Агония любви (гет)

Арианна никогда бы не призналась себе в любви к нему, но жадность, с которой она ловила каждое движение Рейегара Таргариена, перерастала в одержимость. И отрицать это уже не представлялось возможным, потому как жгучее пламя, вздымающееся в груди при его появление, не позволяло себя игнорировать и разрасталось с каждым мгновением, что она смотрела на короля. Арианна была бессильна перед этим, даже, как прежде, не могла более отвернуть головы, когда видела его, ее взгляд цеплялся за стройный силуэт в красно-черном бархате и не отпускал, пока Рейегар Таргариен сам не исчезал из поля зрения. И только после его ухода Арианна ощущала боль в грудной клетке, потому что сердце, обезумевшее, как от утомительно-долгого и скоро бега, колотилось в ускоренном ритме, бесновалось, вырывалось из груди. Чтобы успокоить его, требовались долгие минуты, а порой и часы, она с трудом справлялась с этим. Хотя была привычна выравнивать дыхание после стремительной дорнийской пляски. Но это было другое, и, о Боги, это было больно.

А больнее всего было то, что король и вовсе не глядел на нее; и она не радовалась этому, хотя так шанс быть уличенной уменьшался в разы. Помимо него и другие могли правильно истолковать ее поведение, ненасытные взгляды на него, но томительный страх быть понятой именно им теснил грудь. Арианна и боялась этого, и желала более всего на свете. Это было так в новинку, обычно она сводила кого-то с ума, и чувства ее были легкими, словно мотыльки, страстными и недолговечными. И они не причиняли ей боли. Не то, что Рейегар Таргариен; у того делать несчастными всех окружающих, особенно тех, кто любит его, вошло, казалось, в привычку, он и не замечал этого. А все вокруг него страдали. Страдала и Арианна, хотя ненавидела и презирала себя за эту слабость. Она бы никогда раньше и не подумала, что будет так мучиться, да и из-за кого, из-за мужа ее покойной тети, чертова Рейегара Таргариена. Прежде в ее груди не возникало никаких чувств, помимо насмешливого пренебрежения; она почти презирала его. А потом она услышала, как он поет, и все переменилось — тоска сжала ее грудь, а вместе с ней проснулся странный интерес к нему. Дальше Арианна не помнила — она упала в чувство с головой, как делала это всегда, а когда опомнилась, поздно было выбираться — бурный поток мчал ее в неизвестном направлении. Все, что она могла, это стараться остаться на плаву.

С каждым днем получалось все хуже и хуже. Ее влекло к нему непреодолимое притяжение, и она боролась из последних сил, да вот только сил не оставалось. А взгляд Рейегара Таргариена был все таким же колдовским и глубоким, а улыбка чарующе печальной. Раньше Арианна считала это маской и желала однажды снять ее с садистким наслаждением, чтобы поглядеть, что спрятано за ней — гнилое, отвратительное, недостойное. Сейчас она тоже желала этого, но по-другому, она бы не стала насмехаться над темной стороной короля, а воплотила бы в жизнь его грехи или же смирилась с ними, приняла бы. Она хотела бы узнать его настоящего, и открыть ему себя и то, как сердце выбивается из груди при виде него.

А он проходил мимо, учтиво кивал на ее реверанс и мягко улыбался, да вот только улыбка эта была дежурная, он дарил такую каждому, всем, не только ей. Но Арианна радовалась даже таким крохам и в противоречие этому вскидывала подбородок повыше, выказывая едва ли не пренебрежение. Хотя глаза ее не могли отпустить его, а руки тянулись коснуться груди над его сердцем, коснуться волос. Она воротила взор, а потом возвращалась к нему — как только он отворачивался. И ее едва ли не трясло.

— Мой отец слеп, когда дело касается любовных дел, — тихо сказала как-то Рейенис, которая поняла все первая, и коснулась ее плеча, слабо улыбаясь. Впервые Арианна видела кузину столь неуверенной, обычно она громко смеялась, не стеснялась выказывать чувства и провоцировала всех и вся — в ней играл Дорн. Но сейчас глаза ее сияли почти отцовской печалью и пониманием, а улыбка подрагивала. Арианна усмехнулась, передернула плечами. «Все чудесно», — прошептала она и вытянула Деймона танцевать, словно бы не чувствовала проницательный взгляд Рейенис на себе. Дело было на пире, и да, она чувствовала. А от того хохотала громче, улыбалась ярче, запрокидывала голову, отчаянно кружилась и встряхивала волосами, отгоняя мысли и о Рейенис, и о ее отце. А потом Рейенис пригласил на танец ее надменный Визерис, и дышать стало легче. Арианна растворилась в танце. В какой-то миг ей казалось, что по ее телу бродят вовсе не руки Деймона, а другие, более ухоженные, мозолистые, почти белые, с длинными тонкими пальцами. Но наваждение быстро исчезало, и она вновь взмахивала головой. Под конец танца у нее все плыло перед глазами. Немудрено было бы и Рейегара с Деймоном перепутать.

Он пригласил ее на танец именно в этот момент, и она едва не рухнула в его руки, захлебнувшись воздухом. Музыка, чужие голоса, выкрики смешались в общий гул, но его негромкая просьба выделилась из него. И Арианне показалось, что она вот-вот потеряет сознание, когда она подняла взгляд от протянутой ладони на внимательные, серьезные, никак не влюбленные темные глаза.

— Подарите мне танец, принцесса.