Крыса (гет)

Фрэнки перевела письмо, и Джек его отправил. После этого ему сперва было неловко встречаться с девушкой, когда она приходила в гости к Антонии, но Фрэнки держалась так, будто никогда не узнавала о нем ничего особенного, и в конце концов его смущение сошло на нет.

Фрэнки всегда вела себя, как он потом убедился, непринужденно, естественно, при этом была очень спокойной и сдержанной. Они с Джеком могли поболтать, Фрэнки ценила и хорошую шутку, хотя смеялась чаще глазами, но обычно она слушала, помогая Антонии готовить, мыть посуду или развешивать белье.

— Мэри моя была такая же тихоня, — вздохнула однажды Антония. — Они в одном классе учились, дружили, все книжки вместе читали. А потом вот… Беда случилась. Фрэнки тогда, как и Мэри, было тринадцать. Так она мне стала вместо сестры помогать мальчишек нянчить. Они же тогда совсем маленькие были оба. Джонни учила читать и писать, с Полом делала уроки. Ее семья тут еще до ее рождения поселилась, не то что мы. Мать нас сюда привезла из Лондона, потому что отца искала. Он от нас удрал с какой-то девицей, когда Джонни годика еще не исполнилось. Ох мы и бедовали! Повезло, поселились здесь, нам люди помогали, пока вот…

Она рыжей прядью вытерла скатившуюся по щеке слезу и тряхнула головой.

— Ну ничего! Накоплю денег, выйду за Реймонда, открою свою забегаловку, а потом рожу двух девочек, Мэй и Мэри. А то мальчишки мне надоели. Штаны ваши с рубашками, носы разбитые, сигареты в карманах… Своих дочек я буду наряжать, как куколок, и повязывать им бантики.

Она так замечталась, что выпустила щетку, которой отчищала посуду, и стала накручивать на палец выбившиеся пряди. Ее прозрачные глаза заблестели, взгляд стал застенчивым. Джек улыбнулся, невольно залюбовавшись ею.

Реймонд, жених Антонии, смуглый детина лет тридцати, был швейцаром в одном из нью-йоркских отелей. С невестой они виделись изредка, но не оставляли надежду, что наконец сыграют свадьбу, когда накопят побольше. В начале августа Реймонд помог Полу устроиться в тот же отель коридорным. Это отметили в семейном кругу.

Реймонд и Пол приволокли всякой снеди. Здесь были и хот-доги, и жареный картофель, и сладкие пирожки, и орешки в сахаре. Антония притащила Джека за стол, а потом громогласно требовала, чтобы он помогал ей останавливать жениха, если тот захочет угостить ее братьев портвейном. Сама она, однако, пила наравне с Реймондом и Джеком и довольно быстро захмелела. Лицо ее раскраснелось, она откинулась на спинку стула, выбранила хозяина кафе, где работала официанткой, за жадность и мелочность, потом в красках описала, как он будет уговаривать ее взять его хоть уборщиком, когда она откроет собственное кафе и переманит у него всех клиентов, а потом вдруг ткнула пальцем в Джека:

— Э, слушай! Я придумала. Тебе надо коридорным, с Полом вместе. Рей, устрой его, а? Вам же там народ-то нужен, правда? Джек, ну давай, уговори его. Ты такой красавчик будешь в этой униформе!

— Да мне и в бригаде хорошо, — отозвался Джек: не очень-то хотелось угождать таким, как Хокли или его телохранитель. Один раз потаскать чемоданы, если иначе не заработать ничем — это еще ладно, но жить так постоянно…

— Опомнись, женщина, — Реймонд изобразил обиду. — Как ты при женихе кого-то называешь красавчиком, совсем стыд потеряла?

— Да ты у меня самый лучший, — Антония потянулась к нему через стол. — Не ревнуй, ты же не этот… Ох, я про него когда-то читала… Который задушил жену…

Реймонд сдержанно улыбнулся. Он сам почти не пьянел и вообще, при всей приветливости, был не слишком разговорчив. Однако чувствовалось, что он успел расположить к себе Пола, ловившего каждое его слово, а Джонни явно подкупало, что жених сестры разрешает ему уплетать сладкое за обе щеки.

— Не помню, как его звали, но вроде это был негр, — заметил Реймонд.

— Ну да! Но женился-то он на белой. И задушил.

— Так ты мне повода не давай, и я тебя не трону, — он склонился к невесте и что-то зашептал ей на ухо. Антония захихикала и замахала на него рукой, потом обратилась к ним:

— Мальчишки, идите-ка, погуляйте. Джек, присмотришь за ними, а?

Пол и Джонни сами были не против лишний раз удрать из дома. Джек вывел их со двора и зашагал все дальше по улицам, обходя задиристые компании, временами стараясь перекричать шум. Джонни шел вприпрыжку, то взахлеб рассказывая о том, как они разыграли учительницу, то расспрашивая Джека о Париже, Лос-Анджелесе и кораблях. Парнишка был любознательный, только ему не стоило ничего навязывать. Он и рисовать уже пробовал, и перенял от Джека несколько фраз на французском.

Пол, как это часто с ним бывало, призадумался. Джек еще за столом заметил, что если на Реймонда парень смотрел с восхищением, то на сестру — презрительно, будто бы считал, что она не стоит такого человека. Расспросить бы его, чем Реймонд успел так ему понравится. Может, получится что-то подсказать Антонии.

Джек улыбнулся, наблюдая, как Пол проводил взглядом стройную девушку в ярком платье. Парень растет. А вот так же пристально посмотрел на хорошо одетого толстяка — а на него-то почему? А, вот что: засмотрелся на часы, ярко блестевшие на солнце. Видно, хочется такие же.

Да, Нью-Йорк пробуждал мечты. В каждом клерке, оборванце, разносчике чувствовалось истовое желание или смутная надежда, что следующий день откроет ему что-то необыкновенное. Пусть пока не везет — но повезет завтра.

Джек не раз замечал, что большие города сильнее живут надеждой, чем малые. Может, потому что в большие стремится молодежь. А может, новизна рождается именно в огромных городах, и ты чувствуешь себя причастным ей — будь автомобили, забастовки или электрический свет. Хотя куда больше Джек ощущал себя причастным бойким и кокетливым парижским цветочницам, беспокойным и сумасбродным художникам, а в Нью-Йорке — ошеломленным эмигрантам и рано познавшим жестокость жизни ребятишкам на пожарных лестницах.

Джек и сам невольно заражался надеждой и вглядывался в завтрашний день, хотя и не знал, имеет ли на это право. Из строительной бригады он собирался уйти, потому что там все больше чувствовал себя запертым в клетке. Наученный горьким опытом в Париже и Саутгемптоне, Джек еще до увольнения проверил, сможет ли зарабатывать рисованием: попытался продать на улице свои рисунки. Их никто не купил. Может, стоило бы отправиться поюжнее, туда, где людей больше тянет к искусству — или народ просто повеселее, побезалабернее. Да и вообще в дорогу манило, точно хотелось развернуть сложенные крылья.

Нью-Йорк все же был полон воспоминаний, заставлял думать о неслучившемся. Отсюда была видна Статуя Свободы, которой так и не полюбовались Роза и Фабри. Сюда причалила «Карпатия», по улицам этого города разошлись пассажиры «Титаника», и те, кто их встречал, и те, кто никого не дождался.

Порой Джеку хотелось разыскать Джейми и Озу, Хельгу, узнать, как у них складывается жизнь. Каково было Озе первое время в одиночку работать для них с Джейми, которому пришлось ждать, пока не срастется рука? Оправилась ли после трагедии Хельга, освоилась ли в стране, языка которой не понимает? На «Карпатии» Джек попробовал учить ее английскому, она запомнила несколько слов и фраз, но ведь этого же недостаточно. Однако он трусил — боялся, что воспоминания нахлынут с новой силой, взорвутся болью, которая сейчас чуть утихла. Ведь невозможно забыть, что и Роза сошла бы на берег, не вмешайся Джек в ее судьбу. Она сошла бы несчастной — но была ли счастлива в последние минуты, повиснув на леерах? Ощущение, что они вместе, искупило ли ей ужас падения, чудовищную боль перед смертью?

Так неужели было бы лучше, если бы ничего не произошло между ними? Неужели те минуты их отчаянного счастья были ошибкой? Вопросы лезли в голову внезапно, за работой или перед сном, и сердце схватывало душащей болью, и Джек боялся ответить сам себе — потому что, как ему казалось, он уже знал ответ.

Пришла осень. Вечерами стало быстро темнеть и холодать. Джек все-таки старался каждый вечер упражняться в рисовании, за что нередко получал нагоняй от Антонии: она то ворчала, что он изводит слишком много керосина, то удивлялась, как он не зябнет. Пол дома теперь появлялся редко, и то, что раньше было его порцией, уходило теперь пополам Джеку и Джонни. Нет, вообще-то Джек всегда ел, что дают. Поначалу он вообще не замечал, какова на вкус стряпня Антонии, и не понимал, почему ее братья, садясь за стол, обреченно переглядываются. Но за эти месяцы он привык есть более-менее регулярно, почти досыта. И ему становилось все труднее проглотить то, что варила или жарила Антония (не всегда было ясно, что это), даже после целого дня тяжелой работы на воздухе. Однако отказываться значило весь вечер слушать громкие истории о том, какой страшной смертью погибали отравившиеся хот-догами. Антония вообще поразительно много знала ужасных историй по каждому случаю, когда ей понадобилось бы убеждать братьев или Джека. Например, однажды, заставляя мальчишек тщательно мыть руки и не забывать про лицо и шею, она пригрозила, что иначе они могут заразить весь квартал тифом и точно окажутся за это в тюрьме.

Джек все же нашел новую работу: хозяин кафе, где служила Фрэнки, согласился взять его вторым официантом. На работу Джек должен был выйти на следующий день, после того, как возьмет расчет в бригаде. Рассчитаться удалось с утра, и он отправился домой. Собирался перекусить, а потом побродить с блокнотом по улицам.

Антонии не было дома, Джонни тоже полагалось быть в школе. Однако Джек застал парнишку у себя в комнате: Джонни, видимо, не услышал, как тот вошел, и продолжил с увлечением обшаривать его вещи.

В первую секунду Джек не на шутку разозлился. Захотелось немедленно отвесить мальчишке затрещину. Вместо этого Джек тихонько кашлянул и не без удовольствия полюбовался, когда Джонни подскочил, как ошпаренный. Глаза у парнишки округлились, он открыл было рот, потом плотно сжал, явно подражая Полу, но еще миг спустя губа у него затряслась, он стал тереть глаза кулаками.

— Дядя Джек… Пожалуйста… Только Антонии не говори, я ничего не брал, честное слово! Мне просто интересно стало!

— Хорошо, Антонии не скажу. Выверни карманы.

Джонни, громко всхлипывая, покорно вытащил все из карманов и вывернул их. У Джека он решился поживиться, видно, только парой монеток по десять центов каждая, но с ними оказался еще и золотой браслет.

— А это откуда? Только не говори, что взял у меня. Ограбил родную сестру?

Хотя вообще-то у Антонии таких украшений тоже не было. Джонни испуганно замотал головой:

— Нет, ты что! Я… Я у Пола нашел. Только ему не говори тоже. Он меня убьет, если узнает, что…

— Что ты обшаривал его вещи? Ну, правильно сделает.

Джонни захныкал громче, а Джек почесал голову. С Полом надо было поговорить как можно скорее. Не стоило парню пускаться по такой дорожке, вряд ли у него хватило бы ловкости и опыта, чтобы не попасться. Да и Джонни следовало наподдать как следует. Самому Джеку за такие дела больно бы досталось.

Он взял мальчишку за плечо, но тот завыл и замахал перед собой руками. Джеку стало жаль его.

— Ладно, не ной. Еще раз так сделаешь — пеняй на себя. Иди давай.

Джонни не пришлось приказывать дважды. Браслет Джек рискнул оставить у себя до прихода Пола — тот обещал заглянуть на следующей неделе.

Во вторник он наведался, и Джек отправился с ним прогуляться, на сей раз не взяв Джонни. Они побрели дворами, Джек свернул в какой-то тупичок и там вынул из кармана браслет. Пол опешил, даже посерел лицом.

— Откуда это у тебя?

— Выкатилось прямо мне под ноги. Прятать надо лучше, раз уж воровать взялся. А то не совался бы ты в такие дела. Может, тебе сейчас живется неважно, да только в тюрьме-то еще хуже.

Пол попытался изобразить наглую ухмылку.

— А ты откуда знаешь? Потому что сам оттуда недавно, да? Читаешь мне морали, а у самого шрамы от браслетов.

Ну, отчасти он был прав. В тюрьму Джек попадал в шестнадцать — сцапали за бродяжничество. Отпустили быстро, но впечатлений хватило. На мелких кражах тоже его несколько раз ловили, но везло: полицию не вызывали, дело обходилось побоями. Двум его друзьям в Лос-Анджелесе повезло меньше.

— Потому и читаю, что не хочу тебе такие же. Можно и без этого чего-то добиться, правда. А если тебя арестуют — а ты не дурак, надеюсь, чтобы считать, будто сможешь всех обхитрить — ты не добьешься уже ничего.

Пол пожал плечами.

— Антонии скажешь?

— Нет. Ей это знать ни к чему, согласен? Ты ведь больше так не сделаешь?

Пол нехотя кивнул.

— Браслет я выкину, так, чтобы его не нашли. Не вздумай следить.

Отправив Пола домой, Джек постарался отойти как можно дальше от их квартала и выкинул браслет в ящик для мусора.