Усы, лапы, два хвоста (гет)

Пригибаясь к земле, почти скрытый окружавшими его кустами и травой, Бандит осторожно пробирался через заросли. Один едва слышный шаг, другой, третий. А все вместе — неспешное, но в то же время стремительное скольжение. Небольшое пушистое тело Бандита словно перетекало с места на место.

Так могло показаться со стороны… заметь его кто, разумеется. Но Бандит умел оставаться незамеченным. Точнее, поневоле научился. На собственном горьком опыте узнав, что те, кто могут его обнаружить, необязательно захотят ему что-нибудь бескорыстно дать. А вот навредить — запросто. Причем без особых причин. И человеки в этом смысле порой давали сто очков форы четвероногим.

На секунду Бандит остановился, прислушиваясь. Остроконечные уши-радары подвигались, ловя малейшие звуки. А мозг на ходу вычленял из них те, что сообщали о близкой опасности. Ну или о присутствии опять же поблизости чего-то или кого-то пригодного в пищу. Последний пункт казался в этот раз Бандиту даже важнее, ведь он не ел весь день. И изрядно нагулял аппетит.

Увы, пока порадовать его судьбе и собственному слуху было нечем. Тонкий слух уловил деловитое жужжание шмеля, затем шорох листьев, по которым прогулялся ветер. Не то, все не то!

Вдобавок за ближайшим забором обменивались любезностями собратья Бандита. Из числа домашних котов, привезенных на лето дачниками.

Обменивались любезностями — именно так! Не было здесь никакой иронии и фигуры речи. Избавленные от угрозы умереть с голоду или замерзнуть насмерть, вообще от необходимости каждую секунду бороться за собственное существование, эти избалованные комья меха могли позволить себе тратить время на всякую чепуху. Например, на долгое, почти показательное умывание. Или на взаимное расшаркивание. Действительно позволяли себе быть любезными, даже с недругом-соперником. По крайней мере, на первых порах. Например, так:

— Сударь! Не будете ли вы добры покинуть это место, и впредь более не нарушать границ моих охотничьих угодий!

А в ответ:

— Тысяча извинений, достопочтенный Барсик! Но, сраженный когтем Амура, я намедни назначил здесь свидание одной голубоглазой красотке сиамской породы. Не далече, как под этим деревом. Моя честь не позволяет мне обмануть даму…

И все в таком духе.

И пусть рано или поздно кто-то из них произнесет роковую фразу — «в таком случае, сударь, вызываю вас на дуэль» — да немедленно перейдет к вышеназванной дуэли, происходило это, на взгляд Бандита, скорее поздно, чем рано. Ибо слишком много эти Васьки и Барсики, человеками пригретые, пускали на ветер и времени, и слов.

Первое было бесценно для тех, кто хочет выжить и не заморачивается над тем, чтобы красиво выглядеть. Второе же имело значение только для самих пушистых дуэлянтов. Все та же пресловутая красивость, этакий фетиш домашних котов. Красивость, в данном случае не замечаемая даже человеками, не то считавшими себя их хозяевами, не то бывшими у Барсиков и Васек в услужении.

Как бы то ни было, но для слабых человечьих ушей любые переговоры между котами воспринимались как злобный воинственный ор — и только. Бандит сам слышал краешком уха, как один человек сказал другому… точнее, другой своей человечьей самке: «опять коты разорались». Хотя Бандит мог бы дать кончик хвоста на отсечение, что на тот момент беседа очередных потенциальных дуэлянтов еще не перешла на повышенные тона. Оставаясь недружелюбной, но вежливой.

А на отсечение Бандит, будь его воля, отдал бы кончик хвоста любого из тех Васек-Барсиков — но не собственного, разумеется. Потому как был бродягой, но не идиотом.

Пережив с грехом пополам одну зиму на подножном корму да перебегая от одного убежища к другому, он мог считать себя везучим. Пережив две зимы — смышленым малым. А после третьей такой зимы превратился в совсем другое существо, столь же чуждое Барсикам и Васькам, как чужд кружащий высоко над землею сокол комнатной пташке вроде канарейки или волнистого попугайчика.

Домашние собратья могли свысока смотреть на заботящихся о них человеков. И в то же время зависели от них. А осознавая этот факт — стараться им понравиться. Ластились, выпрашивая угощение. Мурлыкали, позволяя себя трогать или даже таскать с места на место, как мама-кошка перетаскивает еще беспомощных котят. Детство вспоминали, не иначе. А еще с гордостью носили дурацкие клички, человеками им данные. Некоторые даже на эти прозвища отзывались.

Бандит был совсем не таков. Начать с того, что, не имея няньки-человека, он и кличкой был обделен. В том смысле, что никто его не звал — некому, так что «Бандит» в его случае было не то же самое, что «Барсик» для одного из давешних невольников чести. Просто однажды он, позабыв ненадолго про осторожность, дал себя обнаружить одному любопытному человеку.

Человек не преминул снять этого кота на смартфон; снять прямо анфас. А потом любовался сам да знакомым показывал. И все единодушно отмечали, какой выразительный у героя снимка взгляд. Выразительный… и недобрый, можно даже сказать — свирепый, разбойный. Что особенно эффектно смотрелось вкупе с общим обликом кота — неухоженным, если не сказать диким. Да и каким ему, спрашивается, быть после трех зим борьбы за собственное выживание?

«Бандитского вида кот получился», — заключил в итоге автор снимка. Вот и в нашем рассказе будем знать его как Бандита. Хотя бы потому, что всякому персонажу (особенно одному из главных) позарез необходимо если не имя, то хотя бы его замена. Какая-нибудь одно- или двухсловная характеристика, под которой его можно легко запомнить.

Так что пусть будет Бандит.

Помимо отсутствия человека, клички (не говоря уж о крыше над головой), отличало Бандита от Барсиков-Васек еще и бережное отношение к собственному времени. Во всяком случае, на обмен любезностями с усатыми-хвостатыми собратьями он его не тратил. И не только потому, что красоваться Бандиту было не перед кем.

Словосочетание «охотничьи угодья» несло для него не больше смысла, чем для человека — «глокая куздра». Вообще Бандит еще до наступления первой из проверявших его на прочность зим понял, что делить мир на «свое» и «чужое» — значит сильно уменьшить собственные шансы пережить очередной день.

Потому поступал Бандит просто. Приходил туда, куда считал нужным. Брал… ну или ловил то, что вполне годилось в пищу. И уходил прочь, не задерживаясь в чьих-то охотничьих угодьях ни на одну лишнюю секунду. Стараясь, естественно, делать это мирно, а в идеале — вообще оставаясь незамеченным. Ни человеком, ни кем-то из четвероногих. Жаль, выходило не всегда.

В любом случае, если имелась возможность избежать драки, Бандит вопреки своему условному имени предпочитал ее избежать. Так что какой-нибудь «достопочтенный Барсик», приметив этого постороннего кота в своих владениях… но уже сии владения покидающего, мог в самодовольстве своем полагать, что обратил-де его в бегство. Причем одним своим появлением. А значит, весь из себя такой храбрый, доблестный. Не в пример трусливому чужаку, про честь позабывшему.

Не признавать же, что якобы трусливый чужак гадить хотел с самого высокого забора или дерева и на самого Барсика, и на угодья его разнесчастные. Которые, чтобы проскочить, тому же Бандиту хватило бы несколько секунд.

Поступить подобным образом он намерился и в этот раз.

Не желая встревать в беседу двух пушистохвостых «сударей», Бандит немного отступил от забора и двинулся вдоль него. Пересекая участок, где сегодня не видать было ни человеков, ни четвероногих, он, все равно избегая открытой местности, добрался до небольшой постройки. Не то бани, не то сараюшки.

Оттолкнувшись задними лапами от земли, вспрыгнул на крышу. Подтянулся, зацепившись когтями за шифер. И, наконец, осторожно переступая по шероховатой поверхности ската, добрался до вершины.

Итак, царем горы Бандиту было не стать из-за отсутствия в этой местности гор — сплошные равнины, леса и болота. Зато по крайней мере на несколько секунд он мог считать себя царем крыши.

Бандит осмотрелся, обозревая окрестные земли, как владелец средневекового замка — свои владения. И надеясь, что никто и ничто не попытается его с захваченной высоты сбросить.

Осматривался Бандит, разумеется, не потому, что любовался пейзажем. О, на такую ерунду он бы тем более не потратил ни секунды. Все, чего хотелось Бандиту, — это определиться, куда идти дальше.

Да, на этом пустом участке, куда ему посчастливилось забрести, было спокойно и сравнительно безопасно. Но Бандит не привык сидеть на одном месте. Точнее, изжил эту пагубную привычку еще в первую неделю скитаний. Быстро смекнув, что сама еда к нему не придет и в рот не запрыгнет. И уж тем более нечего было надеяться на добрых человеков. На тех, кому твоя внешность кажется «бандитской».

Итак, на участке, где располагался наблюдательный пункт Бандита, еды не обнаружилось. И не только оставленной хозяевами, но и живой… до поры. А значит, способной удрать даже от опытного охотника.

Слева, как уже говорилось, назревала очередная дуэль — Барсик и его визави уже перешли к взаимным угрозам. Очередной дуэт, столь же самодостаточный, как и любовная пара. В том смысле, что третий лишний им был нужен не больше, чем пятая лапа.

А участок впереди, ближайший к наблюдательному пункту-сараю, выглядел… слишком пустым, с точки зрения кота, который пожелал бы пройти по нему, не привлекая нежелательного внимания.

То есть, конечно, хозяевам его, как и большинству других человеков, этот клочок земли бы не показался пустым. Заполняло его много чего — и дом с хозяйственными постройками, и цветочные клумбы, и качели на забаву человечьим детенышам, и беседка для посиделок взрослых. Имелось и несколько деревьев. Вот только пространство между всем этим добром было донельзя приглаженным и прилизанным. Ни кустика, способного укрыть даже такое сравнительно небольшое существо, как Бандит! Трава — и та не выше его лап.

Вдобавок цепкий глаз Бандита приметил в дальнем углу участка собачью будку. И проверять, пуста она или обитаема, на собственной шкуре ему, разумеется, не хотелось.

Не горел Бандит желанием и поворачивать назад, снова пересекая улицу. Так что в его распоряжении остался участок справа.

Глянув в ту сторону, Бандит с удовлетворением отметил изрядное количество деревьев и кустов. Есть где спрятаться. Вдобавок он знал, что деревья любят птицы — то гнезда в кронах вьют, то просто насвистывают, сидя на ветках. А когда не заняты одним из двух этих важнейших для себя дел, летают меж деревьев. Причем порой довольно низко. Иногда даже приземляются, что-нибудь поклевать. Чем немало облегчают процесс добывания пищи таким, как Бандит.

Приняв решение, Бандит двинулся в сторону приглянувшегося участка. Путь до него отчасти преодолел по крыше, отчасти — спрыгнув вниз и потоптавшись по грядкам. Наконец запрыгнул на забор и нырнул с него в эту обитель зелени.

Кроны плодовых деревьев и густо покрытые листвой ветви самых больших кустов отбрасывали на землю приятную тень. По крайней мере, для Бандита приятную. Как и всякий кот, он не любил яркого света. Еще он недолюбливал жару, хоть и был гладкошерстым. Так что даруемой этой тенью прохладе тоже был только рад.

Так, в тени кустов и деревьев, Бандит теперь осторожно крался, осматриваясь и прислушиваясь. Как и на предыдущем участке, человеков здесь, похоже, не было. Никаких звуков, во всяком случае, свидетельствовавших об их присутствии, до тонкого кошачьего слуха не долетало. Ни грубых человечьих выкриков, ни раздражающего грохота, который они называют музыкой, ни треска газонокосилки (тоже малоприятного), ни хлопков дверей.

Точнее, все это было: все эти звуки носились в воздухе и даже улавливались ушами Бандита, но как нечто слабое и мимолетное. Ветром принесенное откуда-то издалека. Тогда как на участке этом царили тишина и покой. Если не считать трескотни насекомых… ну и еще чириканья птичек. Птичек!

Оставаясь с виду неспешным, исполненным достоинства и чуждым суете, Бандит устремился на этот звук, суливший обед.

Остановился он, заприметив пару мелких, похожих на воробьев пташек, перепрыгивавших с ветки на ветку. И затаился, прижавшись в земле и почти скрываясь за травой — в ожидании, когда хотя бы одна из птичек окажется перед ним на расстоянии прыжка.

Бандит умел ждать. Умел быть терпеливым. Но и быстрым как молния тоже.

Не меньше минуты пришлось ему ждать, прежде чем беззаботная птаха соскочила с ветви на ближайший кустик и дернула головкой с глазками-бусинками. Тоже, не иначе, высматривала, чем бы поживиться. Например, ягодами с этого кустика.

Кустик был низеньким… точнее, недостаточно высоким, чтобы сесть на него и чувствовать себя в безопасности по соседству с голодным котом. Впрочем, что чувствовали птички и что творится в их маленьких головках, Бандит не знал. Да и не интересовался. Какая разница, что думает и чувствует еда? А не чем иным, кроме как едой, эти беспечные создания для Бандита не были.

Кот подобрался, готовясь к прыжку.

Птичка, похоже, не замечала подобравшегося к ней мохнатого полосато-дымчатого охотника. Ее ведь тоже интересовала только еда, а полеты отнимали уйму сил.

Приглядев ближайшую ягоду, птичка клюнула ее, затем чирикнула. Наверное, перед товаркой хвасталась. Та пискнула в ответ и решила тоже присоединиться к трапезе. Перепорхнула на ягодный куст.

Бандит не верил своей удаче. Сразу две! Это значило — он мог выбирать. Впрочем, выбор был очевиден — наибольшие шансы попасть в его желудок имела та из птах, которая находилась ближе.

Вот она замешкалась, выискивая съедобную ягоду.

Бандит был уже готов прыгнуть. И прыгнул бы, не окликни его голос за спиной. Голос на его родном — кошачьем — языке.

— Простите! Извините!

Не иначе, пожаловал очередной достопочтенный поборник чести и неприкосновенности охотничьих угодий. Пришел дипломатию разводить, нахватавшись этих понятий от человеков — своих двуногих не то нянек, не то слуг, не то, наоборот, хозяев.

И как же Бандит его пропустил? Вообще ведь не подумал, что сад этот многообещающий тоже мог оказаться чьими-то угодьями.

Нет, даже не так. Как Бандит мог позволить этому изнеженному клубку шерсти подобраться к нему сзади, да еще незаметно? Почему забыл про бдительность?

Ну, то есть как — понятно. Охотой увлекся. Голод хотел утолить. И вообще, даже опытный бродяга не свободен от того, чтобы попасть впросак. Хотя бы время от времени это может случиться с каждым.

И встретить одного из собратьев (всего-то!) — еще не самое худшее, что могло бы произойти с потерявшим бдительность Бандитом.

Мгновенно выгнув спину и распушив полосатую шерсть, Бандит с подчеркнутой неспешностью повернулся, даже предвкушая схватку. Сейчас, сейчас этот много о себе возомнивший домашний увалень получит по заслугам. Не потому, что под угрозой пресловутая честь Бандита. А вот за то, что сорвал долгожданную охоту…

Нет врага страшней, чем голодный зверь!

Бандит повернулся, уже намереваясь атаковать и готовый защищаться. Повернулся… и мгновенно расслабился. Поняв, что драться не с кем. Точнее, не было перед ним никого, представляющего даже подобие угрозы. Уж очень мал и безобиден оказался окликнувший его сородич.

Еще котенок, если быть точным. Глазастый и с ушами, казавшимися непропорционально-большими на его маленькой голове.

Вид котенок имел растерянный и даже жалкий. Ни о каком нападении на Бандита он явно даже не помышлял. Да и сам, похоже, не чувствовал себя в этом саду как дома.

Еще один бродяжка — товарищ по несчастью? Почему нет. Другое дело, что возраст его казался Бандиту слишком юным для скитаний по жестокому миру. С другой стороны, насчет человеков, их совести и склонности к состраданию Бандит не обольщался. С них станется даже такого малыша выкинуть на улицу. Точнее, на верную гибель. Уж очень маленьким, хрупким и беззащитным выглядел котенок, чтобы, по мнению Бандита, пережить хотя бы ближайший месяц. Не умереть от голода, не быть съеденным самому. И это еще в теплую, почти летнюю пору, когда очередная зима даже не маячила на горизонте.

Похоже, котенок и сам не переоценивал свои шансы. Иначе бы не обратился к тому же Бандиту, не стал его беспокоить.

— Извините. Вы мне не поможете?

А Бандит поразился его трогательному простодушию, еще более уменьшавшему шансы котенка выжить.

Правда ведь, казалось бы, к кому обращаться за помощью, если свои же человеки тебя предали. Конечно, к собрату по виду, взрослому и опытному. И невдомек несчастной крохе, что даже собрат этот способен не столько помочь, сколько причинить зло.

Невдомек, что так уж устроен мир — здесь все жрут всех. Включая себе подобных. И чем ты меньше, тем больше живых существ видят в тебе свой завтрак, обед или ужин.

Именно таким было первое, за облегчением пришедшее, побуждение Бандита. Этот маленький гад сорвал ему охоту — уже только за это стоило бы его сожрать. Да вдобавок подобрался даже не на расстояние прыжка, а почти вплотную. То есть шансов удрать не имел.

Но при всем при том что-то остановило Бандита. Точнее, целых два обстоятельства.

Во-первых, сам он котят ни разу не ел. Хоть и знал, что другие бродячие коты никакой едой не пренебрегают. Не делая исключений даже для маленьких собратьев.

Во-вторых, к этому конкретному котенку Бандит даже ощутил странную, неожиданную для себя симпатию и сочувствие. Возможно, свою роль сыграла почти такая же масть — полоски на серой шерсти — и ощущаемое оттого родство. А может, убивать и вообще причинять вред этому маленькому существу, вдобавок так трогательно ему доверившемуся, было просто противно.

Да, все жрут всех, но кто сказал, что соблюдение этого закона — обязанность любой живой твари? Именно обязанность, а не право? Притом что правом можно хотя бы разок пренебречь.

Поэтому по итогам мыслительного процесса, со стороны занявшего у него пару секунд, Бандит решил оставить котенка в живых. Разойтись миром. Хотя и понимал, что если и продлит этим жизнь малышу, то ненамного. Ну да это уже будут не его заботы.

— Шел бы ты отсюда, мелюзга, — с подчеркнутым недовольством проворчал Бандит, немигающим взглядом уставившись на котенка, — не мешай охотиться.

Птички как раз успели утолить голод и упорхнули с куста прочь.

— Да я бы ушел… но куда? — с все той же простодушной детской непосредственностью сказал котенок. — Я потерялся. Не знаю, как домой добраться. И боюсь. Тут неподалеку зверюгу видел большую… собаку. Так она рычала на меня и громко вскрикивала. Зло так, точно не рада была меня видеть. Хорошо, что была привязана. Потому и смог убежать.

Имел он в виду, не иначе, ту собаку, чью будку Бандит видел на одном из соседних участков.

Еще подумалось Бандиту, что решись он таки съесть котенка — и собственную жизнь бы облегчил, и участь этой малявки, как ни странно, тоже. Меньше бы мучиться пришлось.

Но Бандит не привык переступать через себя. Менять собственные решения — в том числе.

Кроме того, к простому сочувствию добавился некоторый интерес. Бандит поймал себя на том, что ему любопытно, кто этот котенок, откуда взялся (коль, похоже, не бродячий), что с ним уже случилось — та же встреча с собакой. И да: дальнейшая судьба маленького путешественника поневоле тоже начала вызывать хоть толику интереса.

Не каждый день встречаешь котенка… или любое другое живое существо, столь трогательно доверчивое, но при этом еще не угодившее ни в чьи зубы. Тогда как птичек много, на птичек можно поохотиться немного попозже.

Опять же голод (даже голод!) немного отступил, теснимый любопытством.

Потому Бандит вымолвил следующее:

— Ладно. Давай по порядку. Кто ты и что там у тебя случилось?

— Да вот что, — отвечал котенок, присев на траву и дернув туда-сюда хвостиком — от волнения.

А затем поведал Бандиту свою историю.