверь резко распахивается, толпа разбегается по своим рабочим местам. Рассерженный Нотт вылетает из «Круглого зала», его ноздри раздуваются от злости. Разве что дым из ушей не валит.

— … смею напомнить, что это в моей компетенции, мистер Нотт, — раздается из-за двери не менее сердитый голос Оделлы Дирлейн.

Оделла еще в первую войну с Волдемортом потеряла дочь, кажется, поэтому она старательно накрывает нас своей нерастраченной материнской любовью. И не забывает активно оберегать и спасать нас, иногда от себя самих же.

Август неторопливо выходит из зала с каменным лицом. Когда он равняется со мной, я спрашиваю:

— И часто он так, — киваю в сторону унесшегося Нотта, — подставляется?

— Ну, — туманно отзывается Август, — случается.

— Ох, и вроде не с Гриффиндора.

— А ты вроде не со Слизерина, а змея. — Парирует он с противной ухмылочкой.

Когда Август удаляется вслед за напарником, я вновь обращаюсь к Филиппу:

— Не знаешь, что там с Малфоем?

— А, — разочарованно тянет он, который еще со школы имеет представление о Малфое. — Без уязвленной чистокровной гордости не обошлось, но остался живым и целым. И покидать наш скромный отдел не намерен.

— Значит, выкрутился, змеенеш, — резюмирую я. Другого я и не ожидала.

Я расправляюсь со своей частью отчета за пару часов. Малфой же, не признавая моего присутствия, корпит над огромной стопкой бумаг. Полагаю, в качестве наказания ему поручили разобрать скромную часть архива. Он добросовестно, даже появляется испарина на лбу, сортирует бумаги по одной ему известной системе. Я же удивляюсь его старательности.

Когда с отчетом покончено, а рабочий день подходит к концу, я надумываю наведаться в Мунго, навестить Падму.

Падма при моем появлении улыбается, Том, лежащий на соседней кровати, благовоспитанно кивает, но видно, что он не в настроении.

— Очень рада тебя видеть, — искренне говорит она.

— Я без тыквенных пирожков, — в доказательство показываю пустые руки.

— Ничего. Тебе рада и без них. К тому же Сара обеспечила меня недельным запасом. — шутит она.

— Слышала, у тебя вынужденные каникулы…

— Ага, — безмятежно отзывается Падма, — только вместо теплого моря, коктейлей и красивых загорелых парней у меня тут жесткая больничная койка, препротивные зелья и…

— Забини, — заканчиваю за нее.

— Ой, — она краснеет.

— Уже все министерство в курсе. Конспираторы из вас никакие, — сообщаю.

— Ну и пусть, — счастливо улыбается она.

— Совсем с ума сошла от любви, — подвожу итог.

Том, грозно насупившись, сопит.

— Чего это он? — Спрашиваю у Падмы.

— А, — отмахивается она, — он был готов слинять к своей ненаглядной Лаванде, как только скинул меня на руки медсестрам. Представляешь, каков напарник, а? Но колдомедик Даунинг счел его намерения неблагоразумными и силой влил убойную порцию сна-без-сновидений. Вот лежит теперь, негодует.

— Буду жаловаться, — ворчит под нос Том, — что себе позволяют.

Мы тихо смеемся, и я принимаюсь расспрашивать Падму о ее самочувствии, рассказываю ей о последних новостях, информирую, что Малфой поведал мне свой вариант развития событий во время их совместного задания. Том, не участвующий в разговоре, на этих словах виновато опускает голову.

— Ну, — она из-под ресниц наблюдает за напарником, — мы примерно до этого и дошли. Кажется, я должна его отблагодарить. — Томас едва заметно хмыкает.

— Думаешь, примет? — Колеблюсь.

— Я все же попробую, — непререкаемым тоном говорит Падма. — И потом, никто не мешает мне после этого наградить его сглазом попротивнее.

Я восхищенно смотрю на нее.