Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

Вперёд

20. Туманы

10 мая 2021, 21:33

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Примечания:

* А. Блок. "На Поле Куликовом".

— Ты бы после отбоя полы мыл. Сейчас все ходят, топчут, — Лёха Володин с сомнением завис в проходе, запустив руки в карманы и задумчиво наблюдая как Лоргар полощет в ведре тряпку, — мешают.

— Я «Возвышение Хоруса» читать собирался, — не глядя отозвался Аврелиан, выжимая тряпку, — если Россомахин поймёт, что я шатаюсь после отбоя, засядет где-нибудь в засаду. И будет караулить. Его ж хлебом не корми, только дай кого-нибудь прищучить.

— Это да. Ладно, пошел я дописывать старославянский. Буду склонять по родам и падежам слово «воняти», — Лёха с шкрябающим звуком почесал заросшую белой щетиной щеку, — удивительно, как же меняется наш язык. Когда-то слово «воняти» значило сильное благоухание…

— А слово «блядь» обозначало человека, который лжет или ворует. Или просто. Еретика, — отозвался Лоргар, равномерно отмывая полы, — протопоп Авваакум в своих письмах называл сторонников патриарха Никона «никоновскими блядями». В десятом веке, вообще-то, слово «блядь» имело вариации и мужского и женского рода. И то, что мужского рода, означало болтуна. Пустомелю.

— А женского?

— Пустую болтовню, заблуждение, ересь. Производным от «бляди» мужского рода было слово «блядник», — кивнул Лоргар, орудуя шваброй.

— Мне уже нравится, как это звучит, — оскалился Лёха, — а оно что значило?

— Да то же самое: «болтун» и «пустомеля». Зато слово «блуд» и производные от него слова, такие, как «блудилище», публичный дом то есть, «блудник», «блудница», «блудничество», «блудолюбие», означали именно разврат.

— Это где ты такое вычитал?

— Да у Юрганова. «Из истории табуированной лексики». Хорошая книга. Полезная.

— Охренеть. Не знал, — фыркнул Лёха и кивнул, — ладно. Пошел я. Бог в помощь.

— Спаси Господи.

Володин неспеша удалился, запустив руки в карманы и чернея майкой-алкоголичкой. Из-за поворота, со стороны лестницы, из недр иконописного общежития валили клубы пара. Смутно тянуло банной сыростью. Где-то в дальнем конце слабоосвещенного коридора, из распахнутой настежь двери, бил желтый, электрический свет, тянуло подгоревшей картошкой и звучало пение Талькова. Гремя ведром, Лоргар набрал в раковине, в туалете, воды, прополоскал тряпку, нацепил её на швабру и потащился мыть полы. Узкий, темный, истоптанный за день коридор Аврелиан успешно подмел и теперь методично отмывал, изредка меняя воду и прополаскивая в ведре чьё-то бывшее полотенце. Мимо, шурша пакетами, по мокрому полу шастали возвращающиеся с улицы студенты, далеко сзади, за поворотом коридора, за пределами общежития, у стены торчала уже полчаса какая-то парочка, а за стеной иконописец Ярик громко скандалил с кем-то из-за сгоревшего чайника и пришкваренного к нему изнутри «Ролтона». Явившийся невесть откуда как чёрт из табакерки Россомахин, деловито побродил вокруг Лоргара, свински наследил на мокром бежевом линолеуме и бодро отправился кошмарить вернувшихся к отбою из города старшекурсников. Лоргар моргнул и потащился отмывать разведенную дежпомом грязь.

— Они издеваются?! — возмущенный девчачий голос подрагивал от волнения, — нет, ну это вообще нормально?

— Почему нас переводят в другую общагу не днём, не утром, а на ночь глядя?! Неужели раньше было не понятно, что оно рванёт…

— Таня, Таня, у тебя подушка выпала.

Кто-то взвизгнул и заныл:

— Да блин…да сколько же можно. Девочки, вы вообще это видели? Льёт как водопадом…

— И, главное, это же кипяток!

В слабоосвещенный коридор пожаловала вооруженная дорожными сумками и матрасными рулонами девчачья делегация. Злые и сонные барышни воинственно топали прямо по свежевымотому полу. Возглавляла девчачий марш коммендантша иконописного общежития, долговязая, остриженная под мальчишку, нескладная блондинка с печальным, лошадиным лицом и крупными мослами. В веренице девчачьих лиц мелькнула взъерошенная кудрявая макушка Ники Черновец. Ругаясь на темень и раскиданную в проходе обувь, студентки на крейсерской скорости проследовали мимо Лоргара с самым убийственным видом из всех возможных.

— Куда это вы, Ник? — окликнул Лоргар споткнувшуюся Черновец.

— Да трубу прорвало. Кипяток шпарит. Аварийку вызвали, — девушка по-удобнее перехватила полосатый желтый матрасный рулет и кивнула себе через плечо, — у нас в общаге потоп. Выселяют нас, Лоргар.

— Совсем что ли? — не понял Аврелиан.

— Переселяют к вам в общежитие, займём весь ваш первый этаж.

— Но там первый курс…

— Ваш первый курс согнали с первого этажа вместе с вещами в бывшую учебную аудиторию первого курса, а нам отдали их комнаты. Временно.

— Чего?! — выплывший как раз в этот самый момент в коридор с котом Лоргара на плече Дима Мизгирёв даже раскрыл рот от возмущения, — а где мы будем учиться?

— Где и всегда, в случае чего: в библиотеке. Ладно, пойду я. Надо ещё место занять и перенести все вещи, — Ника перехватила вываливающиеся из матраса белую подушку в ромашках. И что-то подозрительно ажурное, тряпичное, розовое и большое, — наш куратор иконописного отделения сказал, что всё равно собирались делать у нас ремонт. Правда, не осенью, а летом.

Где-то далеко, в глубинах административного коридора, Лоргар действительно успел заметить каких-то лиц азиатской национальности. Некий Садык уже по третьему кругу, по-узбекски, вещал человеку по имени Бабур, какие у русских тут ходят красавицы, наверное все сосватанные. Крепкий, шагающий тяжело, но основательно, кряжестый Бабур резонно возражал, что Садыку не должно быть дела до чужих невест. Потому что на калым всё равно денег не хватит. Так что пусть Садык идёт работать и не мутит добрым мусульманам воду. Высокий, интеллигентный человек по имени Алишер, завидев портреты патриархов, тяжело вздыхая, посетовал, что такие уважаемые люди не мусульмане. Бабур важно возразил, что и у мусульман, и у христиан Бог один. Вся троица, сокрушенно качая головами, набожно завздыхала: «Аллах велик!» И поспешно удалились в сторону иконописной общаги.

— … да нам отдали пять комнат на первом этаже. Я действительно не знаю, сколько мы у вас тут будем сидеть.

— Вас расселят тем же составом? — осторожно опуская ликующе тарахтящего кота на пол отряхнул футболку Димка.

Одноглазый котяра, урча и распушив обрубок хвоста, пару раз прошелся по тапкам Лоргара, обтираясь об ноги и заглядывая в глаза.

— Нет, меня вместе с регентами поселили. У нас же в общаге жили не только иконописцы. Евище, ты её знаешь. С первого курса — Таня Ионина, Лена Ильина.

— В какую комнату вас? — Аврелиан подсадил бодро мякнувшего кота на плечо и осторожно оперся на черенок швабры.

— В четвертую.

— Это которая окнами во двор? — Димку осенило, — так это же значит что мы сможем все вместе опять куда-нибудь…

— Угу, а потом Евище мне душу вытрясет, — скептически поджала губы Ника, — а по семинарии поползет слух, что я хожу по ночным клубам. Ладно, я побежала. Лоргар, у тебя кот пуговицу грызёт.

— Я знаю, — улыбнулся Лоргар и бережно спустил возмущенно извивающуюся пухнастую тушку на ближайшую тумбочку, — кстати, тумбочку надо?

— Надо, — оживилась девчонка, — ничья?

— Ничья, ничья…

— Точно ничья?

Котище пружинисто замер, хищно подрагивая усами и нюхая воздух, стремительно спикировал с тумбочки на пол и резво погнал по коридору метнувшийся по диагонали через коридор пушистый серый комок.

— Ник, я её тебе отнесу, меня подожди, — вцепился в тумбочку Мизгирёв, — а кто там ещё у вас? Из девчонок…

— Спокойный ночи, Лоргар!

— Спокойной, — Лоргар проводил долгим взглядом удаляющихся товарищей.

Шумно фыркая, взволнованно урча и задрав обрубок хвоста, кот ловил что-то мелкое и хордовое под заколоченным шкафом. Лоргар намочил тряпку, нацепил её на швабру и вернулся к уборке. Кот уже, мурча и порыкивая, смачно хрустел в темноте, зажав лапами что-то дергающееся и пахнущее мышиными гнездами и кровью.

— Трудишься? Ну трудись, трудись, — деловито подплыл с неизменным списком студентов Россомахин, — туалеты мыл?

— Ещё нет, — отозвался Лоргар не глядя и орудуя шваброй, — помою — скажу.

— Ну, ты мой, мой, — Россомахин, гремя ключами вытер подошвы о половую тряпку и торжественно поплыл на запах подгоревшей картошки и пение Талькова, — а кто это у нас пожароопасные плитки жжёт? Не порядок, не порядок. Обьяснительная, стало быть.

Лоргар проводил глазами зловредно спешащего на подвиги дежпома. Взглянул себе под ноги и уныло выругался. Россомахин умудрился оставить на мокром полу грязные следы даже вытертыми о тряпку подошвами.

* * *

Гроза грохотала где-то в кучевых массах тяжелых, свинцовых туч. Укрытый дождевой пеленой смешанный лес качал ветвями и обморочно шептал на все голоса разом. Пряди мокрых трав мелко дрожали, крупные капли разбивались о лопушиные листья, стекая в жирный, добрый чернозём. Лоргар видел поросшие мхами остовы ржавой спецтехники, груды человеческих черепов в жидкой грязи, пенящиеся под дождем лужи и гнилой бурелом в пятнах белых и бурых лишайников. Кое-где обильно колосилась зеленая и алая, пухнастая плесень. Лоргар шагал по колено в древовидных плетях полыни, мокрой и горькой, её сок окрашивал джинсы зелеными разводами и забивался в нос духом хмельной горечи.

Врастающий в жидкую грязь и космы мхов огромный человек в грязно-белой тунике рвано дышал и метался в бреду, а из его тронутого гнилью плеча толчками бил гной и кровавая пена. Большой одноглазый волк, замерший над раненым, вскинул морду, вглядываясь в лицо Лоргара. Клейменная черным двуглавым орлом шкура на миг окрасилась в огненно-рыжий. Гром расколол небеса. И они побагровели. Волк вскинул морду к небу. И тоскливо, протяжно завыл. Лоргар, под плетями дождя, шагнул под колючую сень еловых лап. И серый, ненастный морок ветвей и поросшего мхами валежника изошел сетью трещин и распались вничто. Сменяясь на величественную колоннаду мраморного зала.

Задумчиво замерший в гулкой тишине, сияющий золотом и нечеловеческой мощью человек в золотой броне подавлял и казался сгустком золотого великолепия в мраморной белизне дворца. Император восседал на золотом троне, (если так можно назвать это золоченое устройство), беседуя с трехметровым человеком в ультрамариново-синей броне. Громадное запутанное сплетение механизмов вокруг Трона гудело от внутренней мощи. Дуговые разряды статической энергии прыгали по кабелям и трубам электропроводки, в зале стоял резкий запах озона. На наплечнике предстоящего трону незнакомца, Лоргар успел заметить букву «омега» греческого алфавита. Но отчего-то она была перевернута и формой своей больше напоминала подкову. В светлых волосах незнакомца сдержанно сиял золотой лавровый венец.

— Отец! — отчаянный вопль и грохот заставили присутствующих заозираться:

Аврелиан буквально ворвался в огромный, залитый светом, украшенный мрамором, сияющий золотом зал, а мимо проносились изображающие двухглавых орлов барельефы.

Закованное в гранитно-золотую терминаторскую броню тело не слушалось, будто принадлежало и не ему вовсе. Лоргар поспешно пересек зал, игнорируя напоминающую преторианцев гвардию в золотых доспехах, техножрецов и сервиторов. Примарх всем существом своим ощущал отчаянную решимость и мертвящий ужас. Его испещренное золотыми эльдарскими рунами лицо отразилось в огромном зеркале во всю стену. Лицо было куда старше, чем Лоргар привык видеть. И выражало глубочайшее потрясение. Настороженно замерший подле трона сухой, сутулый старик в монашеской рясе вроде тех, что носят у католиков, подался было наперерез стремительно приближающейся фигуре. Но был остановлен жестом Императора.

— Почему ты здесь, сын мой? — мощный голос звучал неожиданно снисходительно. Но Лоргар ощущал в полной мере, что всё существо его более старшей версии вопит от опасности и горечи. Почему-то интонации Императора обжигали фантомной болью и бессилием, — разве ты не должен был быть на Давине?

— Давина больше нет. Как и его спутника. Отец, — Лоргар сделал шаг и решительно поднял глаза, — Давинитская Православная Церковь, в лице её патриарха, умоляет тебя возглавить Вселенский Собор.

Мертвая, скованная ужасом и непониманием тишина накрыла зал. Чиновничьи лица и фигуры механикумов смешались для Лоргара в единое цветовое пятно. Что-то рухнуло и звонко покатилось по мраморным плитам. В висках билась кровь, обострившееся чутье практически умоляло Лоргара отказаться от заведомо провальной миссии. Игнорируя ошалевшие лица старца и гиганта в сине-золотых доспехах, под помертвевшим от ярости взглядом Императора, Лоргар зажмурился и очень медленно опустился на колени:

— Церковь охватила ересь куда более чудовищная чем все бывшие до неё. Я видел её плоды на Давине. Паразитирующие на православном учении культисты Хаоса едва не погубили Воителя. Он тяжело ранен, — по залу понесся шелест голосов, казалось, ужас и изумление медленно накрывают зал, — все предстоятели поместных церквей Империума готовы осудить новую ересь и распространяющих её ересиархов, но…

— Что?! Церковники?! — не выдержав, гневно загремел Император, медленно поднимаясь с трона — как смеешь ты, мой сын…

Раздирающая сердце Лоргара слепая ярость Императора захлестнула Аврелиана с головой. Он до белых костяшек стиснул кулак, изгоняя всколыхнувшиеся в груди душным мороком обиду и глухой гнев. И упрямо поднял глаза на белое от ярости лицо отца. Вооруженные копьями люди в золотых доспехах и алых плюмажах из перьев казались размытыми сияющими пятнами.

— Собор патриархов Империума и епископов экзодитского рассеяния Терранского патриархата взывает к вашему милосердию и умоляет вас возглавить Вселенский Собор на Нострамо. Соборные постановления, осуждающие ереси в общецерковном масштабе, не имеют должной законодательной силы без участия Императора Человечества…

— Встань, — на чистейшем библейском иврите процедил Император заледеневшей глыбой надвигаясь на Лоргара. И Лоргар немедленно повиновался. В глазах отца всколыхнулась темным пламенем застарелая, глухая ненависть, — мой сын не должен ползать в пыли как жалкий раб.

— Почему именно на Нострамо? — светлые глаза человека в ультрамариново-синей броне разглядывали Лоргара задумчиво и как-то странно. Лоргар подавленно отметил про себя что это больше всего напоминало жалость.

— Каталикос Нострамо тяжело болен и не переживет варп-переход, — Лоргар перевел умоляющий взгляд на отца, и его голос осип от волнения, — отец, они не враги. Все эти два столетия они упорно трудились, противостоя проповедникам Хаоса и развивая догматические основы, необходимые, чтобы обоснованно осудить любые контакты с энергетическими паразитами варпа. Христианские богословы так же как и ты жаждут спасти человечество от порчи Хаоса. Опираясь на изыскания богословов и ученых, они догматически обосновали чем именно опасен варп и почему его нельзя путать с адом. Они готовы бороться за тебя и за Империум…

— Не хочешь ли ты вооружить жрецов Галилеянина? — Император сошел с возвышения, уничтожающе разглядывая Лоргара, — чем они собрались противостоять Хаосу?

— Силой слова, отец, — опустил глаза Лоргар, — но, если потребуется, для защиты своих миров монашествующие и священнослужители готовы взяться за оружие. Как древние монахи Пересвет и Ослябя.

— Не иначе как близится конец мира, мой Император, раз церковники умоляют вас, Владыку Империума, Просветителя и истребителя религиозного мракобесия, возглавить своё сборище, — с убийственной иронией в голосе скромно заметил опирающийся на посох старец из тени своего капюшона. Казалось, его тяжелая ряса пропиталась потом. Он выглядел древним, этот человек, недопустимо древним для смертного. Его спина была сутула и костиста, а дыхание — прерывисто. Но Лоргар всем своим существом ощущал мощь, исходящую от его сгорбленной фигуры: словно кто-то попытался спрятать сверхновую в ворохе старого тряпья.

— Это нормальная практика, она имела место в Древней Византии, — губы Лоргара нервно дрогнули, — и я не думаю, что мы увидим гибель мира, достопочтенный Малкадор Сигиллит. Огонь всё ещё сходит на Пасху в погребенной под толщами земли, бетона и керамита, разоренной и обращенной в пещеру кувуклии. Как я понимаю, Магнус пытался изучить феномен…

—…Единственное, что мне удалось доподлинно выяснить — так это то, что схождение огня питает не варп, — стремительно шагающий через зал Магнус окинул беглым взглядом Лоргара и заявил вместо приветствия, — я никогда не видел ничего подобного, отец. Несколько минут после возгорания этот огонь не обжигает и смягчает головную боль. Этот необъяснимый феномен может и должен работать на благо науки. Мой легион наполнил все университеты Просперо сосудами с этим огнём. Их свет успокаивает и дисциплинирует разум, псайкеры отмечают, что он мягок как руки матери и ослепительно ярок в варпе. Опираясь на график его явлений в древности, предоставленный Лоргаром, я рассчитал точный график его нисхождений до сего момента и на десять тысячелетий вперед. Это было легко, так как в его схождениях видна некая четкая математическая последовательность. Стройная цифровая последовательность его схождений рисует отчетливый узор кодировок. Я вижу в этом зашифрованное послание, возможно, оно позволит узнать источник феномена, а это, в свою очередь, позволит смоделировать его на Просперо…

— Они готовы ждать тебя. Даже если это будет значить орбитальную бомбардировку Нострамо, отец. И, что бы ты ни решил, мой легион уже там. Как гарантия их неприкосновенности, — Лоргар решительно поднял глаза на застывшего обледенелой статуей самому себе Императора. И проснулся.

* * *

За окнами сонно сгущались вечерние сумерки. В глазницах-окнах храма напротив медово-рыжими пятнами горел свет, а из динамиков глухо доносилось пение женского хора. Переливы мелодий дореволюционных церковных композиторов смешивались с осенним мраком, с ненастной хмарью, с клочьями гонимой ветром листвы и с чернильной пустотой далеких дворов.

Аудитория третьего иконописного юбилейно пылала всеми осветительными приборами сразу. Похожий на мексиканского охотника за головами Лёнька-иконописец грел на плите, в кастрюле с водой, банку дико воняющей восковой мастики. Помешивая желтую, медленно тающую массу черенком намертво слипшейся кисти и рассеянно мурлыча что-то из репертуара группы «Пурген». Вода в кастрюле кипела, мастика в банке благодарно таяла и воняла воском и скипидаром, сухо щелкало рэле маленькой, загаженной однокомфорочной плитки. Закатав до локтя рукава кителя, чернявый, кудрявый Лёнька, рассеянно сверкал золотым зубом, время от времени совал в мастику палец, проверяя степень нагрева. Не переставая при этом флегматично мурлыкать про «я много выпил ещё с утра» и про «я сегодня не такой как вчера, а вчера я был совсем никакой» между делом.

— … А он смотрит, такой, на меня, пальцы веером, зубы шифером, — вещал Ярик, склонившись над застеленным газетами столом и остервенело выдирая плоскогубцами из закопченной иконы неопределенного содержания, какие-то жирные ржавые гвозди, — и, такой: «Это не моя икона. Я ее тебе заказал почистить, а ты мне её подменил. Моя была темная, а тут фон голубой и людей много».

— Охренеть, — коротко заржал Лёнька, — это вообще как? Мужик даже не знал, что у него там под грязью?

— Ты хоть процесс фотографировал? — нахмурилась Ника, — я после того, как та гадина меня бортанула с оплатой, каждый чих фиксирую.

— Погоди. Это ты сейчас про ту бабу? Ну, эту. Которая тебе еще закатила истерику про «тысяча за счистить лак — это много, церква всё во славу Божью должна делать»? — оживился Леонид и ткнул черенком кисти себе за спину, — чё ты с ними нянчишься? Шли сразу нах и всё.

— Во, во… Тысяча — это вообще копейки за почистить. Нормальный реставратор за каждый счищенный сантиметр берет больше, чем я за половину всей работы, — подхватил Ярик, роясь на стеллажах, — кто брал димексид?

— На столе.

— Не вижу.

— Да где пакет с ветошью.

— А, нашел. Кто опять рылся в сухой охре и не закрыл?

— О, так это Евище, наверное. Приходила посмотреть чем мы рисуем.

— Блин, Ник, не пускай сюда больше регентш! Она опять взяла мою клячку и налепила из неё какую-то хрень! Ты-то чего ржешь? Какие-то собачки, хреначки… Сколько! Говорить! Клячка — это чтобы стирать рисунки! А не лепить всякую хреноту…

— Не пускать… Побробуй. Это же Евище. Ее в дверь — она в окно. Её в окно — она в дверь…

— …тысяча за почистить — это вообще не деньги. Там больше возни с иконой чем денег выйдет. Сначала очищаешь влажным тампоном, потом мыльным раствором, взбитым до пены, потом растворителем и разбавителем. Один ткнёшь раз растворителем — так его ж нейтрализовать надо. И стоишь. Макаешься ватным тампоном. То в один флакон, то в другой. Вату меняешь. Опять таки, растворители подорожали. Вата уходит, опять же, тоже дорожает, — начал перечислять Лёнька, загибая пальцы. И, чуть не сплюнув в сердцах, отмахнулся, ткнув пальцем в банку и выключая плитку, — не. Я б послал. Базар большой. Хочешь бесплатно — поищи, кто сделает бесплатно.Только по-людски, без наезда.

— И ладно бы человек действительно нуждающийся был. Ну, не знаю, денег нет, а икона, допустим, вот-вот развалится. Безысходность. Я б помогла, — пожевала губами Ника, заворачивая в тряпицу горсть малахитовых бусин, раскладывая на полу газеты и берясь за молоток, — но там, как бы, вообще не тот случай. Тётка поперек себя шире, руки… вот действительно человек ни дня не работал. Увидела мои отбитые ногти и давай поучать: «Милочка, да вы же женщина, бла-бла-бла, ухоженные руки…» А как за работу платить, так «церква должна всем бесплатно».

Засевший в углу и греющий чаем руки Галахад как-то заторможенно перевел взгляд с остервенело долбающей на полу молотком малахит девчонки на Лоргара и очень тихо уточнил:

— Сорокатысячник реален. Я — без пяти минут скаут-недоделка, ты — сверхчеловек тридцатого-сорокового миллениума, это шумное создание — огненный маг и моя боевая сестра. А узнаю я это всё в стенах учебного заведения ортодоксальных христиан.

— Всё так, — кивнул Лоргар, — остальные заняты. Подожди, сейчас, додолбает камни и подойдёт.

Нетсталкер приложился к чашке и, моргнув, кивнул на Лёньку, который тем временем кистью орудовал над разложенными на газетах иконами. Иконы почему-то лежали вниз изображением и источали запах скипидара:

— Что он делает?

— Заделываю восковой мастикой летные отверстия, — сообщил Лёнька, не глядя, — да забей ты уже на этот малахит, Ник. Бери кисть, иди заделывать дырки. Я, блин, один горбатиться не буду.

— Иду. Сейчас.

— Знаю я твоё «сейчас»…

— Все иконные доски изъедены жуками-древоточцами, — сообщил Лоргар, прихватив кисть, наливая в какую-то баночку из-под детского питания мастики и перетаскивая к нетсталкеру на стол часть икон, — ребята протравили доски скипидаром. Сейчас заполняют жучиные норы горячей мастикой. Я им помогу по мелочи. Заодно и с тобой побеседую.

— Я ожидал обнаружить элементы идолопоклонничества. Но это место больше напоминает обычную мастерскую, — как-то странно разглядывая иконы, отозвался Галахад.

— Икона — не идол, — гремя в столе банками, не глядя бросил Лоргар, — идол воспринимается язычником непосредственно как божество. Язычник молится именно идолу. Христиане обращаются не к доске, а к тому, кто на ней изображен.

— Я не вижу большой разницы, — пожал плечами нетсталкер.

— Между звонком по телефону и уверенностью, что телефон и есть твой родственник тоже нет разницы? — приподнял брови Лоргар.

Галахад усмехнулся и качнул головой:

— Моё недоверие имеет корни глубже, чем ты думаешь. Как может среди ортодоксальных христиан существовать провидец и заклинатель?

— Я не пророк и не заклинатель, — переворачивая икону и осматривая россыпи дыр, покачал головой Аврелиан, — мои особенности — следствие того, что одному ученому захотелось поиграть в бога.

— Чтож. Сорокотысячник. Никогда не интересовали настолки, — сосредоточенно разглядывая стеллажи с сухими пигментами, пробормотал Галахад, — меня больше привлекает другая тематика: за играми измененной реальности — реальное будущее. Они цепляют. Они заставляют тебя ощущать себя живым. Если бы не твои сверхспособности, я бы решил, что вовлечен в качественно срежисированную Игру.

— К сожалению, с нами действительно сыграли пару занятных шуток, так что ты не далек от истины, — капая остывающей мастикой в круглые мелкие дырки, пожал плечами Лоргар, — но это не значит, что в процессе мы не помрём. Шутки шутками, но неприкосновенность никто никому не обещал.

— Я — атеист. И равнодушен к религии. Космический трикстер — не самое адекватное существо в том бардаке, из которого тебя вынесло в нашу эпоху. Но могло быть и хуже, — флегматично пожал плечами нетсталкер, — куда меньше мне нравится тот факт, что меня напоили кровью. Это прямое нарушение существующего запрета. Повторюсь, я не исповедую иудаизм, но подобные правила возникают не на пустом месте. Я благодарен, но поить меня кровью точно не стоило.

— Прости. Я был в отчаянии, — помрачнел Лоргар, — ты умирал.

Нетсталкер тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Здорово, братцы! О, Ник. Привет, Ник. Лоргар, я ещё успею сходить… кажется, не успею, — грянул Лёха, заваливаясь в класс, но, наткнувшись взглядом на внимательный взгляд Эдуарда Гельмана, как-то потускнел и весь подобрался. Моргнув, Леха кривовато усмехнулся, решительно протянул руку и представился, — Лёха.

— Эдик, — флегматично пожал протянутую руку нетсталкер.

— Мирославенко! — взвился где-то в коридоре женский голос, — поищи ещё раз журнал посещаемости. Он где-то в классе.

— Я те шо, собака-шукалка?! — возмутился грудной, мощный женский голос, — дежурить буду — найду. Нет — значит унесли. Иди давай.

— Куда это «иди», с чего это «иди»? — оторопело поинтересовался женский голос за дверью.

— Ну, а шо, я-то откуда знаю, куда тебе надо? — с характерным акцентом вздохнул грудной женский голос за дверью, — в учительской посмотри, в трапезной… погуляй, не знаю…

— Уу, Шура… Ты куда так духами облилась? — за дверью кто-то загремел ключами, — дышать нечем…

Нетсталкер с подозрением покосился на дверь и уткнулся в чашку с чаем.

— Прости за дурацкий вопрос, но ты иудей или атеист? — гремя ссыпанными в баночку осколками малахита, перебралась за стол к Лоргару Ника.

— Атеист, но я не думаю, что это что-то в корне меняет, — Галахад с сомнением заозирался, — то, что вы делаете мало напоминает музейную реставрацию.

— Ну, так мы и не занимаемся ею, — пожала плечами Ника, капая кистью в очередную дырку горячую, желтоватую мастику, — это церковная реставрация. Грубо говоря, реставрация бывает трёх типов: музейная, коммерческая и церковная. У всех трех типов, как бы, разные цели и задачи.

— Музейная реставрация, я так понимаю, самая щадящая, — задумчиво заметил нетсталкер, поднимая со стола буро-багряный образ пророка Илии. Масляные краски кое-где облупились, обнажая старую, грязно-серую холстину. Весь нижний торец иконы больше походил на слоистую губку чем на древесину. Жуки древоточцы превратили её в осыпающуюся, желтоватую труху, — я читал, что её цель — консервировать процессы, происходящие с музейными экспонатами. Реставраторы замедляют распад и стараются избегать лишних вмешательств.

— Музейная реставрация служит своей цели: сохранить для потомков объекты культурного наследия, — девушка собрала со стола баночки с застывающей мастикой и пошла их греть туда, где над плиткой уже вовсю шаманили её однокурсники. Одуряющий запах воска со скипидаром поплыл по классу с удвоенной силой. Кто-то со стуком распахнул окно.

Эдик Гельман задумчиво хмыкнул и ткнул пальцем в иконную труху, ощупал слоистые гребни изъеденной паразитами целлюлозы и поджал губы:

— Что, в таком случае, делаете вы? Какова ваша цель?

— Восстановить икону для дальнейшего использования по назначению, — Лоргар с хрустом расправил плечи, — церковный реставратор не только тормозит распад и ремонтирует деревянную основу.

— Другими словами, вы дописываете утраты. Разве это правильно?

— Если это смотрится гармонично и не противоречит замыслу автора оригинала, — пожал плечами Лоргар, — мы не переписываем икону, мы дописываем утраты там, где они мешают воспринимать икону как цельный образ…

— Мы? — перебил Лоргара нетсталкер, с любопытством переворачивая и разглядывая иконы.

— Я реставрировал иконы у отца в храме. Расписывал акрилом алтарные своды, — пожал плечами Лоргар, наблюдая, как Черновец тащит в полотенце баночки с желтой, зловонной массой, — у меня нет подтверждающего этого документа, но я тоже реставратор и иконописец. Пусть и учился на ходу и у всех подряд.

— Лоргар, — в класс заглянула широкая, монолитная, но очень фигуристая барышня, вся в синих шалях и кружевных оборках. Благоухая какими-то душными, тяжелыми духами, она с томным обожанием воззрилась на Лоргара, игнорируя всех остальных. Её рассыпанные по плечам русые кудри едва прикрывал тонкий, сетчато-узорный белый шарф. Регентша недовольно сморщила вздёрнутый, конопатый носик и возмутилась, — да шо у вас воняет-то опять? Лоргар, передвинь у нас шкаф, пожалуйста. Там журнал завалился, мы достать не можем.

— Иду, — Аврелиан полез из-за стола, — сейчас вернусь. Эдуард. Не уходи, я мигом.

— В каком смысле «храм моего отца»? — рассеянно провожая взглядом сильно сутулящуюся фигуру примарха, поинтересовался Галахад.

— Лоргар не сказал? Его отец — настоятель сельского храма, — Лёха Володин почесал нос и взялся за кисть, подбирая ближайшую икону, темный, квадратный образок с архангелом Михаилом, — он в одиночку половину храма расписал.

— Живописно или традиционно? — оживилась Ника.

— Что-то среднее. Лоргар — фанат Васнецова. Ты не знала что ли?

— Нет. Откуда? — отмахнулась Ника, — я ж с ним об этом не общалась.

— Васнецов, Шишкин, Эль Греко, Айвазовский, Иероним Босх, Репин, палехские росписи, Гунин — начал загибать пальцы Лёха, — Густав Климт. Греческие книжные миниатюры. Там список ого-го. Я думал, ты знаешь.

— Я так понимаю, нас ждет совсем другой сорокотысячник, — озадаченно пробормотал нетсталкер, разглядывая сваленные в углу рулоны ватманов и огромную ветхую карту в полстены. Явно дореволюционную. Карта изображала библейские границы государства Израиль в разные века. А также границы их соседей, — как именно выглядит ваша военная стратегия как боевой группы?

Сидящие замялись, нервно посмеиваясь и переглядываясь.

— Скорее всего это, гм «я вижу цель — и я её доломаю», — фыркнул Алексей, — а ещё «слабоумие и отвага», похоже. Ты же понимаешь, что мы не солдаты, а горсть чудом не издохших лошар?

— Я не могу судить о том, чего не видел вблизи и в действии, — сосредоточенно хмурясь и откладывая икону, сообщил Галахад и кивнул на гремящие в банке малахитные осколки, — зачем это?

— Разотру на вон той мраморной плите и буду ими рисовать, — кивнула себе через плечо Ника, клея на банку кусок пластыря и выводя ручкой слово «малахит», — мы рисуем минеральными пигментами.

— В Помпеях расписывали стены пигментами, — нетсталкер взял в руки баночку, погремел осколками и вернул на место, — росписи сохранились даже под толщей вулканического пепла.

— Тебе должен был вручить её Лоргар, — Лёха полез под стол и загремел там чем-то и вытаскивая на стол белые доспешные наплечники, — у меня тут есть кое-что для тебя. Я, это. Уволок себе прозапас доспешки. Тебе они будут как раз.

— Это что? — покрутив в руках узловато-костистую ячеистую броню, приподнял брови нетсталкер.

— Броня космических эльфов, — Ника бережно опустила на стол, перед изумленным Галахадом нечто, завернутое в старый, черный драп, — не разматывай. Там меч. Можешь дать ему имя. Если хочешь, конечно.

— Меч — оружие будущего, шикарный вид, — скептически поджал губы нетсталкер, — кажется, космические войны не пошли на пользу человечеству.

— Так он и не наш, он эльдарский. Хотя, да. Вооружение там своеобразное.

Нетсталкер ощупал замурованный в драп клинок и тяжело вздохнул:

— «…И вечный бой! Покой нам только снится сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль…»* Всё как всегда.

* * *

— Охренеть, — родновер взирал на ссутуленные плечи пинающего камешки Гельмана как на живое чудо, — ты хоть понимаешь, что наш примарх вбухал в тебя больше чем в нас во всех? Ты ж его кровь пил!

Галахад равнодушно пожал плечами и вернулся к своему занятию. Белоснежная ячеистая броня казалась в ночном полумраке окостенелыми узлами мышц. И наводила на смутные ассоциации с хитином невиданных насекомых.

Ненастное осеннее небо мерцало искрами звёзд. Тысячи ветвей расчертили небо и землю: собою и тенями. Серые коробки хрущевок возвышались повсюду, отбрасывая глубокие тени. Почтенные пятиэтажки, многочисленные, пятнаемые светом фонарей, казались такой же неотъемлемой частью мира людей как рыжеватый свет единственного фонаря, воздух и валяющаяся в песочнице палка. Рыжие и алые оконные глазницы домов смотрели тревожно и ласково. Чужие и одновременно немотивированно родные.

Нацепив чужую кожу и обратившись в эльфийского юношу, Черновец рассеянно тасовала колоду эльдарских карт, устроившись на большом, размалеванном ромашками пне, посреди темной детской площадки. Сумрачный Димитриус мотал самодельной тарзанкой: какой-то деятель примотал к дереву пару шлангов и соорудил из них помесь здоровенной удавки и каната. Черный узел зловеще мотался из стороны в сторону, коварно приглашая испытать его прочность. Лёха рассеянно что-то почитывал в свете фонаря: Лоргар был готов поклясться, что друг потащил с собой в очередной поход за бранной славой не что-нибудь, а сборник коммунальных памфлетов Булгакова. Из кустов на полночных заговорщиков браво взирали картонный мент с полосатым жезлом в руке и глазастый светофор в пиратской шляпе: какой-то народный умелец вырезал из фанеры большие, плоские фигуры, раскрасил со всех сторон акрилом и приварил за скобы к какой-то торчащей из земли, короткой, облупленной трубе. Пёстрые турники и лавочки яркими пятнами угадывались в темноте, под желтыми кронами кленов, между темных стволов; землю устилал золотой, плотный ковёр из кленовых листьев.

— Ребята, тут что-то странное, — голос Черновец звучал раздосадованно, — от колоды несёт плесенью. Плесени нет, а запах есть.

— Только размотав этот клубок загадок мы поймем, как нам вернуть брата в его время, а меня — в моё, — Лоргар махнул рукой, — отряд, не расползаемся. Лёха.

— Лёха идёт, — пряча книгу под нагрудные пластины и поспешно натягивая на голову шлем, бодро сообщил Володин.

Черновец выудила из колоды карту, изображающую затянутую клочьями зеленого тумана бескрайнюю зелень болот и черноту каких-то мертвых древообразных остовов. Венчающую всё это эльдарскую руну никто не знал. Вокруг собравшихся расцвела огромная лиловая печать. И их поглотили мятежные пучины психических энергий.

* * *

Видение звучало тревожными рефренами неспетых песен. Сиреневой дымкой тумана окутывало бессонный и прекрасный в своем утонченном нечестии, оскаленный стрелами сотен башен во мгле, бессмертный, не знающий меры Коммораг. Огромный город терялся где-то внизу, скалился стрелами хищных шпилей, обещал тысячи смертей и боль, океаны и бурные стремнины неистовой боли. Эльдрад Ультран смотрел как на вершине одной из башен серебристо-белый трёхметровый Солитер играет в карты с не менее высоким мон-кеем в гранитно-серой броне. На суровом лице мон-кея горели собственным светом тысячи мелких эльдарских рун. Золотые знаки надсмехались над Ультраном, обещая невозможное: смерть Жадной Суки, странствия между мирами и неистовые пляски мириадов смертей на костях старого мира.

— Если выиграешь — я вернусь, — лукаво посмеивался Серебряный Солитер, тасуя колоду. А его рогатая маска мягко мерцала во мгле, — ты же понимаешь, как это глупо? Заведомо провальная попытка, но я готов дать тебе шанс.

— Твой легион отдадут Жиллиману, — отмеченный Золотым Шутом мон-кей подобрал свои карты и смерил собеседника тяжелым, усталым взглядом, — ты — человек. Почему ты упорно отрицаешь это?

— Всё, что вершится в нас и вовне, в необъятных безднах космоса, в Паутине и в варпе — это величайшая пьеса бытия, брат, — от гибкой, подвижной фигуры Солитера исходила невероятная, поистине оглушающая мощь, — ты нравишься мне. Но даже ради удовольствия наблюдать за тем, как ты бесишь нашего так называемого отца… скажем так, моя семья в другом месте. Мой отец древнее этого терранского псайкера и куда больше смыслит в веселье, если уж на то пошло.

— Если мы тебе, по-твоему, не семья — зачем ты всё ещё зовешь меня братом? — отмеченный Цегорахом воин пытливо вглядывался в серебрянную маску Солитера, — почему?

— Потому что ты — мой брат, возможно? — насмешливо и как-то картинно вздохнул Солитер, закрываясь веером карт и издавая легкий смешок, — не они. Ты.

— Это из-за знаков? — в голосе отмеченного цепями рун впервые за всё это время зазвучали горечь и глухая тоска, — твой повелитель знает. Я честно предупреждал, что не предам моего отца и моё Отечество. Я не просил эту силу. Я не хотел играть в ваши игры.

Солитер картинно схватился за сердце, залился звонким смехом и стукнул кулаком по колену:

— Клянусь потрохами Эльданеша, ты уморителен. Вот за это я и люблю своего брата. Честный, прямодушный болван с комплексом мессии.

— Второй легион всё ещё ждет тебя. Но ты же не вернешься, верно? — покачал головой отмеченный рунами бритоголовый воин. И отвел глаза, — да и как мне обыграть Серебряного Солитера?

— Тогда зачем ты нашел меня? — после недолгого молчания спросил Солитер, не поднимая глаз, — зачем всё это, Лоргар?

— Увидеть. Поговорить, — опуская карту, одну за одной, на серые камни скошенной кровли, пожал плечами Лоргар, — сыграть.

Солитер щелчком длинного ногтя обратил все карты в обрывки ветхой рукописи, закрыл глаза и, улыбаясь покачал головой:

— Ты неисправим.

Видение отступало, таял город друкхари далеко внизу, распадался во мгле и лиловой дымке чужих судеб. Эльдрад Ультран коснулся лица и сосредоточенно поджал губы. Грядущее надсмехалось над ним, грядущее сулило нечто крайне странное. И Ультрану это не нравилось от слова «совсем».