Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

461

Нравится

842 Подписаться

1343

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

461

Нравится

842 Подписаться

1343

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

28. Гарь

4 часа и 9 минут назад

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Примечания:

Агата Кристи ~ Неживая вода.

Было темно и тихо. Студенческое общежитие давно спало и видело десятый сон. Где-то за стеной разливался чей-то басовитый храп, а из-под подушки спящего лицом вниз Мизгирёва светился телефон. И зловредно пищала уведомлениями не выключенная аська. Эти бестолковые, писклявые «о-оу» изредка доносились до слуха Лоргара, но воспринимались уже как какое-то необходимое шумовое сопровождение. И не мешали. Собственное сознание казалось ватным и ленивым. Лоргар Аврелиан засыпал под мерное урчание свернувшегося на груди клубком кота. Пухнастый зверь открыл единственный глаз, сонно проверяя на месте ли Лоргар. Убедившись, что его личный человек так никуда и не исчез, кот запел с новой силой и заворочался, выпуская когти и сонно зевая.

Сонливая тяжесть скрадывала мир вещей и звуков. Лоргар тонул в ней, погружаясь в мрачные глубины бессознательного. Мир таял в туманной дымке, а впереди брезжили в темноте алые и золотые отсветы и пахло знакомо: кровью, старым реквизитом и благовониями. Звон, глумливый призрачный смех десятка голосов и прихрамывающий мотив какой-то разбитой, дрянной шарманки почти заглушил вопль ужаса и отчаяния. Лоргар вдохнул полной грудью спертый, пропитанный опиумным дымом и какими-то душными благовониями воздух и поспешно зашагал туда, где золотисто занималось далёкое зарево. Тревожное крещендо незримых скрипок и дрожь разбитого стекла подгоняли, гнали прочь из мрака. Шорохи и тревожный, многоголосый шёпот зазвучали в тенях. Лоргар шагал по древним камням, через тёмный зал, мимо проплывали затянутые паутиной пыльные темные статуи и сухая гниль увядших цветов. Запах сухой гнили и пыли источало всё: ветхие бурые портьеры, изуродованные временем гобелены и грязные закоулки, полные пауков и крысиных шорохов. Особенно много здесь было барельефов и темных статуй. Лоргар засмотрелся на них и оттого не сразу заметил, как сумрак вскипел сонмом оживших теней. Серые призраки с ликами иссохших мертвецов, шурша темной рванью саванов, с тихими шорохами и вздохами выскальзывали из стен за его спиной, ныряли в полу ворох бордовых драпировок, цеплялись костлявыми, серыми пальцами за пыльные, темные камни стен и колонн.

Лоргар спешил вперёд мимо темных ниш, мимо костей и черепов, мутно белеющих впотьмах повсюду, мимо каменных чаш и арочных проемов, мимо зеркал и оскаленных глумливо каменных масок: шутовские лики истекали чернильно-черной, жирной смолой как слезами. Мертвецы бесшумно следовали за примархом, то ныряя в недра стен, то поспешно выныривая и стремительно нарезая круги вокруг. Они как тени нетерпеливо кружили, то отдаляясь, то приближаясь, с тихими вздохами и шелестом. Но что именно они хотят Лоргар не понимал. Он зажёг в горсти пламя, и всё полчище духов ринулось к нему.

Это было странно. Призраки стремительно ткали собой белый эльдарский доспех, обращаясь белой, узловатой психокостью и камнями душ. И камни эти мерцали тревожно с белых пластин, с наплечников и с ячеистого нагрудника. Лоргар коснулся одного и услышал смятенный, сбивчивый шёпот на незнакомом наречии. Что именно голос пытается в панике донести до него, Лоргар не понимал.

Пыль тонко замерцала и пришла в движение. Древние плиты густо устилал рыхлый пепел. Лоргар шагал вперёд, а под ногами, в хлопьях пепла хрустели чьи-то кости. Что-то брякало, бренчало и сипело повсюду: и в стенных нишах, и над головой и в темных проходах, уходящих куда-то вглубь пыльного и обветшавшего лабиринта тупиков и длинных коридоров. Мерцание пыли сгустилось и налилось теплом. Золотистый туман накрыл всё вокруг. Он мешал разглядеть предметы и остро, загадочно переливался. Музыка тревожной дрожью забиралась, казалось, под саму кожу, отравляя и опьяняя одновременно. Смех и стоны отчаяния, глухо дрожащие где-то в стенах рыдания на грани истерики, вплетались в звучание музыки странно, но органично до безобразия. И Лоргару это не нравилось. Ему не нравилось абсолютно всё в этом забытом богом месте.

Где-то дробились эхом в гулких залах голоса людей и звон хрусталя. Хор незримо рыдал в глубине коридоров, гулким рефреном повторяя слова хорошо знакомой Лоргару песни. Будто заклиная. Хор голосов, шептал, стенал в унисон, сквозь хохот и рыдания скрипок и звон клавесинов, под эхо скрежета, в тускнеющем золотом тумане:

В начале я думал все будет просто.

Я все равно ничего не теряю.

Я выстрелю в воздух и всех напугаю.

Но никто не заметил что здесь был остров.

И вода —

Неживая вода.

Визгливый хохот дробился эхом, отражаясь от стен под неистовые, искаженные звуки музыки. Марионетка на четырёх цветных нитях рухнула на Лоргара: иссохший мертвец в золотых доспехах. В бесполезных и тронутых распадом глазницах тускло мерцало золото. Мертвец дернулся, противясь стянувшим его запястья нитям и внезапно мощным ударом отшвырнул Лоргара от себя, качаясь, хватаясь за стены и судорожно обрывая полуистлевшие портьеры в тщетной попытке устоять. Золотой лавровый венец тускло блеснул в засаленных темных волосах. Шальной, оглушительный взрыв разнес марионетку, украсив несвежими внутренностями и ошметками мяса всё вокруг — и самого Лоргара. Искаженный гулким эхом глумливый смех, и пение сотен голосов, казалось звучали из-под самых серых плит и из стен:

Плохая игра: я все потерял,

Я лишь сохранил свое окно,

Я может быть уйду из него.

Но еще холоднее зима и вода.

Неживая вода.

— Мне никогда ещё не было так плохо! — стенали голоса в унисон.

И Лоргар видел багровые бури варпа, несущие в пустоту черный, частично безобразно оплавленный корабль. Межзвездный скиталец покорно следовал в никуда, его мотало и трясло, а обшивка пенилась безобразными, гротескными ликами. Казалось, они живы, застывшие навеки, багровые и нездорово притягательные в своём уродстве. Их оскаленных нечеловеческой мукой черты врезались в память навязчивым отзвуком собственных низменных, темных желаний.

— Мне никогда ещё не было так хорошо, — шептал, стонал и экзальтированно стенал варп, утробно вздыхая и воркующе смеясь.

А Лоргару казалось, что где-то внутри него невыносимо медленно рвется струна. Тело охватили жар и нечто тягучее, темное, неподвластное логике. Аврелиан уронил руку, с досадой отмечая, что тело реагирует на происходящее слишком бурно и непредсказуемо. И, при этом, достаточно однозначно.

Вкрадчивые голоса слуг Смеющегося Бога звучали отовсюду, дрожа и с гадливым хохотом терзая иллюзию, обступившую Лоргара:

— И так сладко, и так горько?

— И это всего лишь начало.

— И только течёт. Неживая вода.

Глумливые голоса арлекинов и хромой мотив почти заглушили хохот и отчаянный вой на одной ноте. Но эта какофония звуков рассеяла иллюзию.

И Лоргар обнаружил себя корчащимся на липких от крови ступенях. Где-то внизу, на кровавых камнях, как затаившаяся тварь, темнел проклятый черный клинок. Обезумев от боли и мрака, Лоргар сжался в позу эмбриона, зажимая распоротое чрево. И затихая.

Сознание уплывало, звон и тошнотворная слабость обволакивали сознание Лоргара Аврелиана. Сквозь кровавую пелену боли и безумия Лоргар видел как кто-то высокий и крылатый преклонил колено перед ним. Рука в латной перчатке коснулась плеча и осторожно его сжала. Багрово просиял алый глаз в золотом чеканном кружеве. И смутно знакомый незнакомец взвалил Аврелиана себе на плечи как Добрый Пастырь — заблудшую овцу.

Сквозь хрипы и шакалий хохот, хор голосов рыдал, шептал, стенал в унисон. Отчаянно и гротескно, сквозь обрывки музыкальных фраз, торжествующе-мрачный грохот органа и рыдания скрипок:

Холодной рукой ничего не построить.

И может быть лучше я утону.

И я не знаю, сколько я буду стоить,

Если все от меня убегут.

Со мной лишь вода —

Неживая вода.

Жар, одуряющая боль в кишках и судороги почти ослепили примарха. Теряя сознание, он равнодушно смотрел как не вполне белые крылья несущего его человека, роняя перья, марают стены бурыми, рваными полосами. А льняные кудри незнакомца стремительно темнеют от липкой примаршей крови. Крылатый воин, прекрасный как девушка, сейчас до боли напоминал льва. Жертвенного льва на Каменном Столе из сказки английского писателя.

Миг — и реальность пошла трещинами, рассыпаясь на звонкие, пестрые осколки. Из-под дерюжных покрывал Лоргар смотрел из пёстрой, суетливой толпы, с пыльной, красной брусчатки, как в небе плывет чужое, жаркое солнце. Пыльный зной и запах чужого пота почти заглушала густая, трупная вонь: высоко над равнодушно кишащей толпой, на цепях, покачивались грязные железные клетки. Слишком узкие, чтобы в них сидеть. Слишком невысокие — чтобы стоять. В них возились истощенные слепцы и гнили раздутые, почерневшие трупы. Вороньё с пронзительными воплями рвало мясо с ещё живых людей, облепив прутья и раскачивая клетки своим весом. Кровавые глазницы узников кишели личинками. Лоргара мутило от тупой, ватной муки спятивших от боли и отчаянья узников, Лоргара мутило от этого гнусного города крикливых караванщиков, работорговцев, красных камней, попрошаек и карманников. Плоские крыши и высеченные из песчанника дома мутно желтели, нависая над площадной суетой. Стоящий подле человек медленно стащил капюшон и поднял глаза. Совершенно седой заочник-уфолог неподвижно разглядывал пирующих птиц. А его жилистые пальцы, нервно подрагивая, стремительно перебирали четки.

Заочник встретился с Лоргаром взглядом и медленно покачал головой:

— Нельзя убить дракона если он живёт в каждом сердце, Лоргар.

Небо стремительно багровело, окрашивая оплавенные зноем каменные глыбы в мутные, бурые тона. Лоргар видел как согласно и невыносимо красиво, с хрустом и звоном, сминают иллюзию тысячи рук в белых и шашечно-лиловых перчатках. Реальность осыпалась россыпями хрупкого цветного стекла и каменного крошева. Руки комедиантов с хрустом, уверенно крошили реальность. И это напоминало слаженное театральное детство, завершающий этюд, полный мрачной красоты, экспрессии и нечеловеческого символизма. Искаженные эхом голоса незримых артистов самозабвенно гремели над бездной. Восторженно ревели трубы и валторны. И грозно, мрачно, звучали обрывки незнакомых мелодий. Где-то смеялись люди, а плач клавесинов и легкомысленная дрожь скрипок сплетались с голосами арлекинов:

Плазма огня и блестящая ртуть.

Все бежит, я не знаю куда.

Я лишь вижу, они бегут от окна:

Не узнать, не назвать, не вернуть.

Лишь вода —

Неживая вода

— Я никогда не был таким старым! — восторженно хохотал багровый мрак, исходя на шакалий визг и глумливое эхо.

— Я никогда еще не был таким мертвым, — шептал невесомо багровый свет тысяч свечей, вспыхнувших повсюду на каменном полу. Мрак отступал перед их мятежным, загадочным светом. А тени метались по древним плитам огромного зала, вторя музыке.

— И если это еще только начало, то каким же веселым будет конец?! — восторженно орали наперебой тысячи голосов, перекрикивая друг друга и плач скрипок, — ведь течёт неживая вода! Неживая вода.

У самых ног остро блеснуло что-то длинное и хищно изогнутое. Под бой барабанов и хохот скрипок Аврелиан успел разглядеть в мятежном сиянии свечей что-то пёстрое. Вычурные шашечно-цветастые ножны и лукаво поблескивающие алые камни на рукояти. Лоргар Аврелиан опустился на одно колено, бережно поднимая с древних плит невероятной красоты клинок. Едва пальцы примарха сомкнулись на рукояти — всё вокруг стремительно пришло в движение. Подробная, невероятно качественная иллюзия безконтрольно и уверенно сминалась и оплывала, как комок теплого пластилина в руках ребенка. Багровый воск свечей, бурая рвань портьер и древние камни лениво трансформировались в огромную бледную ладонь.

Лоргар в полной мере ощутил, что стоит между линией жизни и линией любви, на живой, но не вполне человеческой коже только когда над ним нависла огромная носатая рожа. Потребовалось каких-то несколько мгновений, чтобы Лоргар отчётливо осознал, что видит не живое лицо, а гротескную маску. Там, где из-под нее выглядывали участки живой плоти, кожа была значительно бледнее. Мелодично и одурело забренчали бубенцы карминно-лилово шутовского колпака, сталкиваясь и заслоняя собой всё, что сзади и слева. Лишенные зрачков и радужек золотые глаза, пылающие в прорезях маски, разглядывали Лоргара как какую-то занятную и крайне забавную безделицу. Оскал шута стал ещё шире. От обилия шашечных принтов, золотых узоров и цветовых пятен у Лоргара зарябило в глазах. От пестрого шейного платка и от ажурных манжетов гигантского шута вызывающе несло вульгарным амбре каких-то отшибающих обоняние духов, кровью и варпом. Ладонь тряхнуло. И Аврелиан, от неожиданности рявкнув матом, качнулся, пытаясь устоять на ногах. Шут хмыкнул и нахально прищурился, цинично разглядывая со всех сторон свою находку. Лоргар задохнулся от возмущения и уныло покосился на клинок, всё ещё загадочно поблескивающий в руке.

— Я же не верю в тебя, не считаю тебя богом, зачем?! — не выдержал Лоргар и поспешно склонил голову, протягивая на вытянутых руках меч, — забери, я не достоин такой чести. Уверен, найдутся другие…

Огромная носатая рожа гнусно оскалилась и вкрадчивый, надреснутый тенор, дробясь в пустоте на эхо, любознательно поинтересовался:

— Где ещё мне найти такого искреннего кретина?

Лоргар неодобрительно кашлянул и скептически поджал губы, опуская меч. Два здоровенных когтистых пальца щёлкнули Лоргара в грудину так, что внутри что-то хрустнуло. И примарх согнулся пополам, задыхаясь от боли.

— Можешь не отвечать. Камешки красивые, признай, мон-кей. Красивые, но хрупкие, — тенор изошел на хихиканье, шакалий смех и эхо, — тебе нравятся доспехи аэльдари? Нравятся, не кривись. Восхищение и любовь написаны на обратной стороне твоих потрошков, мон-кей. Показать?

— Поверю. На слово, — отдышавшись, прохрипел Лоргар, щупая грудную клетку и сплевывая розовую слюну, — при чём здесь камни? О чем вы вообще?

— Камни душ. Красиво, но хрупко, — глумливо протянул Золотой Шут и склонил голову чуть на бок, отчего бубенцы на хвостах дурацкого колпака мелодично, предостерегающе забренчали, — если мон-кею вздумается разбить парочку — кто ж его остановит?

Лоргар моргнул, нахмурился и поднял глаза, мучительно соображая. Откровенно глумливая носатая рожа наблюдала за тем, как вытягивается от изумления лицо Аврелиана, с явным удовольствием и с долей злорадства.

— Вы это что, хотите чтобы я сам, своими руками, уничтожил все трофейные эльдарские доспехи вместе с камнями душ? — Лоргар потрясённо покачал головой, но замер, что-то прикидывая в уме. И его осенило, — понимаю. В моем времени нет Жадной Суки. Эльдарский пантеон цел и никем не сожран. А значит — исправно выполняет свои функции. И, следовательно, вы хотите, чтобы я освободил личности тех, кто заключён в камни душ и они, в свою очередь…

— Ты слишком много болтаешь, — огромная когтистая рука качнулась, небрежно стряхивая Лоргара в ничто. Тьма расступилась, поглощая всё вокруг: цвета, оттенки, запахи, звуки. И Лоргар проснулся.

Минут десять он просто лежал, неподвижно глядя в мутно белеющий потолок. И слушал ровное дыхание спящего кота. Попытавшись нашарить телефон, Аврелиан неловко перевернул что-то, что-то длинное и холодное на ощупь. Предмет с глухим стуком и звоном упал на пол. Лоргар поспешил перегнуться через спящего кота и очень тихо, изумлённо выругался: на пёстром линолеуме, аккурат в проходе, поверх разбросанных тапок, валялись вычурные, шашечно-пестрые ножны. И длинный, изящный красавец-клинок арлекиньего божества.

* * *

Прохладный, синий мрак ангара успокаивал. В этой пыльной тишине всегда царил мирный, свободный от раздражения покой. Впитывая в себя слабо мерцающий голубыми всполохами синий мрак, Мария ощущала как медленно, но верно наступает вегетативное успокоение. Пульс, кровяное давление, частота дыхания и сторожевые функции — всё неотвратимо снижалось, затухая и невесомо вздыхая в унисон мерцанию неведомых голубых реле. Синяя, чистая от примесей мгла ангара неторопливо наполняла всё существо девушки.

Мария неспешно шагала среди свисающих отовсюду мотков кабелей как в трансе, ощущая, как организм настраивается на щадящий режим и отдых. Покой и гармония царили вокруг и вовне, психолог слабо улыбнулась, подобрав полы белой ночной рубашки и бесшумно ступая босыми ногами по нагретому неведомыми процессами металлу. Старомодная ночная рубашка пушистым ажурным колоколом цеплялась за какие-то скобы и тугие жгуты проводов. Волочилась следом шлейфом тропической рыбки, когда девушке приходилось нагибаться чтоб пробраться под свисающими сверху мотками кабелей. Ночные рубашки из сентиментальных дамских романов были безобидной блажью, такой же смешной и нелепой как и эти прогулки босиком. Мария прекрасно понимала это, но уже в который раз совершала ночной моцион по опустевшим отсекам. Это было сродни ритуалу, это дарило успокоение, ощущение защищённости. И какую-то призрачную иллюзию принадлежности к коллективу. Настоящие, тактильные ощущения, ледяной или нагретый металл под бледными ступнями — это дарило уверенность и ощущение некой сакральной сопричастности происходящему. И сам этот синий мрак спящего крейсера был для Марии синонимом покоя и единения. Её единения и тесной связи со всем, окружающим её.

Шорохи, сопровождавшие её и раньше, будто бы усилились. Мария остановилась, безотчетно прислушиваясь и чувствуя, как перехватывает дыхание и отчего-то пропускает удар сердце. Вдалеке, тихо, надсадно и тревожно что-то заскрежетало. Будто протащили по ребристым пластинам чем-то тяжёлым, острым и неровным. Мария сделала ещё шаг и остановилась. И звук повторился. Правее и значительно ближе. И тише. Беспричинный страх овладел Марией, её колени ослабели, а грудную клетку будто окатило изнутри крутым кипятком. Девушка попятилась, поджимая босые пальцы и стараясь лишний раз не дышать.

Невесомый шорох прозвучал за самой спиной, отчего девушка едва не заорала. По спине прошлась огромная, закованная в латные перчатки пятерня. Цепляя и случайно царапая ткань. Аккуратный, но достаточно мощный удар ладони куда-то между лопаток выбил из груди воздух. Удар был такой силы, что девушка растянулась впотьмах на полу. До слепящей боли и черноты в глазах приземлившись подбородком и лбом на какой-то моток шнуров и толстых кабелей.

Несколько вспышек, странные и тягуче-неправильные звуки выстрелов озарили ангарный мрак. Что-то угрожающе и пронзительно взревело на манер бензопилы. Бледно полыхнуло голубым. Сердце прихватило, а Мария задохнулась собственным криком: редкие голубые вспышки в глубинах ангара озаряли своими слабыми отсветами очертания меняющегося и растущего вверх и вширь сервитора. Знакомая человекообразная, гротескная груда шлангов в мантии техножреца, обогнув Марию, рванула с места. Теряя всякое сходство с Северием и стремительно превращаясь в трехметрового воина. Оглушительные топот, тени двух несущихся навстречу друг другу гигантов, визг и россыпи искр от встретившихся друг с другом пиломечей, озарившая ангар бледно-голубая вспышка: всё это происходило какие-то доли секунды. Мария в ужасе отпоползла и поджала под себя ноги, нащупав стену и толстую, пыльную цепь. Предназначения её Мария не знала. Вспышки и рассыпаемые встречающимися пиломечами искры озарили совершенно одинаково татуированные, искаженные яростью, бледные лица. Мария поспешно поднялась и вжалась в стену, судорожно ощупывая пространство вокруг себя. Свисающий низко свободный конец цепи обжигал холодом, пах соляркой и был липким и какими-то слишком шершавым на ощупь.

Ангар огласили отрывистый вопль ярости и грохот, сопровождаемые визгом пиломечей и чудовищными ударами, сминающими металл. Кто-то отступал во мраке, отражая удар за ударом. Вопль повторился, дробясь на эхо в кромешной тьме. Звуки пальбы и всполохи на миг озарили сражающихся. Мария уже совершенно не понимала, что происходит, её тело била крупная дрожь. На какой-то безумный миг ей показалось, что она слышит сиплый, болезненный смех. Вокруг сражающихся со звоном и шелестом расцветала бледная восьмиконечная печать странной формы. Под грохот и треск, надсадно взревел пиломеч, отсекая в неверном свете печати чью-то голову. Что-то круглое глухо упало и покатилось, отскакивая от предметов и марая пол. Очередная вспышка голубого свечения, осветившая ангар, выхватила из мрака очертания отрубленной головы и всё вокруг: перекошенное, обмаранное кровью человеческое лицо, неподвижно глядящие в стену серые глаза и тускло поблескивающую на ребристом металле кровь. Сам обезглавленный труп с грохотом рухнул на спину, обрывая собой какие-то кабели и выпуская из рук оружие. Печать же попросту моргнула и растаяла, будто её и не было.

Мария притихшим зверьком вжалась в стену, прислушиваясь. Неторопливые, размеренные шаги зазвучали совсем близко. Тяжёлый вздох, возня и трескучая ругань на неведомом наречии опалили сознание девушки. Её трясло, трясло крупной дрожью, Мария видела и слышала достаточно, чтобы понять простую истину — ей не уйти. Никому не уйти. Это конец. Что-то звякнуло сочленениями, шорох грубой ткани прозвучал совсем близко и в лицо девушке дохнуло густым запахом крови, машинного масла и табачной горечи. Огромная пятерня опустилась на плечо, а негромкий, басовитый мужской голос с тревогой спросил:

— Мария, вы в порядке?

Бледно голубая вспышка в глубинах ангара на миг озарила нависшее над ней внимательное, умное лицо, водянисто-серые глаза, не выражающие ничего кроме тревоги и ожидания, бритый череп незнакомца и его синевато-зеленый доспех. Вычурный и наводящий на ассоциации с китайскими драконами и морскими гадами в немыслимых безднах.

— Мария, — басовито и негромко повторил незнакомец, встряхнув девушку и пристально вглядываясь в остекленевшие от ужаса глаза за очечными стёклами, — вы всё ещё со мной?

Психолог беззвучно пошевелила губами и как-то невпопад кивнула.

— Больше никогда так не делайте. Ангары — не место для прогулок. Как и военные суда Империума в целом, — подозрительно знакомые интонации незнакомца пусть и не сопровождались сипением и хрипами, но абсолютно точно принадлежали Северию, — вам повезло, что я вернулся за братом.

— Братом? — психолог с сиплым, бессвязным звуком хлопнула ртом. И потерянно покосилась в ту сторону, где, марая ребристый настил кровью, всё ещё в неверном мерцании какой-то резервной технической штуки лежал на спине обезглавленный труп.

— Да. Когда-то он был моим братом, — в прозрачных радужках воина отражались пульсирующие отсветы слабых, голубых вспышек, — вы всё ещё можете называть меня Северием. Вы понимаете меня? Не молчите, Мария.

— Вы не… — девушка запнулась и умолкла, — простите…

— Я не убью вас, — невозмутимо согласился воин. Глаза его улыбались, — в конце концов, вы воздействуете на реальность куда занимательные, чем еретех Северий.

— Вы что, всё это время играли техножреца? — лицо девушки прояснилось и отразило понимание, — как же я не… вы изначально не были похожи на них. Ни на кого. Другой. Я искала логическое объяснение вашему феномену, а оно всё это время было на самой поверхности…

— Не бродите по крейсеру, Мария, — неожиданно теплые пальцы аккуратно коснулись щеки и убрали с лица выбившуюся темную прядь. Вспышка озарила спокойное, бледное лицо и гидру во всю щеку, — ваша энергия достойна куда более полезного применения.

— Вы расскажете? Остальным, — Мария поправила очки, наблюдая, как воин подбирает отсеченную голову, — вы же объяснить всё примарху и…

— Нет. Расскажете вы, — Северий рывком поднял обезглавленный труп и флегматично выволок его на середину ангара, — я буду занят. Катастрофически занят, Мария.

Девушка не ответила. Она завороженно смотрела как исчезают в короткой вспышке воин и его ноша. А тёмный ангар погружается в тишину, нарушаемую только сухим потрескиванием какого-то устройства, слабо моргающего голубыми отсветами. Щека всё ещё хранила тепло чужого прикосновения. Мария рухнула как подкошенная, закрыла лицо руками. И банальнейшим образом разревелась. Впервые за последние десять лет свой не то, чтобы и долгой жизни.

* * *

Студенты единым, громогласным потоком двигались по коридору, мимо инспекторской, мимо вкрученного в пол железного столика для посетителей, мимо портретов патриархов и серой лестницы. Прямиком в недра ярко освещённого фойе.

Электрический свет с непривычки бил по глазам. На окнах и на полу, вдоль стен, в скособоченных плошках и в здоровенных кадках, зеленели и цвели многочисленные и совершенно незнакомые терранские растения. Альфа-легионер их назначения не знал, а тот, чьё мозговое вещество он поглотил, усваивая содержащуюся в нем информацию, такими знаниями не располагал тем более. Потому что презирал и считал атавизмом всё, что не входило в сферу его интересов. Альфа-легионер педантично разгладил белоснежные манжеты, застегнул на ходу свой китель и свернул в общем потоке в фойе.

За окнами едва светало, холодно и невозмутимо смотрели в окна синие сумерки. Где-то снаружи шел дождь. В темном небе, над пробуждающимся терранским городом, глухо рокотала гроза. Альфа-легионер поспешил занять место в самом углу фойе. Окружающие на него поглядывали со смесью сонного любопытства и недоумения. Но не более. Какой-то однокурсник молча пожал его руку. Имени этого человека альфарий не знал: к сожалению, покойный владелец поглощенного им мозга не считал нужным запоминать имена людей, в ценности которых уверен не был. Где-то впереди, сонной громадой проплыл Лоргар Аврелиан. Равнодушно мазнув взглядом по толпе, примарх на долю секунды задержал взгляд и на альфарии. И изумлённо пробормотав что-то вроде «интересно девки пляшут», отвернулся, зевнул в ладонь и привычно привалился плечом к стене.

— Жо-о-орик! — альфарий дернулся, но избежать столкновения не успел. На него обрушилось что-то косматое, буйно рыжее и невероятно шумное. Гремя браслетами, шурша каким-то ворохом зелёных шалей и кружавчиков, долговязое и рыжее стихийное бедствие встряхнуло его за плечи как тряпичную куклу. А в самое ухо ликующе взвыл женский голос, сдобренный таким потоком психосилы, что альфарий от неожиданности шарахнулся в сторону, — Жорка вернулся! Жора, ты насовсем, да? Насовсем?!

В памяти всплыло чужое и обречённо «Евище».

— Что ты делаешь? — процедил альфарий, безуспешно пытаясь убраться в сторону.

Рыжая, веснушчатая Ева, ничуть не смутившись такому приёму, с восторженным писком взлохматила его волосы обеими руками. И гремящим, ликующим торнадо унеслась куда-то в толпу.

— Гарин, ваша очередь читать утренние молитвы. Вы помните? — альфарий поднял глаза, наткнувшись на оценивающий, настороженный взгляд дежпома.

Альфа-легионер кивнул. Бывший солдат. Бывший пограничник. Церковник Ахав. Немолодое, изрезанное морщинами и шрамами лицо, густая черная борода и кряжистая, медвежья фигура под черным подрясником. Человек, которого не стоит недооценивать. Пробираясь вперёд сквозь толпу, альфарий проигнорировал чей-то оклик. И, ориентируясь по воспоминаниям покойного Гарина, отыскал у стены, в тумбочке, под аквариумом, пухлую папку с распечатанным текстом утренних молитв. Студенты занимали пространство фойе, а где-то за окнами, в синей, ненастной мгле, гремели грозовые раскаты и шел дождь. Альфа-легионер достал расчёску и раздражённо уложил растрёпанные Евой волосы. Мать Гарина считала, что ему идёт косой пробор. Собственно, так оно и было. «Прическа трактирного служки», — всплыло в памяти. Это было что-то настолько гаринское, что-то принадлежащее его школьному прошлому, что альфарий непроизвольно замутило. Альфа-легионер рассеянно моргнул и нахмурился. Эти хаотичные обрывки воспоминаний были пропитаны отвращением и неприятием. Альфа-легионер хладнокровно проигнорировал некстати всплывшие ошметки чужой памяти, сдобренные горечью, обидой и чем-то вычитанным у терранского классика. Спрятал расчёску, забрал папку и занял место чтеца.

Впереди, на стене, висела огромная картина религиозного содержания. Кылатые юноши, сидящих за столом, смотрел одинаково спокойно и внимательно. И доброжелательные, красивые лица их очень смутно напоминали одухотворённый лик примарха Кровавых Ангелов.

Неторопливо перекрестившись, альфарий открыл папку. И по фойе поплыл звучный, низкий голос. Сзади шуршали и кашляли. Где-то позади, схоронившись между студентов, кто-то рылся в телефоне, клацая клавиатурой и переговариваясь свистящим шепотом. Звуки кашля и шуршание ткани звучали где-то на грани восприятия, как ничего не значащий, фоновый шум. Гарин перевернул страницу. Он читал, но прекрасно слышал как болтают шёпотом регентши, как скрипит под подошвами растираемый по полу песок. А окопавшийся у входа дежпом бдительно отмечает опоздавших и невозмутимо собирает с сонных студентов объяснительные.

Матовые плафоны пылали равнодушно, но ярко. Альфа-легионер вычитывал древний религиозный текст, флегматично отмечая про себя, что голос Гарина и его собственный как-то слишком схожи. Как и некоторые черты лица. Думать, о том, что он прикончил своего вероятного предка не хотелось. Как и о смерти брата.

Мягкой, басовитая гаринской октавой альфарий равнодушно бубнил додревний терранский текст, а в носу всё ещё стоял запашок мочи и фекалий. Да. Пожалуй, да. Ни в перекошенном от ужаса лице Гарина, ни в его мелко дрожащей нижней челюсти ничего харизматичного не наблюдалось. Образ великолепного мерзавца, который годами взращивал этот человек, ломался в умелых руках быстро, быстрее чем хотелось бы. Тускнел и съеживался на глазах, обнажая настоящего Гарина, рыдающую, дрожащую гадину, с воем отползающую прочь, марая пол. Недостаточно быстро, впрочем. Альфа-легионеру было одинаково глубоко плевать и на грызню додревних терранских правителей, и на вялые потуги этого чучела устраивать с комфортом своё будущее и финансовое благополучие. Но, вместе с тем, Гарин имел несчастие быть отличной мишению. И это определило его участь. Из всех однокурсников примарха только Гарин оптимально подходил по всем параметрам: он был достаточно самостоятелен в финансовом плане, и его уже достаточно давно не посещали родные. А также Гарин, как было принято говорить здесь, на древней Терре, имел собственную жилплощадь. Уничтожив труп и употребив известным способом мозг покойного, альфарий разжился его знаниями. И, надо признать, информация оказалась ценной, но абсолютно бессистемной. Положение спасали книги, альфарию удалось связаться с администрацией и восстановиться на второй курс. Но он не был уверен в главном. В том, что после последнего гаринского показательного выступления, ему вообще удастся возобновить общение с будущим примархом. Альфа-легионер, читая чуть нараспев какие-то малознакомые речевые обороты, поднял глаза на картину и с досадой перевернул страницу. Что Аврелиан поверит в осознавшего и раскаявшегося Гарина, верилось с трудом.