Колесо Рёна. Гнездо Гарпии (джен)

Жазон открыл глаза, но не мог пошевелиться. Комната отличалась от того, что он запомнил: меньше картин, больше золота и живых цветов. За окном тоже всё цвело, солнце ярко светило, небо сияло лазурью. Как он давно не видел его таким из-за погоды. Паршивой погоды и такого же паршивого настроения. Сейчас он был спокоен. Это было слишком странно в такой ситуации. Хотя бы потому, что Жазон вообще не мог пошевелиться, но не только.

Он был не один. В комнате у окна сидел бледный, болезненный человек. Возможно, незнакомец был ненамного старше самого Жазона, но седеющие волосы сбивали с толку. Незнакомец сутулился над массивным фолиантом, кости опасно выпирали на спине. Это было видно даже сквозь тонкую тунику роскошного алого цвета. Но руки, аккуратно переворачивающие хрупкие страницы, впечатляли: неожиданно массивные, не просто птичьи, а словно орлиные лапы. Несмотря на внешнюю костлявость, было понятно, что этот человек не склонен «заламывать руки». Седой незнакомец спокойно поднял голову на дверь, не обратив на Жазона никакого внимания. Лицо его тоже внешне выглядело хрупким, но мелочами выдавало непоколебимую суровость. Дверь открылась, и Жазон смог наконец сесть.

Неожиданно, первым голос подал незнакомец:

— Ты где был?

— Переговоры затянулись, — Акварис еле стоял на ногах. Видимо, на переговорах он выпил больше трёх бутылок. — Но союз заключён, ты рад?

И также нетрезво направился к неизвестному. Тот отреагировал достойно: захлопнул книгу, встал — он оказался довольно высоким — и выплеснул в лицо Акварису стакан воды. Тот опешил. Взгляд седого незнакомца не предвещал ничего хорошего.

— Я никогда не осуждаю то, как ты работаешь, — строго и монотонно начал незнакомец. Акварис наконец стал выглядеть напуганным. — Я могу смириться, что ты пьёшь, как не в себя. Как и то, во что ты потом превращаешься.

— Не надо, я ещё адекватно…

— Цыц! — на удивление, это подействовало, и было очнувшийся Акварис умолк. — Я знаю, Аку, ты всё делаешь ради своей пользы. Ты взрослый, разумный человек. Вот только это что такое?!

И показал на его лицо своим длинным пальцем. Только сейчас Жазон заметил, что Акварис потрёпан не только из-за того, что пьян. Он тщетно пытался скрыть волосами здоровенный фингал под глазом. Однако раскаяния Акварис не показал. Только улыбнулся ещё шире.

— Господин Король весьма-а горячий юноша в плане, ик, характера. Хоть и страшен, как не знаю что. Так это, дружеский мордобой! Я его без шрамов тоже не оставил!

Пока Акварис хвастался, лицо незнакомца потеплело. Продолжая беззлобно что-то причитать: «этой страной правят алкоголики, беда-беда» — он попытался его уложить. Жазон часто отмечал малый рост Аквариса, но на силу это явно не влияло. Акварис запросто утянул долговязого куда-то на пол с весёлым боевым выкриком. Незнакомец принял это обречённо-осуждающим, но мягким выражением лица.

Раздался скрежет замка. Жазон открыл глаза, недоумевая. Когда он опять уснул? Только потом пришло осознание, что это всё был сон. Не тратя больше времени на раздумья, Жазон вскочил и в несколько прыжков со стула на стол и с того запрыгнул на высокий шкаф. Акварис вприпрыжку заскочил в комнату и с готовностью улыбнулся своему пленнику.

Жазон с удивлением заметил очевидные отличия того Аквариса из сна от настоящего. Последний вёл себя относительно строже и сдержаннее, да и выглядел старше, с серебристой сединой на висках. Да и глаза Аквариса из сна были словно чистый лазурит, невероятно яркие и блестящие. Ни в какое сравнение не идут настоящие, серые до черноты, стальные. При этом легкомысленность никуда не делась, как и манера речи.

— Наловчился за три дня? — криво усмехнулся Акварис. Жазон поморщился. — Вот, ты скажи мне, что я тебе сделал?

Красавцем Акварис, всё же, не был, Жазон принял окончательное решение по этому поводу. Зато харизматичный. И улыбается так интересно. Иногда слишком широко, ярко и вызывающе, иногда невинно и мило. Истина где-то посередине.

— Я не имею склонности к сочувствию тому, кто держит меня в плену, господин. И мне не понравилось, что вы не держите дистанцию. 

— Достану ведь, всё равно достану!

Человек-птица достанет, и Жазон это знал. Но предпринять попытку стоило. Несмотря на то, что Акварис не сделал ничего плохого, непривычная близость пугала не хуже пьяных охранников в местной тюрьме. Даже неожиданные поцелуи выглядели невинными. Принц Эдмунд, когда они оба были детьми, тоже его так целовал. Из чистого любопытства, один раз. И то, заключив, что бред всё это. Никаких особых эмоций они тогда не испытали. Эдмунд ещё выдвинул теорию, что это чисто простолюдинская радость, сродни деревенским танцам. Глупость, но вполне логичная. Сейчас же всё выходило по-другому.

Акварис явно пытался найти с ним общий язык. На первый взгляд, это получалось. Только эти приставания и мешали. При этом Жазон прекрасно осознавал, что такое положение дел ему не нравится с переменным успехом. Акварис хитро глядел снизу.

— Жазон, спускайся! — ласково позвал он. — У меня сегодня много дел. Обещаю, что не буду тратить на глупости драгоценного времени.

Только сейчас Жазон увидел, что Акварис выглядел довольно усталым. Несмотря на плохую погоду, видно, что утро раннее. В голову Жазона закралась догадка, что кое-кто даже не ложился.

— Тогда зачем пришли?

— Надо.

Жазон не стал спорить, хотя еле сдерживал язвительные комментарии. Приняв протянутую руку помощи от Аквариса, он слез и приготовился к дальнейшим действиям. Акварис его просто обнял. Времени у него и правда было немного.

— Мне нужно отправиться в плавание ненадолго. Где-то на неделю или три, как море позволит. Обещаешь, что никуда не денешься?

Слова отдались в разуме Жазона гулким эхом, поднимая новый рой вопросов. Но отвечать, ради потенциального спасения жизни, нужно только на один. И быстро.

— Мне некуда бежать, — и кое-как ответил на объятия, не выразив никаких чувств. Аквариса ответ обрадовал, и он тоскливо улыбнулся. Приподнявшись и клюнув юношу в щеку, он практически полетел в сторону двери.

— Я поставил стражу, если что зови их. Будут жалобы, записывай и передашь мне при встрече. Отбываю вечером, не скучай!

И ушёл, хлопнув дверью. Жазон вздохнул с облегчением. Эти три дня прошли незаметно, он даже привык к Акварису. Он заранее почувствовал скуку.

Он ещё раз вспомнил, что делал всё время, проведённое здесь. Первый день он пытался найти хоть какое-то оружие для защиты. Оно ему должно было понадобиться. Однако все попытки оказались тщетными. Мебель была либо тяжела даже для него, либо попросту надёжно прибита, как и скульптуры. Жазон потратил полчаса на попытки сдвинуть с места хотя бы одну. Акварис застал его как раз на таком моменте, когда Жазон обречённо повис на одной из них. Выглядело со стороны это весьма забавно, как будто он обнимал её, словно родную мать. А ещё образ её, нежный и сочувствующий, очень подходил по ситуации.

— М-да, тебе и вина не нужно, чтобы поладить с Дамай.

И Жазон, по дурости не пожелавший выставлять себя идиотом, честно признался в поиске оружия. Акварис рассмеялся и достал из-за пазухи какую-то трубку. Грянул гром. В саду раздался грохот разбитой вазы. Жазон с суеверным ужасом в глазах сел, где стоял. Самодовольный Акварис стал играться с этим рёновым инструментом.

— Против лома нет приема. Зато есть пистолет. У моих людей он тоже есть. Так что включи свою замечательную фантазию… Во-во!

Это был единственный раз, когда Акварис угрожал. А ещё он принёс одежду, на удивление приличную, и книги. Необычные, не такие, что хранились в имении принца и знакомых монастырях. Более того, не из пергамента, а непонятно из чего. Буквы ровные, одинаковые, только к редким иллюстрациям явно была приложена рука человека. Второй день так и прошёл за изучением одной из них, самой рукотворной. На обтянутой кожей обложке было чётко выведено: «Народы Тортаго. Аша Фредрико и Ман’ат Марас». Под этим, а также на всех незаполненных страницах повторялся один и тот же символ посоха, который обвивает змей. Но чтобы он ни означал, информацию книга несла полезную. Например, о тех же хаг, что с ними не следует расплачиваться не золотом, и хинери, которые редко выходят в море. Жазон частично запутался в порядке. Тут же были и несколько ветвей приморцев с очень мутными отличиями, но ни одна не отличалась бледностью. При этом достаточно похожие на них внешне хаг не относились к ним, обозначенные как «приезжие», в отличие от совершенно светловолосых хинери.

Также Жазон увидел много других, ещё не виденных им народов. Особенно заинтриговали его непонятные «морские», вызвавшие одними названиями уйму сомнений. Например, авторы назвали русалками не мифических утопленников, в существовании которых Жазон не был уверен, а белокожих людей в слишком открытой одежде из парусины, с длинными волосами, украшенными ракушками. При этом там, где на других страницах были хорошие куски текста о повадках и истории, был насмешливо изображён тот дракон. Два других народа описаны ещё менее подробно. У неких сирен отсутствовал обычный рисунок, вместо него было жутковатое изображение следов когтей на досках по сравнению к ногой человека. А последними в книге были совсем уж неизвестные. Буквально, вместо заголовка там были символы вопроса. Зато было изображение. Некто худой и серый, в чёрном балахоне и с посохом. Очевидно он, в отличие от остальных, был конкретной персоной, а не «типичной». На это явно указывало ясное выражение лица, чётко обозначенные черты и свободная поза. Изображаемый явно отнёсся к художнику с долей любопытства, но без лишнего доверия. В кратком описании были только мысли: «??? появился на борту. Он не первый из них, и не тот же самый. Несмотря на то, что ничего не указывает на общую этническую принадлежность, осмеливаюсь объединить их в один народ». Прочитав это, Жазон только хмыкнул. На континенте никто бы не стал искать «этническую принадлежность», а просто бы схватили этого человека за бродяжничество и праздность как минимум, если не нашли к чему ещё придраться.

Он прочитал эту книгу быстро, чтобы на третий день пытаться ненавязчиво оттолкнуть Аквариса. Не удивительно, что адмирал после нескольких часов непрерывного общения с ним спохватился и стал делать работу ночью. Придя где-то в полдень, Акварис не желал уходить до самой темноты. Жазон мог бы понять это, если бы Акварис реально над ним издевался, подвергал пыткам или склонял к близости. Но он просто пришёл и начал говорить, доверчиво прижавшись к нему. Сон, который увидел Жазон этой ночью, частично разъяснил ситуацию. Он был похож на правду и невероятно хорошо запомнился. И это беспокоило Жазона ещё больше.

Фрески в комнате были красивые. Множество мелких деталей, аккуратных и чётких. Жазон искренне хотел, чтобы все обстоятельства и детали его жизни были такими же разборчивыми. Отвлечённо разглядывая изображение павлинов на противоположной стене, он пытался разложить всё по полочкам. Акварис хоть и проявлял признаки невинной нежности, он вряд ли воспринимал Жазона как объект любви. Возможно, он просто временно поставил его на место человека из сна. Куда делся последний? Выглядел крайне плохо, возможно, он уже мертв. Чего хочет Акварис? Чтобы его кто-то встретил, он это сам попросил. Уклончивый ответ он мог принять по привычке за согласие — человек из сна, если существовал, явно не прямо говорил «да».

Напрашивалась ещё одна мысль. Акварис — псих. Он наивен как ребёнок в отношении к Жазону, но не дурак. Дурак, даже высокородный, не продержался бы столько на этом легендарном месте. А ведь это были любимые байки принца Эдмунда, про синеглазого мстителя и грозу флота, демона на службе пиратского короля, сурового и беспощадного. На самом деле он сероглазый, с явными душевными расстройствами. При этом не менее опасный.

Разум вновь вернулся к не самой приятной теме. Жазон дотронулся пальцами щеки, которую Акварис поцеловал на прощание. Знал ли он, настолько сильно это пугает на самом деле. Жазон редко задумывался о таких вещах. Детские поцелуи, ложные обвинения в сторону господина, ничего из этого не заставляло его задуматься об этом глубоко. Он практически сходу понял простое правило: грех — это всё, чему противится душа. Злодеев и преступников убивать — не грех, в войне сражаться — тоже, воровство вызывает отторжение расплатой и так далее. Всё, что потенциально приносит боль окружающим. Мужеложство, как он считал, тоже можно подвести под это правило. Ведь не зря все взрослые мужчины оценивали красоту только женскую, а девы восхищались только мужскими подвигами. Другого он не видел, значит, это всё естественно. Другой любви, чтобы это слово не значило, быть не может, и мужеложство бывает только по принуждению, ибо иначе какой смысл делать это грехом?

Так думал Жазон раньше. Сейчас он всецело испытывал странную слабую разновидность разочарования. А причина была в том, что ему в принципе были приятны даже такие странные приставания. Это можно было списать на то, что Жазону всегда льстило положительное внимание. Или на то, что он в принципе редко ощущал сильные эмоции, такое тоже можно предположить. Только даже самого банального отвращения или презрения он не испытывал. К нему лезли только так, а сопротивлялся он откровенно формально. Он почему-то представил: какую реакцию он бы выдал, не будь всё так двусмысленно, не будь один из них пленником? Результат не утешал — Жазон бы испытал шок, но при определенной настойчивости и анонимности Аквариса даже ответил взаимностью. А что было бы дальше, он боялся представить. Как и свои настоящие перспективы. Одно неверное движение и неудачно сказанное слово могло резко изменить отношение к нему Аквариса. В любой момент Жазона могли прирезать или возлюбить по-настоящему, и неизвестно что из этого хуже.

Бесконечный поток мыслей прервал неожиданный стук в дверь. В глубине души он был ему благодарен, тема собственной греховной стороны не сильно Жазона радовала. Впрочем как и то, что он просидел несколько часов, смотря в стену и практически не двигаясь. На деревянных ногах он подошёл к двери.

— Кто здесь?

Сначала было тихо. Потом взволнованная речь, неожиданно знакомая:

— О, Игве-э, Дама! Ты живой! Прости, я так испугался. Там была казнь на площади, жуть как много народу.

— И что?

Жазон сразу собрался. Неожиданно неплохая догадка возникла внезапно, как и сам Герс. Как вообще художник его нашёл?

— Там был Акварис. Жутко злой, с саблей наголо, он лично… Того… Обезглавил. Вот только говорил на местном, я его через силу понимаю, и то потому, что мама постоянно его использовала… Ой, прости. Наверное, я что-то перепутал. Мне показалось, что он говорил о пленнике и военных законах…

Внезапно наступившая пауза дала время обдумать услышанное. Обезглавил лично. Тот, кто вёл себя как буйный глуповатый подросток и как ласковая домашняя певчая птица. Герс явно не видел его с той мягкой стороны. Догадка про потенциальную опасность Жазона подтвердилась. Как и мысль о том, что надо бежать. Хоть как.

— Ты, ты ещё здесь? Я реально испугался за тебя. Мы столько лет дружили… Как ты здесь вообще?

Хоть как. Жазон прислонился к порталу плечом и закрыл глаза. Кто предал однажды, тот вроде может повторить. Жазон плохо знал святые книги, но мораль этой притчи помнил.

— Я в порядке. Меня особо не пытают и не трогают, — он с трудом управлял голосом, заставляя его звучать дружелюбно. — Сам-то как?

Хоть как, но ему нужно бежать.