Тайны Тёмного Лорда (гет)

Весна… Такая разная, такая многоликая! По завершении своем, готовясь передать корону повелительницы лету, пленяет она взор буйством ярких красок, каждая из которых играет множеством оттенков, кружит голову дурманящими ароматами цветущих растений. В середине своей эта ветреная красавица переменчива как никогда, но от этого еще очаровательнее в своей непредсказуемости. То улыбается, и светит тогда на чистом голубом небосклоне ласковое солнце. То ненадолго загрустит, нахмурится и всплакнет — вот и набежали облака, проливаясь чистыми кристальными слезами. Может весна даже рассердиться. Дует тогда промозглый и вовсе неласковый ветер. А что же в самом начале? О, тогда эта юная барышня еще только просыпается, зевает и потягивается под пушистым снежным одеялом. Выглянешь в окно и даже не подумаешь, что уже настало время шаловливой проказницы. Один лишь беспристрастный календарь поведает нам о ее приходе.

В эту самую пору ранней, пока только календарной весны, в одно холодное, еще по-зимнему ледяное утро Темный Лорд сидел на обитом черной кожей диване в просторной комнате, служившей Беллатрисе гостиной. Руки его были сжаты в кулаки столь сильно, что костяшки пальцев побелели до синевы, а сам темный маг, весь обратившись в слух, с напряжением ловил звуки, доносившиеся из спальни. Пошли уже третьи сутки, как у Беллатрисы начались первые схватки, а она до сих пор так и не разрешилась от бремени. Юфимия Роули, одна из лучших колдоакушерок волшебной Британии, была приставлена к Беллатрисе еще несколько месяцев назад и по приказу Волдеморта находилась при ней неотлучно. Супруг ее, Квентин, чистокровный волшебник, слыл очень честолюбивым человеком, нетерпимым к маглорожденным как, впрочем, и все Пожиратели смерти. Но в смысле магического мастерства был самым заурядным чародеем, звезд с неба не хватал и ничем особенным не выделялся. Он, будучи одним из сторонников Волдеморта, еще до его падения пытался получить этот знак особого отличия. Однако не смотря на все заверения в своей преданности, все попытки заслужить благосклонность, Темный Лорд все же не спешил даровать желаемое неприметной серой мышке, считая мага не вполне достойным такой награды. И вот несколько месяцев назад, когда Квентин Роули уже потерял было всякую надежду, хозяин вдруг милостиво объявил ему, что готов даровать метку при условии, если его супруга уйдет из больницы святого Мунго и станет наравне с мужем служить Темному Лорду, выполняя только его задания, хорошенько держа при этом язык за зубами. Эта женщина регулярно появлялась на собраниях вместе с Квентином, которому повелитель регулярно давал разные поручения, как и другим своим сторонникам. Вскоре все окружение Волдеморта привыкло к ее присутствию в Ближнем кругу, хотя на руке волшебницы и не было темной метки. Что уж ей поручал хозяин — об этом пожирателям задумываться было совсем недосуг: своих дел хватало, и каждый сторонник Темного Лорда заботился больше о том, как бы не провалить свое собственное задание, да не схлопотать за это не в меру суровое наказание. Почти каждый маг из Ближнего круга не понаслышке знал и на своей шкуре попробовал лордова Круциатуса. Если у кого-то поначалу и возникло любопытство, то вскоре улетучилось: никто не решился бы совать нос в дела Темного Лорда — себе дороже выйдет.

Итак, Юфимия Роули уже несколько месяцев состояла при Белле. Это была светловолосая статная женщина с горделивой осанкой и голубыми, холодными, как сталь, глазами. Строгая и чопорная, расчетливая и честолюбивая, но вместе с тем очень талантливая, прекрасно знающая свое дело колдомедик. Хорошо известная и весьма уважаемая в профессиональном кругу, эта волшебница зачастую становилась последней надеждой многих женщин вылечиться от бесплодия, познав радость материнства, или единственным шансом выжить для тяжелых рожениц. Кроме того, целительница мастерски выхаживала даже полумертвых новорожденных и детей постарше тоже. Потому дама была очень избалована вниманием и лестью, а также всевозможными дарами от своих подопечных и их родных, которые в трудных и критических ситуациях готовы были дать ей все, что бы та ни попросила. А запрашивала эта ведьма за свои бесценные, на ее взгляд, услуги весьма прилично, ибо была у нее одна непреодолимая страсть: золото в любом виде — слитки и галеоны, а больше всего ювелирные изделия с драгоценными камнями, непременно гоблинской работы.

И вот эта самая Юфимия Роули, наблюдавшая беременную Беллу, теперь и принимала у нее роды. Задача целительнице предстояла весьма непростая. Уже при первом осмотре колдоакушерка была потрясена тем, что уже немолодая, да еще после всех мытарств в Азкабане и той истории с неродившимся ребенком, Беллатриса каким-то неведомым чудом все же была в положении. Впрочем, прямолинейная Юфимия без обиняков заявила, что не меньшим чудом будут и благополучные, как для матери, так и для ребенка роды. Сейчас волшебница прилагала максимум усилий, пуская в ход все свое искусство, однако никогда еще ее мастерство не подвергалось такой проверке. От напряжения у целительницы даже выступили вены на висках. Но даже самые действенные заклинания, самые проверенные зелья почти не давали никакого эффекта. К концу вторых суток Белла лишилась практически всех сил. Поначалу она старалась держаться и не издавала ни звука во время очередной схватки, потом все же начала истошно вскрикивать, а теперь просто глухо стонала от раздирающей изнутри боли, вот уже двое суток терзавшей ее тело.

И хотя Юфимия старалась изо всех сил помочь Беллатрисе, двигала ею отнюдь не жалость. Чародейка тряслась как осиновый лист от животного страха. Несколько часов назад она буквально на минуту вышла из спальни роженицы в ее гостиную, чтобы просто перевести дух и собраться с мыслями. Но тут ее взгляд упал на неподвижно сидящего Темного Лорда, и волшебница просто опешила от изумления. «Да он ли это?» — мелькнула в голове мысль. Голова чародея, всегда горделиво поднятая, теперь упала на грудь, глаза не полыхали багрецом, а скорее напоминали черные потухшие угли, взгляд их был какой-то отсутствующий, плечи поникли, спина ссутулилась. Одним словом, в эту самую минуту он меньше всего походил на кровожадное чудовище, каким его знал весь волшебный мир. Напротив, сейчас Волдеморт производил впечатление безмерно уставшего, потрепанного невзгодами человека, согбенного под непомерным грузом грехов и несчастий. Первые несколько секунд он даже не заметил Юфимию, настолько глубоко был погружен в свои мысли. Ему казалось странным и непостижимым, почему это каждый стон Беллы отзывался и в нем самом острой болью. Что же она должна была испытывать, если не могла сдержать криков, тогда как его Круциатус выдерживала весьма стойко. Правда, это было давно, еще до Азкабана. А после побега ведьмы из тюрьмы, Темный Лорд каким-то непостижимым чудом вообще ни разу не применил к ней не только пыточного, но и вообще никакого другого проклятья. Перед глазами с необычайной ясностью стояла непрошенная картина из воспоминаний миссис Коул. Это была сцена смерти матери через час после его рождения. «Неужели сегодня все повторится? Нет, нет, нет!» — повторяя эти слова в голове как мантру, пытался убедить он себя. — «Все должно обойтись. Должна же эта алчная идиотка оправдать свои таланты!»

Тут он, наконец, заметил Юфимию, и в глазах Волдеморта загорелся злобный огонь.

— Ты! — грубо зашипел он, доставая волшебную палочку, поднимая на воздух и левитируя целительницу в угол, больно приложив ее спиной о стену. — Сколько еще это все будет продолжаться, белобрысая мымра? Она третий день родить не может! Толку от тебя как от сквиба магии.

Чародейка, не привыкшая к таким словам и обращению, попробовала было пролепетать, что, дескать, случай с Беллатрисой весьма тяжелый, но она, как заслуженная колдоакушерка волшебной Британии, делает все возможное. А то, что роженица кричит, так это не страшно, а напротив, вполне естественно. Однако Волдеморт и ухом не повел, оборвав на полуслове тираду ведьмы.

— Естественно, говоришь? — спросил он, повышая голос и растягивая слова. — Смотри, как бы самой не пришлось естественно визжать от боли! — многозначительно добавил колдун. — И мне все равно, что ты там заслужила. Если не сделаешь все в лучшем виде ты, то даже не знаю, что с тобой сделаю я, но живой из этой комнаты тебе не выйти. Пыли от тебя не оставлю, поняла? — пригрозил напоследок Темный Лорд.

Это он мог. Это он еще как мог, ведь Нагайна никогда не жаловалась на скудость угощения. Говорил змееуст довольно тихо, однако Юфимия сразу осознала, что эти слова — не просто угроза для красного словца, дабы немного припугнуть. Темный Лорд действительно так поступит, если с Беллатрисой или с младенцем случится хоть малейшая неприятность.

Волдеморт, наконец, отпустил целительницу, сняв заклинание, и та рухнула на пол. Надо сказать, ей еще очень повезло, что избежала Круциатуса. Примени его колдун в течение хотя бы нескольких секунд, и волшебница не встала бы с полу как минимум несколько часов, какое уж тут акушерство. Понукаемая таким образом, Юфимия вернулась в спальню Беллатрисы и с удвоенной энергией принялась за дело, со всей ясностью осознав, что на кону не только жизни роженицы и младенца, но и ее собственная.

И все-таки усилия колдомедички не пропали даром. Через несколько часов после этого короткого разговора с хозяином, ее подопечная все же благополучно произвела на свет вполне здорового младенца. Но Юфимия все равно не могла успокоиться: новорожденный ребенок оказался девочкой. Целительница же была уверена, что такой мужчина как лорд Волдеморт, гордый, своенравный, беспощадный и властолюбивый, уж точно ждал сына. Бедная чародейка понятия не имела, как объявит ему, что Белла родила дочь. Круциатуса за такую новость ей точно не миновать, и это в лучшем случае. А то, как бы вообще не пришлось совсем распрощаться с жизнью. Вот бы мать сама объяснилась с Темным Лордом, но, учитывая ее состояние, вряд ли это сейчас представлялось возможным. Юфимия быстро и умело проделала все привычные процедуры с новорожденной и поручила ее заботам двух опытных эльфиек, всегда помогавшим ей принимать роды. Сама же снова занялась Беллатрисой, напоив ее не только укрепляющим и восстанавливающим, но для профилактики и кровоостанавливающим зельями.

Наконец, новоиспеченная мать уснула, а целительница, убедившись, что ее жизни ничего не угрожает, все же медлила выйти в соседнюю комнату, чтобы предстать перед Волдемортом и сообщить о рождении дочери. Однако Темный Лорд сам неожиданно возник перед ней прямо из воздуха. Будь это кто другой, Юфимия бы немедленно, не стесняясь в выражениях, выставила бы за дверь обнаглевшего папашу, посмевшего заявиться без ее разрешения и вздумавшего тревожить покой подопечной, за чье здоровье она отвечала. Но перед грозой волшебного мира она лишь почтительно склонилась, поспешив заверить, что с роженицей и малышом все в порядке. Змееуст лишь коротко кивнул, взмахнул рукой, приказывая удалиться, и целительница не посмела перечить.

Едва колдомедичка скрылась за дверью, Волдеморт сел у изголовья спящей Беллы и стал пристально ее разглядывать: бледное изможденное лицо; под глазами — лиловые круги от трех суток, проведенных без сна; искусанные в кровь губы — все говорило о недавно пережитой боли и страданиях. Маг тихо провел рукой по влажным от пота волосам, прошелся по плечам и коснулся длинными пальцами тонкой женской кисти. Кожа казалась полупрозрачной, и под ней были отчетливо видны синие вены, по которым текла кровь, благородная голубая кровь. Никогда и ни перед кем эта женщина еще не представала такой: обессиленной, беззащитной, измученной долгими и трудными родами, чуть было не стоившими ей жизни. А между тем, все магическая Британия знала другую Беллатрису — фанатично-жестокую, беспощадную и горделиво-надменную ведьму. Сейчас же она чуть заметно дышала во сне, и вместе с ее вдохами до слуха Волдеморта донеслось едва слышное мерное посапывание, свидетельствующее о том, что в комнате кроме него и Беллы есть и еще одна живая душа. Роскошная колыбель стояла по другую сторону от кровати Беллатрисы. Шелковый полог насыщенного изумрудного цвета, затканный золотыми цветами, был немного отдернут, и волшебник тихо заглянул за него. Темный Лорд и сам, наверное, не смог бы объяснить, что конкретно он испытывал, глядя на маленький, туго спеленатый живой сверток. Почему-то ни с того, ни с сего на него волной нахлынули воспоминания из собственного детства. С необычайной четкостью предстала перед ним его бедная приютская каморка с убогой железной кроватью и старым рассохшимся платяным шкафом. Невзрачная серая форма, затем — поношенные мантии до самого четвертого курса, когда он досрочно сдал СОВ и обзавелся собственным хранилищем в Гринготтсе. Вспомнилась ему и платформа 9 ¾ на вокзале Кингс-Кросс, когда он, придя к отбытию поезда раньше всех остальных, старался побыстрее прошмыгнуть в какое-нибудь купе и не видеть других детей, провожаемых родителями, а по прибытии на станцию до последнего сидел в вагоне. И только сейчас маг со всей ясностью осознал, на какую вершину ему удалось подняться благодаря своим талантам, волшебной силе, необыкновенно острому уму, недюжинному упорству и огромному честолюбию. Тот факт, что ступенями к этой самой вершине были чьи-то головы и трупы, сам путь был обильно полит чужими слезами и кровью, а главным средством служила черная магия, Волдеморта ничуть не волновал. Напротив, он торжествовал и чувствовал себя правым. А те, кто отказался от такого мощного ресурса, как темные искусства, или просто не смог совладать с этой силой, были в его глазах глупцами и трусами. Колдун был вполне доволен и ни о чем не собирался жалеть. Действительно, какое тут могло быть сожаление, когда вся чистокровная знать склоняет перед ним головы, сам он бессмертен, в его постели благородная аристократка, прелестная и сильная ведьма, а их дочь — с рождения госпожа. Но сколь высока была вершина, столь же глубока была и пропасть, в которую Волдеморта ввергли его непомерная гордыня, неодолимое желание мести и одержимость темными искусствами.

Некоторое время Темный Лорд просто стоял, молча созерцая спящую дочь, ее маленькое невинное личико, лобик, наполовину скрытый оборкой красивого чепчика, маленькие, как бантик, губки, длинные ресницы и полукружья век, за которыми скрывались пока еще неведомые глаза. Все его существо, каждая клетка, чувствовали нечто такое, чего он доселе не знал. То был самый настоящий голос крови, который маг с необычайной силой слышал в себе сейчас. Чародей, естественно, еже знал, что у него родилась дочь, а страхи Юфимии только насмешили его. Для самого же волшебника эта девчушка стоила десяти сыновей, так же, как и Беллатриса была ему дороже и ценнее, чем все члены Ближнего круга вместе взятые. Ведь последователи-мужчины когда-то отреклись от него, тогда как единственная женщина осталась верна до самого конца. Волдеморт нагнулся было к младенцу, но тут же резко отпрянул, словно его током ударило. Что еще за сентиментальность? Это же удел грязнокровок! Но тут же в комнате послышались тихие, чтобы не разбудить, шипящие звуки и слова, произносимые на парселтанге.

— Ну, здравствуй, маленькая повелительница, наследница самого Салазара Слизерина, величайшего из Основателей Хогвартса. Ты получишь все, что тебе положено по праву рождения: силу, власть, положение. Очень, очень высокое положение по правую руку от лорда Волдеморта вместе со своей матерью. И представители самых благородных чистокровных семей будут склонять перед тобой головы и называть своей госпожой. Тебе не придется отвоевывать, забирать силой все то, что уже принадлежит по праву. Ты будешь верна и преданна мне, не так ли? Конечно, ведь я лично займусь твоим воспитанием и образованием. Ты с колыбели повелительница. Твой отец — сам лорд Волдеморт, а не какой-то грязный маггл!

Малышка вдруг проснулась, открыла свои серо-голубые глазки и посмотрела на чародея так, что взгляд показался магу очень даже осмысленным. Тогда, напрочь позабыв о своих принципах и сдержанности, пользуясь тем, что его никто не видит, чародей взял девочку на руки, аккуратно придерживая головку и стараясь держаться за ткань, чтобы не коснуться ее своей холодной кожей, ведь, помнится, Юфимия говорила, будто младенцы любят тепло. Девочка тоже зашипела, издавая пока еще бессмысленные, но все же звуки парселтанга. Волдеморт с удовлетворением и затаенной гордостью отметил, что дочь тоже будет змееусткой и, кроме того, весьма сильной колдуньей.

— Поспите еще, маленькая повелительница, потерпите, пока ваша мать немного отдохнет. Когда она проснется, то покормит вас.

Малышка покорно закрыла глаза и снова уснула, кажется, поняв или же верно почувствовав все, что ей сказали. Ни плача, ни писка, ни визга — ничего, что всегда так раздражало черного мага.

— Кровиночка моя! — едва слышно прошептал он, тихо положил малышку в колыбель и беззвучно растворился в воздухе.

Этим же вечером Юфимия Роули неожиданно обнаружила у себя в комнате, которую чародей выделил для нее в Слизерин-кэстле, роскошный букет своих любимых лилий. В цветах оказалась карточка, где четким каллиграфическим почерком было написано: «За верную службу и мастерски выполненную работу!». Кроме того, волшебница с восторгом изъяла из букета маленькую плоскую коробочку, в которой оказался великолепный гарнитур — пара серег и кулон гоблинской работы с сапфирами, столь же синими, как и глаза ведьмы. «А все-таки Темный Лорд большой оригинал!» подумала чародейка.