Пряничного человечка застрелят в десять ноль одну (джен)

Тёмная глухая промзона — бывший завод или что-то в этом роде — была отличным местом для встречи, к которой не нужно было привлекать внимание властей. Себ это отлично понимал. Правда, у него были определённые вопросы по поводу того, почему из всех, мать его, заброшенных промзон в мире Брук выбрал именно эту — где-то в Чехии, где-то под Остравой, но задавать он их не собирался.

Они добирались почти весь день.

В аэропорту, куда Себ едва не опоздал, потому что мисс Кларенс задержалась на сорок минут, он Брука едва узнал.

Его встретил потрёпанный жизнью мужичок неопределённого возраста, но скорее за сорок, в заношенной старой куртке и в глупой шерстяной кепке. Никакого грима на Бруке не было, просто, переодевшись, он превратился в совершенно другого человека.

Увидев Себа, он неловко махнул рукой, почесал ухо и спросил чуть дрожащим неуверенным голосом:

— Значит… едем, да? — и протянул Себу два билета до Праги. Более он ничего не говорил, только извинялся, если вдруг неуклюже задевал кого-то своим большим нелепым чемоданом с одним сломанным колесом. Кажется, весил чемодан в два раза больше Брука, и в какой-то момент Себ тихо спросил:

— Сэр, может, отдадите его мне? — сам он был налегке.

— Так… мило с твоей стороны, — искренне и с явной неловкостью улыбнулся Брук, но чемодан не отдал.

Себ оделся почти по-военному, только куртку выбрал не форменную, чтобы не привлекать лишнего внимания. Из них двоих он явно был более заметным, и, кажется, Брука это устраивало.

Летели они эконом-классом, причём Брук умудрился немного облиться томатным соком и пять раз извинился за это перед Себом, другим соседом и стюардессой.

На кой чёрт требовался весь этот спектакль, Себ не понял (да и не стремился понять). Может, он так справляется со скукой?

В Праге выяснилось, что Брук свободно говорит по-чешски — он без труда нашёл кассу, купил нужные билеты, задал неизвестного содержания вопросы пузатому местному полицейскому и кивнул Себу, чтобы тот шёл следом. А ещё он избавился от кепки и как-то изменился. В поезд до Остравы вместе с Себом уже садился совершенно непримечательный и незапоминающийся турист лет тридцати пяти. Никакой неуклюжести, никаких суетливых движений не осталось. А у чемодана волшебным образом перестало барахлить колесо. Правда, молчаливость никуда не делась — едва оказавшись в поезде, он закрыл глаза и не то заснул, не то погрузился в глубокие раздумья.

Себ принялся смотреть в окно, несколько жалея, что не догадался захватить газету. Он даже не пытался угадать, куда и зачем они едут и что именно он там будет делать.

Уже выйдя из поезда, Брук наклонился к своему чемодану, открыл его и достал оттуда чехол для теннисных ракеток. Протянул Себу. Ощупав его, Себ легко угадал содержимое и с некоторым трудом проглотил вопрос о том, как это вообще возможно. Что-то он не видел, чтобы они декларировали оружие в Хитроу. И едва ли все сотрудники аэропорта вдруг ослепли. Ну, не подкупил же Брук целую толпу ради того, чтобы протащить винтовку в страну, где её можно было бы достать без особого труда? И ладно бы, это была его, Себа, была пристрелянная и проверенная винтовка, так нет. Самая бесполезная контрабанда в истории.

— Добро пожаловать в Моравию, мой дорогой… — шепнул Брук, застегнул чемодан и пошёл прочь. Себ закинул на плечо чехол с винтовкой и зашагал за ним.

До промзоны они добрались пешком. Оставив Себа подыскивать лёжку, Брук ушёл куда-то — и вернулся через час, уже в костюме и с привычным, слегка безумным выражением лица.

И вот теперь, уже в темноте, Себ лежал на старой крышке, обшитой ржавыми листами металла, и через прицел разглядывал Брука, гулявшего внизу в тусклом свете единственного на всю округу уцелевшего фонаря. Осмотр местности давал результаты, близкие к нулевым. Брук не позаботился о том, чтобы вместе с винтовкой привезти в своём чемодане хотя бы светофильтр, не то что прибор ночного видения, и теперь темнота вокруг была для Себа совершенно непроницаемой. Поэтому он не сводил взгляда с Брука, не переставая прислушиваться.

Если для криминальной встречи место было отличным, то для обеспечения безопасности одного из участников — дерьмовым. На крышах вокруг могло быть еще два десятка снайперов. А в любом проулке — группа спецназа, например. Или просто здоровые парни с автоматами.

Кирпичные стены заводских зданий отлично глушили звуки, но всё-таки отдалённый шум мотора Себ заметил. Шум стал ближе. Затих. Резкие хлопки дверями: четыре, по очереди. Вот и гости.

Ни лазерной игрушки, ни других снайперов не было, приказов тоже. Поэтому Себ просто ждал, поглядывая на наручные часы и игнорируя голод. Не считая завтрака в самолёте, они с Бруком ничего сегодня не ели. Неизвестно, как там Брук, а вот Себ не мог довольствоваться исключительно умственной и духовной пищей — ему требовался хороший кусок мяса. «О котором лучше не думать», — напомнил он себе. Не то, чтобы это было непривычное чувство. Но мирная жизнь в Лондоне и с полным холодильником еды, к которому всегда есть доступ, развращала.

Лишние мысли исчезли, когда в пятне света появился человек, больше всего похожий на какого-нибудь профессора: бородка, очки, пиджак, лысина — полный набор. В темноте Себ различил шевеление и попытался сосчитать охрану. Человек пять как минимум — и это только те, кто рядом.

Брук и профессор обменялись рукопожатиями как давние знакомые. Потом Брук расстегнул пиджак, распахнул — и профессор невозмутимо сунул руку ему во внутренний карман. Пошарил там — и отошёл. Брук застегнул пиджак, одёрнул полы и послал профессору воздушный поцелуй. Профессор остановился на границе светового пятна и эмоционально взмахнул руками. Почти неразличимые в темноте тени, кажется, ощетинились стволами. Брук, запрокинув голову, рассмеялся, повернулся к профессору спиной и пошёл прочь.

«Да чтоб тебя!» — скрипнул зубами Себ. Как его охранять, если нихера не видно? Профессор ещё немного постоял, потом махнул рукой, как будто говорил: «Да к чёрту всё», — и тоже скрылся в темноте. Тени зашевелились.

Спустя две минуты Себ расслышал, как завели мотор — а потом постепенно звук растворился вдалеке. Машина уехала. Брука не было видно.

— Сколько ты мог бы пролежать так? — раздался его голос за спиной. Себ снова вздрогнул, обернулся и сказал в темноту:

— Однажды я могу выстрелить на звук вашего голоса, сэр.

— Конечно, можешь… — отозвался Брук. — Так сколько?

— Сколько нужно, — учитывая, что Себ всё ещё лежал, а Брук стоял, да ещё и в темноте, почти что вне зоны видимости, разговор раздражал. — Но есть шанс, что дня через три-четыре у меня поедет крыша.

Если когда-нибудь Брук решит устроить ему такую проверку на выносливость… Что ж, один сумасшедший в итоге убьет другого, и суммарные потери для мира будут невелики.

— Я бы не смог… — протянул Брук. — Скучно…

Себ хмыкнул: вот если бы скука была основной проблемой долгой засады, было бы круто. Ни тебе минимального пайка, от которого есть ещё больше хочется, ни отправления нужды в только что разрытую ямку, да ещё и побыстрее, ни выматывающего желания заснуть, смешанного с точным пониманием: спать нельзя, разве что дремать урывками, по несколько минут. Ничего этого. Просто скучно.

— Всё закончилось, Себастьян… Это была очень короткая сделка. Пошли.

Они провели десять часов в дороге для того, чтобы мужик в очках залез Бруку в карман пиджака. Ладно.

— Ты, кажется, любишь пиво, — заметил Брук, когда они вышли с территории завода. — Так?

Себ пожал плечами. Не то, чтобы он его любил. Один и просто для удовольствия пить бы точно не стал, разве что в компании.

— Ладно, дорогой мой святой, — протянул Брук, верно истолковав пожатие плечами, — надеюсь, ты хотя бы не постишься.

— Ни за что, сэр.

Брук вполне по-человечески рассмеялся, а через час они уже сидели в ресторане на центральной площади города, с видом на какой-то колонну и фонтан, а полная не слишком-то юная официантка флиртовала с Бруком на чешском. Себу меню не дали — Брук сделал заказ сам, да и чёрт с ним. Если в итоге на тарелке будет мясо — ему плевать, как оно называется.

Пиво им всё-таки принесли: тёмное, нефильтрованное, очень холодное и с большими шапками пены. Брук подвинул к себе кружку, но пить не стал, только принялся задумчиво водить пальцем по стеклу. Себ пиво попробовал — и признал, что Чехия ему вполне нравится. И это чувство достигло абсолютного значения, когда официантка расположила перед ним огромную, больше похожую на блюдо тарелку с горой тушёной говядины, овощей и хлеба.

Брук выбрал что-то зажаренное, невнятное и небольшого размера и ел с таким видом, словно этот процесс тоже вызывал скуку.

— Приятного аппетита, сэр, — сказал Себ, беря в руки вилку и отдавая должное местной кухне.

Шикарная кухня.

— Твоё нелюбопытство иногда даже задевает, детка, — заметил Брук. — За весь день — ни одного вопроса.

Себ проглотил кусок и пожал плечами:

— А о чём спрашивать?

Брук принялся за еду, кажется, не услышав. И только когда Себ прикончил половину своей порции, заговорил:

— Я задал бы тысячу вопросов… Но ты молча идёшь, куда велено, делаешь то, что скажут…

— Вы босс, — заметил Себ, — захотите о чём-то сообщить — сделаете это сами, а не захотите — так и спрашивать нечего.

— Босс… — Брук снова погладил пивную кружку, — что ж, раз так, я хочу сыграть в игру. Я задам вопрос тебе, и ты будешь честен, а взамен отвечу на любой, который задашь ты. Потом снова мой вопрос… потом твой.

Вообще-то Себ таких игр избегал — не любил оказываться в дурацких ситуациях. Но не в случае с Бруком. Тот знал о нём столько, что скрывать было просто нечего.

— Давайте… Я так понимаю, что если совру — вы у меня это по лицу прочитаете, да, сэр?

Этот комментарий чрезвычайно развеселил Брука. Кажется, до сих пор Себ не видел его в настолько хорошем настроении. Может, и на него действует спокойная музыка, вкусная еда и громкие разговоры людей, которым нет до них с Себом никакого дела?

— Итак, скажи мне, Себастиан, почему ты так упорно отказываешься называть меня по имени, несмотря на мои просьбы и прямые приказы?

Да твою ж… Лучше бы спросил, на скольких девчонок в школьной команде по волейболу у него стояло, он бы даже постарался вспомнить поимённо. Но ведь можно было угадать, что вопросы Брука обязательно будут с психологическим вывертом. Чёртов любитель покопаться в чужих мозгах (Себ вспомнил, как Брук однажды сунул палец в продырявленную пулей голову недавнего собеседника, и прибавил к характеристике: в прямом и переносном смысле).

— Я люблю субординацию, — сказал он, немного подумав, — мне с ней привычно и удобно.

— А ещё она позволяет держать дистанцию… — медленно и с придыханием проговорил Брук, — о, да, мой дорогой, в первую нашу встречу ты всем богам молился, чтобы видеться со мной как можно реже… Ты и до сих пор этого хочешь. Так?

Играем в честность, значит?

Себ поднял глаза от тарелки и сказал:

— Да, сэр.

Хотя, надо сказать, это была полуправда. Его пугал и раздражал Брук. Но он к нему привык. Его безумные выходки щекотали нервы, поэтому, пожалуй, если бы он внезапно исчез, Себ начал бы скучать.

И грёбаный Брук это прочитал моментально, судя по смеху.

— Ты немного жульничал, дорогой… Но заслужил свой вопрос.

Себ вернулся к еде, попробовал странноватый, очень мягкий белый хлеб, запил пивом — в общем, как мог, тянул время и выдумывал вопрос. Спрашивать о сегодняшнем деле? Нет смысла, оно уже в прошлом. О личности самого Брука? Так не ответит или ещё больше запутает. Да и не нужны ему чужие тайны.

— Что вы едите, сэр?

Брук прищурился:

— Это называется smažený syr. Можешь перевести?

— Конечно, нет, — флегматично отозвался Себ.

Еда настроила его на благодушный лад.

— Тогда в следующий раз отвечай честно и не жульничай, — Брук подмигнул, а его с-с-с… как его там всё ещё лежал недоеденным на тарелке. — Мой ход. Ты работал один или группе? — внезапный вопрос.

— Один или в паре. В группе — только в самом начале, два месяца.

Пусть наслаждается честным ответом. Кажется, Брук оценил и сделал приглашающий жест. Подбодрил:

— Ну же, не стесняйся!

Себ привычным движением потёр переносицу. Знать бы, чего Брук от него хочет. Какой вопрос сочтёт достойным? Поймав насмешливый взгляд, Себ слегка разозлился и спросил негромко, но решительно:

— Вы сами убивали, сэр? Когда-нибудь?

Если бы вокруг не было стольких шумных компаний, хохот Брука точно привлёк бы к ним внимание.

— Недурно, — улыбнулся он, вытерев слезы в уголках глаз, — и очень метко, мой дорогой стрелок. Нет, Себастиан. Я не люблю пачкать руки.

Себ точно не смог бы объяснить, почему, но от этих слов ему стало не по себе. Джим прикрыл глаза.

— Однажды… был близок к этому. Тот парень… я его ненавидел. Я знал, как его убить, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Я всё приготовил… Но в последний момент рядом нашёлся тот, кто ненавидел его больше меня, — Брук широко, довольно улыбнулся как человек, вспомнивший нечто прекрасное. — Тогда я понял, чем буду заниматься в жизни, — он открыл глаза, а Себ спросил:

— Когда это было?

— Нет-нет, детка. Это второй вопрос. Моя очередь…

Его очередь не наступила, потому что в затылок Себа упёрлось ледяное дуло пистолета. В тот же момент за спиной Джима появился рослый бритоголовый парень — и приставил другой пистолет к его виску.