Терранец (джен)

Примечания:

Для тех, кто не умеет читать метки поясняю: **это стёб**. Если шутки "нипанятные", то дело скорее всего не в авторе, а в гении, который его читает.

Этот текст — попытка разобраться. Разобраться в том, что из себя представлял бы примарх, выросший в альтернативно религиозной среде. Достаточно хорошо автор знаком в первую очередь с православной средой. Поэтому Лоргар — православный. Читать это или нет — исключительно ваше дело. Борщевик предупредил.

Так же нас есть иллюстрации: https://vk.com/album-49961402_275789424

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

Награды от читателей:

«Отличная работа!»

от

5ximera5

«Цегорах одобряет!»

от

cra2zy

«Отличная работа!»

от

Solnashko luchistoe

Наградить фанфик

462

Нравится

841 Подписаться

1341

Отзывы

146

В сборник

Скачать

Смотреть работу в 146 сборниках

×

Сообщение об ошибке в тексте

Как правильно? (не обязательно)

Отмена

Отправить сообщение об ошибке автору

Сообщить об ошибке в выделенном тексте

×

Сообщить о нарушении правил

Набросок из нескольких строк, еще не ставший полноценным произведением

Например, «тут будет первая часть» или «я пока не написала, я с телефона».

Мнения о событиях или описания своей жизни, похожие на записи в личном дневнике

Не путать с «Мэри Сью» — они мало кому нравятся, но не нарушают правил.

Конкурс, мероприятие, флешмоб, объявление, обращение к читателям

Все это автору следовало бы оставить для других мест.

Подборка цитат, изречений, анекдотов, постов, логов, переводы песен

Текст состоит из скопированных кусков и не является фанфиком или статьей.

Если текст содержит исследование, основанное на цитатах, то он не нарушает правил.

Текст не на русском языке

Вставки на иностранном языке допустимы.

Намеренная провокация или оскорбление

Автор создал текст с целью потроллить читателей.

Не путать со стёбом или пародией.

Плагиат

Пользователь, опубликовавший работу, не является настоящим ее автором или переводчиком.

Плагиатом считается копирование текста и выдача его за свой. Если у вас украли идею или

персонажей — не стоит слать жалобу, мы не сможем вам помочь. В этом случае обращайтесь к автору напрямую.

Пожалуйста, приведите ссылку, которая могла бы подтвердить настоящее авторство, и пояснения, почему вы считаете данную работу плагиатом:

Список признаков или причин, плюсы и минусы, анкета персонажей

Перечисление чего-либо не является полноценным фанфиком, ориджиналом или статьей.

Часть работы со ссылкой на продолжение на другом сайте

Пример: Вот первая глава, остальное читайте по ссылке...

Нарушение в сносках работы

Если в работе задействованы персонажи, не достигшие возраста согласия, или она написана по мотивам недавних мировых трагедий, обратитесь в службу поддержки со ссылкой на текст и цитатой проблемного фрагмента.

Отмена

Отправить сообщение администрации

Назад

Содержание

Вперёд

7. Лоргар наносит ответный удар

27 ноября 2020, 03:37

Настройки текста

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100%

Выбрать размер отступов

100%

90%

80%

70%

60%

50%

100%

Выбрать размер шрифта

70%

80%

90%

100%

110%

120%

130%

140%

150%

160%

170%

Примечания:

Ещё раз напоминаю, что это стёб. Если есть критические расхождения с бэком — говорите сразу.

* Притво́р — пристройка перед входом в храм. Обычно примыкает к западной стороне христианского храма. В XII веке на Руси возник новый тип храма с тремя притворами: с западной, южной и северной сторон храма. Обычно отделяется от храма стеной с дверями.

** Епитрахи́ль — принадлежность богослужебного облачения православного священника и епископа — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь. Переводится с греческого как "то, что вокруг шеи".

В. Высоцкий "Баллада об уходе в рай"

Дико клонило в сон. Мимо, широко зевая, просланировал небывало помятый Лёха. Какая-то женщина подняла на руки трёхлетнюю девочку, чтобы та могла поцеловать край иконы. Лоргар улыбнулся и отвел глаза. Ранняя служба оказалась куда многолюднее чем Лоргар представлял себе. Кажется, на неё пришла вся воскресная школа вместе с мамами, бабушками, дедушками и папами. Кто-то ныл и просился на руки. Где-то кто-то шуршал, истошно запищал чей-то телефон. Какой-то сидящий на руках отца младенец задумчиво поковырял пальцем черный китель Лоргара и важно сообщил:

— Утута. У.

— Здравствуй, герой, — кивнул, пряча улыбку Лоргар, — как звать-то?

— Дань, — важно сообщил ребенок и замолотил кулачком по спине отца.

— Причащать скоро будут? А то душегубка такая, — мужчина, такой же сероглазый как и ребенок, обернулся и с изумлением уставился снизу вверх на почти нависшего над ним Лоргара.

— Скоро, — заверил его Лоргар, — сейчас литургия верных, часы уже прочли.

— Тебе виднее, — ухмыльнулся молодой отец, — мне это всё — китайская грамота.

— Да вы вперед пройдите, там прохладнее, — кивнул всторону алтаря Лоргар, — впереди места больше.

— Да неудобно, слушай… мы с Данькой чё, бабы, вперед чтоб пропускать? А ну скажи, Даня, кто ты у нас?

— Дань музык!

— Во. Молодец. Пальцы в рот не суй.

Ребенок возмущенно надулся, засопел и уверенно сообщил:

— Дань. Музык.

После чего попытался запихать себе в рот всю пятерню. Предусмотрительно свесившись отцу за спину.

— Так-то оно так, да только в церкви первыми полагается пропускать детей, потом уже мужчин, а после — женщин. А не наоборот, — заметил Лоргар.

— Торжество патриархальных ценностей, м, — ухмыльнулся молодой папаша. Младенец, вцепился обеими ручонками в капюшон отца и задумчиво потянул его себе в рот, философски поглядывая на окружающих, — нет, что, серьезно? Я что в церкви, старух не должен пропускать вперёд?

— Да, не обязаны. Первые на причастие идут дети, потом мужчины, потом женщины.

— Не знал. Спасибо.

— Таковы правила. А с младенцами на руках, кстати, идут без очереди. Так положено.

— Это. Спасибо.

— Просто идите вперед. Вас все обязаны пропускать вперед. Пропустите мужчину с ребенком! Женщина! Пропустите ребёнка!

Отец с сыном растворились в толпе. Лоргар вздохнул и повернул к выходу. Мягко мерцали лампады. В золотистом церковном полумраке пахло горящим ладаном, хлебом с канона, горячим воском, детским кремом и тройным одеколоном. Какая-то бабулька упорно намывала полотенцем стекло оклада. А из-за стекла ясно и спокойно смотрела девушка в восточных одеждах. Великомученица Варвара, дочь языческого жреца, умученная собственным отцом. Жирным золотым блеском сияли подсвечники. Десятки, сотни восковых свечей горели в рыжем сумраке. Огни толстых и тонких, желтых и красных свечей трепетали и метались от дыхания людей и случайных сквозняков. Где-то далеко впереди, за спинами тепло одетых людей празднично и заливисто гремел женский хор. В храме было шумно, людно и очень жарко. Слева какой-то сухощавый, невысокий дед очень громко отчитывал безобразничающую внучку и громогласно хрустел пакетом. Педантично складывая его и пряча под пальто. Туда-сюда бегали дети. Какая-то кроха в пятнистом малиновом платочке запнулась о ноги Лоргара, доверчиво улыбнулась ему щербатой улыбкой и пестрой шустрой рыбкой нырнула обратно в толпу. Где-то какие-то старушечьи голоса вовсю стыдили каких-то школотят, которые «бегають и бегають, вот боженька расстроется и накажет». Какие-то девушки в джинсах толпились у входа куцей кучкой, ошалело разглядывая всё вокруг себя, открыв рты и попутно наматывая на головы платки. Закупившись в лавке свечками, девчонки гуськом потянулись к иконе мученицы Татианы, покровительницы студентов. И немедленно торжественно облепили весь подсвечник. Ало-золотые отсветы на их лицах так прихотливо оттеняли кожу и мягкие, юные черты, что Лоргар невольно засмотрелся. Одна из девушек испуганно уставилась на Лоргара, пискнула, прикрывая рот ладошкой и что-то оживленно зашептала подругам. Вся девчачья стайка, округлив глаза, уставилась на Аврелиана.

— Живой Ванпанчмен! — донеслось до Лоргара.

— Етить!

— Нет. Он похож на Тоторо! Смотрите какой няшный…

— Смотри, смотри…

— Это что ещё за атака титанов…

— Ванпанчмен! А давайте чего-нибудь спросим…

Лоргар стремительно срулил подальше от подозрительно воодушевленно пищащих девиц. Мамы и бабушки суетливо курсировали по храму вместе с детьми. Мужчины стояли спокойно и изредка крестились. Где-то справа кто-то бессвязно бухтел — это дежурные выводили из храма пьяного. Где-то далеко, в притворе*, плакал навзрыд младенец: над ним всячески суетились его родители, молодая пара. И почтенная дама пенсионного возраста, в огромной фетровой шляпе и с детской шапкой в руках. Видимо, бабушка.

Лоргар, ловко лавируя в толпе, многотонным танкером плыл через весь храм прямиком к свечной лавке. А точнее к расположенным подле нее полкам с печатной продукцией. Аккурат за толпой стоящих на исповедь людей ныкались облепившие эти самые книжные полки студенты. Обычно во внутрихрамовой свечной лавке кроме молитвословов и акафистников продавалась всякая беллетристика вроде Вознесенской и Сысоевой, но временами попадались и весьма стоящие вещи. Справа Стас листал очередное творение Кураева. Лоргар притормозил и выудил с верхней полки черную книжку с серебристой надписью. Надпись гласила: «Мандеи: история, литература, религия». За окнами стояли густые синие сумерки, а где-то в просвете меж серыми коробками панельных домов брезжил-разливался золотисто-алый рассвет. Ужасно клонило в сон, а где-то на подкорке зудела мысль, что хорошо бы уйти на дно как подводная лодка и спать, спать, спать, спать…

— Лоргар, — кивнула Ника, вынырнув из толпы, — ты обещал показать твои переводы на колхидском.

— Да, сейчас, — Лоргар поспешно вернул книгу на полку и выудил из-за стеллажа сумку. Из сумки одну за другой достал толстую амбарную книгу и очень пухлую рукописную тетрадь в клеточку, — не представляю, зачем тебе это. Ты же не знаешь колхидский. Ник.

— Ого. Действительно клинописи. Это что? — Ника раскрыла амбарную книгу, страницы были густо исписаны незнакомыми символами.

— Библия. Ветхий и Новый Завет. Я давно всё оцифровал, а это оставил вроде как на память…

— Ты туда даже иллюстрации из детской Библии вклеил что ли?

Лоргар покраснел:

— Будучи подростком я мечтал, что сумею вернуться на Колхиду и проповедывать там Христа как святой Патрик проповедовал ирландцам. Не важно. Смотри. Здесь полный перевод всех книг Ветхого и Нового Завета. А в конце — сборник коротких молитв.

— А здесь? — девушка зашуршала тетрадью.

— Наш учебник за первый курс. Тот, который по катехизису. Ну этот, который издан в начале прошлого века…

— Ты перевел пояснения к катехизису святителя Филарета Дроздова?! — шокированно распахнула глаза девушка, — но это же… Ну ты и монстр! Это когда же… Лоргар, ты знаешь, что ты чудо?! Это же основы основ, тут же подробное описание всех церковных таинств и их значение, разжеваны основы основ… это же один из догматических памятников, излагающих от имени Церкви её веру и богословское учение!

— На первом курсе баловался переводами, — кашлянул Лоргар в кулак, — не думал, что пригодится.

Мимо, трубно сморкаясь, проплыл кто-то из старшекурсников. Где-то впереди лениво волновалась толпа стоящих на исповедь людей. Исповедывал их недавний выпускник: чернявый, угловатый, сутулый отец Роман. Люди по очереди подходили на исповедь, к кафедре с крестом и Евангелием, священник накрывал голову очередного подошедшего своей желтой епитрахилью**, внимательно слушал, задумчиво кивал, что-то тихо спрашивал, снова кивал. Опускал пятерню на затылок, читал разрешительную молитву, твердым, размашистым жестом крестил голову человеку поверх ткани, забирал епитрахильный край, дожидался пока человек приложится к кресту и Евангелию. И поспешно накрывал тканью следующего, рассеянно моргая и слушая как очередной незнакомый человек изливает ему свою душу.

— Слушай… Лоргар, — позвала Ника, возвращая рукописи, — а попробуй перевести что-нибудь из Достоевского.

— Это будет сложно. Но я могу попытаться, — пожал плечами Лоргар, — понимаешь, слишком много названий устаревших профессий. Или предметов, которых нет на Колхиде. В колхидском языке и слов-то таких нет.

— Кажется, понимаю. Околоточные, например, — хмыкнула Черновец, кивая, — «доходный дом», скрипка. Снег.

Где-то справа сварливо загалдели на все лады старушечьи голоса.

— Тьфу ты, позорище! На старости лет с бритым черепом… — донеслось до Лоргара, — и не стыдно тебе? Старая женщина, а без платка. Да ещё и лысая…

— Ой! Ба-а-атюшки! Срамота какая, — скрипуче ахнула баба Капа с канона, прижимая руку ко рту, — вся рожа в письменах!

— Не трожь, Капка. Ведьма это.

— Ба-а-атюшки, срам-то какой… женщина, вы харикришна-то, небось? Харикришна, да?

— О-ой, Зо-ойка-а, я этих черных страсть как боюсь, — громким шепотом поделился какой-то старушечий голос.

Лоргар обернулся и поперхнулся воздухом от неожиданности: посреди галдящих от возмущения старух непоколебимым черным обелиском возвышался очень смуглый, бритоголовый, татуированный дед в черном женском платьи очень странного фасона. Платье это доставало аккурат до пола и, если бы не расшитое колхидскими письменами ажурное декольте, сошло бы за рясу или одеяние жреца. Слезящиеся блеклые глаза старика излучали унылую ненависть, тоску и глухое противление. Он пока что стоически переносил старушечье брюзжание и, кажется, не понимал ни слова из того, что ему говорят.

— Бабушка, наденьте платок, тут есть бесплатные платки для тех, кто забыл свой платок дома, — засуетился какой-то кудрявый первокурсник и ринулся к дернувшемуся всем телом деду. Вооружившись цветастым бабским платком с кистями, да. Гений, чтоб его, — потом просто сложите в коробку…

— Мир всем! — певуче продребезжал из алтаря на весь храм отец Никон. Отчего по лицу деда прошлась гримаса боли.

— И духове твоему, — пропел в ответ хор.

— Прокимен, — возвысил голос диакон, — глас четвертый…

Дед страдальчески поморщился и, осаждаемый помогающими доброхотами, кое-как обмотал свой татуированный череп пестрой тряпицей. Лоргар моргнул и с жалостью покосился на бедолагу: все-таки в храме было довольно-таки душно и жарко.

Успевший уже прочесть все, что ему положено диакон, между тем повернулся. И весь храм с ним заодно с готовностью грянул: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя…»; под тысячеголосый грохот «Символа Веры» странного деда натуральным образом перекорёжило. Он согнулся пополам, вытаращил глаза и распахнул рот. А оттуда заревели-завыли пять голосов одновременно. Голоса эти, на чистейшем колхидском нецензурно ругали всех присутствующих, их родню, проклятую древнюю Терру и отвратительно голосистых жрецов Галилеянина. И попутно истошно орали что им очень-очень больно. Лоргар среагировал молниеносно: таких бесноватых он частенько видел у мощей, в кафедральном соборе. Изловив неистово извивающегося всем телом и злобно ревущего пятью голосами деда, Аврелиан бережно поволок его в угол. К баку со святой водой. Люди молча расходились, освобождая пространство и показательно не обращая внимания. Женщины поспешно уводили подальше озирающихся детей. Какой-то человек с армейской выправкой и сталью в голосе, попросил какую-то бабку освободить табурет, открыл кран, быстро набрал из бака воды и молча передал кружку Лоргару.

Кое-как усадив визжащего уже на ультразвуке деда, Аврелиан влил в него освященной воды. Изо рта старика ударил мощный поток бурого пара, кто-то взвизгнул и отскочил в сторону. Длилось явление минуты две. Старик затих, а его взгляд прояснился; он поднял глаза на Лоргара, изменился в лице и громко всхлипнул.

— Подождите, я сейчас, дедушка, — перейдя на колхидский, засуетился Лоргар вокруг, помог стащить уже наконец с головы безобразно толстый платок. И, набрав в горсть воды, стёр с лица старика слезы и испарину.

Колхидский дед не выдержал и зарыдал в голос, закрывая лицо дрожащими руками. Кто-то из старух участливо всучил старику валидол.

— О-ох, беда-то какая! Да это ж дед!

— Да ещё и не русский какой-то. Ты, милок, валидол под язык сунь! Под язык, говорю! И соси.

— Да не понимает он…

— Лоргарушка, ты по-ихнему понимаешь, скажи деду, чтобы валидол под язык положил. Он от сердца, — сердобольная старушка склонилась над горько рыдающим стариком, крестя и себя и его, — Матушка-Богродица, Николушка Чудотворец, заслоните раба-то божьего. О-ой, это ж надо, беда-то какая! На старости лет с бесяками внутри ходить! Да не с одним, а с пятью…

Лоргар перевел старику всю эту пламенную речь, вручил ещё кружку воды и объяснил что такое валидол. Старик опасливо покрутил между пальцами таблетку и сунул в рот.

— Что у вас здесь? Отец Роман волнуется, — к Лоргару подсел какой-то старшекурсник.

— Да с человеком плохо, — вздохнул Лоргар, и налил старику ещё воды, — впервые попал в церковь, похоже. А из него на «Символе веры» бесы заорали. Ему уже лучше. Валидол, вон, дали.

— Они вернутся! — с ужасом в глазах старик судорожно вцепился в лоргаров китель, — провозвестники Хаоса Неделимого вернутся чтобы покарать меня, своего жалкого раба! Они не забудут что были изгнаны! Я их уста, они — мой голос. Они вернутся!

— Вы главное ничего не бойтесь. Поступайте по совести и молитесь…

— Как я могу молиться богу, которого не знаю? — в глазах старика мелькнуло сомнение, — я хочу понять…

— Лоргар, что случилось? — рядом на корточки приземлилась Черновец.

А это мысль. Шальная идея обожгла мозг, побуждая к немедленным действиям. Странный старик, колхидские руны. Голосящие на колхидском бесы. Надо действовать. И немедленно. Что ты там хотел, другой я? Проповедовать? Отличная идея, браво. Я её позаимствую. Ты же не против, другой я? Не так ли? Ты ж так жаждешь ответных действий.

— Ника, мои переводы…

— Да вот же твои книги, — Ника почти всучила Лоргару сумку, — ты забыл у окна сумку.

— Да, спасибо. Смотрите, — Лоргар вложил в узловатые ладони свои рукописи, — здесь содержится учение о боге, который сегодня изгнал из вас бесов. Если вы посчитаете, что всё, изложенное здесь вам подходит, вы можете прийти в храм и принять крещение. И, как и я, стать христианином…

— Я хочу стать слугой бога, который со властью повелевает демонам и изгоняет их из людей, — поспешно прижал к груди рукописи старик.

— Что он говорит? — Лоргар не заметил, как к столпившимся вокруг старца студентам подошел отец Роман.

— Хочет принять крещение. Из него, кажется, бесы вышли. Теперь боится что вернутся, — отозвался Лоргар и спросил старика на колхидском, — как вас зовут?

Старик рассеянно моргнул и отвел глаза:

— Гемелл.

— Двойник или близнец с латыни. Память мученика Гемелла празднуют десятого декабря, — улыбаясь, покивал отец Роман, а Лоргар перевел, — это, конечно, не положено без подготовки, просто так... А оставайтесь после службы. Я детей крестить буду. И вас заодно покрестим.

Лоргар перевел и это. Старик рассеянно согласился.

— Вот и отлично. Андрей, проводишь человека в крестильный храм после службы? — отец Роман расправил плечи и ободряюще улыбнулся старику, — держитесь, осталось совсем немного.

* * *

— Оп-па. А вы тут что делаете? — Ника, ухмыляясь, наблюдала как возглавляемая Лоргаром стайка тепло одетых детей рыщет по пустырю за храмом, собирает желуди, песок, камешки, прутики и осенние цветы. Некоторые дети совершали всё это под присмотром мам и бабушек.

— Не поверишь. В последний момент оказалось, что нет материала для трудов. Вообще. Ни клея, ни бумаги.

— Короче, всё как всегда, — пробормотала Черновец.

Лоргар пожал плечами:

— Да всё нормально. На неделе разживусь листовой фанерой. Переживём.

— Тебе что, вообще ничего не дали?! Как же… но что… Что ты собрался делать? — приподняла брови Черновец.

— Будем лепить объемные картины. Из чего есть. Каждый сам собирает себе материалы для поделок, — флегматично пожал плечами Лоргар, собирая в кулёк бутылочные стёкла, — да не смотри так, всё будет нормально: помою, налеплю на фанерки, а они покрасят. Будет объемная цветная пакость. Высушим цветы, наклеим. Песком крашенным разводы насыплю. Красиво будет. Выставку устроим. Заодно территорию от стёкол избавлю.

— Ну ты даешь. Хэнд мэйд ателье «Говно и палки», — негромко фыркнула девушка, наблюдая как дети обдирают ракиту и плети отцветшего цикория, — когда мою подругу искать пойдём?

— С обеда отпросимся и пойдем. Это всё уже не шутки. Надо что-то де… Ник, подай мне вон тот чертополох, он у меня из кармана выпал.

— Сейчас… слушай, у меня есть дома банка с ракушками. Могу, как зайду, ракушки тебе прихватить. Надо?

— Не помешают. Хоть мулине, хоть бумага, хоть навоз мамонта, мне всё нужно.

Телефон Ники требовательно пискнул и загудел. Девушка заклацала кнопками и тихо пискнула, прикрыв рот ладонью.

— Что там? — не глядя на собеседницу, Лоргар оживленно загребал в пакет серый песок пополам с травяным сором.

Ника молча показала телефон. На экране были только полумрак и засиженное зеркало с алыми надписями на нём. Колхидские символы. И неровное кольцо. Ощетинившееся восьмью стрелами. Мутное фото сделанное явно в какой-то заброшке. Очень мутное и темное.

— Господи, — Лоргар почти выхватил телефон и поднес к лицу, хмурясь, — откуда это?

— Пришло с номера той самой пропавшей подруги, — в голосе девушки звенела паника, — только что.

* * *

Небо цвело и пылало огненными штормами. Были лишь огонь и агония чужой боли. Волны чужой боли всё ещё застилали разум, рыдая и воя где-то внутри. И казалось Лоргару, что он и не жил раньше вовсе, а пробудился из тьмы небытия только сейчас, в самом сердце огненной бури. Потоки жадного пламени неистово плясали, сметая всё на своём пути. Но и огонь очень скоро потух. И его заслонил багровый мрак. И не было ничего в этом мраке: ни дождевой влаги, ни влажного дыхания весеннего чернозёма, ни голосов людей, ни солнечного света. Только мертвецкая гарь, душный черный дым тряпья и металла. И пепел во рту. Лоргар смотрел и видел как мимо в густеющий мрак шагают закованные в доспехи фигуры. Лоргар размазал по лицу керамитовой пятернёй пепел и обернулся. На груди ближайшего воина тускло просиял двуглавый римский орёл. Как во сне Лоргар шагнул следом, вливаясь в общий поток. Кто-то обнажил голову. Горячий, прогоркий ветер взметнул хлопьями пепел и рвань багрового пара. И Лоргар лицом к лицу столкнулся с человеком, который когда-то, судя по всему, был Лёхой. Всё ещё сутулясь по старой привычке, он молча улыбнулся одними только глазами. Посеченное осколками обветренное лицо исказил застарелый шрам. Длинные соломенные волосы потемнели и слиплись от грязи. Он был куда как выше и шире в плечах этот Лёха Володин. И в его глазах было сумрачно и тихо.

— Ты прав. Кесарево кесарю, — Леха как-то странно повел нижней челюстью вправо. Что-то сухо щелкнуло, — мы пойдем на это. Но не ради твоего отца. А ради обычных людей. Я делаю это ради людей, Лоргар. Мы все здесь только ради людей.

— Лешка, — прошептал Лоргар, — Господи, что за…

— Мы делаем то, что должны. Но ты. Молиться за него… — Леха медленно покачал головой, — молиться за нового Диоклетиана, практически уничтожившего все религии Терры. Как ты ещё не сломался, Лоргар? Почему он нас всё ещё терпит? Я же вижу как он ненавидит любые формы религиозности…

Всё поглотили мрак и пепел. За спиной Лоргара выросла чужая тень. Одноглазый воитель раскинул руки, облекаясь в буйное пламя и нити света, в алых космах его плутали шальные искры, рассыпаемые четкими, неспешными жестами. Голос Алого Короля горным потоком гремел в душном багровом мраке. Рассыпался на нити и искры. И глох в клочьях тумана. Туман наполнял всё вокруг. Туман густел и шептал тысячами голосов разом, немолкнущим рефреном пульсировал в висках. Лоргар оступился. И сорвался отвесно вниз, задыхаясь, захлебываясь криком, в багровую бездну. Но, почти достигнув дна, проснулся.

— Я ж говорил, что он дрыхнет, — громыхая шкафом пробормотал Леха, — народ, с дверью осторожнее. Она… того. Этого.

— Ну мы идём или нет? — завис над сонно моргающим Лоргаром возмущенный Димка.

— Идём, идем, — Аврелиан с хрустом принял сидячее положение и растер пятернёй помятую красную физиономию и оставшийся на щеке шов от подушки, — кто-нибудь видел мой акафист Федору Ушакову? Такая тонкая книжка в мягкой обложке.

— На подоконнике лежала. Тебе зачем?

— Хочу избавить себя от необходимости смотреть во сне разную пакость, — Лоргар с хрустом встал, шумно допил остатки воды из чайника и забрал с вешалки куртку, — адмирал Фёдор Ушаков за всё время своей службы не потерял ни одного корабля. И ни один его матрос не попал в плен. Погибать — погибали. А в плену не были. Его и попрошу.

* * *

В наушниках играла музыка и неспешно пел Владимир Высоцкий:

Не всем дано поспать в раю,

Но кое-что мы здесь успеем натворить:

Подраться, спеть, — вот я — пою,

Другие — любят, третьи — думают любить.

Уйдут, как мы, в ничто без сна

И сыновья, и внуки внуков в трех веках…

Не дай Господь, чтобы — война, —

А то мы правнуков оставим в дураках!

— Серьёзно? Тёмные эльдары? Коммораг. Вслушайтесь как это звучит и выньте дерьмо из ушей. Вы не могли перебить космо-йольфов из днища Паутины. Они учатся убивать с раннего детства. У них обострены все чувства. Их учили. Убивать, — родновер метким пинком послал в полёт камень, — это же бред. Само их существование напрямую зависит от умения убивать и виртуозно срать ближнему.

— Но… мы смогли, — осторожно заметила Ника и спрятала руки за спину, бегая глазами, — нет, это было сложно, конечно. Меня продырявили. Но я смогла!

— Убить друкхари, да? — криво усмехнулся Витёк и скептически протянул, — ну-ну. Примарх ещё мог бы их перебить. Но не вы. Вы —

терранские лошары, без обид. Не берсерки мира смерти, не гладиаторы с Гвоздями Мясника в мозгу и даже не гопота из трущоб подульев. Вы трое — вчерашние дети. Тебя это всё не настораживает?

— Есть такое, — нехотя признала Черновец и со вздохом закрыла глаза, — но демонеток же мы остановили.

Высоцкий, будто мягко усмехаясь, пел где-то в наушниках:

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно — уснуть!

Разбудит вас какой-то тип

И пустит в мир, где в прошлом — войны, вонь и рак,

Где побежден гонконгский грипп, —

На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?!

Вот и сбывается всё, что пророчится:

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно — уснуть!

— Нам помогли, — Лоргар пропустил вперед хлопающего глазами и озирающегося Димку, — не знаю уж кто этот человек, но он прикончил достаточно тварей чтобы прикрыть наши спины. Жаль, не могу его поблагодарить.

— Ну, вообще-то, — протянула недоверчиво Ника, отводя глаза, — не обязательно наш друг он. Это может быть и… ммм… она.

— Я буду благодарен в любом случае, — с хрустом сжал кулак и, опустив веки, почтительно склонил голову Лоргар, — не важно он это или она. Этот скромный герой сберег не только наши шкуры. Но и покой нашего города. Я буду молиться за него. И да рассудит Господь. Ему видней как там звать нашего друга, и какого кто пола.

Диман распахнул рот и оглушительно чихнул.

— Угораздило связаться с сопливыми идеалистами, — пробормотал куда-то себе в бороду, мрачнея, Витёк, — куда мамка твоей подружаки вообще смотрела? Почему вы, бабы, упорно лезете куда не звали?

— Мама Яны ела ей мозг за то что «у всех вокруг дочери сбегали замуж и поразвелись, а Яна всё сидит и рисует свои страшные мультики», — побагровев, скороговоркой отозвалась Черновец, поспешно натянув капюшон, — они не ладили.

Витек на это только скептически скривил губы в ухмылке, закатил глаза и очень длинно, но нецензурно высказался о свойствах женского мозга и изъянах в воспитании подрастающих поколений.

Серое холодное небо смотрело сонно и хмуро, а прихваченная ранним морозцем жирная грязь хрустела под ногами. Руины остались далеко позади. Мощные порывы ветра жгли щеки и кусали за нос. На душе было до одури мерзко и сумрачно. Повсюду, сколько хватало глазу, шумел сухой камыш. Где-то впереди угадывались сплошные заросли. Ушедший далеко вперед Лёха обернулся и окликнул:

— Народ, дальше действительно какое-то строение.

— Так. Дальше без самодеятельности. Стоим ждём, когда все соберутся. Лёха! Сюда, — Аврелиан скинул с плеча гитарный чехол, сухо затрещала застежка. Семинаристы молча разбирали своё оружие. Лоргар с нечитаемым выражением лица забрал свой меч-испаритель, в последний раз подержал в руках и вручил родноверу, — осторожно, он испаряет любые жидкости.

Семинаристы притихли, улыбаясь и переглядываясь.

— Это за что такая щедрость? — Витёк, взвесил ножны на ладони, — ты поехавший? Он же, зараза, редкий.

— Не такой редкий как надежное плечо и верная рука, — спокойно улыбнулся Лоргар, — ты станешь ему отличным владельцем.

— Ма-ать. Ты смотри. Да вы хоть понимаете что это? Эта хищная крошка изготовлена из легчайших материалов. Ее шлифовали до мономолекулярной остроты. Говорят, такие игрушки способны разрезать даже керамитовую броню. При должных усилиях, конечно. Эти устройства несут в себе систему переноса и генерации энергии которая где-то вне понимания человеческой расы.

— Он в любом случае твой, — кивнул Аврелиан, застегивая гитарный чехол.

— Постой. А ты? — не понял бородач.

— А я мутант, — отмахнулся Лоргар и зашагал впереди отряда.

Родновер изумленно почесал затылок, буравя взглядом спину удаляющегося Аврелиана. И многозначительно изрёк:

— И всё-таки. Слишком легко вы разжились редким оружием. Веет каким-то гнилым разводом. Кишками чую. Что-то здесь нечисто.

* * *

Инквизитор Ордо Еретикус Ареф Глефар всегда славился холодной головой, гибким умом и прекрасной памятью. Фанатиком он не был. Скорее прагматиком и циником, но это как кому повезёт. В необходимость своей работы он верил. Веру его подкрепляли факты. Факты и жизненная необходимость. Пожалуй, его можно было бы назвать аскетом: Глефар всегда обходился минимумом. Не желая расточать впустую бесценные рабочие ресурсы Империума, он предпочитал лично разбираться в сложных вопросах, не беспокоить лишний раз одиозных политических игроков и не жечь впустую человеческий материал по принципу «чтобы было». Возможно, кто-то и не поверит на слово, но суровый, немногословный инквизитор имел свой собственный кодекс чести и свод негласных правил.

Узкая темная келья источала дух казенщины и неприкрытого пренебрежения собственным комфортом. Пламя свечи беспокойно металось, озаряя узкий стол, кипы бумаг, книги и длинные цепкие пальцы инквизитора, сжимающие очередное послание. Тени мятежно дрожали и скользили по стенам. Глефар уже который раз перечитывал лежащий перед ним на столе донос. Сегментум Обскурус никогда не был спокоен, но вот это всё уже стойко напоминало бред. Некий тип по имени Гай всерьёз утверждал, что будто бы видел как отряд явившихся из ниоткуда космоморяков-мутантов, (называющих себя Кровью Искариота), подавил мятеж на штрафной колонии Хелвурлд, Субсектор Орар. В другом доносе некто анонимный жаловался, что проклятые мутанты увели единственный уцелевший транспорт и сломали нос офицеру. Из Субсектора Гефсимания писали, что неведомый орден Кровь Искариота одинаково остервенело громит и орочьи шайки и культистов хаоса. Но в то же время учит поклоняться какому-то Распятому Богу. И даже писали, будто бы в своём безумии эти богомерзкие отступники призывают молиться не Императору, а за Императора. Нечестиво утверждая, что ему-то молитвы подданных нужнее чем последнему босяку с самого днища какого-нибудь мира-улья. Как бы то ни было, новое учение явно имело успех: кляузы и доносы пестрели именами и фактами.

Хищное острое лицо Глефара посетила задумчивость. Он собрал бумаги, запер в стол, накинул на плечи свой тяжелый темный плащ, прихватил шляпу. Ближайшая отражающая поверхность услужливо показала седину и общую помятость костюма. Немного подумав, инквизитор вернулся и забрал из стола всё, что касалось незнакомого ордена. Перекладывать ответственность на кого бы то ни было причин он не видел. Глефар привык лично решать все проблемы. Особенно же — столь интригующие. А новый орден его заинтриговал и весьма. Эта странная жертвенность напоминала нечто очень знакомое, почти забытое, но не стершееся из памяти полностью. Эхо отгремевшей грозы из раннего детства, из тех полузабытых времен, когда у Арефа Глефара всё еще была мать.